The Halloween in Budapest

— Повелитель сказал, что у него нет сердца и он не любит нас. Заявил, что ничего не ощущает и не чувствует. Ни страха, ни сожалений, ни радости, ни печали, ни любви… Что в душе у него царит пустота и он бесстрастен. Бесстрастен! Но это же просто смешно! — сидящая за туалетным столиком в своём роскошном будуаре в стиле рококо Алира пожала плечами. — Это при том, что он так темпераментен! Взрывается Везувием эмоций, а заводится с пол-оборота! — хихикнула девушка, любуясь своим отражением. Смотрела она, конечно же, не в зеркало, а в особый, очень редкий кристалл, доставленный в Летний дворец из того измерения, где находился исполинский замок Дракулы, называемый Ледяной крепостью, подаренный ему самим Дьяволом, куда можно было попасть через магический зеркальный проход в родовом замке Валериусов. Кристалл был идеально срезан и особым образом обработан неутомимыми двэргами и отражал даже лучше зеркала. — И как можно не любить МЕНЯ? — Вампиресса, поворачиваясь перед кристаллом и так и этак, меняя расположение перед ним, делала всевозможные наклоны головы и выражения лица, скашивала глаза, приоткрывала губы, подпирала щеку рукой, по-разному размещала пальцы у губ и подбородка. — Хороша! — улыбалась она. — Ах, как хороша! Я гораздо, гораздо красивее и Анны и всех других! — Радостно взвизгнув, огненноволосая красавица вдруг резко, с хохотом взвилась со стула на витых ножках под потолок, а оттуда, смеясь, шлёпнулась на кровать из слоновой кости и чувственно заёрзала на ней, перекатываясь из стороны в сторону, блаженно изгибаясь и потягиваясь, нежась на шелках и воздушной, как облако, перине. — Ах, как хорошо, что я вампир! Я буду вечно молодой и прекрасной! Улыбаясь, Алира, закинув руки за голову и сцепив пальцы в замок, расположила в ладонях затылок и, глядя на расписной плафон с фривольным античным сюжетом у неё над головой, предалась воспоминаниям об одной своей жертве, для которой было великим счастьем умереть в её смертоносных объятиях. Это был бедный и одинокий, молодой художник, к которому она в один летний вечер влетела в мансарду в Бухаресте, где он жил. Алира всегда любила поиграть с жертвой, прежде чем убить её, поэтому не стала сразу хватать его и пить его кровь. Увидев влетевшую к нему в раскрытое окно белую горгулью, художник пришёл в ужас, но, когда она приняла облик редкостной красавицы, восхищение прогнало его страх без следа. Тонко чувствующий молодой человек с восторженной душой, жаждущей возвышенного, необычного, неземного, был сражён вампирессой, поражён стрелой Амура в самое сердце и отдал ей его. «Кто ты, о дивное создание?» — спросил он у Алиры. Вид у него был как у зачарованного или как у спящего с открытыми глазами. Такое обращение, равно как и восхищение молодого человека, конечно же, очень понравились вампирессе, и она улыбнулась ему самой своей очаровательной улыбкой, наслаждаясь горящим в его увеличившихся глазах восторгом. «Я вампир.» «Вампир?» «Да. Разве ты ничего не слышал о нас? Мы не стареем и живём вечно, но для этого нам надо пить кровь людей…» — лукаво улыбаясь, сказала Алира, подходя к нему, и при последних словах показала острые зубки. «Это страшно. Но прекрасно…» — прошептал художник словно в забытьи, и не думая отстраняться от неё. Как загипнотизированный, он был не в силах отвести от красавицы взгляд ни на миг. «Я тоже так думаю!» — сказала девушка и заливисто расхохоталась, отбросив свои тяжёлые огненно рыжие локоны на изящную спину. «Как вы прекрасны…» — промолвил совершенно очарованный молодой человек, как во сне. «С этим я тоже согласна, — улыбнулась вампиресса. — Знаешь, а ты мне нравишься, мне даже расхотелось тебя убивать, — насмешливо заметила она. — Вижу, ты художник», — Алира окинула мансарду взглядом. Девушка прошлась по помещению, рассматривая работы художника, следующего за ней восхищённым взглядом. Она не особо разбиралась в живописи, но виденное ей очень понравилось. «Красиво», — оценила она полотна. «О! Как бы я хотел написать ваш портрет! Я знаю, это была бы самая