Чуть больше, чем чужие

— И что же теперь? Спустя столь долгие годы, старания, столько принесённых вестей — что? Остаться здесь, среди смертных, сам по себе, словно ничего и не было! Почему, вот скажи мне, исчадие, почему Небеса не ищут меня? Почему не скажут, что это чудовищная ошибка? Вельзевул, признаться, где-то на пятый раз, когда круг его речи зациклился, останавливая на одних и тех же вопросах без ответов, потеряла счёт как времени, так и смысла что-либо отвечать. Все её ответы он слышал уже дважды так точно, да и вряд ли на самом деле в них нуждался. Так что сейчас, сидя рядом с ним за запачканной барной стойкой и порой подавая невербальные сигналы бармену, она просто и методично поглощала одну порцию розового джина за другой, глядя на Гавриила тем самым взглядом, что смешивал в себе усталость, брань и нотку сочувствия. Таким, как он, не нужны ответы на вопросы — нужно лишь выговориться, выбить из себя все слова и наконец принять решение, даже если и с помощью со стороны. Пускай болтает, пускай не закрывается, она уже давно к этому привыкла, ведь смертные крайне болтливы, особенно если пытаются познакомиться с «той странной девкой с мухой на башке». А таких, что странно, всегда находилась хотя бы парочка, несмотря на то, что уже все были в курсе, что она слегка со странностями. И, если обычно она намеренно заводила знакомство со смертным, чтобы после притвориться сектанткой, отравить своего ухажёра, а изнутри набить мухами, то сегодня вечер выдался, признаться, поинтереснее. Сегодня в её жилетку плакался сам архангел Гавриил. Плакался буквально. Он игнорировал всё, что творилось вокруг — душные стены подвала, девицу, что уже в третий раз слетала с механического быка, но никак не сдавалась, неоновые яркие вывески, что неестественно сверкают перед глазами, или беснующуюся в танцах молодёжь, что сменялась и сменялась без конца. Признаться, Вельзевул нравились такие места — в них было легко затеряться и просто наблюдать за течением местной жизни. Как кто-то сцепился с охраной до синяков и ссадин, как кто-то удаляется в туалет с роскошной барышней, а кто-то, очевидно проглотив лишнего, лежит на диванчике сбоку и бормочет что-то об инопланетянах. Когда она завела архангела в это место, признаться, она думала, что он просто сломается и, как это говорят, перестанет отвечать на системные запросы. Но он, увы, лишь предсказуемо возмутился, мол, как это ты можешь, проводить время в таких местах, это же рассадник порока! Правда, почти сразу он осознал свою ошибку и, косо взглянув на свою спутницу, покачал головой и сдался. Впрочем, уговорить его попробовать алкоголь оказалось куда сложнее, зато принесло удивительно прибыльный результат. Начав с того же самого розового джина, что и спутница, Гавриил вскоре, по чуть-чуть освоив весь ассортимент местного бара, перешёл в ту стадию, когда его рот сомкнуть оказалось просто невозможно. Он трепался, трепался и трепался, основательно загрузив её голову и позволив задуматься на минутку о резоне лишить стан архангелов лидера насовсем, если тот вдруг прямо здесь окочурится. На удивление, этого не происходило, он лишь болтал, а после, не выдержав собственного давления на себя же самого, разрыдался, упав носом в собственные руки от бессилия. Похоже, таким беспомощным он не чувствовал себя никогда. — Кто знает, мож-жет уже и ищут, — пробормотала Вельзевул куда-то в пространство бара, сказав это скорее себе, чем ему. Неведомо, может, это и впрямь ошибка, и скоро его заберут? С другой стороны, она-то уж точно хорошо знала, что когда дело касается любого низвержения, вплоть до падения в Ад, ошибок не существует, равно как и вторых шансов. — Не понимаю, — Гавриил резко хлопнул кулаком по столу, заставив молодого нервного бармена коротко вздрогнуть, и притих, — Как меня вообще сюда завело? Я сижу здесь, с тобой, моё тело меня едва ли слышит, а они там бездельничают! Я клянусь, как только вернусь — найду виновного, и они у меня по струнке все ходить будут! Что это? — Это