The Halloween in Budapest

Вынужденный принять приглашение Дракулы, Ван Хельсинг с опаской вышел в коридор. Он был пуст. — Не беспокойся, Габриэль, — попытался успокоить его насторожённость вышедший вслед за ним граф. — Ты в полной безопасности до тех пор, пока будешь выполнять мои условия. Я даю тебе в этом слово дворянина и, надеюсь, ты не оскорбишь меня допущением, что я, аристократ, представитель человеческого королевского рода и король Ночи, могу нарушить его, запятнав этим свою честь? — Прежде всего ты демон, порождение Ада. Зло. И не уверен, что у нечисти вообще есть какой-то моральный кодекс. — Есть, по крайней мере, у меня, уверяю тебя. Что же касается темы Зла, то это глубокий, спорный и неоднозначный философский вопрос. И можно ли считать Церковь, которой ты служишь, безусловным Добром? Вампиры не практикуют пыток, которыми — пытками изощрёнными! — всласть занималась Инквизиция, не сжигают на кострах. Мы не терзаем наших жертв, как делала Церковь, убиваем их легко, к тому же убиваем нечасто, и в основном только в необходимом нам количестве; крови же нам требуется совсем немного, а смерть иногда может явиться для убиенных благом и быть им даже приятной. Люди же, которые вполне могли бы обходиться растительной пищей — и это было бы им даже полезно, — убивают животных как низших существ не только потому, что им нравится есть мясо, но и просто для спортивной забавы, на охоте; и это не считается преступлением. Морских животных вообще бросают в кипяток живыми, не смущаясь их страданиями. Для нас же люди — низшие существа. Не усматриваешь ли ты в этом проявления высшей, вселенской справедливости, гм? При этом мы обходимся с людьми гораздо гуманнее, чем они с животными. Являются ли выражением Добра библейские тексты, считающиеся боговдохновенными, повествующие о жестоком, мстительном и кровожадном боге-тиране, по-видимому получающем наслаждение от мучений людей и животных, то есть о садисте? Ибо как иначе можно объяснить то, что он, всевидящий и всемогущий, называемый милосердным и всеблагим, может преспокойно взирать на такие истязания, на которые не всякий демон смог бы смотреть, а? Я, конечно же, далеко не святой, — вампир расхохотался, — но я не считаю себя Злом. Есть те, кто гораздо хуже меня, и при этом Злом их не называют. И среди них твой Бог… Во всяком случае, вампиры не большее Зло, чем люди и другие всемогущие и невсемогущие существа, — ухмыльнулся он. — Но сейчас не время для такой серьёзной беседы, — с улыбкой сказал граф, прерывая свою тираду. — Мы, возможно, сможем, если захочешь, обсудить это в другой раз. А причислить меня к нечисти было проявлением крайней неучтивости с твоей стороны, но как хозяин я выкажу снисходительность к моему гостю. — Вынужденному гостю, — лишь подчеркнул вигилант, оставив без ответа рассуждения Дракулы, так как возразить ему особо было нечего и со многим он был согласен, хоть и не хотел показать этого; к тому же время для такого обсуждения действительно было неподходящее и ситуация, в которой он оказался, не располагала его к ведению философских диспутов. — Вернее, к пленнику. — Это неважно, — вновь расцвёл улыбкой Владислав. — Я не звал тебя, Габриэль. Ты сам пришёл ко мне. Пришёл, чтобы убить меня и тех, кто мне дорог. Я же в свою очередь лишь настоял на том, чтобы в эту ночь ты был моим гостем, хочешь ты этого или нет, и делал то, что хочу я, а не то, что хочет Церковь. Сравни свои и мои действия. — Я несу служение и уничтожение чудовищ то, в чём оно заключается. — То есть ничего личного, просто работа? — улыбнулся граф. — Если чудовище не так уж чудовищно, да. Что же касается моего пребывания в статусе твоего гостя-пленника, то мне не остаётся ничего другого, как положиться на твоё слово, — сказал ватиканский эмиссар. — Верно. И ты вполне безопасно можешь это сделать. Пошли. И сопровождаемые звуками музыки, которые по мере их приближения к бальному залу, становились громче, вампир и охотник пошли по длинному коридору. Шагая рядом с Дракулой, находящийся в предельном напряжении Ван Хельсинг инстинктивно бросал взгляды по сторонам, вызвав у вампира смех своим поведением: — Габриэль, успокойся, покорись своей судьбе и не трать энергию впустую, бесцельно распыляя её в пространство. Скоро она тебе понадобится на более приятные занятия. Ты, конечно, можешь броситься бежать по коридору, надеясь вырваться с помощью какого-то чуда, но я сразу же пресеку твоё нежеланное мне, бессмысленное действие, так как сейчас ничто не отвлекает меня и моё внимание полностью принадлежит тебе, — улыбался граф. Это была примечательная улыбка, в которой ехидная