чудесная моя работа!» — воскликнул он. Эта идея очень понравилась Алире. Картины художника свидетельствовали о том, что он замечательно талантлив и мастер своего дела. А как будут завидовать ей Маришка и Верона! «Хм, хорошо. Начинай прямо сейчас!» — приказала вампиресса. Художник, весь дрожа, споткнувшись и едва не упав, бросился к своим инструментам. Он поставил мольберт, установил на нём огромный холст, потому что хотел изобразить красавицу в полный рост, разместил рядом с мольбертом краски и кисти и взял в руки палитру и одну из кистей. Поначалу руки его нервически дрожали, но скоро захваченный волшебным творческим порывом он стал проводить уверенные линии наброска. «На сегодня довольно, — сказала Алира спустя пару часов, когда ей надоело позировать. — Продолжим завтра.» — И, подарив покорённому художнику обворожительную улыбку, она выпорхнула в окно. Видя, какое впечатление она произвела на него, поняв, что он без памяти, мгновенно и навсегда, пламенно полюбил её, она была совершенно уверенна, что он не только никуда не сбежит, а будет с нетерпением ждать её завтра у окна, страшась, что она может не прилететь. Так и случилось. Алира с большим удовольствием навещала художника и позировала ему, наслаждаясь процессом, который ей очень нравился, хоть стоять, замерев, было не слишком приятно и утомительно. Обладавший невзрачной наружностью молодой человек совсем не нравился рыжеволосой красавице, но ей нравилось его восхищение и поклонение, то, какими глазами он смотрел на неё — как на сошедшую с небес богиню! Вампиресса упивалась тем, что сразила мечтательного и чувствительного художника наповал. Творя её портрет, он пел осанну её красоте, осыпая её восхищёнными комплиментами. Алира впитывала это, как губка. Она обожала сводить с ума. Художник буквально боготворил кровожадную красавицу как высшее создание, не смея признаться ей в своей любви, зная, что чувства его будут с ранящим душу смехом отвергнуты. Коснуться своего идола для него было величайшим счастьем и однажды неверным голосом он попросил позволения поцеловать край её платья… Вампиресса была поражена таким отношением, оно невольно тронуло её жестокое сердце. Засмеявшись, она позволила. Весь объятый трепетом, молодой человек опустился, вернее, упал на колени перед королевой своей души. Когда он дрожащей рукой поднёс к губам подол её платья, его бешено колотящееся сердце едва не выскочило из груди. В исступлении, в котором благоговение мешалось со страстью, прижался он губами к ароматной ткани и пошатнулся… «Ах! — с досадой думала Алира, кусая губки, глядя на него сверху вниз. — Если бы можно было вселить тонкую и нежную душу потерявшего от меня голову художника в Повелителя! И он так же преклонял бы передо мной колени и смотрел, как на божество! Но, увы, даже для вампиров не бывает абсолютного счастья!» О том, что желанная ей перемена в Дракуле разрушила бы его образ, ибо внешность и внутренность, форма и содержание неразделимы в своей целостности, и он стал бы другим существом, не тем, кого она любила, а также о том, что мягкая и податливая натура художника никак не подходила тёмному и властному гению сына Сатаны, она, конечно же, не подумала. Вампиресса целый месяц прилетала на сеансы позирования. Художник, создавая её портрет, знал, что ему грозит опасность, что, когда работа будет окончена, его жестокая любовь наверняка убьёт его, но мысль об этом не только не страшила его — напротив, он ждал этого с нетерпением и предвкушением… Ведь, чтобы выпить его кровь, она обнимет его, она коснётся его шеи губами, она пронзит вену на ней в поцелуе… О! Каким это будет для него блаженством! Безумно влюбившийся в вампирессу при первом же взгляде на неё молодой человек прекрасно понимал, что не может и мечтать о том, чтобы претендовать на чувства красавицы, что загоревшаяся в его душе неугасимым огнём любовь к ней совершенно безнадёжна и не имеет никакого шанса даже на мимолётную ответную благосклонность; и это разрывало его сердце, сводило с ума. Он знал, что, если она оставит ему жизнь, но покинет