В тени Рюджина

      14 февраля 50 года от начала Эпохи Какурезато       — Есть что сказать, Орочимару? — холодно разглядывая медленно взмывающую в воздух фигуру, спросила Цунаде.       Да, мне есть что сказать. Но большая часть тех слов, которые рвутся наружу, не являются цензурными и ничего дельного в себе не несут. Ооцуцуки. Что с ним можно сделать? У меня есть несколько идей, я же готовился к появлению Кагуи. Но знать об Ооцуцуки и увидеть одного из них в живую — разные вещи. Эта чакра, эта мощь — ее сложно передать словами. Джиген полностью преобразился. Джиген ли это теперь вообще? Даже одежда появилась новая — белый, украшенный черными изображениями томое плащ. С Джигеном стало примерно то же, что и с Мадарой, когда из него проросла Кагуя? Или нечто похожее, но другое?       — У меня есть идеи, как с ним справиться, — напряжено прикидывая варианты действий, ответил я, — но пока нам бы не мешало отступить.       — Куда? — уточнил Джирайя. — Мне б вообще знать, где мы находимся-то?       — В Мьёбокузан отступать, парниша, — все еще хриплым голосом после использования техники сказал Фукасаку. — В Шикоцурин и Рьючидо. Призови Гамабунту и уходи с ним, Джирайя.       — Хорошая идея, Фукасаку-сан, — согласился я.       — Идея глупая. Вы думаете, что сейчас я позволю вам это сделать? — вмешался в разговор Джиген.       — А почему бы нет? — спросил я. — Слушай, ты мне даже нравишься. Знаешь, после стольких лет в обществе шиноби встретить кого-то вроде тебя даже приятно. Может, договоримся? Говоришь, тебе нужно мое тело в качестве сосуда? Я готов сделать тебе такое же.       — Как и прежде, ты умеешь удивлять, — рассмеялся Ооцуцуки, — но даже тебе не повторить себя самого. Тело — лишь сосуд, который примет форму. Куда важнее ты. Ты — спелый плод, который должен быть собран для совершенствования формы.       — О чем он, черт бы его побрал? — непонимающе пробормотал Джирайя.       — Вы всенепременно это узнаете, — снисходительно глядя на нас, произнес Ооцуцуки. — Позвольте показать, что я имею в виду.       Корью! Гэмбу!       Кецурьюган только уловил первые движения в теле противника, как тело уже рефлекторно среагировало, блокируя атаку. Тайдзюцу Желтого Дракона увеличило вес моего тела настолько, что ноги провалились в растрескавшийся камень. Стена тайдзюцу Черной Черепахи выросла перед нами и почти сразу пошла волной, принимая удар. Эта волна словно схлопнулась в центре вражеского удара, и техника Гэмбу лопнула, подобно мыльному пузырю. Черная стена разрушилась за доли секунды в неестественной тишине, чтобы в следующий миг обрушить на нас оглушающий грохот рушащихся скал.       Джирайю и Цунаде смело ударной волной. Алые языки все еще пылающего пламени техники Жабьего отшельника сдуло и разметало по ветру, словно огонек спички. На мне жалобно затрещала разрываемая одежда, кожу обожгло резким ударом. В ушах зазвенело от грохота, камни под ногами заходили ходуном, осыпаясь вниз.       Наверное, что-то похожее испытывают несчастные, попавшие под удар Бьякко.       Прийти в себя мне противник времени не дал, сразу же атаковав вновь. Хлопок воздуха от движения Ооцуцуки долетел позже, чем мне пришлось блокировать очередной удар. Покров чакры Стихии Ветра позволял не обращать внимания на сопротивление воздуха. Из-за действия техники Корью вес и инерция моих движений подчинялись лишь движению мыслей. Уйти с линии атаки, босая нога Ооцуцуки пронеслась в стороне. Моя потяжелевшая в несколько десятков раз ладонь угодила в бедро врага, сметая его в сторону.       — Джи, Цуна. Уходите! — приказал я, чувствуя зуд в регенерирующей руке.       Корью — техника хорошая, с ней можно двигаться совершенно не по-человечески, словно игнорируя законы физики. Увеличив вес и инерцию руки, я увеличиваю энергию удара при сохранении его скорости. Однако даже моя плоть такие нагрузки выдерживает с трудом.       — Эй, Орочимару, не забывай, кто ты! — крикнул в ответ Джирайя, отплевываясь от пыли после того, как проехался на спине по земле, влекомый ударной волной. — Если кому и пора уходить, то это тебе.       — Вот черт! Только сейчас не начинайте!       Да уж, сейчас самое время поразбираться, кому первым сматываться!       — Как любопытно, — тем временем прозвучали звуки надменного голоса Ооцуцуки. — Тебя так волнует жизнь этих людей, Орочимару. А их — твоя. Непостижимость семейных уз. И как вы поступите в такой ситуации?       — Цунаде, — тихо, почти прошептал, сказал Джирайя, увидев, о какой ситуации говорит наш враг.       Он быстро пришел в себя после моей оплеухи и незаметно успел переместиться к Сенджу. И сейчас ее шея была зажата в руках Оцуцуки, а тело пронзено десятком черных копий. Едва слышный хруст, и шея Цунаде поворачивается под неестественным углом. Ее тело, словно сломанная кукла, повисло в руке хладнокровного противника, продолжая все еще гореть пламенем третьей активации Шичи Тенкохо.       — Я вижу, эта парочка не позволит нам решить наши дела спокойно, Орочимару, — отбросив безвольно повисшее тело Сенджу в сторону, произнес Ооцуцуки. — Позволь, я помогу тебе от них избавиться.       Тело Цунаде с неприятным звуком рухнуло на выросшие из земли черные колья. На черном материале почти не была видна кровь. Но она была видна на белоснежной коже Сенджу. Яркие алые капли текли по безвольно откинутой шее, окрашивая пряди тонких светлых волос в красный, превращая мягкие волоски на затылке в слипшиеся неопрятные клоки.       Волна сакки вырвалась наружу против моей воли.       А Ооцуцуки вновь пропал, едва живая река из белых волос начала оплетать его ноги. Через мгновение враг уже был возле Джирайи. Жабий отшельник смог отвести в сторону удар и даже попытался попасть по противнику Рассенганом, но огромный шар техники пропал, не успев полностью воплотиться. Поток раздуваемого ветром огненного потока, вызванного жабами-мудрецами на плечах Джирайи, заставил на миг его противника замедлиться, и еще один удар Джигена был отбит, скользнув по незримой ауре, создаваемой Кавазу Кумите.       Тенсо!       Частокол волосяных копий ударил вперед, поражая лишь пустоту. С раскатами грома и во вспышке молнии появившись возле Джирайи, я тоже смог нанести удар лишь по воздуху, и, если бы не Корью, мог провалиться вслед за выпадом Кусанаги и налететь на атаку друга. Ооцуцуки появился за спиной отшельника. Вспыхнуло сияние Райго: Сенджусацу, тысячи рук обрушились на того, кто был Джигеном, заставив того отступить, вновь исчезнув.       Эти его исчезновения раздражают! Тенсо!       Чувствуя зуд по телу от регенерирующих тканей, я очутился возле места, где ощущалась чакра Ооцуцуки. Вспышка молний на миг осветила его холодное лицо, раскаты грома от техники Райтона только разносились в стороны. Нужная ручная печать уже была сформирована.       Сенпо: Кучинава!       Сонм призрачных змей устремился к цели, словно реальные хищники на свою жертву. Они впивались в каналы чакры, оплели конечности и сдавили грудь Джигена. Этим аналогом Сенпо: Мьеджинмон можно остановить биджу, но вряд ли он удержит Ооцуцуки надолго.       Гедо но Ин!       Моя объятая недобрым, пурпурным пламенем ладонь обрушилась на грудь временно обездвиженного противника, сбивая того с ног. Джуиндзюцу ворвалось в тело жертвы, пламенем оплетая меридианы, блокируя кеккей генкай, ослабляя чакру. От толчка ладонью Ооцуцуки отлетел в сторону и покатился по земле, пока не был схвачен путами белых волос Джирайи.       На скованное тело Оцуцуки обрушилась стройная женская ножка. Грохот и треск камня сопровождался взметнувшимся облаком пыли. От мощи Цутен Кьяку вздрогнула земля, но и этого было мало. На атаковавшую Джигена фигуру обрушился буквально водопад каменных блоков. Несколько из них она смогла разбить, но вскоре оказалась погребена под завалами камней.       — Я восхищен тобой, Сенджу, — вновь воспарив над землей, ровным тоном произнес Ооцуцуки, лениво отряхивая с одежды пыль. — Я слышал, что ты сильно уступаешь своему деду. Но могу сказать, что это не так. Убить тебя, похоже, не так уж просто.       С кряхтением отбросив в сторону обломки камней, Цунаде метнула полный злобы взгляд на противника.       — Ты как? — переместившись к жене, спросил Джирайя.       — К-ха! Паршиво, Джи, — кашляя, Цунаде пыталась избавиться от сгустков крови, оставшихся в легких после восстановления тела. — Проклятье! Да кто он такой, чтоб его?!       Ооцуцуки это, Цунаде. Твой родственник, в какой-то мере. Сильный и проблемный родственник. На первый взгляд, после нашей атаки у Джигена не было никаких травм. При внимательном осмотре можно заметить небольшие повреждения каналов чакры и царапины на коже. Царапины… Всего лишь царапины. Чувствую свою ущербность.       