Чуть больше, чем чужие

Наивно было полагать, что коридоры, идущие нездоровой, напоминающей забитые сосуды, сетью прямиком от бального зала куда-то вглубь, будут пустовать. Возможно, где-то внутри Вельзевул всё ещё гнездился глупый ангел, готовый поверить в любую чушь, лишь бы питать в сердце великолепное чувство надежды, чтобы цепляться за него и не дать себе погрузиться в тревоги с головой. Хотя, признаться честно, к последнему и располагала обстановка вокруг — сознание готово было сдать позиции из-за вездесущего, премерзкого запаха ртути и застарелой, сухой лавы. Чем дальше, тем темнее, суше и холоднее — напрасно смертные так любят говорить о том, что логово Сатаны объято жаром. Надо признаться, смертные вообще во многом не поспевают за постоянно меняющимся Адом, да и Небесами тоже, если уж совсем откровенно. О нет, это место холод окутывал с того самого дня, как сюда, сопровождая процесс кошмарным грохотом, рухнул высший ангел Люцифер, сотрясая всё вокруг жутким криком и трансформируясь в нечто совершенно иное. Обрастая рогами, наростами, размерами и болью, что ещё долго не давала ему покоя. Теперь же это место пусть и застыло в вечной ледяной рефлексии, но раз в году стабильно, регулярно оживало на целую ночь. Быть может, ей и повезло, что основные силы сконцентрировались в бальном зале, а многие даже и не заметили её стремительного ухода. Да и не было бы это, наверное, большой проблемой. Куда большим несчастьем, вероятнее всего, обрушился бы на неё Владыка при следующей встрече — как она посмела покидать зал для танцев? Впрочем, сейчас она находилась именно в том положении, когда мало того, что выбирать не приходилось, так ещё и мысль о том, что он, возможно, проникнется ситуацией, если рассказать о преследовании, была какой-то очень навязчивой. Нет уж, на это полагаться было нельзя, но и выбора у неё особо-то и не было — только бежать, бежать и снова бежать, петляя по тёмным, шершавым, лавовым коридорам. Куда-то вслед за смешным адским псом, что, кажется, хорошо понимал, куда следует идти, откуда на душный Девятый круг просачивается крохотная струйка воздуха. Туфли громко, даже слишком громко стучали по полу, отдаваясь отзвуком, кажется, повсюду, и не давая шанса скрыться от Астарота — да, этот мерзавец отказывался отставать, да ещё и, кажется, топор прихватил. Чёрный, изогнутый, но вполне рабочий и способный при должном усердии выпустить из её тела не одну тысячу мух. Буйные огненные локоны, красно-белый костюм с бессовестной отсылкой к викторианской эпохе, полностью мясные, оскальпированные руки и лицо — он нисколько не изменился с момента, как падение исказило его. Порой Вельзевул и правда не верилось, что все, кто окружал её, когда-то и впрямь были ангелами — настолько они изувечились, изменились и тщательно выскоблили это из головы. Астарот был крепким и сильным, признаться честно, но даже у него здесь, среди гобеленов, комнат и серых лавовых стен, было своё слабое место. Гордыня, которая снова вылезла изнутри гнойными язвами в паршивом желании порисоваться. Похоже, что от одной мысли о том, что кто-то бежит от него прочь, хозяина Восьмого круга окутывала эйфория. — Малышка Вельз! Если считаешь, что я тебя не разыщу, то напрасно. Может быть, подерёмся как следует, раз уж ты так зла на нас обоих? Я позову жену, мы уединимся где-нибудь и объясним тебе, почему тебе не стоит марать свои руки в ангельском эфире! Именно эта идиотская привычка выдавала местоположение маньяка с топором, отчего-то совсем не похожего на персонажа из людских подростковых слэшеров. Впрочем, желание схватить бензопилу и распилить его проклятое оскальпированное тело на части от этого не уменьшалось. Дверей было множество, все каменные, непробиваемые, как слепые и глухие големы. Большинство из них вовсе никуда не вели, заканчиваясь мраком и пустотой, какие-то после открытия обдавали льдом открытого космоса, внушая массу вопросов, а нужной среди них всё не было и не было, как назло. Алигьери старался, обнюхивал их, запутываясь в многочисленных следах из розового масла, что оставили здесь суккубы-прислужницы, и в волосах великолепного чёрного цвета, которых почему-то становилось всё больше и больше. — А ну-ка выходи, маленькая тварь, или ты думала, что тебе всё с рук сойдёт? Угодила в фаворитки к Владыке, а теперь предаёшь его