Чуть больше, чем чужие

Вельзевул почти никогда в своей жизни не проявляла открытой агрессии. Обычно тем, на кого был направлен её гнев, приходилось довольствоваться закапывающими под землю взглядами, теми самыми, исподлобья, внутри которых гнездился сущий кошмар, или и вовсе до последнего ничего не заметить, ровно до момента, пока Матерь Мух не нанесёт удара в спину, считая это высшей формой подлости. Как и полагается демонам. Исключений было не то чтобы много, сдержанная по своему темпераменту Вельз предпочитала держать эмоции под контролем, но сегодня, кажется, что-то снова пошло не так. В последнее время как-то непозволительно часто внутри неё переключается маленький подлый рубильник, что заставляет перевернуться метафорический чан со злобой куда-то в сторону мышц лица. Холодные светлые глаза налились неестественным блеском, а кулаки сжались с таким странным, жутким хрустом, что даже вышедшему следом за ней из лавки Гавриилу стало до ужаса не по себе. Впрочем, если ему хватило сил промолчать и не спугнуть шпионку, что вовсю болтала с Михаил по телефону, и, судя по всему, уже давненько за ними следила, он быстро понял масштаб ситуации. Впервые он видел бывшую жену Вельзевул так близко — беззаботная, глупенькая трещотка, которой, тем не менее, хватило рассудка связаться с ангельской верхушкой и шпионить для них. Такого стерпеть было нельзя. И Вельз, что буквально совсем недавно светилась гордостью, улыбалась себе в зеркало и шутливо бросалась обзывательствами в своего компаньона, тоже так решила. Молча, не произнеся ни единого звука, она вцепилась в воротник Буфовирт настолько крепко, что даже не успела вымолвить хоть что-то после «Сатана, дай мне сил», осознавая весь масштаб провала. Один резкий, чересчур сильный бросок — и девчонка уже валяется в ближайшей подворотне, проехавшись по асфальту спиной и разодрав симпатичную кожаную курточку. Не иначе как каким-то мистическим вмешательством проходящие мимо англичане то ли не заметили произошедшего вовсе, то ли мигом забыли, не обращая внимания на то, как невысокая женщина заходит следом за своей жертвой, не отпуская ту от земли, и садится сверху, крепко сомкнув обе её руки где-то над головой, чтобы нерадивая жёнушка не воспользовалась осиным гнездом на бедре и не сбежала. Гавриил едва ли помнил себя, но хорошо понимал, что следует оградить Вельз от лишних жертв, а потому последовал за ними, тоже скрывшись в темноте подворотни. А тьма там сгустилась нешуточная, скрывающая от посторонних глаз буквально всё происходящее. — Да как ты посмела? — голос Вельзевул звучал утробно, она буквально рычала, наполняя глаза темнотой, а пальцы — закостенелой хваткой, почти что мертвенной, — Кто выпустил тебя? Кто дал право здесь околачиваться и шпионить за нами? Даж-ж-же Дагон я не поз-зволяю вмешиваться в мой грёбаный отпуск, а ты, малявка, каким-то образом достала себе пропуск в мир смертных! Буфовирт молчала, лишь отворачивалась, не зная, какие слова подобрать для ответа. Ей не хотелось смотреть на Вельз в таком виде, не хотелось отвечать. Не хотелось вообще ничего, только спрятаться куда-то, где никто — ни Хастур, ни Михаил, ни уж тем более бывшая жена — её не найдёт. Холодные пальцы Вельз одной рукой сомкнулись на запястьях, а второй схватили её за воротник спереди. Шапочка, с нежностью купленная на местной ярмарке специально для наступившей зимы, жалобно упала на мостовую. Следовало что-то сказать. — Да что ж вы меня по подворотням всё бросаете, как эскортницу какую! — в отчаянии осознавая всю глубину своего провала, взвизгнула Буфовирт, тонко и надрывно, — Что тебе за дело! Маялась бы