Чуть больше, чем чужие

Никогда за всю свою жизнь ангел Восточных врат Азирафаэль не мог предположить три вещи — они просто совершенно не укладывались в его голове, а особенно теперь. Первая состояла в том, что однажды он будет каким-либо образом помогать любому представителю Ада. И если сперва он считал, что змей разбил это обещание самому себе вдребезги ещё тысячелетия назад, то теперь размышлял иначе. Кроули не в счёт, он пусть и работал там почти всю свою жизнь, всё равно имел к политике своей конторы и её принципам довольно опосредованное отношение. Вторая представляла собой жуткую мысль о том, что однажды он по доброй воле окажется за рулём машины Кроули, а третья — то, что эта самая машина, которая, кстати, обладала весьма благозвучным именем Мэри, что невероятно ей подходило, неожиданно решит поставить новую музыку. Не раз и не два они со змеем гадали, какова же была сумрачная воля того, кто наделил её таким странным даром и, кажется, собственной волей, но, похоже, она и правда подбирала музыкальные ансамбли под стать водителю. Каким образом она образовала ниточку между первым владельцем, который, испугавшись такого дара, сдал почти новенькую машину на аукцион, с Фрэнком Синатрой, ангел не ведал, да и не особенно горел желанием. О том, как и почему она решила, что Кроули напрямую связан с Queen — не знал, но догадывался, учитывая довольно плотное знакомство его друга с Фредди Меркьюри лично. Но теперь, когда Мэри, почувствовав на руле чужие мягкие руки, а после услышала к себе нежное, но взволнованное: «Умоляю, милая, только давай без выкрутасов», внезапно решила связать Азирафаэля и ABBA — он чуть ли не выругался в третий раз за всю свою жизнь. Хотя бы потому что почувствовал себя уязвимым, подумав о том, как до неприличия давно он не виделся с Агнетой Фельтског и не просил её снова продемонстрировать сопрано. Магнитола в машине Кроули неожиданно уколола его под сердцем и напомнила о том, что порой ему бы хотелось вернуть странное, безумное время, когда семидесятые уходили на покой, а восьмидесятые приходили на смену, ударив по голове сложным коктейлем и миловидными, но дьявольски распутными девицами на пустых дорогах, которых он стабильно куда-нибудь подвозил, попутно не забывая прочесть пару лекций о целомудрии. Пусть в глубине души и знал, что его не слышат. Ему нередко не хватало уже пережитых эпох, даже тех, в которые он совершенно не вписывался. Но тем не менее, кажется, сегодня звёзды складывались уж точно не в пользу отставного ангела — автомобиль Кроули приятно, пусть и напряжённо отдавался по телу странными импульсами, один из семи принцев Ада по имени Вельзевул исходилась на истошные вопли на заднем сидении, и весь этот кошмар на колёсах сопровождался лихой музыкой ABBA, которая пусть и не делала ситуацию лучше, но очень старалась, честное слово. Ночной Лондон сливался в один большой фонарный огонь, размазываясь подступающим снегом, который, кажется, решил составить компанию и без того до кошмара тревожному путешествию. Уши трещали от непрекращающегося крика, но больше всего в данном положении вещей, если уж быть с собой откровенным, его удивлял Гавриил. Никогда, никогда в своей жизни Азирафаэль не подумал бы, что сможет увидеть его таким. На вопрос «каким именно?», вероятнее всего, он бы ответил что-то вроде «настолько непохожим на себя» и был бы до идеального прав. По своей природе обычно легкомысленный, смешливый, упёршийся рогами в правила, которые в случае чего могут катиться колобком, если не удобны ему лично, всегда опрятный и лишь при одном упоминании оппозиции изображающий на лице тысячу эмоций, обозначающих неприязнь, одновременно — он был совершенно и полностью неузнаваем. Прежде фиалковые, холодно-пугающие в минуты недовольства, укоризненные, обвиняющие без вины глаза теперь были мало того что карими, так ещё и оказались доверху наполнены паникой. Более того, похоже, он боялся вовсе не за себя, а за эту странную, маленькую женщину, что билась на его руках в кошмарном припадке. За ту, с которой он по какому-то совершенно невероятному стечению обстоятельств провёл последние две недели в каком-то безумном круговороте. Честно говоря, всё это до сих пор не укладывалось