доверие? Объективно она неплохо понимала, что с их стороны всё смотрится логично — ведь Вельз и правда якшается с архангелом, и это они ещё всех подробностей, кажется, не знают. Да и сами факты будут забыты, если избавиться от мерзкого фото-веера, что весь в следах от гниющих пальцев Астарты. Как бы то ни было, даже если они правы, они мало понимают, почему так произошло, и имеют полное право закрыть нахрен свои рты и не лезть в её жизнь. Где-то в это мгновение разум укололо понимание позиции Кроули — так ли удивительно было то, как смешанно он относился к своей конторе и как старательно делал вид, что ничего общего с тем славным дурнем Восточных врат у него нет? Разумеется, он извивался ужом на сковороде, лишь бы не раскрыли и не выловили с поличным. Подумать только, у него это получалось шесть тысяч лет, а Вельз засыпалась за три недели. Наверное, как-нибудь потом они об этом поговорят, но не сегодня. Сейчас голову сильнее всего сверлило жуткое, невыносимое, красно-острое понимание того, что Гавриил в беде. Сигналы, что кое-как через все круги посылала милая муха-фамильяр, были обрывисты и не всегда добирались точно, находясь скорее на эмоциональном уровне, чем на словесном. Как если бы две сестры-близняшки, от рождения немые и мыслящие разными языками, пытались что-то друг до друга донести. Где-то там, в заснеженном до неприличного Лондоне, они оба бегут куда-то, стремительно и торопливо, вынужденные покинуть дом. Сознание с трудом собиралось воедино из тысячи мух и червей, и только периодический звонкий лай Алигьери и его холодный нос, тыкающийся где-то поблизости, приводили Вельз в чувства. Чувства, что являли собой коктейль Молотова из страха, гнева и искреннего желания прокопать голыми руками выход наружу. Темнота стремительно сгущалась, шум вокруг окончательно стих, а шелковистых волос стало, кажется, ещё больше — они текли по коридору сплошным потоком, идеально вычесанные, словно широкая блестящая река. Мягкие, чистые и блестящие, как у этих странных моделей из рекламы шампуня, которые вечно так неестественно, деревянно вертятся. Вельзевул никогда не доводилось видеть их хозяйку — ещё бы, в спальню Касикандриэры, а именно такое имя смертная невеста Сатаны получила, спустившись Вниз после смерти, был ход только её мужу, дочери и разговаривающим шёпотом прислужницам-суккубам, которые ухаживали за ней, расчёсывали и умывали спящую каждое утро. Возможно, где-то поблизости была её спальня? Учитывая, что волос становилось только больше, так оно и было. — Ах вот ты где! — глаза Астарота, что вынырнул поганой огненной тенью из-за ближайшего угла, если честно, уже перестали внушать доверие. Его голос, состоящий из тембра того, кто обижал вас в школе и фальшивящего театрального актёра, звучал неестественно и как-то уж слишком громко, разносясь по всем коридорам. Мясные руки крепко сжимали в пальцах топор, вырванный откуда-то из бального зала — вероятно, из какой-то вооружённой ангельской статуи. Плечи распрямились, а сам он сиял, подобно тропическому цветку, что подманил к себе новое животное для удобрения почвы. Маска праздности и вечной неги слетела с него, сменяясь безумством. — Возвращайся на бал, псих! — едва себя осознавая, Вельз рыкнула, торопливо уворачиваясь от топора. Она помнила элементарные правила, а вот её противник позабыл, — Или забыл, что сегодня нельзя сражаться? Иди и зализывай ранку своей дрянной жене. — И о правилах говоришь мне ты? Ты убегаешь с бала обратно, к своему ангельскому дружку. Считаешь, лорд Хастур нас не предупредил? Его пособники добыли нам снимки, и… — И теперь вы их никогда не получите, — что-то внутри неё внезапно просияло при осознании, что копии фотографий эти морально устарелые существа сделать никогда не смогут, и то, что вшито в веер, единственный экземпляр. То, что предоставила им Буфовирт. А они, будучи древнее любого копировального аппарата, даже не в состоянии читать печатный текст, требуя переводить все отчёты в рукописную форму, чем нередко выводили Вельз из себя. — Получу. Выбью их из твоего нутра, а тебя нарублю кусками и подам на пиршестве! — похоже, радоваться было рано. Астарот сделал ритмичный, гибкий рывок вперёд и, знатно оглушив соперницу рукоятью каменного топора, отправил Матерь Мух прочь, по коридору, заставив отлететь на несколько метров, стиснув зубы