текила, — коротко бросила Вельз, вырвав наконец паузу в мучительной гневной тираде. Честно признаться, она уже и сама хотела, чтобы ангелы забрали этого болтливого идиота назад, в свои долбаные уютные Небеса, и больше не напоминали о нём никогда. Мухи в голове, что обычно старательно жужжали, теперь послушно притихли под гнетом джина и едва ли ворочались, — Смотри, как делается. Дай сюда свою левую руку, на неё насыпается соль. Сейчас слизываешь соль одним махом, выпиваешь вот этот шот, а лаймом заедаешь сверху. — Зачем же такие сложности? — он мгновенно сбился с предмета своих переживаний, одарив Вельзевул столь незабываемым, необременённым смыслом взглядом, что та чуть ли не позволила себе прыснуть со смеху. — Люди считают, что так пить текилу «правильно». Вообще это всё грандиозная фальшивка — маркетологи придумали её, чтобы она была аутентичной на алкогольном рынке. Чтобы колорит был мексиканский. Ты вообще бывал когда-нибудь в Мексике? — она была готова болтать о чём угодно, лишь бы прекратить бесконечный круг из вопросов о том, почему и за что его очеловечили. Ведь Вельзевул не знала ответа и не смогла бы дать его, даже очень сильно захотев. С другой стороны, на вопрос о том, как так вышло, что она уже седьмой час торчит в баре с архангелом Гавриилом и слушает, как он плачет, тоже не вышло бы дать ответ с лёгкой руки. По логике вещей, всё это следовало прекратить одним простым способом — спустить этого придурка в Ад и растерзать толпой, как это принято у демонов. Сократить поголовье архангелов навсегда, вырвав преимущество. Но сейчас, сидя по его левое плечо и с интересом поглядывая на то, как этот идиот пытается без потерь насыпать на руку соль, она понимала, что не особенно хочет спешить. Быть может, подождать какое-то время, наиграться, так сказать? В конце концов, раз уж Небеса не торопятся его разыскивать, то времени у них достаточно? — Мексика это с западной или с восточной стороны Земли? Погоди минутку, кажется, я всё позабыл, — он на мгновение замер, взглянув на неё взором, полным искреннего сожаления, одним махом слизнул соль с ладони, опрокинул внутрь себя стопку текилы и всеми своими неподготовленными зубами впился в дольку лайма. Вельзевул заинтересованно притихла. Сочетание, казалось бы, невозможно скривившегося выражения лица, безумного взгляда и настоящего мученического стона, что вырвался из Гавриила сквозь нечто невыносимо кислое, ей бы хотелось запечатлеть, но, к сожалению, было не на что. Архангел согнулся, как был, сидя на барном стуле, практически вдвое и, выплюнув чудовищный фрукт на пол, схватился за рот обеими руками, пытаясь хоть что-то с этим сделать. — Адское отродье, что ты дала мне! — промычал он сквозь пальцы, мстительно зыркнув на то, как Вельзевул едва заметно улыбается, и, очевидно, быстро осознав всю степень своей ошибки, — Как ты посмела! Губы сводит, что это такое? Оно растворяет мой рот! — Не растворяет, не нервничай. Это фрукт такой, называется «лайм». А то, что ты сейчас чувствуешь, наз-зывается кислотой, так чувствуются штуковины с кислым вкусом. Ты замахнул слишком много и слишком резко, вот и сжёг себе половину рта. — Не смей смеяться, адская муха. Если надеешься, что я по смертности своей тебе не отомщу, то знай — ошибаешься! — он кое-как выпрямился, слез со стула восвояси, приосанился, пытаясь привести себя в прежний боевой вид, и практически сразу, сделав шаг в её сторону, невольно покачнулся, попутно вывернув обеими руками какое-то странное па и чуть не поцеловав пол. — С тебя достаточно, — усмехнулась она в нос, наблюдая за каждым движением. Было в этом зрелище нечто уникально-прекрасное, приносящее живое удовлетворение, — Не хочу преж-ждевременно тебя отравить. Постарайся не рухнуть, выведу тебя проветриться. Хотя, при твоих мозгах вряд ли помож-жет. Она лениво поднялась, спрыгнув с барного стула, будто уличный голубь со ступеньки лестницы, и крепко потянулась, хрустнув плечами. Определённо, эта безумная барная эпопея слишком долго