Он просто не нормален. Поглощает ниндзюцу и гендзюцу, в том числе созданные с применением сендзюцу-чакры. Может устранять не несущие чакру угрозы, как это было с камнями, которые метала Цунаде, и техниками тайдзюцу, применяемыми мною при первой нашей встрече. По всей видимости, он их каким-то образом уменьшает. Так же, как и себя, из-за чего он становится практически не уловим. Чудовищно силен и быстр. Имеет Бьякуган. Просто успешно атаковать его — уже непростая задача, но, кроме этого, атаки наносят до смешного мало урона. Из чего сделано его тело? Даже Кагую можно было ранить. Неужели мы настолько плохи?       Хотя у этого Ооцуцуки есть уязвимости. Похоже, он имеет небольшую практику боевых искусств, привык полагаться на свои способности. Несмотря на наличие Бьякугана, не показал ничего похожего на Джукен. И ниндзюцу не замечены. Скудный арсенал. Он не способен уменьшить живых существ. Кусанаги также не поддается его технике. Судя по движению чакры, техника уменьшения и призыва этих его каменных блоков основана на додзюцу. И это не Бьякуган. Можно попробовать ограничить его поле зрения техникой Киригакуре. Но Цунаде и Джирайя не учились работать в условиях нулевой видимости. Использовать гендзюцу Кокуангьё? Будет поглощено. Уверен, что не смогу поддерживать в таких условиях технику долго.       И самое паршивое, что Ооцуцуки еще не начал драться всерьез.       Так дело не пойдет. Противник абсурдно силен. Нужно прибегнуть к крайним мерам.       — Тагицухиме забирай Цунаде, Тагорихиме — Джирайю, — обратился я к висящим у меня на ушах в облике серег змеям. — Поглотите и уносите их в Рьючидо. Ичикишимахиме, помоги им.       — Орочимару… — раздался в правом ухе боязливый голос молчавшей с самого начала битвы Тагицухиме.       — Выполняйте! — сорвав с себя браслет и серьги, приказал я.       Хоть раз сделаете что-то полезное, мысленно напутствовал я брошенных к моим друзьям змей, которые прямо в полете принимали свою истинную форму.       Тенсо!       Вспышка молнии, я оказываюсь за спиной Ооцуцуки. Бьякко! Левая рука задрожала от напряжения, сдвигая с места массу воздуха. Проявившийся образ тигра сразу же набросился на фигуру противника, унося ее прочь.       Тенсо!       Вновь вспышка молнии. Вновь спина Ооцуцуки. Сузаку! В этот раз взметнувшаяся волна пламени набрасывается на Ооцуцуки, но почти сразу же распадается бессильными лоскутами огня, не успев даже принять облик алой птицы. Направленный поток сакки заставляет противника замешкаться. Вспыхнувший клинок Кусанаги сверкнул в воздухе, рассекая рухнувший из ниоткуда на землю каменный куб в два моих роста высотой. Пинок ногой, и благодаря Корью многотонная каменюка летит вперед, едва не погребя под собой хозяина.       Кусанаги в моей руке вонзается в землю, чтобы прорасти частоколом сверкающих клинков впереди. Несущийся вперед блок врезался в них, рассыпаясь на осколки, разваливаясь на ровные каменные плитки, разрезанные острейшими лезвиями. И уже через мгновение Кусанаги вновь вспорхнул в воздух, отбивая рой мельчайших черных штырей.       Внезапный удар в спину я едва не пропустил, отмахиваясь от штырей. Движение природной энергии в этом измерении очень неестественное, я среагировал лишь в последний миг, когда чужая плоть уже почти коснулась моей сендзюцу-ауры. С натугой подхватив воздух, я сумел отбить в сторону прямой удар ногой Ооцуцуки. Второй виток — все же пропустил пару черных штырей, но техника создана. С ревом и треском грома вокруг меня выросла воронка Сейрю. Сотканный из молний дракон, извиваясь, начал крушить все вокруг, расшвыривая камни, валящиеся из ниоткуда блоки и черные колья.       Замерев на секунду, я тяжело сделал вдох-выдох, пока всматривался в результат битвы.       Джирайя и Цунаде исчезли. Змеи справились с заданием. Хорошо. Плохо, что вихри вокруг меня начали стремительно распадаться, и Сейрю за считанные секунды рассыпался на бегущие по небу ветвистые зигзаги молний. Мелькнувшая вблизи чужая чакра.       Хататагами!       Хлопок ладоней разорвал воздух оглушительным треском, раскаты которого покатились во все стороны, заставляя трепетать атмосферу. Волны искажения воздуха плыли в стороны, разбивая в пыль камень, пока не затихли с прекращением техники.       В наступившей оглушительной тишине было слышно, как шелестит осыпающийся песок, оставшийся от огромных каменных блоков. Ни дуновения ветра, ни дрожи земли — ничего в этом мертвом мире, кроме шороха песчинок.       — Спасти своих друзей. Как благородно, Орочимару, — вольготно усевшись на обломке скалы в паре десятков метров от меня, нарушил тишину по-прежнему невредимый Джиген. — Теперь попробуешь скрыться сам?       — Я твоя цель. Не думаю, что ты меня отпустишь, — отшвырнув изъятые из тела штыри, ответил я.       — Великолепно. Хорошо, что ты это понимаешь, — пару раз хлопнув в ладоши, изображая аплодисменты, заметил Ооцуцуки. — Приятно, что ты не спешишь доставлять мне неудобства лишней беготней. Теперь у меня уже нет иного выхода, кроме как разобраться с тобой. Не хотелось бы начинать очищать планету от низших тварей, пытаясь выманить тебя. Это слишком хлопотно.       — Беру свои слова назад, кем бы ты ни был, но ты мне не нравишься, — пытаясь воспользоваться передышкой, сказал я.       Использование Шичи Тенкохо выматывает. Глаза жжет от активированного додзюцу. Несколько раз перемещался с помощью Тенсо, организм травмирован и требует времени на полное восстановление. Пока я в норме, но перевести дыхание будет не лишним.       — Исшики, — выхватив из воздуха бокал с красной жидкостью, внезапно сообщил мне противник. — Я Исшики Ооцуцуки.       Сделав глоток, судя по аромату, красного вина, назвавшийся Исшики смерил меня взглядом своих разномастных глаз.       — Немного жаль, что ты все забыл, — заметил Ооцуцуки.       — Опять ты об этом.       Мне даже в самом деле становится интересно, за кого он меня принимает. Понимаю, что это совершенно лишнее сейчас, но все равно любопытно. Этот день просто сводит с ума. Внезапное нападение, этот бред, который несет Ооцуцуки — все это словно какой-то глупый сон, странный поворот судьбы. Разобраться хотя бы в причинах, которые привели к текущим событиям, интересно.       — Знаешь, я на память не жалуюсь, — поведал я Исшики. — Многое из своей жизни хотел бы забыть, но даже этого не могу сделать.       — Похоже, смерть подчистила память и тебе, — покачивая бокал в руках, произнес Ооцуцуки.       — Неужто в одной из прошлых своих жизней я успел как-то отметиться в этом мире? — с усмешкой уточнил я.       — Отметиться? — переспросил с холодной улыбкой Исшики. — О да, ты успел. Успел восстать против Ооцуцуки, уничтожить многих из нас, соблазнить носительницу крови главной ветви, породить ублюдков. Да, ты успел отметиться.       — Да ладно? Совсем не похоже на меня. С чего ты решил, что это я был?       — Я вижу твой рок. Ты тот самый демон.       — Ха…       Похоже, те подозрения насчет Коседжина приобретают новые подробности. Что бы там ни видел Ооцуцуки, но вряд ли он узрел мою душу и прошлую жизнь. Скорее, речь идет о реинкарнации по типу Ашуры и Индры. Я, что, и в самом деле вляпался в какую-то историю, набрав разных геномов? Подхватил чью-то реинкарнацию? Что за гадство…       — А в прошлом меня, случайно, не собственная дочь убила? — припомнив передаваемые у Узумаки легенды, спросил я с безнадежностью, уже предвосхищая ответ.       — О, прорезаются воспоминания? Ты вспомнил про Хикаву? — удивленно вскинул бровь Исшики. — Но да, это достойно такого выродка, как ты — быть убитым собственной дочерью. Вся ваша ублюдочная семейка проклята на убийство друг друга. Ты убит Хикавой, Хикава расчленена Кагуей, Кагуя запечатана сыновьями. И потомки Хагоромо и Хамуры бесконечно вырезали друг друга. Хоть одно светлое пятно в этом мире. Думаю, Кагую можно было убить и окончательно, но есть во всем этом что-то прекрасное, да и пригодится она еще. Главное, я доволен духом неминуемого возмездия.       — Кагуя… — непонимающе повторил я за Ооцуцуки, проигнорировав часть его словоблудия. — Кагуя?! Это ее я, что ль, соблазнил?       — Странно, что ты знаешь о ней, но не знаешь, на какую участь ее обрек, — хищно усмехнулся Исшики. — Впрочем, моя сестра не сгодилась даже для такой простой вещи, как быть сожранной Десятихвостым. Я почти погиб от ее рук, настолько она цеплялась за свою жалкую жизнь, что не приняла милость клана стать ростком Шинджу. Но судьба все расставляет по своим местам, сколько бы хаоса ты не вносил в мир, Орочимару. Я верну утраченное с помощью тебя, и Кагуя займет свое место.       Я, если честно, уже просто ничего не понимал. Какой росток Шинджу? Что там собрался возвращать Исшики? Да, проклятье, каким боком меня вообще так навязчиво приплетают к прошлому?! Ничего из этого мной не рассматривалось даже близко.       Ладно, разберусь позже. Пока нужно разобраться с Исшики.       