его, он будет чахнуть от разлуки день за днём, не способный думать ни о чём другом, кроме неё, что он не сможет больше рисовать и зарабатывать себе на жизнь, что, изнемогая от любви, изходя от неутолённой страсти, он умрёт от тоски или — о ужас! — потеряет разум. Сколько раз он падал на колени, вознося бесполезные молитвы к небесам, равнодушным к его мукам так же, как и к страданиям других несчастных. Терзаясь, художник почти не ел, отдавая все силы творимому им портрету вампирессы, а во сне ворочался в постели, как на раскалённой сковородке, при этом дрожа, как в лихорадке, снедаемый пожирающей его страстью. Он страшно исхудал и уже был похож на мертвеца. Его неудовлетворённые желания, его душевные терзания иссушили его, вампиром пили его кровь. Спустя месяц молодой человек превратился в тень себя прежнего. Глаза его возбуждённо-исступлённо горели на совершенно измождённом, бледном лице. Наконец, полотно было закончено. И оно действительно оказалось самым прекрасным произведением несчастного художника. Портрет вышел просто изумительным, потому что художник вложил в него не только всё своё мастерство, но и весь жар души, всю свою любовь, и никогда прежде не создавал он таких поистине волшебных картин. На портрете Алира представала ещё красивее, чем была в своей не-смерти, и казалась живой: чудилось, что изображённая на холсте красавица сейчас взмахнёт ресницами, а дыхание неуловимо колеблет ткань её платья. «Мне очень нравится портрет, — улыбнулась Алира, глядя на оконченную работу. — Тебе удалось в полной мере передать мою красоту. И в качестве награды я решила подарить тебе жизнь.» «Нет, — с безумно сверкающими глазами мотнул головой художник. — Я жажду умереть в ваших объятиях… Вы же знаете, что я не смогу жить без вас, больше не смогу рисовать; знаете, что любовь к вам отравила меня, что, если вы меня покинете и я никогда больше не увижу вас, я погибну от тоски… Мне не нужна жизнь, если в ней не будет вас…» В уголках его глаз блеснули слёзы. Он опустил голову, но тут же поднял её, как бы боясь упустить даже миг того времени, когда может видеть свою любовь. «Что ж, как хочешь», — жестоко улыбаясь, сказала Алира. Слышать слова художника, видеть его отчаяние ей было очень приятно, она наслаждалась тем, какую неземную любовь она зажгла в его сердце. «Я, конечно же, не могу быть с тобой. Так что, если тебе желанно это, будь по-твоему.» Вампиресса давно боролась с желанием выпить его кровь. Алира подошла к художнику и заключила его в объятия. В голове у него помутилось. «Ах! Какое блаженство!..» — выдохнул он. Тело его содрогнулось от наслаждения, словно по нему прошёл разряд тока, когда он после стольких мучительных мечтаний, стольких горячих снов, сжигавших его душу, почувствовал телом тело своего божества… «Это рай…» Вампиресса почти нежно улыбнулась и, прежде чем впиться в его шею, коснулась его губ своими… Он блаженно застонал, дыхание его пресеклось… Алира аккуратно прокусила кожу над веной и погрузила зубы в текущую под ней кровь. Художник не чувствовал боли, он был счастлив… Скоро мир померк перед его глазами, и он навсегда сомкнул веки. До капли осушив свою жертву, вампиресса оторвалась от её шеи. «Благодаря мне он умер в раю», — улыбнулась Алира, глядя на бескровный, ещё тёплый труп. — «Разве я не ангел? Конечно, ангел. У меня и крылья есть!» — и, захохотав, она схватила картину и вылетела в окно. «Ты нашла настоящего мастера, дорогая, — с видом знатока сказал Дракула, когда она показала дома полотно. — Работа поистине выдающаяся, он мог бы прославиться, войти в число великих живописцев! Надеюсь, ты подарила ему жизнь за такой прекрасный портрет?» «Увы… — Алира со смехом пожала плечами и бросила на графа лукавый взгляд. — Он сказал, что без меня всё для него станет бессмысленным, что он больше не сможет писать картины и предпочёл напоить меня своей кровью, умоляя меня избавить его от жизни, которая стала ему не нужна, если в ней не будет меня, просил не оставлять его медленно чахнуть и умирать от тоски. И для него было райским