дальше своей ерундой, никто бы тебе ни слова не сказал! — Что мне за дело. Что МНЕ за дело? — в голосе Вельзевул зазвучал не иначе как гнев самого Дьявола, — Ты сотрудничаешь с ангелами и докладываешь им о моих перемещениях. Я как, по-твоему, реагировать долж-жна? По головке твоей бестолковой тебя погладить? Я была готова спустить тебе любые заговоры, но ты только продолж-жаешь закапываться! — Раз была готова, то что ж не спустила? — Буфовирт выплюнула эти слова ей в лицо, сжав зубы и чувствуя пусть и не очень честную, но всё же обиду, — Не зря господин Хастур сказал, что ты это заслужила! Ты лгунья, ты даже себе лжёшь, сама уже не знаешь, чего тебе нужно! А может ты и правда не допустила Армагеддона, а я зря не поверила? Предала нас, а? — Всё-таки Хастур, — Вельзевул лишь мрачно усмехнулась, словно поставив внутри себя заметочку, — Ж-ж-жаль, что я пропустила всё шоу с ангельской пылью. Где бы вы ещё её взяли, у этого сукиного сына всегда был контакт с оппозицией. Он давно на меня зуб точит, считает, что в смерти его напарника я виновата. Видите ли, я Кроули пригрела. И ты ему поверила? — А миледи Астарта ещё тогда сказала, что ты зарвалась, что вонзаешь нож в спину каждому, кто не так на тебя посмотрит! Что дела ведёшь нечестно и самому Великому Сатане лжёшь! Якшаешься с архангелом Гавриилом! Целуешься с ним и говоришь про всякое непостижимое! Учишь земным вещам и принимаешь от него сладости! — от обиды она была готова заплакать, но пока что только выдавала один пункт плана за другим. В частности, о том, что именно Астарта с Восьмого круга в своё время подбила Буфовирт на предательство любимой жены, не знал практически никто. Если маленькая оса начинала болтать, а особенно в горячих эмоциях, полных обиды и слёз, то её было не остановить никому. Даже если она чувствовала, как хватка Вельз понемногу ослабевает по мере понимания всё новых деталей. — Я бы поняла всё, Буфовирт. Я бы поняла и болтовню Астарты, она кому хочешь заморочит голову. Я бы поняла Хастура — если он выдал тебе пропуск в мир смертных, было бы странно на него не работать. Но ангелы! На кой хрен тебе потребовалось докладывать обо мне ангелам? Неуж-ж-жели нельзя было оставить наши разборки в пределах Ада? — Потому что ангелы честны! — в этот момент, громко взвыв от обиды и страха, маленькая оса вырвалась из стальной хватки, оставив клочок кожаной куртки в пальцах Вельз, и тщетно стараясь не плакать, — Они никогда не лгут и не обманывают! Это же ангелы! Они всегда хотят как лучше, неужели ты не помнишь? Ты и сама была такой, и я, и господин Хастур, и все вообще! Они не умеют иначе, у них это на роду написано, они тоже хотят искоренить предательство вот этого вот, который рядом с тобой стоит. Ты искусила его, а теперь спрашиваешь с меня? — Буфовирт заплакала, ловя себя на страшной беспомощности, и, даже не зная о том, что Вельз слышала лишь обрывок разговора, не касающийся её адреса, хотела куда-то спрятаться, — Спроси лучше у себя, как ты допустила это! Как допустила то, что я сотрудничаю с ангелами, как так вышло, что они — единственные, кто может помочь. Как так вышло, что вы двое за две с половиной недели натворили такую кучу бед, что никому не разгрести! Вы враги, понимаешь? Идейные враги! Вы не можете просто так сидеть в парке и целоваться, делая вид, что это нормально! Знаешь, почему я связалась с ангелами? Потому что они, в отличие от всего проклятого Ада, никогда меня не предадут! Они хорошие, они заслужили доверия к себе! — Насчёт доверия к ангелам, — попытался осадить ситуацию Гавриил, видя, что всё явно выходит из-под контроля. Осы начинали виться вокруг