Он собрался действовать. Ему нужно мое тело для восстановления. Его планы, похоже, связаны с Древо-Богом, это расходится с моими планами на будущее. Но он не знает о моих клонах. Нужно попробовать избавиться от него. В крайнем случае, уничтожить это тело. Угроза вряд ли самоустранится, но появится отсрочка. Что я потеряю при этом? Печать с Хакуджа Сеннином и Кусанаги. Очень неприятно, но пережить эту утрату можно.       — Очень интересно было бы узнать больше, Исшики, но в таком состоянии я не располагаю временем для разговоров, — разведя руки и демонстрируя охватившее меня пламя Сеннинка и Шичи Тенкохо, сказал я.       — Сдайся. И я отвечу на все вопросы, — с усмешкой предложил Ооцуцуки.       — Заманчиво, — я, правда, даже на мгновение задумался над предложением. — Ты как будто и в самом деле знаешь меня и мои слабости. Но сейчас я не настолько любопытен.       Хорошо. Раз враг так любезен и дал мне время на осмысление моего положения, то я отвечу ему своей любезностью. Выложусь на полную. Сейчас мне уже никто не будет мешать.       Секунды растянулись в минуты, когда я поднял руки к груди. Вместо обычной печати ладони сформировали иные формы. На кончиках пальцев медленно вспыхивали язычки пламени, формируя иероглифы. Дерево, Огонь, Металл, Земля, Вода. Чакра в теле взбунтовалась, безудержно циркулируя по каналам. От водоворота очага чакры она фонтаном ударялась в голову, где, не встречая сопротивления, омывала Врата открытия и спокойствия. С грохотом обрушиваясь вниз, чакра рвалась по меридианам, проносясь по телу и сквозь Врата жизни, боли, предела, видения и проносясь мимо Врат удивления. Метод Семи Небесных Дыханий не отворял Хачимон, как это делал Майто Дай путем тренировок. Чакра лилась, словно просачиваясь сквозь Врата, задерживаясь в них, замедляясь. Третья активация затрагивала семь Врат Хачимон, но не была равна отворению их традиционным способом. Каждая активация сразу задействовала множество врат, из-за чего нагрузка на тело возрастала, и выдержать ее было сложнее.       Каждая активация — испытание для души и тела. Третья активация могла бы равняться при грубом сравнении отворению Томон или Кеймон, пятых Врат и шестых Врат. Следующая активация равнялась бы уже отворению сразу всех Хачимон. Пережить такое нереально. Но иногда и не нужно.       Шичи Тенкохо: Дайши Кассей.       Поток чакры устремился к сердцу, к Вратам смерти, преодолевая последнюю преграду на своем пути. Жидкий огонь проник в кейракукей, испепеляя плоть изнутри. Я чувствовал жар, но не чувствовал заблокированной в этом теле боли. Кости и мышцы зудели от борьбы техники регенерации с разрушающей тело чакрой. Незримая волна ударила от моего тела, поднимая в воздух песок, оставшийся после Хататагами. Я почувствовал, как стягивает кожу от внутреннего жара и преобразования наружных покровов в белоснежную чешую под действием природной энергии, тоже начавшей вырываться из-под контроля. Роговые плотные покровы сменили привычную для млекопитающих кожу. Сквозь исчезнувшие поры перестал выходить характерный для использования Хачимон пар, обычная зеленая аура Сеннинка тоже пропала, мое тело теперь покрывала только ставшая видимой пламенеющая белая аура Мудреца. Такое уже было, когда я только-только овладел природной энергией и сразился с Данзо.       Я провел языком по длинным заострившимся зубам на вытянувшихся вперед челюстях. Встретив холодный взгляд Исшики, хотел было улыбнуться, но трансформировавшаяся в змеиноподобную морду безгубое лицо могло лишь ощериться. Кусанаги, сверкнув в воздухе, взметнулся вверх. Секунда и сияющее лезвие пропало в моей распахнутой пасти.       Проглотить длинную острейшую железяку оказалось не так уж сложно. Не сложнее, чем живого ворона с Шаринганом или жабу-свиток. Пережить последовавший за этим взрыв в очаге чакры — вот что сложно. Терзающее меня изнутри пламя впилось в клинок, словно плавя его, пока поток жидкого металла не помчался по меридианам лазурной рекой. С хлопком сведя ладони в попытке обуздать чакру, слышу громоподобный грохот, вызванный собственным движением. Краем глаза замечаю пробежавшие по коже голубоватые всполохи. Так же, как было с Хакуджа Сеннином.       Значит, вот что имел в виду старый шланг. Истинные ножны для Кусанаги — это его владелец.       Долгая секунда потребовалась, чтобы прийти в себя. Мощь вскружила голову. Взбесившаяся чакра уничтожала тело, на мгновение меня повело, замутило, я едва не упал, с трудом поймав равновесие. До скрежета сжав зубы, я опустил голову и с силой сжал ладони. Белая чешуя на руках начала лопаться, из трещин вырвался кровавый пар с прожилками лазурного сияния, пока упрощенная техника регенерации Цунаде не залатала раны. Но они появлялись вновь.       