наслаждением оказаться в моих объятиях, почувствовать касание моих губ…» Она надеялась, что Владислав проявит хоть какое-то неудовольствие в связи с её победой, но он только рассмеялся, погладив её по щеке: «Что ж, в таком случае он сделал правильный выбор и поступил мудро. Смерть, особенно если она приятна, а тем более блаженна, всегда лучше жалкого и бесцельного прозябания, несчастной, ставшей в тягость жизни и медленного умирания, являясь также безотказным средством против мук неразделённой любви…» Недовольно блеснувший фиолетовым взгляд Алиры, её надувшиеся губки выдали то, что она раздосадована, хоть она хотела это скрыть. А Маришка с Вероной, понимая, чего она безуспешно попыталась добиться, коварно улыбнулись. Теперь это произведение искусства, настоящий шедевр, великолепный портрет рыжеволосой вампирессы в полный рост, прежде служивший, как того и хотела Алира, предметом зависти Вероны и Маришки, украшал собою гостиную её апартаментов в Летнем дворце. — Бедные, бедные Маришка и Верона, как же вам не повезло! — сказала Алира, обращаясь к погибшим вампирессам. — Мне вас очень, очень жаль и будет не хватать. Мы были совсем как сёстры и любили друг друга. Но правильно говорят, что нет худа без добра. И теперь мне не придётся ни с кем делить Повелителя! Он теперь мой, мой и только мой! — счастливо улыбалась девушка. — И я не позволю ему взять на ваше место других. Нет, не позволю! — пообещала она себе. — Не хочу больше ни с кем делить его! Он должен принадлежать только мне! Быть моим и только моим!Рыжеволосая красавица, так же, как две другие наложницы гарема Дракулы (усвоившего восточные вкусы и обычаи в бытность его пребывания в Османской Порте в качестве заложника), уничтоженные Ван Хельсингом, была по уши влюблена в графа. Редко какая представительница прекрасного пола могла остаться нечувствительной к чарам обольстительного сына Сатаны с его драматически эффектным образом, незабываемой внешностью, тёмной харизмой и дьявольской сексуальностью вкупе с грацией и элегантностью, которого называли «невероятно красивым»и «смертельно соблазнительным»и люди, и вампиры. На каждом, кто когда-либо видел его, он словно ставил своё клеймо, навсегда отпечатываясь в его памяти неизгладимым впечатлением. Алира питала надежду однажды стать для Владислава единственной, отчаянно ревнуя его к Маришке и Вероне. Но несмотря на её ревность, гибель подруг не оставила её равнодушной, она действительно расстроила её, даже заставив всплакнуть, проронив несколько слезинок. Не особо любя их, она всё же была к ним привязана и ощутила боль потери, когда они были уничтожены вигилантом. Так в силу привычки, объединяющего совместного проживания и общего быта бывают привязаны друг к другу члены одного рода, живущие под одной крышей, не испытывая на самом деле друг к другу настоящей родственной любви и искренних тёплых чувств. Алира, желая, чтоб граф удовлетворился ею одною и оставил Маришку с Вероной, не желала им смерти. Она печалилась по погибшим подругам неподдельно и глубоко, однако недолго, и скорбь её была подобна метеору — яркая, но кратковременная. — Как хорошо, что этот убийца Ван Хельсинг вырвал эту прикидывающуюся скромницей лицемерку Анну из рук Повелителя! Вот ведь удача! Он не должен был обратить её! Но Хозяин и не стал возвращать её, а вместо этого захватил охотника. Интересно, что он задумал сделать с этим проклятым великим Ван Хельсингом? Проклятый-то, проклятый, — улыбаясь, рассуждала Алира, разглядывая картины плафона. Заложив ногу на ногу, она покачивала в такт своим высказываемым вслух мыслям ступнёй, на которой едва держалась соскользнувшая с её точёной ножки туфелька, которую она удерживала пальцами. — Но ему нельзя не отдать должное: он очень красив. И Маришка была права, что жаль убивать такого красавца. Хотя надо! Надо! — рассмеялась вампиресса. — Повелитель сказал, что он архангел Габриэль в теле человека. В это просто невозможно поверить! Разве ангелы не должны быть на небесах? Может, Хозяин мистифицировал нас? От него всего можно ожидать. Он настоящий сын Люцифера! — Девушка снова засмеялась и подбросила висящую на пальцах туфельку. Туфелька, сделав оборот, упала на кровать.