своей маленькой хозяйки роем, затуманивая её мысли полностью, — Я бы попросил тебя не быть такой категоричной. Ты их не знаешь, и должна понимать, раз уж у тебя есть понятие об идейных врагах, что вряд ли они просто так предлагают тебе дружбу. Мне было трудно это принять, но Михаил и другие оставили меня в трудный час. Решили, что так и надо, что я предал их и подлежу наказанию. Но они слепы. Они просто не могут понять, как на самом деле работают вещи. А Михаил и вовсе чуть не сходит с ума на почве мыслей о том, что все вокруг предатели и лжецы. Ты не можешь ей верить. — А ты вообще помолчи! — у неё едва ли получалось говорить и рассматривать их обоих сквозь подлые слёзы, — Уриил сказала, что поможет мне! Что когда мы закончим — поедем с ней в Америку и Мексику! Она пусть и слишком-злобный-архангел, но она хорошая и не предаст меня, в отличие от каждого из вас. Вы — источник моих проблем, и ангелы помогут мне их решить. Ты, Вельзи, оставила меня гнить на Втором кругу, думая, что я больше не объявлюсь, что меня можно вот так взять и выбросить, а теперь возмущаешься, что я выкарабкалась? Помнишь, как ты рассказывала мне о том, как сам Сатана бросил тебя после падения, решив, что ты больше не появишься? А теперь ты ничем не лучше, ты просто идёшь след в след. Вы мне отвратительны! Мадам архистратиг говорила, что так будет! Говорила! И, не успела Вельзевул хоть что-нибудь ещё возразить в ответ на истерику, слёзы и поток откровений, как маленькая владычица ос, щёлкнув пальцами, растворилась в небольшом облаке серного дыма, сбежав с поля боя — похоже, что видеться с Вельз тем или иным образом ей было строго противопоказано. Темнота рассеялась, снова открыв подворотню для чужих глаз, а Матерь Мух никак не могла успокоиться, просверливая взглядом асфальт под ногами с мелкими следами крови от содранной спины маленькой жены. Под сердцем уколола совесть. Отвратительно. — Мне надо выпить. Идём отсюда, пока я кого-нибудь не убила. Они уже были в этом логове порока — странное место с механическим быком по центру зала, где Гавриил ввязался в свою первую драку, а также впервые надрался до состояния потока нескончаемых откровений и смешков. Вот только сегодня было как-то совсем не весело. Сам он, воздержавшись от любого алкоголя, сидел и наблюдал за тем, как Вельз стремительно опрокидывает в себя одну стопку джина за другой, начиная странно пахнуть можжевеловыми ветвями и пытаясь потушить бурлящие эмоции. Она не злилась. Скорее не знала, что именно делать с полученной ситуацией. Каждое слово маленькой жены отзвуком било в сознание. — А ведь она права. Я по сути сделала тож-же самое. Вышвырнула её без суда и следствия, и только потом поняла, кто ей полные уши мусора налил. Астарта, значит. Бешеная сука, всё пытается меня подсидеть. Этой малявке всегда было легко присесть на уши, вот она и слушает кого попало. А я опять лезу, не разобравшись. Теперь ещё и перед ангелами уши развесила. Тьфу ты. — Странно это всё для меня, — покачал головой Гавриил, медленно наблюдая за залом на предмет какой-нибудь альтернативной слежки, — Она упомянула Уриил. Если договор заключён с ней, то её и правда не обманут. Уриил ценит честность и обещания больше всего на свете, и последнее, что бы она сделала — это кого-то обманула, даже демона. А вот если с кем-то ещё — беда. Вот тебе и неофициальные каналы, приехали. Не вини себя, Вельз, мы тут все кругом виноваты. — Я ничего не понимаю, — она резко стукнула стаканом о стойку, а бармен, послушно испугавшись, повторил порцию, несмотря на то, что злая маленькая женщина перед ним была совсем никакая. Опрокинула она в