издёвка имела едва уловимый налёт нежности, который вигилант, конечно, не заметил. — Повторю ещё раз, в этот раз тебе не удастся сбежать от меня, как удалось в два предыдущих. Я пожелал, чтобы в эту праздничную ночь ты составил мне компанию, значит, так и будет. Я умею получать, что хочу. Смирись. Рыцарь Святого Ордена ничего не ответил. Лишь молча блеснув выразительной молнией во взгляде, передававшей спектр эмоций, которые он испытывал, в связи с ситуацией, в которой оказался, красноречивее любых слов, Ван Хельсинг сжал челюсти, задвигав желваками на щеках. Дракула засмеялся: — И не надо серчать, ваше небесное высочество. Всё будет отлично, вот увидите. Вам понравится, — с многозначительным намёком, который охотник отказался как-либо трактовать, улыбнулся вампир. Пройдя по коридору, они стали спускаться по широким мраморным лестницам с третьего этажа на первый. В душе у служителя Церкви бушевал ураган, но пока выхода он ему дать не мог. Приходилось терпеть. Ситуация не могла не измениться, надо было лишь подождать. Вспомнив, что он должен сдерживать раздражение, так как оно способствовало проявлению яда вервольфа в его крови, что он должен был скрыть от сына Дьявола, Ван Хельсинг постарался успокоиться. Музыка, звучавшая всё время, пока хозяин и его вынужденный гость шли по Летнему дворцу, ненадолго смолкла, а затем снова возобновилась, и раздалось то завораживающее, гипнотическое пение вампирессы, которое сопровождало танец Дракулы с Анной. Заметив, что идущий рядом с ним охотник обратил на него внимание, Владислав сказал с улыбкой: — Нравится? Атенаис у меня настоящая сладкоголосая сирена! Жаль, она достаточно красива, но недостаточно сильна, чтобы быть моей невестой. — Думаю, мне следует поздравить тебя с тем, что твоя вампирская дива-драгоценность, достойная лучших мировых подмостков, не оказалась в числе уничтоженных бомбой Карла, — с язвительной усмешкой заметил вигилант. — Несомненно, — с чарующей улыбкой согласился граф. — Моя певица действительно драгоценность. Мне бы не было кем её заменить, если б она погибла. К счастью, она благоразумно не присоединилась к тем, кто жаждал разорвать тебя на части, и спаслась. Жажда праведной мести — прекрасное, благородное, святое чувство, но, увы, может оказаться фатальной для испытывающего её, — расхохотался демон. — Такая вот несправедливость, — завершил он мысль, пленительно улыбаясь. — Увы, — усмехнувшись, согласился Ван Хельсинг, перенимая у Дракулы его манеру общения. Так разговаривая, — ватиканский эмиссар отметил про себя, как это странно, что они, будучи врагами (хотя он не испытывал вражды и ненависти к Дракуле и уничтожение вампира было просто заданием Ватикана, которое он должен был выполнить), всё же вели себя почти как товарищи и мирно, чуть ли не по-дружески, как и во время их первой встречи в замке Франкенштейн, беседовали, — вампир и охотник достигли места, где в честь Хэллоуина веселилась нечисть. Лакеи в париках и ливреях (они были людьми) с низкими поклонами отворили перед ними створки огромных дверей в величественный и роскошный бальный зал в барокковом стиле с балконами и пышными драпировками бордового бархата, сверкающий огнями и позолотой, с гремящей в нём музыкой, дающими представления цирковыми артистами и кружащимися парами, не отражающимися во многочисленных зеркалах, пронизанный тонкими ароматами, смешивающимися с едва уловимыми запахами тления. Владислав и Габриэль вошли в зал, и при их появлении музыка и пение Атенаис, словно по команде резко оборвавшись, внезапно стихли, цирковые представления прекратились, танец замер и гости и артисты разошлись по сторонам, освобождая центр зала. А затем воцарилась тяжёлая, гнетущая, мёртвая тишина без малейшего звука или шороха, давящая могильной плитой. И в этой гробовой тишине на Ван Хельсинга со всех сторон устремились горящие жгучей ненавистью в прорезях масок глаза всевозможных цветов, чей палящий огонь он почти ощутил кожей. Дракула ободряюще слегка коснулся его руки своей: — Не беспокойся, всё под контролем. — И повёл Габриэля по залу. Их чеканные шаги отдавались эхом под его сводами. Сотни пылающих взглядов сопровождали охотника, прожигая его ими насквозь, но никто не шевельнулся, словно вампиры застыли на месте, окаменев, превратившись в статуи, у которых двигались только пламенные глаза. Достигнув со своим гостем центра зала, хозяин дворца остановился. — Дамы и господа! — возгласил граф. — Позвольте ещё раз представить вам великого Ван Хельсинга, удостоившего наш скромный праздник своим присутствием. Статус его изменился: сейчас он мой званый гость и находится