длилась, а девчонка на механическом быке, кажется, теперь совсем другая — предыдущая валялась в отключке под стенкой. Она довольно смутно представляла, что собирается делать с ним дальше. Отправлять его вниз, на растерзание своим подданным, Вельзевул пока что не спешила, по крайней мере, дала ангелам небольшую фору. В конце концов, раз уж они так настойчиво болтали о важности баланса сил, то вряд ли посмеют его нарушить, да ещё и так просто. Да что уж там, они благодарны должны быть, что Вельз не растерзала его лично всеми своими возможными зубами, что не были видны в человеческой форме. А если не это с ним делать, то что? Куда она собирается тащить его дальше? Представления не было никакого. — Ты посмотри, кажется, у этого фрика появился поклонник! — раздался голос где-то в отдалении. Она хорошо понимала, что столь нелестным словом невзрачная пачка местных модников отзываются о ней. В той же мере хорошо она понимала неколебимый и верный факт — ей плевать. В их праве считать незнакомую женщину с мухой на голове фриком, в их праве нарываться на скандал в ожидании ответа, но меньше всего Вельзевул хотелось размениваться на всякую мелочь. Громкая, скандальная, вечно качающая права молодёжь внушала ей лишь презрение. Не подростки, ищущие свою личность среди стереотипов, а вполне устоявшиеся, пусть ещё и молодые, уродцы. Таких, честно признаться, ей и в родном Аду хватало, взять тот же шестой круг. Заглянув в свинцовую поверхность зеркала при входе, она аккуратно поправила любимую алую ленту, возвращая её, чуть перекошенную, на законное место, и прибрала волосы, чуть взъерошенные от соприкосновений личной мухи. Той самой, которая только считается декоративной, но на деле очень даже живая и честно согласная выступать в роли самого странного головного убора на планете. Более того, это насекомое, нарушающее собой все законы природы, даже имело престранное имя, о котором Вельзевул не распространялась. Тонкими пальцами она лениво почесала гигантскую муху на голове, услышав краем уха, как та посапывает в привычном для этого времени суток анабиозе, и уже собиралась окликнуть Гавриила, намекнув ему, что если он отстанет, то окажется брошен здесь в полном одиночестве. Но было поздно. Гавриил уже отстал. — Никогда. Не бросайся. Такими словами. В моём присутствии, — то, какими безумными глазами он зыркнул на распустившего язык модника, определённо было достойно иконы. — Или что, дядя? — ответил юный мерзавец, закатив глаза и с закономерным презрением уставившись на это странное, убитое обстоятельствами явление народу, — Окатишь меня презрением? Или отправишь сниматься в кино к Стивену Кингу как показушных говнюков? — Рот бы твой грязный с мылом отмыть. Этим языком ты говоришь матери, что любишь её? Маленький испорченный засранец. Всевышний слышит каждое твоё слово! — Тьфу ты, твою мать, ты ещё и сектант что ли? — скривился в омерзении и лёгком страхе паренёк, поправляя автоматическим жестом волшебно уложенную соломенную причёску. — Я? Сектант? — гневно сверкнув глазами, архангел выпрямился окончательно, делая шаг вперёд и, кажется, окончательно сбиваясь с привычной себе модели поведения в какую-то сумасбродную сторону. При движении его слабо повело, но лишь на мгновение, он был слишком зол, чтобы шататься, — Я архангел, ебать его в сраку, Гавриил! И если я услышу от тебя хоть слово в адрес меня или этой дамы, то, поверь мне, твоё лицо не то что твоя мать, а апостол Пётр не узнает! — Кого? Этого фрика с мухой на башке? Так это что, женщина? Последним, что можно было рассмотреть на лице чересчур болтливого паренька прежде, чем случилось непоправимое, был едва ли заметный, лёгкий ужас — кажется, приходится иметь дело с сумасшедшим, что возомнил себя настоящим архангелом. Удар последовал незамедлительно, да такой мощный, словно Гавриил занимался этим всю сознательную жизнь. Даже сквозь общий барный шум, лёгкий скрежет механического быка и звон бокалов было просто блестяще слышно, как хрустнула чужая