Не смотри чудовищам в глаза

Было бы легко и красиво сказать, что после той картины, чьей невольной свидетельницей стала Леди Мария, началось настоящее безумие, охватившее исследовательский комплекс. Жаль правда была иной – зерна, дающие первые жуткие всходы, были брошены еще давно. Стараниями врачей, самоубийца и все, что было с ним связано, исчезло, как и выветрился едкий запах медикаментов. Остались только предсмертные записки, что охотница в тот раз унесла с собой. О переданной книге Аделина спрашивать не стала. Может быть сама обо всем догадалась, а может ей уже едва ли было до того дело. Самочувствие подопечной только ухудшалось: все сильнее отекала и пухла голова, выпадающие волосы было решено обрить вовсе. Аделина распорядилась унести практически все книги, так как читать больше не позволяло зрение. Она едва видела в темноте, а вскоре и весь мир для нее стал всего лишь неясным пятном. Пациентка пока еще изредка покидала палату, как правило, в сопровождении охотницы или кого-то из врачей, крепко держась за чужую руку. Даже короткие прогулки в соборный сад давались той с немалым трудом. Она все чаще отказывалась покидать свою мрачную комнату. Подолгу сидела в одиночестве, слушая как где-то далеко-далеко еле слышно капает вода. Где же это было? Никто не знал ответа. Охотнице было стыдно признаваться даже самой себе, но находиться рядом пациенткой становилось все сложнее. Это чувство было до отвращения подлым, и все же, Марии стоило большого труда противиться ему. Она стала приходить реже, но подопечная будто и вовсе этого не заметила, больше не спрашивая, когда та придет в следующий раз. Порой охотница, как и раньше, приносила Аделине книги, но теперь уже для того, чтобы читать ей вслух. Для Марии это было гораздо легче, чем вести разговоры о происходящем вокруг, особенно когда и сама пациентка утратила к нему всякий интерес. С каждым днем Аделина все больше замыкалась где-то внутри своей непомерно разросшейся головы, сходила с ума, погружаясь в недоступную для окружающих темноту. Пациентка нередко обращалась к кому-то незримому, сцепив руки в почти что молитвенном жесте. Шептала или, будто забывшись, начинала кричать, но быстро затихала, переходя на еле слышный плач. Навязчивый звук капающей воды звучал в ее голове все четче. Иногда она говорила о нем охотнице, но та обыкновенно ничего не отвечала. Марию же собственная беспомощность терзала сильнее чужой боли, утолить которую она бы все равно не смогла. Охотница кляла врачей, порой чуть ли не силой вынуждая прислушаться к мольбам своей подопечной. Сделать еще один укол, еще хоть что-нибудь, способное облегчить ее существование. Она приносила Аделине свежие цветы, пусть ненадолго, но прогонявшие из палаты приевшийся запах лекарств, а после, в один из визитов оставила пациентке ключ на балкон, выходящий в соборный сад. Быть может, Аделине самой захочется там побывать, и она попросит кого-нибудь из медсестер сопроводить ее. Во всяком случае, охотнице хотелось на это надеяться.

***

– Убей меня! Пожалуйста, просто убей меня... Освободи от этого места, пока я не сошла с ума! – Незнакомая женщина бросилась на Марию с голыми руками, должно быть заметив на поясе оружие. Все те же мутные безумные глаза, нездоровая худоба и такое отчаяние в голосе... Охотнице не составило никакого труда уложить ту на лопатки, даже не обнажая клинков. Врачи подоспели тут же, крепко схватив несчастную под руки. Пока они тащили ее обратно, до палаты, она все заливалась: "Убей, убей!" Охотница вздрагивает, открывая глаза. Все эти картины никак не идут из головы. Одни сменяют другие, оживляя в памяти все, что стоило бы забыть. Вот пациент, в очередном приступе попытавшийся разбить себе голову об одну из стен, и другой, чуть не сбивший ее с ног на лестничном пролете, что едва не со счастливым криком перемахнул через высокие перила. Мария видела его внизу, все еще живого, изломанного и дергающегося на холодном полу. Тот выжил, только вот теперь его жизнь точно напоминала адские муки. Охотница еще долго слышала крики по ночам, пока он не исчез. Это был первый раз, когда она искренне обрадовалась смерти хоть одного из больных исследовательского корпуса. И вместе с тем ужаснулась своим мыслям. В дежурном кабинете тихо, только потрескивают огоньки свечей. Мария сидит в кресле неподвижно, закрыв глаза и подпирая рукой голову. За сомкнутыми веками привычно вспыхивают знакомые очертания недавних кошмаров. Сегодня охотница осталась в залах исследований до утра. Какая разница где проводить ночь, если сон все равно не идет? – Леди Мария, спите? – медсестра, немало обрадованная тем, что теперь не придется оставаться здесь в полном одиночестве, негромко окликнула охотницу. Слишком тихо, чтобы случайно разбудить. – Как же, – она невесело усмехается, – мечтаю. – О чем мечтаете? – по-своему истолковав сказанное, женщина опускается в кресло напротив и, по привычке, пару секунд прислушивается к происходящему снаружи. Тихо. Только удаляющиеся шаги черных охотников, время от времени обходящих исследовательский корпус по ночам. – О том, чтобы заснуть, – Мария хмыкнула, ровнее усаживаясь в кресле, – не знаю, как у вас вообще получается спать. – Ах, это... подождите минутку, – женщина встала и, подойдя к шкафу, вытащила оттуда два хорошо знакомых пузырька, наполненных густой красной кровью. Прежде чем вновь опуститься на свое место, она протянула один из них охотнице. – Вот, держите, это помогает справиться со страхами и иногда с кошмарами. Кровь разрешено выдавать не всем пациентам, но у врачей ее всегда должно быть в достатке. Иначе тут с ума сойти можно. Шприцы тоже в шкафу, если хотите... Леди Мария только кивает, не спеша следовать предложению медсестры. Она крутит в руках фиал, разглядывая легко узнаваемую этикетку. «...я долго служила Церкви, в том числе как Кровавая Святая, вы знаете». Перед глазами вновь измученная женщина, склонившая к худым коленям обритую голову. Охотница усилием воли прогоняет видение. «...боюсь, вы напрасно поверили в меня. Я не выдержу больше». Самоубийца, скорчившийся в углу, будто сломанная кукла. Мария непроизвольно сжимает пальцы в кулак. «Освободи меня! Убей меня!» Безумец распростертый на полу. «Доктор, не бросайте меня... Вылечи, вылечи меня!» Сколько же здесь звучало этих криков, полных отчаяния? Охотница практически не смотрит на кровь, плещущуюся за стеклом, она до боли в глазах вглядывается в вензеля Церкви Исцеления. Они творят кошмар наяву и заливают страхи кровью... Смывают кровь людей кровью их собственных святых. Вот оно – чудовище, что всему виной. Скрывшееся от посторонних глаз в кафедральном соборе, в тени воли собственного бога. Оно притаилось за именем Церкви, за пламенем свечей, за чужой верой в его святость. Не затем ли нужны охотники, чтобы находить подобных тварей, прячущихся среди людей? Может потому ей до сих пор и снится охота, что в ее силах избавить от кошмаров себя и других?