Чуть больше, чем чужие

— Кроули, дорогой мой, мне нужно объяснение одного странного факта — почему любые механические предметы, которые тебя окружают, рано или поздно начинают проявлять собственную волю и склад ума? — определённо, такой разговор мог завязаться только в это воскресенье, только в «Фаленопсисе» и только после разгорячающего шота с самбукой. — Ерунда, ангел, — змей отмахнулся так привычно и так уверенно, словно не задавал себе этот вопрос каждый раз, когда сталкивался с чем-то необъяснимым вокруг себя. В данном случае разговор шёл о совершенно занимательной механике, которую он купил на аукционе для своего бара, и том, как странно она теперь себя ведёт, — Такое было всего два раза. Сссогласись, это идеальный способ грамотно развлечь народ, разве нет? Танцевальная камера, вдумайся! — Напомни мне, пожалуйста, как она работает? Я никак сообразить не могу, это ты ей и приказываешь? Или она сама выбирает? — Азирафаэль чуть виновато улыбнулся, словно прося прощения за своё недопонимание. — Примерно так. Вместе с лучом света она блуждает по бару, отсвечивая с потолка. И, когда она выхватывает какую-нибудь колоритную пару, мне достаточно крикнуть «Крысолов!», и всё пойдёт как по массслу. Двое, которых она захватила, просто не смогут прервать парный танец, пока я не велю остановиться. Да и людям, как оказалось, такое нравится. Мгновенно приковывает внимание. А как они потом восссхищённо болтают о том, что музыка голову вскружила! Бар сегодня гудел гораздо сильнее, чем обычно. Гавриил и Вельзевул совсем не так давно прибыли сюда на такси и рассказали, пускай и назойливо перебивая друг друга и чуть не разругавшись, результат визита к Адаму в Австрию, после чего было решено и правда продолжать плыть по течению, рассматривать мир вокруг, а в данный момент — остаться здесь хотя бы до ночи и, быть может, потанцевать? Народу собралось, кажется, неприлично много — молодёжь в стильных рубашечках и брюках, что открывали лодыжки, в галстуках, с подтяжками, в винтажных шляпах — Кроули определённо гордился теми, кто приходит сюда каждое воскресенье. За каким-то из столиков, покрытых бархатными скатертями, сидел плотный круг старинных поклонников жанра, за каким-то — оголтелая семейная пара, что слишком громко хохотала, а за одним конкретным — Азирафаэль, для которого это место находилось в постоянном резерве. Ангел гордился некоторой привилегированностью в этом месте, безопаснее которого была разве что его собственная лавка. По крайней мере сегодня ему казалось именно так — ведь всех этих людей объединяла динамичная музыка с нежным уклоном в ретро, а персонал, работающий здесь, был нанят лично Кроули — он не позволял никому прийти сюда работать, не пройдя собеседование лично с ним. А потому работники «Фаленопсиса» напоминали собой настоящую семейку Аддамс — будь то колкая и острая на язык студентка Ракель, оголтелый Эванс, пропивающий половину зарплаты и совершенно всегда весёлый, престарелая, но суровая, будто кремень, миссис Вагнер, которая, кажется, мнила Кроули своим сыном, и многие-многие другие. Змей искренне считал, что профессионализм и опыт — дело второстепенное, в любом случае обучатся и догонят, а вот личность, если что, подкорректировать не удастся. Словно попытался создать самому себе толпу оголтелых родственников, причём весьма успешно. Ангел, признаться честно, находил это невероятно милым — нередко даже он не мог спасти Кроули от одиночества, что регулярно наведывалось в гости. А теперь, кажется, у него была собственная семья, пусть и совсем не родная. Думая об этом, он чуть расплывчатым от самбуки взором наблюдал за тем, как Кроули, лукаво подмигнув, растворился в толпе и скрылся в рабочих отсеках, очевидно, решив слегка проконтролировать процесс изнутри. Скоро вернётся, просто просмотрит, всё ли в порядке. Со стороны стойки, как, впрочем, и обычно, гнездились Гавриил и Вельзевул, которые, кажется, совершенно недурно вписались в общую обстановку. Опостылевший свитер с горловиной был деликатно подменен столь же чёрной, но куда более элегантной рубашкой с неряшливым воротником, а щетина отрастала заново — похоже, в один момент Матерь Мух всё же разрешила ему сбрить нечто, готовящееся к перерождению в бороду. Об этом красноречиво говорила целая серия заживающих порезов на щеках и