себя немало и трезветь обратно не планировала, — Угораздило же меня ввязаться в эту кутерьму. И с ней, и с Антихристом, и с тобой. И вообще. — Жалеешь? — с некоторым подвохом спросил её архангел, наблюдая за тем, как гнев сменяется обидой и растерянностью. Она и правда совсем не знала, что теперь делать, и такого с ней ещё не бывало. Где бы Вельзевул не находилась — у неё всегда был путь к выходу. Но не сегодня. В ответ на столь странный вопрос, она подняла взгляд и медленно окинула им своего спутника, чуть облизав сухие, потрескавшиеся снова губы. Снова красивая в своей злобе. Нечеловечно. — Нет. Это обнаж-жило то, что я бы сама в себе никогда не нашла. Знаешь что? Наплевать мне на них! И на Астарту, и на твоих грёбаных небесных друзей, и на Хастура. Эта сука постоянно болтает о том, что я не смею панибратствовать с Владыкой. Что я не заслуж-жила. А сама ничего не делает, чтобы Он хотя бы разок её послушал. Говорит, что я не работаю над собой. Не стараюсь. Что я, видите ли, не женственна, и не имею права носить женское тело. Конечно, разве ж ей дано понять, что его можно носить ещё и потому что это удобно, а не только по работе! Да я пару лет умудрилась просуществовать в теле кошки, и ничего, всё равно вполне себе искушала! Откуда ей знать, что значение имеет не оболочка, а мастерство? Сидит на своём кругу и нихера не делает. — Тебе бы расслабиться, искусительница. Материшься через слово, рот вымою с эфирным мылом, тебе понятно? И прекрати вливать в себя джин, а то отравишься, а менять тело из-за алкогольной интоксикации — разве весело? — отправив бармену многозначительный взгляд, который, впрочем, был понят правильно, Гавриил аккуратным движением прикрыл рюмку ладонью, не дав налить новую порцию обжигающего хвойного напитка. Так было нельзя. Её взгляд совсем помутился, а приходить в нормальное состояние Вельз не собиралась — похоже, так ей было попросту легче. — Пошёл ты, Гейб, — вроде как она и отмахнулась от его слов, но обращение, которое стало чем-то в корне новым, категорически личным, как она к нему никогда в жизни не обращалась, ударило под дых. С другой стороны, мутный взгляд говорил о том, что она сама не очень уверена в том, скажет ли когда-нибудь так ещё хоть раз, — Делаю что хочу. Они там на своём балу сраном даж-же танцевать не умеют нормально, всё изображ-жают свою идиотскую кадриль и вальсы. Всех бы передушила. — А ты, хочешь сказать, танцевать умеешь? — уж что-что, но в это Гавриил верить просто так не собирался. Да и сменить тему разговора не помешало бы. Эта особа всю жизнь игнорировала танцы, по крайней мере, на его памяти. Излишне серьёзная, сдержанная, вечно отстранённая от массовых игрищ и уж тем более плясок — умеет танцевать и даже упрекает в обратном других демонов? Возможно, поэтому Гавриил и состроил на лице то самое снисходительное выражение, без слов просящее: «Ради Господа Всемогущего, милочка, немедленно прекрати мне врать». За что, впрочем, получил от скривившейся Вельз несильный, скорее шуточный удар кулаком в плечо, а после — неожиданно её пиджак. Да, вернувшись в Лондон, она снова переоделась в привычный себе вид, накинув сверху лишь ту самую широкую куртку для верности. В эту минуту, сбросив пиджак с себя куда подальше и швырнув его Гавриилу, она, оставшаяся в белоснежной рубашке с лентой, сняла с головы недоуменную Анну-Генриетту и потянулась, уверенно хрустнув плечами. — Подерж-жи, — бросила она с лёгким пренебрежением, какое бывает у бывалых чемпионов, что собираются выходить на арену. Подлый, восхитительный взгляд был направлен в сторону пустующего механического бычка — девица, что пыталась