— Хотя кто знает? Вдруг это правда и он и в самом деле архангел? Ах, как бы мне хотелось попробовать его кровь! — Алира плотоядно облизнулась. — Я называла божественным напитком с тридцатилетней выдержкой кровь простого поселянина в Вазерии, какова же на вкус кровь архангела Габриэля??? О-о-о-о-о… Надеюсь, Повелитель не выпьет этот райский напиток сам и угостит меня…— Вампиресса предвкушающе закрыла глаза, воображая, как пьёт архангельскую кровь. На её лицо упала выбившаяся из искусной причёски рыжая спираль локона, вернув её к реальности. — Ой! — воскликнула Алира, коснувшись волос. — Я же испортила причёску! — Она окинула взглядом свой туалет. — И помяла платье! Невеста Дракулы проворно соскочила с кровати и, подбежав к сонетке, дёрнула за шнурок. Спустя несколько минут на звонок явилась камеристка. Она была человеком. Кроме колченогого горбуна Игора, прилежно усваивавшего поучения Дракулы вроде того, что следует опередить ближнего в его намерении причинить тебе зло, графу за отличную плату служили и другие люди, хоть их было немного. Все они тщательнейшим образом отбирались, были надёжны и давали страшную клятву, обязывавшую их хранить тайну о том, кому они служат, нарушение которой влекло ужасное наказание. Но никто ещё не подвергся ему, так как никто её не нарушил. Владислав не мог обойтись без этой человеческой службы. Люди поддерживали порядок в Летнем дворце и других его владениях, охраняли их, а также выполняли другую работу для него. Войдя в будуар вампирессы, служанка поклонилась: — Что прикажете, госпожа? — Больная чахоткой, без кровинки в лице она могла посоперничать в бледности с вампирами. — Эльза, мне надо переодеться и поправить причёску. — Да, госпожа. Какое платье вам угодно надеть вместо этого? — Хм, — Алира сморщила носик. — Даже и не знаю. Хозяин подарил мне много новых туалетов. — Вампиресса, сопровождаемая камеристкой, прошла в гардеробную. — Вот это, — указала она Эльзе на один из многих подготовленных роскошных нарядов. Алира выбрала платье насыщенного и глубокого синего цвета. — Я надену к нему новый сапфировый гарнитур, в котором ещё не появлялась в свете. — Вампиресса вернулась в будуар. Она отодвинула ящик туалетного столика и вынула одну из шкатулок с драгоценностями. Открыв её, девушка достала украшения с бриллиантами и цейлонскими сапфирами: изящную диадему, колье, серьги, браслет и перстень, которым предназначалось завершить её образ. Появилась Эльза неся выбранный Алирой туалет. Хозяйка и её служанка расположились у кристалла, служившего вампирам зеркалом. Отражение Эльзы в нём не появилось, в кристаллах отражались только дети Ночи. Умелая и расторопная, несмотря на её недуг, камеристка быстро сменила наряд на своей госпоже на другой и занялась её причёской. Укладывая волосы вампирессы, она уколола булавкой палец, и на нём выступила алая капелька. Мгновенно учуяв запах крови, Алира схватила Эльзу за руку и жадно слизала капельку, хоть совсем не была голодна. Закончив причёску невесты графа, служанка укрепила в ней диадему, а затем застегнула на шее девушки надетое ею колье, после чего, присев, удалилась. Сняв серьги с рубинами, Алира продела в уши серьги с сапфирами. Браслет и перстень пока остались лежать на столике. Эти аксессуары должны были дополнить туалет вампирессы после того, как она натянет перчатки, которые дамам полагалось носить на балу, перед тем как спуститься в бальный зал. Улыбаясь, Алира смотрела в кристалл и не могла оторваться от своего отражения. Вампиресса действительно выглядела потрясающе, краше, чем когда-либо. Ей очень шёл её наряд, делая рыжеволосую красавицу ослепительной. — Ах, как я счастлива, — мурлыкнула девушка. — Я прекрасна, я королева вампиров и всю ночь буду танцевать с сыном Сатаны на чудесном балу! Я не позволю ему танцевать ни с кем другим! — Алира надеялась, что поразит Владислава своей красотой, которая в этот вечер блистала, как