подбородке. Вельзевул слегка ссутулилась, флегматично поглощая привычный розовый джин, и отчего-то посмеивалась. — Не неси хрень, пернатый, с чего бы вдруг? Я всегда могу постоять за себя. Да и неоткуда ангелам знать, где мы находимся, мы ведь сбросили след, разве нет? — Не недооценивай Небеса. И своих подчинённых, кстати, тоже. Советую тебе, моя хорошая, не забывать, что в это впутана твоя жена, пусть и бывшая. Эта девица множество вещей о тебе знает. Он лениво потягивался, стараясь в этот раз быть максимально осторожным с выпивкой, ибо слишком хорошо помнил, чем это обычно для него заканчивается. Так что сейчас, ведя бытовой разговор, Гавриил лишь изящно вертел в руках стакан виски с колой и порой улыбался, с некоторой нежностью глядя на то, как она закипает от одного лишь слова «хорошая». — Я — последняя, кто станет недооценивать небесных мерзавцев, — фыркнула она, допив можжевеловую жидкость одним глотком и слегка сдвинув брови. Гавриилу нравилось, когда она сердилась, ведь если не переходить черту, ничего страшного не случится, — Как ты ни верти ситуацию, я была одной из вас. И хорошо знаю, на что Михаил готова пойти, если считает себя нерушимо правой. Она всегда была такая, даже когда вы были братьями. Как так вообще получилось, что теперь вы двое так отличаетесь, а? — В какой-то момент она захотела идентичности и просто явилась на работу в новом теле. Не понимаю до сих пор, что именно её не устраивало? Разве быть похожим на меня как две капли воды — не колоссальное везение? Что ни говори, но я неплохо сохранил это тело! — Неплохо сохранился — максимум, что я могу сказать, самовлюблённый ты пернатый идиот, — она неожиданно для самой себя грубо хохотнула и тут же прикрыла рот кулаком, притихая, — Неудивительно, что она хотела отличаться от тебя. Вы и без того все одинаковые там, как на подбор. Деловые, при костюмах, светитесь, глаза реж-жет. — Да почему ты никогда не смеёшься при мне нормально, а? Разговор шёл неспешно, как между друзьями, что встретились спустя неделю гробового молчания и имеют некоторые обиды друг на друга, но при этом всё равно невероятно скучали. Архангел не переставал улыбаться, одновременно раздражая и внушая титаническое спокойствие, а после, стремительно допив свой виски, коротко подмигнул и сказал, что вернётся через минуту, поскольку надо «припудрить носик». Объяснять ему тот горький факт, что столь изящным выражением пользуются только женщины, Вельзевул пока что не собиралась — пусть ляпнет это ещё в парочке неуместных ситуаций. Музыка приятно обволакивала голову, а жужжание мух в этой же самой голове отчего-то неожиданно гармонировало с ней. Признаться честно, ей давно не было настолько хорошо, как сегодня. Ничего не случится. Откуда-то по неведомой причине фонило эфиром, но Вельзевул благополучно свалила это на миловидного ангела Восточных Врат, что сидел в отдалении и порой мило улыбался ей через половину зала. — Вам случайно не нужна компания, мадам? То, что посмело приблизиться к ней и нарушить покой, оказалось диковатого вида студентом, лет где-то 25-ти. Грубая светлая щетина, одурманенный слегка взгляд и слепая уверенность в себе — всё выдавало подвыпившую попытку познакомиться. Она не ответила, лишь смерив невольного собеседника взглядом, полным презрения и желания вдавить его куда-нибудь в пол. В любое другое время она поболтала бы с ним о гнилом обществе, о том, как их двоих никто не понимает, потом отвезла бы в апартаменты Кэнари Уорф, а там отравила бы и мучительно прикончила, набив личинками мух все его пропитые внутренние органы. Но не сегодня. Сегодня было то уникальное воскресенье, когда ей просто не хотелось трогаться с места. — Мальчик, — Вельзевул вальяжно развернулась так, чтобы опираться локтями на барную стойку, — Из тебя ведь даж-же годного чучела не выйдет. На что ты мне сгодишься? На съедение паре миллиардов моих детей? Слишком пропитый, отравятся. — А ты крутая. Странная, люблю странных, — он без тени стеснения подсел рядом, глядя чуть заискивающе и с огромным трудом скрывая бегающие глаза, — Ещё и старше меня, охеренно. — Не представляешь, насколько старше, мальчик, — она чуть поморщилась, ощутив явственный запах марихуаны поблизости, — Не дыши в мою сторону. У тебя от дезоморфина глаза не на месте. Капитулируй куда-нибудь в метро и