от боли, и прорвать собой один из множества гобеленов. На всех из них были написаны ангелы, великолепные и нежные в своём свете. Первое, что она почувствовала спустя несколько секунд кромешной темноты и глухого затишья — мокрое, мягкое прикосновение к правой ладони. Что-то, что заставило её нежно расплыться в улыбке и приоткрыть глаза, а вылизывающего её пальцы Алигьери радостно взвизгнуть. В комнате, в которую довелось так грубо влететь через гобелен с изображением совсем молодого и нежного Гавриила, обёрнутого в лазурно-синюю ткань, было невыносимо тихо — лишь потрескивание камина разрушало стеклянную тишину вокруг. Неуверенно и несмело, но Вельз поднялась на ноги, чувствуя, как голова чуть ли не взрывается, а щенок, осознавая, что хозяйка, кажется, пришла в себя, принялся старательно обнюхивать всё, что находилось вокруг. А посмотреть, признаться, было на что, ведь таким беспардонным образом её угораздило влететь именно в ту самую спальню, что принадлежала Вечно Спящей. Никто не ведал, какова в точности была история знакомства владыки Ада и первой смертной, что додумалась поклоняться ему. Много разномастных слухов ходит о Лилит, но такое имя носит лишь одна из демонов Шестого круга, и никакого отношения к этой комнате она не имела. Носящая тогда совсем другое, смертное имя, Касикандриэра была первой, воззвавшей к Сатане сквозь время и метафизику. В своём поселении она была верховной жрицей местного маленького божества, но, открыв в себе нечто большее, пала жертвой гонений. Односельчане, испугавшись её деяний, странных обрядов и жертв, пожгли её дом, а мстительный Владыка в отместку уничтожил всё, что было им дорого. Тела первой на свете официальной дьяволопоклонницы никто не нашёл, лишь круг посреди сгоревшего дома, что увёл её, едва ли живую, прямиком Вниз. Здесь она и погрузилась в сон, балансируя между жизнью и смертью, и в том же сне каким-то образом ухитряясь рожать тех из Антихристов, которых не подсаживали смертным женщинам. В тёмной спальне, где мрак гнездился в углах, а свет истекал лишь из огромного камина напротив, на несоразмерных величин постели, среди кровавого цвета простынь, она спала, блаженно раскинув руки и оплетя бесконечно растущими волосами всё вокруг. Серьёзно, место, где начинался их первоисточник, кажется, нельзя было описать никак иначе — настолько их здесь было много. Они переплетались со стенами, застилали пол целиком, не оставляя ни кусочка чистого места, и, разумеется, частично в них купалась их владелица, такая маленькая, бледная и смертная, словно фарфоровая кукла. Ещё бы, столько времени без какого-либо витамина Д. С трудом оклемавшись и рассматривая спящую повелительницу с некоторым благоговейным ужасом, Вельз тяжело дышала и неслышно радовалась, что сегодня здесь не оказалось её прислужниц — все суккубы были созваны в бальный зал, нести свою службу там. И Касикандриэра спокойно спала в одиночестве, слабо дыша и время от времени мягко нежась и ворочаясь в собственных локонах. Предсказуемо, совершенно обнажённая, чем только сильнее напоминала собой куклу. По слухам, проснувшись и набравшись сил к Армагеддону, она будет способна уничтожить всё на своём пути. Почему-то, глядя на нежную, тщедушную фигурку, спящую, словно дитя, Вельзевул в этом нисколечко не сомневалась. Она вообще в последнее время была склонна верить интуиции. И в данный момент она подсказывала, что отсюда нет другого выхода — основной вход в спальню, что не прятался за гобеленом, наглухо заперт семью печатями. А тот, что предназначался для прислуги, сейчас всей своей высокой, наглой, раздражающей фигурой занят Астарот, поигрывающий топором и явно метящий на следующий удар, уже совсем не рукоятью. Пёс, стоически игнорируя его, продолжал обнюхивать комнату, кажется, на что-то наткнувшись среди бесконечных волос, а Вельз нашла в себе силы лишь закатить глаза — сигнал от Анны-Генриетты уже довольно давно притих, сменившись на обычный спокойный ритм. Похоже, что эти двое смогли отыскать себе убежище. А значит, ещё немного времени на то, чтобы вернуться, всё-таки есть. Вот только ответа на вопрос «как именно?» это решительно не давало. — Что ж ты такая неугомонная, как будто мелкую муху пытаюсь прибить, — он уже не болтал привычным себе тембром, а почти рычал от злости и безумия, капающего с висков и мокрых