Проклятое тело! Треклятая чакра! Подчиняйтесь же мне, чтоб вас! Хоть минуту! Если я просто помру сейчас, то какой тогда во всем этом смысл?!       Долгая секунда потребовалась, чтобы совладать с собой. Кейракукей все еще находилась в полном хаосе, тело разрушалось само по себе, но я нашел точку баланса, в которой мог контролировать протекающие в себе процессы.       Вскинув голову и вперив взгляд налитых багрянцем Кецурьюгана глаз на Ооцуцуки, я увидел, как он с любопытством наблюдает за моими потугами. Словно за насекомым. Что ж, его право. Я бы и сам с интересом понаблюдал за собой. Но я не в том положении.       Легкое движение мышц, кажется, хватило лишь желания, и мое тело проносится сквозь воздух, оказываясь возле противника едва ли не со скоростью Тенсо. Удар когтистой лапой вмял Ооцуцуки в камень. Движение ноги вспахало канаву в земле и выбило тело Исшики в воздух. После этого нужно было лишь топнуть по истерзанной поверхности планеты, чтобы взбесившаяся гравитация притянула противника вниз, вновь впечатывая в камень.       — Ах-ха-ха-ха! — донесся до меня смех, прорываясь сквозь бешеный стук сердца в ушах. — Вот он! Вот плод, который достоин быть поглощенным мной!       Сумеречное пустое небо померкло. Над головой из ниоткуда посыпались каменные блоки, колоны, стелы и черные колья. Белая когтистая лапа, заменившая мне ногу, вновь ударяет по земле. Подпрыгнувшие от пробежавшей по поверхности дрожи песчинки и камушки зависли и закружились в воздухе. Каменный блок, с большой скоростью падающий на меня, вместо того чтобы расплющить мое тело в лепешку, отскочил в полуметре от головы назад вверх.       Прыжок наверх подбрасывает меня метров на пять, руки с хрустом входят в камень блока. Поворот вокруг своей оси, и этот блок устремляется к новой цели. Толчок от воздуха к следующему каменному обломку, и вновь бросок. Брошенные, словно мелкие камушки, массивные блоки расшибались друг о друга, с грохотом рассыпаясь грудами щебня, разлетаясь в стороны. Или пропадая без следа, если грозили угодить по Исшики.       Сенпо: Муки Тенсей!       Попробуй сжать оживленную моей энергией материю, Ооцуцуки!       Очередной каменный блок поплыл в моих руках, превратившись в гигантское копье, и устремился к цели. Отпрыгнув от воздуха, я вновь устремился к земле. Каменная поверхность приняла меня, словно мягкая перина. Земля пошла волнами от моих ног. И вновь с помощью Корью локально увеличенная гравитация притягивает быстрее появляющиеся в воздухе камни, которые начали тонуть в иссушенной почве, словно в густом сиропе, оставляя лишь мелкую сетку ряби на выровнявшейся поверхности. Еще миг, и в воздух взметнулись бы бесчисленные каменные пики, но завершить технику не удалось.       Резкая, ослепляющая боль пронзила голову, заставив меня пошатнуться. Мягкая земля под ногами вновь застыла. Я ошеломленно отшатнулся назад. Зрение начало двоиться, мир перед глазами закружился, словно в калейдоскопе. Ноги неожиданно подкосились, через миг я с удивлением понял, что смотрю в неистово кружащиеся черные небеса мертвого мира.       Плотно зажмурившись, я мотнул головой, пытаясь подавить странный приступ. В ответ новая волна боли затопила сознание. Отравление? Невозможно! Какая-то неизвестная техника? Гендзюцу? Схватившись руками за голову, я закрыл лицо руками, пытаясь собрать кружащийся перед глазами и рассыпающийся на отдельные осколки мир вновь в единое целое. И из-за боли, я не сразу понял, что именно со мной не так.       — Ты прозрел, Орочимару, — просочился в уши голос Исшики.       Этот голос был слышен отчетливо, несмотря на грохот бешено колотящегося сердца. Каждый шаг Ооцуцуки ощущался всем телом. Он приближался, но я уже не обращал на это внимания. Мои пальцы. Накрыв лицо руками, я едва не угодил пальцами в глаз. Третий глаз, который раскрылся на месте едва заметной вертикальной складки на лбу.       Боль разрывала сознание, но даже сквозь нее я смог испытать удивление. Но через миг все - и боль, и удивление - отошло на второй план. Надо мной появился Ооцуцуки. Он стоял, глядя на меня сверху вниз, совершенно не удивленный представшим ему зрелищем.       — У всего есть предначертанная судьба, она прописана в генах, — наблюдая за моими мучениями, возвестил Исшики. — Даже у тебя. Что в прошлый раз, что в этот. Ты ничего не изменишь, как не пытайся. Вновь прозрев, ты должен это понимать, как никто. Ты не сможешь победить, и ты уже это знаешь.       Скосив взгляд на Ооцуцуки, я ощутил новый приступ боли, сопровождавшийся подкатившим к горлу чувством тошноты. Поток информации хлынул сквозь сознание. Я не успевал сконцентрироваться на нем, удавалось лишь улавливать отдельные образы, мысли, настроения. Исшики. Во всех них был Исшики. В разном окружении. Живой, мертвый, празднующий победу, терпящий поражение. Вот он пожинает плод чакры с высохшего Шинджу на истощенной земле. В ландшафте угадываются знакомые виды Страны Огня. Вот он запечатывает знакомо выглядящего шиноби в каком-то котле. Этот шиноби светловолос, на щеках по три параллельные линии, глаза голубые. Наруто? Но он взрослый. А здесь Исшики погибает, разлетевшись на осколки, словно керамическая марионетка на черепки, под ногами незнакомого парнишки.       Будущее?       Нога Ооцуцуки опустилась на мою грудную клетку. Хруст костей был отчетливым и громким. Из моего рта вырвался алый пар, вместо розовой пены. Из ран на груди также вырвалась не кровь, а нечто похожее на языки пламени. Раскрытые Восемь врат продолжали уничтожать тело, пока техника регенерации силилась исправить повреждения. Но это не имеет значения.       Исшики не прав. Не совсем прав. Я могу победить его. Я вижу его смерть. Но цена за нее… Он сам уже мертв. Он поставил на кон все. День-два и он труп, текущий сосуд не выдержит силы, если Исшики не поглотит меня или не сделает новым сосудом. Я могу скрыться, сбежать и переждать, пока Ооцуцуки не помрет сам. Для этого придется пожертвовать Ото, Конохой, Роураном, на которые Исшики нападет, желая выманить меня. Пожертвовать Сальмой и Микото. Сарой, Итачи и Саске. Я могу пожертвовать шиноби, попытаться дать Ооцуцуки бой на своих условиях, завалить трупами. И обесценить все труды по созданию новой эпохи, лишив свою страну обороноспособности. Я мог сделать многое, но не мог победить, не пожертвовав ничем.       Но проиграть я тоже не мог. Исшики должен умереть.       — Ты не прав, — уже не слыша слов нависшего надо мной мужчины, прошептал я, когда он протянул руку, чтобы собрать плод, сожрать меня.       Даже простейшую технику Дотона создать было сложно. Чувство, будто у меня сильнейшее опьянение. Мысли путались, образы будущего перемешались с извлекаемыми из памяти картинами, связь с реальностью ощущалась так слабо…       С трудом выбравшись на поверхность вновь, я жадно цеплялся руками за камень, вытаскивая свое тело из земли. Так и не осилив это, я свел руки. Дрожащие пальцы с трудом смогли сплестись в нужные три печати. Чакра… Я потерял точку равновесия. Чакра и природная энергия уничтожали меня. Нужно было срочно отменять усиливающие техники, но пока еще рано.       Сенпо: Хакугеки но Дзюцу.       Навстречу к вновь устремившемуся ко мне Исшики из моего рта вырвался, словно сотканный из алого кровавого пара, дракон с белесой жемчужиной в лапе. Стремительной молнией прочертив в воздухе красную линию, он свернулся вокруг жемчужины, породив ослепительную вспышку света. Яркие лучи проникали сквозь все преграды, прорываясь сквозь веки. Моя же атака не минула и меня самого. Через мгновение мир погрузился во тьму и бесконечный оглушающий звон. Я лишился додзюцу Кецурьюгана. Но я же лишился и второго додзюцу.       Боль и головокружение пропали почти мгновенно, словно отрезало. Поток информации оборвался, оставив после себя лишь тошноту и разрозненные обрывки воспоминаний. Источаемый техникой Белой Ярости свет и звуковые волны глушили, мешая нормально соображать, но это была ерунда в сравнении с тем, что творил со мной мой же третий глаз.       Исшики оступился, также не избежав ослепления. Вибрация земли показала, как он остановился, едва не покатившись по земле. Свет и вызванная им слепота не задержит Ооцуцуки надолго, в текущем состоянии я не смогу поддерживать технику долго. Но мне хватит времени на парочку призывов.       На создание техник без нормального контроля чакры уходило просто чудовищно много энергии. С трудом завершив серию печатей, я уронил руку на землю. Поток чакры вырвался из тела. Земля вокруг дрогнула, благодаря чему я понял, что призыв удался. Больше не было нужды держаться.       