челюсть. Определённо, ангелы умеют бить крепко, даже если кажется, что они уже выведены из строя. Зерно сомнения на мгновение поселилось в сердце Вельзевул — быть может, следует их разнять? Она схватила это зерно цепкими пальцами и выбросила вон, ещё чего, пускай этот идиот развлекается, а заодно попробует на вкус насилие в чистом, смертном виде. Опрятный, лишь слегка шатающийся силуэт Вельз аккуратно опёрся на косяк двери, а взгляд холодно-серых глаз, выражая полное умиротворение, сосредоточился на драке. Гавриил не просто дрался, а по-настоящему месил, вымещал гнев, собранный тысячелетиями, на одном несчастном болтуне, громко обещая после достать и всю его разбежавшуюся в страхе компанию. Удары кулаков были такими приятно-смачными, что внутри Повелительницы мух неожиданно снова проснулся аппетит. Захотелось чего-нибудь жареного, может, мяса? Кажется, эта драка длилась вечно, охрана ничего не могла сделать, просто опасаясь к нему подходить, а зеваки в панике и волнении уже собирались вызывать полицию. Конечно, одно дьявольское вмешательство прервало бы в этом подвале любую сотовую связь, но, кажется, в голову Вельзевул наконец-то пришло понимание того, куда они оба направятся. В какой-то момент Гавриил, неслабо шатаясь, встал на ноги и окинул всех слегка буйным взглядом, явно собираясь что-то сказать, но не сообразив, что же именно. Мало что оставалось Вельз, кроме как перехватить этого ненормального под руку и вытащить буквально силой на улицу, пользуясь массовой заминкой. — Браво, Гавриил, просто браво, — она и впрямь аплодировала, пусть и медленно, но совсем не саркастично. Скорее, как аплодирует умудрённый жизнью старик-театрал на любимой пьесе. — Я не потерплю такой болтовни в своём присутствии, — архангел попытался снова приосаниться, но вышло в итоге лишь слегка болезненно застонать, — Мои пальцы, кажется, я их сбил напрочь. Это пройдёт? Или они так и будут болеть? А с кровью что надо делать? — Ты бы лучше побеспокоился о том, что будет с тем парнем. Ты от его лица сущее месиво оставил, тебя утром совесть замучает, — Вельзевул хрипло рассмеялась, вдохнув запах почти вечернего Лондона. Кажется, они провели в баре непозволительно много времени. Чёрт дери, а ведь должно быть, её уже разыскивают Внизу, она никогда прежде не пропадала больше, чем на два дня. Сейчас же, предвосхищая его вопросы, она закатила глаза под веки, — Ерунда. Одно дьявольское вмешательство — и через час будет как новенький. Как раз к приезду «скорой». — Погоди, а разве это, — он коротко икнул, попутно показывая руками, что фраза имеет право на продолжение по закону, — Разве это не доброе чудо? То, что он выздоровеет. — Угодив в больницу, этот мерз-завец поз-знакомился бы с повидавшим жизнь ровесником, и переосмыслил бы свой образ жиз-зни. Теперь он этого не сделает и будет нашим через пару лет. — Ты чудовище, — простонал Гавриил, тщетно стараясь хоть немного заглушить боль, что саднила, кажется, по обеим рукам. Более того, жуткое состояние, которое он пытался исцелить через кофе, неожиданно снова начало накатывать ритмичными тёмными волнами. — Бесишь уж-же. Я знаю, что с тобой делать. Едем домой, может, проспишься наконец. Много вопросов изрешетили её мрачную голову по мере пути в нужную сторону на такси. И ни на один из них Вельзевул не соизволила дать ответ, негромко сказав таксисту отправляться в Кэнари Уорф и полностью проигнорировав его недоверчивые взгляды. В конце концов, ей регулярно мало кто верит, когда она говорит, что и правда живёт там. Видите ли, она не похожа на жительницу небоскрёба в деловом районе, подумаешь! Цены, признаться, были заоблачными, да разве же это проблема для кого-то столь могущественного, как она? Вельзевул выбиралась в отпуск столь несметное количество раз, что покупка здесь жилья стала вопросом времени, и довольно быстро столь эксцентричная дама приобрела апартаменты в одном из местных жилых небоскрёбов. Идеальный вид на Темзу, остатки старинных доков, множество пабов поблизости