губ. Омерзительное зрелище, заставившее Вельз презрительно скривиться, — Лорд Хастур, быть может, и круглый идиот, раз решил, что получит от нас с женой поддержку таким глупым образом. Он всего лишь неотёсанное бревно с детскими обидами в кармане. Но он помог нам избавиться от тебя, как давно следовало, а значит, что… Произвольная, короткая речь, открывшая довольно-таки очевидный факт того, что Хастур и его паранойя на Восьмом кругу никому не сдались, прервалась внезапно, быстро и как-то непомерно глупо — из ниоткуда, из сборища мрака и волос около дверного проёма, юрко высунулась чья-то длинная, изящная ножка и весьма удачно оказалась у того на пути, вынудив невнимательного Астарота рухнуть носом в волосы. Вельзевул медлить не стала и, ритмично приблизившись к опостылевшему непрямому начальству, схватила в обе руки каменный топор от скульптуры и, размахнувшись, отсекла Астароту голову без капли раздумий. Тело, что бережно хранилось и не сменялось в течение тысяч лет? Пусть подумает трижды, как нападать на Повелительницу Мух, когда будет его менять. В воздухе запахло гнилым мясом, а из разорванной шеи стремительно поползли черви. А сразу после и обладатель столь мощной выдержки и умения прятаться в тенях показался на свет камина, слегка склонившись перед ней в знак почтения. — Не знаю, что именно вы задумали, милорд Вельзевул, но вам пора убираться отсюда подальше. Когда они найдут здесь тело господина Астарота, ему не миновать беды, но и вам лучше не подставляться, — юный и вечно прекрасный церемониймейстер, а также вечный слуга этих двух праздных супругов, кажется, оказался хитрее всех. Вельз в ответ лишь мрачно, но довольно искренне усмехнулась, не особенно даже в это и веря. В конце концов, под вечно прекрасной и радостной маской женского лица никогда нельзя было увидеть его истинных чувств. Но нетрудно было догадаться, что муж и жена фактически свели его с ума за все эти долгие годы служения. — Не знаю, стоит ли благодарить, Паймон. В моих интересах выбраться отсюда и как-нибудь избавиться от веера, — впрочем, стоило только ей достать зловредную штуковину, секретарь перехватил её, мягко теребя в пальцах. В глазах маски мелькнула заинтересованность, после чего её же напомаженные губы нежно улыбнулись. — Госпожа Астарта защитила его от адского огня. Как вы считаете, милорд, открытый космос придётся по душе этим снимкам? Что скажете? — Показывай, — не то чтобы ей не хотелось верить Паймону, но что же за мир, в котором демоны по какой-то причине доверяют друг другу? С другой стороны, разве не теперь принято разом шатать все истины, которыми она жила столько лет? Если уж разбивать ярлыки, то все сразу. И Паймон не разочаровал. Медленно, чуть ломано, он протянул руку к своему искусственному лицу и, накрепко вцепившись в прекрасную женскую маску, под которой его знали все, отринул её, оставив вместо лица лишь пустую, чёрно-синюю овальную дыру, за которой, кажется, гнездилось настоящее космическое пространство. Веер, с лёгкой руки заброшенный туда, практически сразу исчез в отдалении, отправившись бороздить какую-нибудь пустую, безжизненную планетку далеко за пределами Солнечной системы, а Паймон, чуть покачнувшись от дизориентации в пространстве, торопливо надел своё лицо обратно, поправляя его, словно криво надетый на голову парик. Причём на лысую голову, как в повествовании Роальда Даля. Первое, что хотелось бы растерянно вымолвить Вельз, так это «Ты ещё и так умеешь?», но громкий, полный искренней радости собачий лай разрушил космическое затишье мгновенно. Довольно и чуть-чуть безумно подпрыгивая, адский пёс пытался обратить их внимание на скромную красную штору, что на поверку, стоило только отдёрнуть её резким движением, скрывала за собой небольшое, узкое каменистое пространство, на полу которого был красиво, аккуратно и, кажется, невероятно давно начерчен круг. Тот самый, о котором не раз и не два ходили слухи по всей Преисподней, который Владыка якобы использует «для личных целей». По какой-то причине круг был безобразно залит то ли нефтью, то ли патокой, то ли и тем и другим, но не то чтобы Вельз это смущало. Она торопливо забралась в начинающую светиться пентаграмму, чувствуя, как становится легче, и схватила довольного щенка на руки, чтобы не потерялся при перелёте. Он же, как истинный хороший мальчик, принялся