Вздохнув, я почувствовал, как стремительно покидают меня силы. Более не в силах поддерживать Шичи Тенкохо я едва не помер в то же мгновение. Из земли я выбрался только на силе воли. Руки дрожали и подгибались, ноги не слушались вовсе. Но давление на тело заметно уменьшилось. Земля словно растрескалась и рассыпалась, разъезжаясь в стороны, что позволило мне выбраться на ее поверхность и распластаться на ней.       Медленно начал угасать свет моей техники. Глаза начали улавливать смутные тени в мешанине цветных пятен. Я лежал, уткнувшись лицом в припорошенную песком, пахнущую гарью от сгоревшего жабьего масла землю. Этот запах ощущался мной давно, но сейчас он изменился. Я словно не мог вдохнуть его. После тяжелой нагрузки на тело я отчаянно пытался отдышаться, но не мог этого сделать, потому что вокруг не было воздуха как такового.       — Где мы? — впервые я услышал в голосе Исшики нотки тревоги. — Куда ты нас забросил?!       — В ад, — с трудом перевернувшись на спину, ответил я Ооцуцуки, улыбаясь.       Над головой вместо черного пустого неба открылась абсолютно беспросветная тьма. Она же была вокруг нас. Только небольшой островок земли метров в двадцать диаметром можно было разглядеть, а дальше лишь тьма.       Я сам не знал, где оказался. Никогда раньше я не использовал призыв Хитокучи без подготовки и в таком масштабе. Одиннадцатый демон из пантеона Узумаки поглотил не только меня, но и изрядный кусок планеты вместе, перенеся нас с Исшики в потусторонний мир.       — В чем-то ты прав, Исшики. Я не смогу тебя победить, — хрипло ответил я, чувствуя, что легкие после удара Ооцуцуки до сих пор не восстановились полностью. — Но мне и не нужно делать это лично.       — Что ты… — начал было говорить Исшики и уже сделал в мою сторону шаг, когда незримое давление заставило его остановиться.       Во тьме, которая начиналась за границами небольшого каменистого островка, вспыхнула пара горящих багрянцем глаз, вызывая едва ли не инстинктивный ужас. Миллионы лет кошки были естественными врагами приматов, человек, еще не будучи человеком, уже страшился ночной тьмы, в которой таились монстры с парой светящихся зеленью глаз. Похоже, несмотря на все свое высокомерие, Ооцуцуки не сильно отличались от людей в своих страхах.       Исшики замер, когда в него впилась взглядом первая пара глаз. Он похолодел внутри, когда во тьме начали вспыхивать все новые и новые парные огоньки. Горящие багрянцем, блестящие подобно ртути, сверкающие зеленью, вспыхивающие желтым огнем. Здесь, в загробном мире, их можно было увидеть невооруженным взглядом. Более десятка могущественных демонов в сопровождении мелких монстров, вроде Доки.       — Убирайтесь! — в ярости заорал, пытаясь отогнать неестественный, проникший в мозг ужас, Исшики, широко взмахнув рукой и отправляя сонм черных стержней во тьму.       Небольшое искривление пространства — и рука Исшики отлетела в сторону. Ни капли крови не пролилось на принесенный Хитокучи из реального мира камень. Ооцуцуки даже не сразу заметил, что чего-то лишился. Вновь незримая сила промчалась сквозь пространство — Исшики зависает в воздухе и медленно падает на землю. Из перерубленных ног по-прежнему не течет кровь.       Только сейчас он осознал, во что угодил. Он закричал, когда его тело пронзили когтистые лапы, хватая не плоть — саму чакру и душу. Они рвали саму суть Ооцуцуки, тянули к себе куски силы, словно жадные, голодные собаки, набросились на мягкое мясо. Исшики еще пытался сопротивляться, но в этом месте у него было мало шансов. Он просто не успел вовремя среагировать, сейчас он уже упустил возможность спастись. А я… я просто смотрел во тьму над головой, пока рядом истошно орал терзаемый демонами Ооцуцуки.       В голове звенела пустота, тело не ощущалось, регенерация практически прекратилась, даже на естественную не хватало энергии организма. Было чувство, будто я плыву, мое сознание ускользает, словно я все засыпаю, но не могу уснуть окончательно. Все стало казаться таким странным, словно у меня просто сон наяву, из которого никак не получается вырваться. Я не мог пошевелиться, даже дышать становилось все тяжелее, сердце начало пропускать удары. Чакра была потрачена на призыв Хитокучи в той реальности и прочих демонов в этой. Я вновь истратил все свои резервы. Интересно, могу ли я умереть, будучи уже в мире мертвых? И с апатией, вызванной безграничной усталостью, я понимал, что, похоже, у меня есть все шансы узнать ответ на этот вопрос. Потому что покинуть это тело я почему-то не могу.       План дал сбой, я не мог перенести сознание в свои запасные тела.