в голове, а уж тем более для кого-то вроде Азирафаэля, который всю свою жизнь провёл в попытках ничем не смутить этого самого Гавриила и не попасться на дружбе и всём прочем с настоящим демоном. А теперь подумать только — он торопливо, но бережно кладёт Вельзевул на колени, спрятавшись на заднем сидении и, кажется, вообще не думает о том, что когда-то считал это неправильным. Держит её за руки, не давая дёргаться и ушибиться, придавливает брыкающиеся ноги к себе и порой пытается даже говорить с ней. И в какой-то момент, кажется, это сработало — Повелительница мух в одно мгновение до страшного внезапно замолчала, обмякла в его руках, вытаращив невидящие глаза куда-то вверх, и мелко-мелко задрожала. Симптоматика была известна всем ангелам, а запах вокруг был довольно назойливым и до неприятного знакомым, а потому, осторожно включив кондиционер, Азирафаэль решил наконец заговорить. — Ангельская пыль. Небеса ведь делали объявление о том, что больше её не производят. — Спроси кого-то ещё, видит Господь, я нихрена не знаю о том, почему она оказалась у кого-то из наших. Земная версия никогда не подействует на демона, а значит, её принесли из офиса. Кто-то ослушался меня, когда был отдан приказ, а я и недоглядел, — почти сразу напряжённый тон Гавриила, напоминающий натянутую струну, сменился на искренне напуганный, — Её изобрели в отделе Иегудиила, он и испытания проводил. Я ведь даже не помню, нормально ли то, что с ней происходит сейчас! Тише, тише, не дрожи так, что ж с тобой такое. — В инструкции было написано, что любого демона она погружает в кошмары, — осторожно распределяя силы между разговором и дорогой, он даже не старался вслушиваться в приятные сердцу песни из магнитолы и надеялся, что Мэри не была в обиде, — В какие и на какой срок, зависит от демона. Вы ведь и мне такую склянку прислали, когда оно было в ходу. — А потом, когда я вернулся, чтобы её изъять, ты сказал, что израсходовал её. Боюсь думать, с кем именно ты столь жестоко поступил, если даже мы в итоге её запретили, — Гавриил мерно гладил дрожащую женщину по волосам, снимая капли пота с её висков и лба. — Не надо меня за душегуба держать, — обиженно надулся Азирафаэль, чуть закатив глаза, — Я её выбросил в тот же день хотя бы потому, что Кроули в то время сильно увлёкся нюхательным табаком. Не мог же я это в лицо сказать при проверке? — Сколько интересного о тебе узнаю, — архангел печально усмехнулся, понимая, что не брать в расчёт спущенного на землю за утрату меча ангела было огромной ошибкой. А уж тем более ошибочно было считать, что кто-то вроде него будет под контролем Небес всегда. И, пожалуй, именно теперь Гавриил отлично понимал, насколько же хорошо то, что всё получилось именно так десять лет тому назад, — Представляю, сколько штрафов нахватал бы. — Не уместились бы в мой почтовый ящик, — нервно усмехнулся Азирафаэль, честно стараясь не отводить взгляда от дороги. Мозг отчаянно требовал крепкого чёрного чая с парой ложек травяного бальзама. Подумать только, а ведь буквально сегодня утром они с Кроули впервые в жизни играли в гольф. И им обоим почему-то совсем не понравилось. Клюшки теперь печально бряцали где-то под задними сиденьями, — Как она там? — Дрожит, потеет и ужасно дышит. Вообще ничего не меняется, — он осторожно приподнял взмокшую голову Вельзевул и прислонил к себе, чтобы облегчить дыхание. — Будь ты проклят! — и буквально после этого, подождав пару секунд, она впервые за всё это время начала что-то говорить, а не просто издавать непроизвольные звуки. Но не то чтобы от этого стало легче хоть кому-нибудь, — Будь ты проклят, будь ты проклят, слышишь! Ты и весь ваш поганый ангельский род, чтоб вы все сгорели! Будь ты проклят, Гавриил, будь ты проклят! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Азирафаэль не знал, что именно она видит в своём кошмаре, но хорошо слышал, что сквозь пелену ужаса, гнева и невыплеснутых обид, что гнездятся внутри каждого демона в той или иной мере, она заплакала. Слёзы текли непроизвольно и порой перебивали и без того рваную, сорванную речь, изуродованную болезненными хрипами. Наверное, он и не хотел знать содержимое её головы. А вот Гавриил, тщетно пытающийся её успокоить, кажется, отлично понимал, что именно сейчас видит его спутница. Она била его по плечам кулаками, пытаясь освободиться, и рвалась из чужих рук так, словно готова была положить жизнь за свободу от этих воспоминаний. Она была достаточно крепкой, чтобы сделать для этого всё. Лондон летел за окнами так стремительно, что ангел и сам с трудом понимал, откуда он вообще умеет гнать с такой скоростью. Он прекрасно помнил, где и когда получил водительские права, о которых ни одной живой душе не сказал, но, кажется, Мэри разгонялась буквально сама, то ли чувствуя, то ли полностью понимая ужас ситуации. Где-то внутри Азирафаэль понимал, почему она так любима хозяином — более понимающей ласточки, кажется, найти просто невозможно. Она играла ABBA, словно подбадривающая тебя на зарядке гимнастка из телевизора или тренер по танцам, мчась на всех своих блестящих крыльях в Кэнари Уорф. И даже проклятия Вельз не могли перекричать всего её энтузиазма спасти сегодняшний день, даже если рядом нет Кроули. — Кроули! Перед лобовым стеклом пролетело нечто, напоминающее собой огромный ком перьев, огненных волос и усталости — да с такой скоростью, что едва ли не создало аварию с участием собственной машины. Хотя, если честно, если бы ангелу не доводилось как-то раз наблюдать подобное зрелище, когда его лучший друг пытался гоняться наперегонки с самолётом, а после чуть не попал в турбину — он бы и вовсе не сразу его узнал. Но, как бы то ни было, Кроули не приземлился, хотя явно мог это сделать. Вместо этого, с невероятным усилием расправив крылья, он развернулся и тяжело полетел прочь, в другую сторону от Темзы, вглубь города, словно спасался от преследования. И, слегка притормозив, чтобы попытаться его позвать, Азирафаэль хорошо разглядел, что тот ранен — левое крыло очевидно не могло держать его долго и сбивало курс полёта, а Кроули, если продолжит так лететь, скоро окажется на земле, причём не безболезненно. — Господи прости мою душу грешную, куда же ты, что это вообще значит? — взмолившись куда-то внутрь себя, он накрепко вцепился в руль и принялся поворачивать следом, в противоположную сторону от поворота на Кэнари Уорф. Как ни крути, но неспроста они были друзьями все эти долгие шесть тысяч лет. У Кроули была объективная причина терпеть ранение, а значит, он нуждался в помощи. Даже если сам он никогда этого не признает. — Азирафаэль! — громко и нервно окликнул его Гавриил, сжав зубы и пытаясь связать руки Вельз шарфом, чтобы она перестала драться и рыдать, — Ты куда поворачиваешь? Поворот направо! — Я не поеду в Кэнари Уорф без Кроули. Миледи Вельзевул и так уже без сознания, а он в прямой опасности. Вам придётся побыть моими пассажирами чуть подольше. — Я тебе сказал, поворачивай направо, она скоро опять начнёт вопить, — огрызнулся архангел, придавливая свою спутницу к сиденью. — Мерзкая дрянь! — взвыла от внутренней боли Вельзевул в его руках и снова взбрыкнула. Пусть её выкрик, обращённый куда-то в свой же кошмар, и оказался чертовски к месту, Азирафаэль менять своего мнения не собирался. Всегда, когда дело касалось Кроули, он был непреклонен настолько, насколько возможно. Непреклоннее, чем в своих вкусовых предпочтениях. Непреклоннее, чем в деликатных спорах о своей лавке с теми, кто говаривал, что книги отлично горят. И уж точно куда непреклоннее, чем в любой из множества бесед со своим когда-то начальством, что по привычке приказывало ему. — Не. Выводи меня, — он отрезал это так, как сушист отрезает ножом голову свежему тунцу, и, дождавшись в ответ исключительно молчания, вцепился в руль ещё крепче. Не раз и не два ему говорили, что от гнева и напряжения лицо обрастает мимическими морщинами. Азирафаэль нечасто испытывал подобную смесь эмоций, а потому справедливо считал, что может себе это позволить. «Бентли», кажется, прочувствовал обстановку, лишь дополнительно ускорилась, оглушая шумом ветра и звуками поп-музыки, которую она прежде никогда не играла. Кроули едва ли понимал, как именно у него получилось приземлиться в столь неудачном месте — кладбище Тауэр Хамлетс, прорыв своим телом уверенную борозду среди могил и каким-то истинным чудом не вписавшись головой ни в одну из них. Вокруг стоял страшный