никогда, что, проведя эту праздничную ночь только с ней одной, он откажется от намерения заводить новых невест. Вдруг в дверь её апартаментов постучали. — Хм, кто это может быть? — удивилась девушка. Она поднялась со стула и, выйдя из будуара, прошла в переднюю, открыла дверь и увидела стоящего перед ней виконта де Кастельмелор. Он был обращён в вампира в двадцатипятилетнем возрасте, но выглядел совсем молоденьким миловидным юношей. У него были белокурые волосы и янтарные глаза. — Альберт? Чего тебе? — спросила Алира, не приглашая его войти. Виконт смотрел на неё во все глаза, пожирая восхищённым взглядом. — Как же вы прекрасны, Алира… — Это я знаю, дальше что? Хозяину не понравится, что ты приходил сюда, и мне некогда выслушивать твои комплименты. Почему ты здесь? Что-то случилось? — Да. И вы знаете, что. Я люблю вас и хочу, чтобы вы были со мной. Вампиресса засмеялась: — Ох, Альберт, прошу тебя, не начинай снова. Мы уже говорили с тобой об этом. Ты знаешь, что с тобой будет, если Повелитель узнает о твоих дерзостях? — Меня это не страшит. Мы с вами связаны. И наши имена начинаются одинаково недаром. Алира прыснула. — Люцифер! Ах, какое ребячество! Наши имена не только начинаются на «Ал», ты забыл сказать, что нас объединяет ещё и то, что в них есть ещё одна общая буква — «р»! — хохоча, сказала она. — Я не знала, что ты такой ребёнок, Альберт! Совершенный ребёнок! Да на тебя даже сердиться нельзя! Альберта обидели её слова. — Я покажу вам, какой я ребёнок! — воскликнул он, сверкнув взглядом и сжав кулак. — Уволь. Не надо мне ничего показывать, — засмеялась Алира. — Разве ты не понимаешь, какие безрассудства ты творишь, какие глупости говоришь? Ужасные, и при том опасные для тебя безрассудства и глупости. — Мою любовь к вам вы называете глупостью?! — возмущённо воскликнул виконт. — Да, потому что она глупость. — Алира, оставьте Хозяина и уходите ко мне! — адресовал невесту Дракулы пылким обращением Альберт, словно не слыша её. — Аха-ха-ха-ха! Да ты определённо сошёл с ума! Нет, правда. Куда вы приглашаете меня, виконт де Кастельмелор, в свой склеп? — И Алира снова оскорбительно расхохоталась. — Если бы Хозяин пригласил вас в склеп, вы бы согласились… — А вот это не твоё дело! Вы забываетесь, виконт! — рассердившись, осадила его вампиресса. Но это не оказало на влюблённого никакого воздействия. — Я вас обожаю, боготворю! Я думаю только о вас! — пылко восклицал он. — Никто и никогда не любил вас так, как я, о Алира! — Ты так в этом уверен? — Подумав о художнике, рыжеволосая красавица снова взорвалась хохотом. — Алира, как вы можете смеяться над моими чувствами, над моей любовью к вам? — Глаза вампира вспыхнули возмущением. — Да потому что они смешны! Я королева вампиров! Как ты не понимаешь, как глупы твои искания, как глупы твои предложения?! — О Алира! Какое наслаждение произносить ваше имя! Хозяин не любит вас так, как я люблю! — Что ты можешь знать о любви Хозяина?! — рассердившись, змеёй зашипела вампиресса. — А где он сейчас? С кем? Почему он не с вами? Разве он чем-то занят? Ведь сегодня праздничная ночь и он должен быть рядом. Я бы никогда не оставлял вас одну! — И этим очень докучал бы мне! — рассмеялась Алира. Смех её однако был деланным. Слова Альберта достигли той цели, которую он хотел, но это только ещё больше рассердило предмет его страсти, испортило девушке настроение и никак не расположило её к влюблённому в неё вампиру. — Уходите, виконт! — приказала раздражённая невеста Дракулы. — Я не желаю вас больше слушать. — Вы королева, но как долго вы будете единственной королевой? — не отступал настойчивый искатель. Алира вконец разозлилась. — Ты мне надоел! Убирайся, Альберт! И будь рад, если я ничего не скажу Хозяину! — И рассвирепевшая девушка захлопнула дверь перед носом домогающегося её любви вампира. Оперевшись спиной о закрытую дверь, вампиресса очаровательно нахмурила лобик. Да, что сейчас делает Повелитель? Он обязательно должен прийти за ней, они вместе спустятся в бальный зал и будут танцевать до рассвета, а затем останутся наедине.