и, разумеется, невероятно мизерное количество соседей человеческого толка. Преимущественно район считался деловым, и жильё там покупать было не странно, но маловозможно. В это время здесь ещё не начала бурлить привычная жизнь, но совсем скоро менеджеры, директоры и клерки освободятся и отправятся справлять окончание рабочего дня во все эти бесконечные питейные заведения, а после разъедутся по домам, в объятия своих жён. — То есть, ты поселилась в высотном здании? Серьёзно? — скомкано выдал Гавриил, едва ли сумев прокашляться. Квартира Вельзевул, большая, просторная, оказалась совершенно неслабо затянута плотным слоем сигаретного дыма, и только лишь сумев сколько-то к нему придышаться, он снова начал болтать, — Ты компенсируешь свой рост или падение с Небес? Взгляд, которым хозяйка дома смерила его на мгновение, мог кого угодно вогнать в землю по самую макушку и вынудить лить слёзы остаток вечности. Кого угодно, но не Гавриила. Уже намереваясь испепелить его взглядом, она невольно осмотрела зрелище напротив, и поняла, что смысла это не понесёт. Он просто рухнул на чёрный гостевой диван в полном бессилии и уставился в потолок, словно считая на нём звёзды. — Я всё ещё могу выбросить тебя отсюда и посмотреть, сколько ты пролетишь преж-жде, чем осознаешь свою ошибку. Закрой уже рот хоть на мгновение и поспи наконец, ты ведь так до этого и не додумался. Спать здесь будешь, на диване, я тебя в спальню не потащу. — Это почему же? Сил не хватит? — сонно и довольно мурлыкнул архангел, растягиваясь на длинном диване в искреннем блаженстве. Кажется, до него стало доходить, что значит слово «расслабиться» на самом деле, — И вообще, что ты имеешь в виду, как вообще надо спать? — Не юродствуй, идиотина, — усмехнулась Вельзевул, тоже слегка расслабившись и для верности закурив нечто из пачки с довольно-таки очевидным названием «Diablo», — Во-первых, никто, кроме неё, — она коротким жестом указала на почти спящую муху, — Не имеет права теснить меня в моей собственной грёбаной спальне. А во-вторых, просто поддайся состоянию, которое ты пытался прогнать с помощью кофе. Смертное тело просит сна, это правильно. Поддайся. — Когда ты это говоришь, создаётся ощущение, словно ты меня чем-то искушаешь, — бессвязно попытался усмехнуться Гавриил, едва ли умея говорить сквозь навалившийся сон. Глаза окончательно сомкнулись, а болтал он, кажется, уже почти рефлекторно. Тело беспощадно вырубалось, требуя человеческого отдыха, а Вельзевул, пожалуй, требовалась хотя бы пара часов одиночества и тишины. Она ему не ответила, а об обратном он и не попросил — сон поглотил Гавриила так стремительно и случайно, что даже верилось с трудом. Подумать только, они провели вместе целый день, он дрыхнет в её собственных прокуренных апартаментах, а она даже и не ведает, что будет делать с ним в долгосрочной перспективе? Наверное, было бы здорово показать ему ещё что-нибудь, что делают люди. Может быть, отправиться в другую страну? Или убедить его прыгнуть с парашютом, при этом отпуская столько гнилых шуток про падение в Ад, что все не запишешь? Или, быть может, вплотную познакомить с животным миром через зоопарк? В конце концов, если ангелы до сих пор не прибыли за ним, то и впредь вряд ли поторопятся. Что-то внутри Вельзевул укололо ржавой иголкой сомнения — быть может, они и впрямь не явятся? Может, всё это безобразие запланировано и для чего-то нужно? Ведь если бы Гавриил испортился окончательно, то немедленно пал бы, испоганив своим явлением жизнь всему адскому народцу. Но он здесь, на земле, в её внезапной компании.Она приблизилась к панорамному окну, слегка распуская ленту и ослабляя пиджак — величественная вечерняя Темза переливалась всеми оттенками чернил. Благодатная тишина повисла вокруг, нарушаясь лишь лёгким, едва ли заметным, жужжанием мух, что жили здесь постоянно. Сигарета заканчивалась, и Вельзевул, безжалостно сточив бычок в стеклянную пепельницу, едва ли слышно усмехнулась сама себе в отражении стекла. — Как-то это чересчур иронично.