его оседлать последней, сейчас получала медицинскую помощь где-то поблизости. — Даже не думай! Покалечишься, дура мухья, что мне потом с тобой делать! Не смей! Впрочем, не то чтобы она его слушала, уверенно направляясь к бычку и пару раз хрустнув сжатыми в кулаки пальцами. Она не расталкивала толпу — люди сами расходились перед ней, словно зная, что это необходимо. Как это бывает в кино, где толпа мигом замирает, концентрируясь на главных героях, и мигом забывает обо всех своих делах. Музыка в зале как по заказу или чьему-то ловкому вмешательству становится громче, а механик ничего не может сделать с панелью управления, что собрала свет софитов точно на механическом быке посреди зала. Маленькая женщина, не постоянная, но в некоторой степени регулярная клиентка этого бара, который какой-то шутник назвал «Знамение», забралась на пружинящее чудовище так уверенно, словно делала это из раза в раз, посещая это странное, окропленное красными лучами света, место. Обхватила крепкими бёдрами седло и начала движение, сама не своя от передозировки джином. И меньше всего на свете архангел Гавриил мог подумать что, решив перевести тему на сторонний разговор о танцах, чтобы она никого не покалечила от злости, он обернёт сегодняшний вечер и всё, что за ним последует, на совершенно неожиданный путь. Хотя бы потому, что даже если бы он захотел оторвать взгляд от её движений, понемногу приходящей в себя пластики, что бывает, когда вспоминаешь что-то давно забытое твоим телом, то не смог бы никогда. Впрочем, невелика была потеря, потому что Гавриил не хотел. Он едва ли видел людей, что столпились вокруг, глядя, как кто-то наконец управился с механическим чудовищем, сперва просто оседлав его, ещё и почти ничем не держась, а после — вскочив на обе ноги и встав на бычке так крепко и уверенно, словно она умела это с пелёнок. Странное, мучительное чувство чего-то незнакомого, лишь отчасти понятного, укололо его изнутри горящей иглой, что почти сразу разрослась в бушующее пламя где-то в голове и прямо под сердцем одновременно. Архангел пробирался сквозь зевак, стиснув её пиджак в пальцах так крепко, как едва ли осознавал, и очень скоро достиг бортика, что огораживал бычка и его бравую наездницу, что первая, кажется, за всю историю, с ним справилась, да ещё и так непринуждённо. От Вельзевул веяло свободой и бессознательностью — как бывает, когда ты только-только уволился с ненавистной работы, но новую ещё не нашёл. Когда ты изо всех сил веселишься на студенческой вечеринке, несмотря на то, что завтра твои занятия начинаются рано утром. Или когда ты владычица Седьмого круга Ада, но сегодня тебе настолько наплевать на всё, во что ты впуталась, что ты можешь позволить себе плясать на бычке под взгляды восхищённых смертных. Она не думала о последствиях, порой резво подпрыгивая обеими ногами и вставая в другую позу, даже не пытаясь соскальзывать или слетать прочь. В одно мгновение она и вовсе легла на кожаную спину чудовища и, обернув быстрый круг, снова оказалась в сидячем положении. Он не успевал за движениями, лишь иногда улавливая из первых рядов её лицо — красное от усталости, со свежей кровью, прилившей к щекам, обычно таким мертвенно-бледным. Странный, до этого мутный взгляд теперь горел неистовством и той самой неадекватной, бесовской вакханалией, что была в тот раз. Гавриилу вновь казалось, что вокруг неё разгорается пламя — смертные что-то кричали, подбадривали её, создавая фоновый шум, но буквально все звуки заглушались при одном только взгляде на неё. Бычок сопротивлялся и раскачивался всё сильнее, порой совершенно неадекватно пружиня под её