под моей защитой и покровительством, поэтому прошу любить и жаловать! — Сын Сатаны обвёл ряды вампиров тяжёлым, внушающим и принуждающим к покорности взглядом своих выразительных глаз, в которых заклубился огненный мрак бездны. Они почтительно склонились в ответ, пряча пламя своих. Владислав дал знак музыкантам, приказывая продолжать играть. Музыка снова зазвучала, а находящаяся на возвышении Атенаис, пластично изгибаясь в некоем подобии танца, продолжила свою странную и дивную, завораживающую песню без слов, от которой по коже шли мурашки. — Прошу вас, окажите мне высокую честь и удостойте меня изысканного удовольствия танца с вами, ваше небесное высочество, — со своим фирменным ехидным прищуром, мерцая синими глазами, протянув точёную руку и слегка любезно склонившись, Владислав, блистая лукавой улыбкой тонких карминных уст, пригласил Ван Хельсинга на танец. Охотник так опешил от этого поворота событий, что даже приоткрыл, а затем закрыл рот. Глаза его округлились от изумления. Он ожидал чего угодно, но не такого. — Ты… ты что, издеваешься, демон?! — нервно сглотнув, возмущённо, но всё же приглушив голос, воскликнул вигилант. — Ты сказал, что не собираешься делать из меня угощение, придумав для меня месть получше?! Пожелал унизить меня перед твоим проклятым сборищем кровососов, сделать меня посмешищем для них???!!! — О-о-о! Это была бы утончённая, изысканная месть! — заулыбался вампир. — Но ни в коей мере, Габриэль. Ты снова ошибаешься и неправильно всё воспринимаешь и истолковываешь. Наш танец будет не унизительным, а прекрасным зрелищем. Ты ничего не помнишь о нашем совместном прошлом, но мы не раз танцевали с тобой, хоть у наших танцев не было свидетелей. Впрочем, нет, однажды кое-кто подсмотрел их, — лукаво улыбнулся он. — Танцевали??? Ты хочешь сказать, что кто-то из нас обучал танцам другого? — Нет. Когда мы встретились, мы уже оба прекрасно владели этим искусством. Мы танцевали, потому что нам это нравилось… Ван Хельсинг ответил ему полным недоумения выражением и пренебрежительно-презрительным пожатием плеч: — Преглупейшая шутка, демон. — Это не шутка, а факт, в чём ты сейчас убедишься. Уверен, твоё тело помнит движения, просто отдай ему власть над собой. Вид охотника красноречиво выражал то, что он не собирается последовать то ли просьбе, то ли приказу вампира. Владислав поморщился: — Габриэль, я не любитель длительных и изнурительных увещеваний. Не заставляй меня в который раз повторять тебе об условиях безопасности для Анны и твоего шута, если тебя не волнует собственная. Мне это порядком надоело, а в таких случаях я не могу похвалиться терпением, моё же раздражение тебе не на руку. Так что будь благоразумен и не зли меня. Это не на пользу ни тебе, ни твоим друзьям. — Глаза вампира угрожающе сверкнули, а между карминных губ на миг блеснули лезвиями бритв зубы демона. — Ты же не забыл, что имеешь дело с чудовищем, — усмехнулся граф, — которое нежелательно выводить из себя? Ван Хельсинг едва ли не с затравленным видом оглянулся по сторонам. Лица гостей и артистов были каменными, не выражая никаких эмоций; ещё минуту назад полыхавший в их глазах огонь ненависти погас, словно и не пылал в них. То, что вигилант не нашёл на лицах вампиров ни признаков насмешки, ни злорадства, ни удовлетворённого торжества, обнаружив лишь полную бесстрастность, немного успокоило его и укрепило состояние духа. Возможно, у нечисти свои обыкновения и она воспринимала мужской танец совсем не так, как это сделали бы люди. Возможно, для вампиров ничего особенного в этом не было. Во всяком случае, ему пришлось успокоить себя такими мыслями. Дракула, излучая полное удовлетворение происходящим, не спускал с Ван Хельсинга смеющихся глаз. — Успокойся, мы не будем объектами для наблюдения: когда мы начнём танец, другие тут же присоединятся к нам, заполнив зал, артисты продолжат выступления и никто не станет на нас глазеть. Мы останемся один на один среди кружащихся пар. Словно мученик, которому предстоит подвергнуться новой пытке, охотник, скорчив гримасу и на мгновение молча подняв свои красивые глаза к потолку то ли в укоризненной мольбе, то ли в дерзкой претензии к небесам, собрался с духом и, сделав над собой усилие, сомкнул свою руку с поднятой и согнутой в локте рукой довольного вампира, соединив ладонь с его ладонью, повторяя начальную фигуру танца Дракулы с Анной, сопроводив своё движение словами: — Ты не только чудовище. Ты ненормален, болен. — О Габриэль, это только начало! — с ехидной, но пленительной улыбкой сказал Владислав. — Уверяю тебя, ты запомнишь этот свой Хэллоуин в прекрасном Будапеште!