холод, почти что нечеловеческий, какого не бывает в Лондоне в декабре. Деревья вокруг тревожно и печально шумели, будто пытаясь поддержать, а ветер тоскливо завывал, обвивая невидимыми пальцами могильные плиты, обросшие временем. Объективно, его изначальный план — преследованием заставить Хастура покинуть сперва «Фаленопсис», а затем и Лондон, дабы не рисковать случайными людьми — мог и сработать. Если бы Кроули летал чуть-чуть почаще, чем сейчас. Если бы у Хастура не было столь серьёзных намерений. И, разумеется, если бы опостылевший Король в Жёлтом не ранил бы его в процессе. Черви, мелкие и толстые на удивление, старательно пытались объесть его окровавленное крыло даже сейчас. Они ползали в волосах, пытались пролезть в уши и вообще, вели себя как дьявольски надоедливые дети вашей шумной соседки, допущенные до сладостей. Мрачно усмехаясь себе от таких изречений, он попытался подняться и практически сразу же потерпел фиаско — острый, ржавый и какой-то даже слишком чёрный штырь с оградки могилы вонзился в ладонь, приковав Кроули к земле. Похоже, что в некоторых ситуациях этого парня всё-таки не нужно злить, даже если ты считаешь, что легко отделался. Хастур всегда умел таить обиды, а тем более такого масштаба. И хорошо умел преследовать. — Послушай, старина, что тебе вообще это даст, а? Не знаю, что вы там затеваете внизу, но не верю, что для этого нужен я, нет-нет! — он всегда паясничал, всякий раз, когда ему было не по себе, — Хотели бы меня достать — давно бы достали, к чему эта изнурительная погоня, а? — Это не входит в планы Ада, Кроули, — его имя Хастур буквально выплюнул вместе с несколькими лягушачьими икринками почему-то, — Только в мои личные планы. На сегодня, в 23.40. Пункт планов гласит «Прикончить гадюку раз и навсегда». — О, так ты всссё-таки завёл ежедневник, как я тебе говорил? Не очень-то помогает, тебе ссследует попробовать что-то ещё, если не хо… — Ад забыл это, но я никогда не забуду. Мерзавка Вельзевул получит по заслугам потом, а ты проложишь ей хорошую дорогу. И ты не будешь один. Я разотру в пыль всё, что сколько-нибудь тебе дорого, — он склонился над Кроули, наступая на вторую ладонь и не позволяя совершить заветный щелчок хоть для чего-нибудь. Его дрожащие, костлявые пальцы крепкой хваткой выдернули арматуру и воткнули в уже и без того побитое левое крыло, вызвав болезненное шипение, — Я уничтожу этот город, этих людей. Весь твой проклятый сад, твоё гнилое заведение и твой дом предам пламени. А потом приду к твоему ангелу и выпотрошу его так, как давно следовало. Ад был милосерден к тебе, но я не буду, Кроули. — Минуточку! От голоса, что прозвучал так близко и так знакомо, демона чуть ли не затошнило. Азирафаэль определённо собирался преподнести ему не один и не два сюрприза, но вмешиваться в бойню с Хастуром, пусть и совершенно неравную — это слишком. Хотя, с угоном любимой ласточки всё ещё никак не могло тягаться. Боль от ранений заглушала любые звуки красным неприятным звоном, но даже в таком состоянии он был готов поклясться, что где-то поблизости играла ABBA. Выходит, что Мэри и правда подстраивает музыку под того, кто её ведёт? Внутри себя Кроули негромко выругался — кажется, он проиграл пари. Но от того лишь болезненнее становилась вся последующая логическая цепочка — машина поблизости, а значит, что где-то на заднем сидении ужасно уязвимые Гавриил и Вельзевул, о которых Король в Жёлтом ещё не ведает. Да и вообще, если совсем честно, эта встреча получилась совершенно ненамеренно — Кроули планировал увести своего преследователя подальше, в какой-нибудь условный Вудфорт, где сегодня утром они с ангелом опробовали игру в гольф, а там слиться со средой и куда-нибудь исчезнуть. Должно быть, кто-то крайне могущественный хотел, чтобы их пути с убегающей в Кэнари Уорф ласточкой невольно пересеклись. Как бы то ни было, вслух Кроули смог только мучительно простонать. — Ангел, тебя на вечеринку не приглашали, у меня к тебе сссерьёзный разговор! — Заткнись, — на сером лице Хастура расплылась улыбка, поистине довольная, и именно от этого жуткая, внушающая тысячу вопросов на тему того, что за идея посетила его голову, — Посмотрите только, кто пришёл. Это ты вовремя. Да