поскользнись на масле, хотя бы веселье от тебя какое-то будет. А то пока что ты мне только надоедаешь. Меньше всего она в то мгновение могла заподозрить то, что случится дальше. Паренёк, мотнув головой всклокоченных светлых волос, подорвался со своего места и, разжав кулак, резким движением размазал по её лицу что-то белое, среднее между порошком и крошечными кристалликами. Несносный запах попал в ноздри, забил глаза и вынудил истошно закашляться и потерять всяческие ориентиры. Немудрено, наверное, что рефлекторным ответом на подобное хамство стал удар в челюсть, от которого раздался красивый, сочный хруст. На прощание паренёк выдал что-то вроде «Фригидная сука» и стремительно растворился в толпе, зализывать травму. Порошка было много, как-то даже слишком много, по крайней мере, несколько секунд она попросту не могла вдохнуть, не ощутив в горле целую подушечку для булавок. Откуда-то извне свою помощь предлагала юная барменша с нежным голосом, подавая салфетки, но толку было совсем немного. Зрение отчего-то отказывалось возвращаться, а картинка пусть и была видна, но расплывалась почему-то всё сильнее и сильнее. — Исчадие? Что у тебя стряслось? — знакомый тревожный голос прорвался внутрь этой поганой плёнки на глазах и ушах, кажется, Гавриил вернулся, не успев отловить убегающего от наказания мерзавца. Похоже, что он увидел две разные ситуации и грамотно их сопоставил. — Что-то в глаза мне высыпал, мелкий псих. Вот погоди, протру их нормально, он у меня на сковородке плясать будет остаток вечности! Что-то никак не получается. Что ж-ж-ж такое. Смотреть на неё со стороны было тревожно, и Гавриил хорошо понимал, что здесь что-то не в порядке. Зрение Вельз не спешило восстанавливаться, более того, это была меньшая из бед. Её дыхание стало куда реже, чем следовало бы, и гораздо, гораздо тяжелее. Оно было хриплым, низким, совершенно неестественным, словно что-то мешает ей. Лицо побагровело, а из-под кожи стали стремительно выбираться старые добрые рубцы, что остаются от личинок мух внутри неё. Обычно она не прячет их только Внизу, на своём родном кругу, а на Земле всегда маскирует. Теперь же они принялись бесконтрольно лезть наружу, а мелкие мушки — вылупляться оттуда, разрывая тонкую кожу. Паника подступала так стремительно, а толпа вокруг была настолько безучастной, что едва ли верилось — разумеется, их попросту никто не замечал в такой суете. Она склонилась, опершись руками на кривоватые коленки, и тщетно пыталась начать нормально дышать и откашляться хоть как-нибудь. — Гавриил, — знакомый голос раздался поблизости случайно и внезапно, заставив нервно подпрыгнуть. Сандальфон, как ни крути, умел появляться внезапно и категорически из ниоткуда. Но сегодня, кажется, всё было гораздо хуже — он был невероятно бледным, его зрачки панически бегали, а сам он старательно пытался говорить не слишком громко, — На вас началась облава. Я смог убедить Михаил, что по ложному следу меня твоя спутница пустила. Но она теперь велит забрать тебя отсюда Наверх, а её оставить демонам. Они тоже здесь. — В каком смысле здесь? Какая облава? О чём ты вообще со мной толкуешь? — Уж не знаю, что вы двое затеяли, но я не хочу твоей смерти, понятно? — торопливо отрезал он, стараясь игнорировать Вельзевул, которая, кажется, уже грозилась выплюнуть наружу свои лёгкие, — Но я никак не могу сейчас нарушить приказ и подставиться. Где-то здесь шатается демон Хастур, а со стороны чёрного входа караулят Уриил и какая-то демоническая девица. Михаил собиралась как-то нейтрализовать твою, прости Господи, спутницу, а мне велела забрать тебя. — У тебя есть хоть какой-нибудь план? Пожалуйста, скажи, что у тебя есть идеи, — в глазах Гавриила отразилась форменная паника. Он слишком хорошо знал Михаил и понимал, что если она упёрлась в какую-то идею, её переубедит только воля на то Господа. — Есть идея, — коротко вдохнув для уверенности, Сандальфон потянул обе руки к Матери мух и, схватив ту за плечи, приподнял на свой уровень, дабы та разогнулась, — Развоплоти меня. — Че…чего? — в ответ она лишь выплюнула на пол комок слипшихся мух, чуть не заставив того сжаться на месте до молекулы от чистого отвращения. — Развоплоти меня, говорю. Убей это тело. Это на время выведет меня из игры. Если это сделаешь ты, меня никто не заподозрит, а достать новое