туфлями, но Вельзевул, казалось, уже немало таких объездила, не исключено, что даже вполне живых. Воображение подсунуло картинку, на которой она, утерев нос всем местным матёрым ковбоям, спрятав лицо под чёрным платком и широкой шляпой, вероломно похищает чью-то дочку где-то на Диком Западе, вероятно, собираясь вовлечь во грех и беспардонно вышвырнуть Вниз. Не хватало только выстрелов и проклятий, летящих вслед. Что-то внутри Гавриила взвыло, а сознание затуманилось, всё тело пылало жаром, хотя он не прикасался к выпивке вовсе — лишь смотрел на эту подлую похитительницу душ. И в это мгновение, поймав на себе его взгляд, она победоносно улыбнулась, буквально доказав своё мастерство, и одним резким рывком сорвала с себя белоснежную рубашку, оставаясь лишь в трикотажной майке на бретельках. На голое тело. Поверху болталась лишь любимая алая лента, как некий символ того, что от неё осталось. Рубашка же, пропахшая насквозь джином, нитроглицерином и дымом от потушенных силком спичек, мистически минуя все желающие этого руки, прилетела точно Гавриилу в лицо, кажется, заставляя его сознание окончательно рухнуть куда-то в огненную пропасть. Он зарделся, как какой-то глупый студент, вылавливая каждую мелочь: пластику тела, что и правда оказалась до странного похожей на кошачью, сухие, чуть приоткрытые от жара губы, идущие привычными трещинами. Волосы, которые она, взмокнув от безумной пляски, медленным жестом пыталась убрать с лица, зачёсывая назад одними лишь только пальцами. Каждую попытку сглотнуть слюну от лёгкой усталости, что навалилась следом за приступом адреналина, и каждый последующий жаркий выдох. Всё ещё невероятная в своей подлой сущности искусительница, бессовестно похитившая чистоту его мысли раз и навсегда. Он восхищался ей. Всё бы отдал, чтобы снова поцеловать, так, как это было там, среди хаотичной безумной музыки. Хотел прикоснуться, обвить обеими руками и никогда не выпускать. Сердце, кажется, разрывало грудную клетку, а разум чётко понимал — этого она и добивалась. Похоже, она выпустила весь свой гнев, и теперь, в самом деле расслабившись, была готова идти домой. Время перевалило за два часа ночи, за пределами этого маленького мирка начал идти крупный снег, кажется, не собираясь таять вовсе и оставаясь на мостовых, а музыка принялась идти на убыль, наконец-то давая зелёный свет концу представления. Буквально. Механик сменил наконец цвет софитов, что окутывали Вельз кроваво-алой пеленой, и пустил их гулять по залу, а сама звезда сегодняшнего вечера аккуратным шагом спустилась вниз, спрыгнув, как птичка с бордюра мостовой. Не успел Гавриил опомниться — а она уже снова надевает рубашку и пиджак, прячется под большую куртку и надевает на голову свою занятную живую шапочку, что в шуме бара довольно зажужжала, предчувствуя долгожданную тишину. От Вельзевул веяло жаром и странной влагой, как после добротного пляжного отдыха, а глаза неистово горели. Была ли она довольна? О, просто дьявольски. — Эй, дамочка-фрик! Может, автограф оставите? — знакомый гнусавый голосок того самого паренька, коего Гавриил когда-то покалечил на этом самом месте, слегка дёрнул за ухо. Ничему жизнь мерзавца не учит. Архангел было уже развернулся, чтобы сказать тому пару ласковых слов, но Вельз остановила его лишь одним лёгким жестом. Тонкие пальцы, пышущие адским пламенем, проскользнули сквозь его руку, аккуратно и крепко обвивая и не давая ни шанса на отступление. Поймала, окончательно поймала в ловушку. Взгляды снова коротко пересеклись. — Не мелочись. Нам пора домой. Вельзевул улыбалась, уверенно и спокойно. Кажется, она была совершенно трезва.