ещё и этих двоих с собой привёз. Похоже, я могу отозвать ту никчёмную девку со второго круга туда, где ей самое место — справился и без неё. — Гавриил, вернись в машину, — негромко попросил Азирафаэль, кажется, едва ли не спиной чувствуя, как смертный архангел пытается вмешаться в ситуацию и покинуть «Бентли», — Не надо. Хастур, я полагаю. Не имею понятия о том, что именно вас сюда привело, но я настоятельно рекомендую оставить Кроули в покое. В конце концов, это было десять лет тому назад. Понимаю, для оккультного существа срок неважный, но… — Ты прав, эфирный мешок мяса, — Хастур огрызнулся, выдав по эмоциям что-то смешанное из внезапной вспышки гнева и панической атакой, — Десять лет назад эта гадюка испортила всё, погубила всё то, чем Ад жил столько тысяч лет. А сегодня я погублю всё, что дорого ему. — Я бы всё-таки хотел… — А ты прибыл уж слишком кстати. Водили за нос свои конторы шесть тысяч лет и думали, что никак не аукнется? Мне наплевать, что он не гибнет в святой воде. Я разрушу всё, что ему дорого, и буду смотреть, как он страдает, а начну с тебя. Выпотрошу прямо здесь, при нём, или я не Король в Жёлтом. Запомни это, маленький ангел. Азирафаэль нахмурился так, словно разговаривал с каким-то чрезвычайно невежливым перекупщиком старых изданий Уайльда — на его лице отразилось презрение, искренняя обида и, пожалуй, некоторое желание перевоспитать оппонента прямо здесь и сейчас посредством ремня по мягкому месту. Впрочем, сейчас ситуация была примерно такой же, просто со ставками повыше, а потому, рефлекторно стиснув в пальцах торчащую из салона клюшку-драйвер, он хрустнул плечами, сам не свой от напряжения. Никто и никогда не видел ангела Восточных Врат в гневе, и даже Мэри, испуганно подпевая ситуации поп-музыкой, замигала фарами, то освещая могильные плиты, то наоборот, погружая в темноту. Вокруг отчего-то становилось жарче. — Тебя никто не просссил принижать его в чине, Хастур, — отплёвывался Кроули, тщетно пытаясь освободиться и хоть как-нибудь вмешаться в ситуацию, что рискует стать непоправимой. — Дорогой мой, не паясничай, пожалуйста, — кротко улыбнулся Азирафаэль, а после, мгновенно сменив тон и словно охладив собственную речь тонов на десять, вперился взглядом в Хастура. Кажется, от соприкосновения его пальцев с клюшкой для гольфа начали сыпаться первые искры. Происходило что-то, чего никогда не видел даже Кроули, — Так вот. Никто не просил вас принижать мой чин. Я вам никакой не маленький ангел. В последний раз повторяю — оставьте в покое Кроули и немедленно убирайтесь, пока не стало поздно. Хастур в ответ лишь хохотнул и, выдернув из крыла израненного змея арматуру, сжал её настолько сильно, что часть из железной крепкой палки растворилась и полностью слила когда-то оградку с его рукой, образовав на месте обычной конечности горячий от чужой крови, толстый, чёрный шип. Мутные глаза Короля в Жёлтом требовали мести, медленной и болезненной. Требовали выпотрошить этого маленького ангела, выпустить из него весь эфир и выбить из него искренние слёзы. Чтобы Кроули смотрел. Чтобы кричал и извивался, как на сковороде. — Только когда разорву твою ничтожную глотку, чтобы она перестала болтать. Деревья истошно шумели, издавая фоновый лиственный шум, а Азирафаэль, сжав зубы как следует, хорошо чувствовал, как всё ангельское тело занимается праведным пламенем. Раз в жизни он по-настоящему, без тени сомнения, хотел драки. Хотел поставить на место того, кто смеет так обращаться с Кроули. Того, кто смеет ранить его, грозить уничтожить всё самое важное и протыкать эти чудесные чёрные крылья, которые так приятно было гладить когда-то давно, когда змей время от времени их носил. Но о хорошем думать было нельзя. Клюшку-драйвер, что сегодня станет отличной заменой клинку, охватило пламя, а после — весь ангел Восточных Врат занялся настоящим небесным огнём. Глаза совсем утратили зрачки, а сам он, охваченный искренним гневом на того, кто посмел так поступить с Кроули, а после ещё и что-то болтать, неожиданно для себя самого улыбнулся, опаляя жаром всё вокруг. — Только попробуй, сукин ты сын. Ни одна дрянь не смела прикасаться к Кроули. И Король в Жёлтом, что бы это ни значило, исключением не был.