тело лично мне будет не особо просто, но реально. Но как только ты это сделаешь — бегите куда подальше отсюда, драться с Уриил вы не сможете. Всё это едва ли укладывалось у Гавриила в голове — всё это время они сидели и безвинно болтали в тщательно подготовленной ловушке. Настоящей облаве, которую ради них двоих умудрились совместно подготовить самые консервативные обитатели Ада и Рая. В это попросту не верилось — столько усилий, столько безумства, сотрудничество с врагом, и только ради того, чтобы совершить какую-то странную, эфемерную месть? Неспроста в последние десять лет архангел примечал, как у Михаил медленно, но верно меняется поведение — она стала куда более резкой, параноидальной и слегка странной, когда Апокалипсис отменили. Била стены в своём кабинете, односложно отвечала на вопросы и порой забывала об элементарных для себя вещах. Он определённо должен был догадаться. Поговорить с ней, приобнять за плечи и спросить наедине — в чём дело? А теперь, когда паранойя Михаил добралась до цели, было уже поздно. Вельзевул кое-как выпрямилась, уставившись в расплывающегося на глазах оппонента невидящим взглядом, и, проглотив комок мух, плюнула на собственный кулак. — Будет больно. Так, словно Господь тебя ненавидит, — и, в то же мгновение обратив свою руку в нечто, лишь отдалённо напоминающее конечность, а больше похожее на огромное жало, резким движением, пусть и слегка смазанным, рассекла Сандальфону горло, окропив кровью паркетные полы «Фаленопсиса». Он не издал ни звука, практически тут же рухнув на пол, а напоследок лишь одним щелчком заставив людей вокруг насильно не обращать внимание на без двух минут труп прямо на полу. Ещё немного — и от тела ничего не останется, а сам он отправится в бюрократический кошмар. Что-то внутри Гавриила взвыло — всё это время у него и правда был настоящий друг, который даже сейчас не был готов сменить сторону. Когда он поспешно обратился к Азирафаэлю за помощью в побеге, прекрасно зная, что такси вызывать нельзя, ведь гарантированно приедет подставное, ангел практически сразу понял, что дела плохи. Очень, очень плохи. Похоже, что к этому моменту Вельзевул совсем перестала видеть, и ориентировалась в кромешной темноте лишь по указательным действиям Гавриила, что вёл её под руки и старался удержать, чтобы не рухнула, ведь ноги стремительно подкашивались. Более того, кажется, следующим шагом оказалось выпадение из реальности — она почти что не отзывалась на его слова и говорила что-то бессвязное. Дверь чёрного хода хлопнула не особенно громко, но Гавриил услышал звук надвигающейся угрозы в то же мгновение. Две фигуры стремительно продвигались к ним, намереваясь закончить то, что не смог сделать Сандальфон. Совершенно не умея думать ни о чём другом, он поспешно схватил едва ли сознательную Вельзевул на руки, как подростка-утопленника. Азирафаэль коротко подал знак Кроули, что находился на втором этаже, состоящем лишь из балконов и рубки механика, и все трое поспешно выскользнули на улицу. Ночной воздух Сохо мог бы показаться сладко дурманящим в любой другой момент, но не сегодня — сегодня он удушал, сдавливал сознание, сужал обзор и обозначал для Вельзевул настоящую пытку. Ведь вместо обычных бессвязных хрипов она, совершенно теряя связь с миром, принялась кричать. Громко, надрывно, словно испытывала прежде никогда не виданную боль. Сухие, шершавые пальцы истерично хватались за рубашку Гаврила, грозясь оторвать от неё кусок, а сама она порой извивалась и дрыгалась, чуть ли не падая с рук вон. — Но если не такси, то что нам делать? Азирафаэль, коротко и стремительно произведя работу мысли, медленно перевёл взгляд на припаркованную в категорически неположенном месте любимую «Бентли». Она динамично поблескивала в свете фонарей, буквально призывая к действию. — Я знаю, что делать. Прости меня, Кроули. — Крысолов! У Кроули была буквально минута для того, чтобы придумать сколько-нибудь подходящий план для этой совершенно внештатной ситуации. Он вообще едва ли помнил, как стремительно влетел в рубку механика, который отвечал за софиты и камеры, как этот самый механик с кротким именем Дэйв отпрянул от пульта, хорошо понимая, что сейчас директору бара перечить не стоит. Как, вцепившись в рычаг управления танцевальной камерой, он мучительно переводил её на хорошо отличимые головы Уриил и Буфовирт, что стремились покинуть зал, и как выдавил из себя это слово, что разнеслось по всем динамикам. Кроули, признаться честно, в то мгновение был готов молиться кому угодно, лишь бы это сработало так же эффективно, как и на людях. И, как это с ним обычно и случается, не прогадал. Яркий луч красно-розового света впился в них обеих, а толпа стремительно образовала вокруг новоявленной парочки толстое кольцо из людей, перегородив выход. Он отлично и отчётливо видел, как Уриил, облачённая в столь непривычный тёмно-серый костюм с красным галстуком, принялась залихватски отплясывать в ритм, исключительно по-джентльменски, и как стремительно она утянула за собой малявку-демона в пушистом алом платье. Подумать только, нарядились под стать заведению, мерзавцы. Впрочем, времени думать о них уже категорически не было, хотя бы потому, что следующим действием было хоть как-нибудь связаться с Азирафаэлем. Да у него едва ли нашлось время, чтобы как следует выдохнуть, осознав, что на какое-то время он их всё-таки задержал, давая ангелу и его спутникам уйти незамеченными. Включить воображение и силой собственной воли попасть на тот аппарат, что ближе всего находится к ним. Это просто. Должно получиться. — Пожалуйссста, пожалуйссста, будь ты неладен, бери трубку! — Кроули? — знакомый голос раздался по ту сторону линии почти сразу, да и звучал как-то непривычно. Сосредоточенно и нервно, как практически никогда не бывало, ведь самообладание было его вторым именем почти в любой ситуации, кроме самых, пожалуй, интимных. — Слава всему. Что случилось, что вообще творится? Куда вы трое подались, и почему здесь преследователи? — змеиное сердце колотилось от такого количества вопросов. — Какой-то мерзавец отравил Вельзевул. Высыпал что-то ей в лицо, и теперь ей плохо. Гавриил сказал, что речь идёт об облаве, и лучше бы нам поскорее вернуться обратно, в деловой квартал. — Так это она там на заднем фоне так разрывается? Какого хрена, ангел, вы там вообще где находитесь? Ты же помнишь, что нельзя брать такси? — услышав полные боли крики, что отдавались в телефонной трубке как-то излишне чётко, Кроули был готов поклясться, что заработал пару седин на своей огненной голове. Никогда Вельзевул так не кричала. Никогда. — Знаю, Кроули, знаю, и мне тоже страшно. Прости меня, дорогой мой, но я не очень люблю разговаривать за рулём. Повисла краткая пауза, времени которой было категорически мало, чтобы у змея получилось хотя бы на йоту осмыслить полученный ответ. На его памяти Азирафаэль никогда в своей жизни не умел водить автомобиль. Но, как бы то ни было, его ответ звучал довольно уверенно, как и догадка, ослепившая Кроули на несколько секунд своей болезненностью. — Погоди-ка, ангел, ты что, взял мою машину? — после подобного у него как-то даже шипеть не получалось. Просто потому что явление Азирафаэля за рулём его ласточки не укладывалось в сознании совершенно никаким способом из всех возможных. Кажется, словив совершенно несовместимый с разговором приступ стыда и неловкости, ангел бросил трубку, без сомнения, отвечая до этого на звонок с мобильного телефона Кроули, что оказался ближе всех. Должно быть, сейчас они ехали в Кэнари Уорф, обратно, где можно будет выяснить, что случилось с Вельзевул и по какой причине. Змей захотел совершенно бессильно стечь куда-то на пол, но, кажется, приключения только начинались. Чья-то рука осторожно протягивала ему из-за спины бутылку воды, очевидно, механик хотел помочь хоть чем-нибудь на глазах сходящему с ума шефу. Он вцепился в пластиковую тару и поспешно сделал пару глотков. — Уф. Спассибо, Дэйв. Мне придётся уехать на сегодня, скажи об этом остальным. В это мгновение рука, внезапно оказавшаяся куда холоднее, чем выглядела на внешний вид, накрепко вцепилась в запястье Кроули, заставив того развернуться, а вторая такая уже крепко сжатым костлявым кулаком ударила его в солнечное сплетение, заставив согнуться и сползти на пол, словно сброшенная змеиная кожа. На мгновение в глазах помутилось, но бессознательного механика Дэйва, что валялся за спиной до отвращения знакомого силуэта, он видел довольно чётко. Слишком чётко. — Пора поболтать, Кроули. Музыка отдавалась в его ушах странным, глухим гулом, а Хастур, возвышаясь над ним, искренне и по-настоящему жутко улыбался.