удовлетворённо вылизывать её лицо, до сих пор покрытое язвами от вылупляющихся насекомых. Она ограничилась лишь лёгким, шутливым ударом собаки по носу, где-то внутри не умея на него нарадоваться. — Не делай так. Отравишься ещё, дурень. — Знаете, милорд Вельзевул, — кротко вымолвил Паймон, придерживая в пальцах шторку, чтобы закрыть после её ухода, — Я вот подумываю подать прошение о переводе на Седьмой круг. Как-то раз я уже пытался, но меня не пустили. Если вдруг получится — возьмёте под крыло? — Всегда рада, Паймон. Последним, что церемониймейстер увидел в потоке чёрного пламени, была её искренняя улыбка, растворившаяся посреди нигде — самым прямым путём из возможных Вельзевул отправилась в мир смертных по только ей одной известным причинам. Она же, стремительно улетая всё выше и выше, отпечатала в памяти полный благодарности взгляд странного изящного существа, что скоро попросится к ней на круг. Если она выживет, разумеется, и если не будет нахрен разжалована. Наверное, следовало бы это уточнить, да времени как-то совсем не осталось. Впервые в жизни Вельзевул покидала бал Сатаны до рассвета, стоя в потоке чёрного света, крепко держа в руках верную собаку и пустив кровь из носа от быстрого и мощного перепада высоты — всё-таки Девятый круг и Земля остановки очень далёкие друг от друга, пусть и в метафизическом смысле. Облегчение воцарилось в голове на минуту, кажется, мир смертных уже совсем близко, дышать становилось всё проще, а Алигьери прекратил тревожно поскуливать, но буквально в то же мгновение всё рухнуло в небытие. Разум прорезала молния — катастрофа. Случилось что-то необратимое. Анна-Генриетта осталась одна, их с Гавриилом разлучили, а значит, он в такой заднице, в которой не оказывался, наверное, никогда за всю свою вечную жизнь. Их нашли, а значит, если рядом его нет — он похищен. Увезён на проклятый Небесный суд. Она слабо помнила, как вывалилась откуда-то из-под земли, как панически бежала, пересекая широкие дворы и сталкиваясь с зеваками из соседних офисов. Как остановилась около совсем новенькой высотки «Сьерра-Мадре», где находились её апартаменты, застав у входа пожарную бригаду, которая, кажется, только что потушила пламя. Как подобрала на ближайшей скамейке уставшую от долго перелёта Анну-Генриетту и посадила её себе на голову, не находя в себе силы слушать устало-истеричное жужжание на тему утраченного компаньона. Как Алигьери, почувствовав, что руки, держащие его, начинают безвольно дрожать от ужаса внутри, спрыгнул на землю и заскулил. Как голова стремительно опустела, а ноги сами понесли к совершенно ошарашенной и напуганной Хельге Даль, что стояла поблизости, крепко держа на руках своего крошечного пуделя, и безнадёжно качала головой. Понять что-то было совершенно невозможно. Впрочем, завидев хозяйку квартиры, она словно вышла из транса. — Вайнона, солнышко моё, ужас какой! Как же так получилось? У тебя такая квартира была красивая, божечки милостивый! Надеюсь, у тебя все документы с собой? Бедная моя девочка, напасть какая, подумать только, — похоже, она искренне переживала, глядя на белоснежное от ужаса лицо Вельзевул и не подозревая об истинной причине паники. Апартаменты она восстановит по щелчку пальцев, стоит только захотеть, кошмар был в другом, — Ну, хорошо что хотя бы с твоим приятелем всё в порядке. Надеюсь. — Вы его видели? — голос лже-Вайноны захрипел от короткого напуганного вскрика, заставляя соседку сочувствующе погладить её по дрожащему плечу. Все предыдущие события мгновенно вылетели из головы, — Видели Гавриила? Хельга, говорите, умоляю. — Ох, так вот как его зовут. Учтивый такой, хоть и странный, утром домой босой возвращался и в одной пижаме, совсем недавно. Минут так пятнадцать назад. В твоей квартире что-то взорвалось, а потом начался пожар. Мальчики из бригады говорят, что бытовой газ, но я-то знаю, газ так не взрывается, он половину дома разносит. Это что-то другое. А что насчёт твоего Гавриила, я видела, как его из подъезда на носилках выносили две дамочки-санитарки. Я ещё гадала, как они с ним справились, он ведь у тебя габаритный мужчина. Погрузили его в машину свою и поехали куда-то. Правда, я никак не возьму в толк, кто вызвал скорую. Они ещё до пожарных приехали, а я, каюсь, не успела позвонить. Клянусь, хотела, да не пришлось больше. — Куда они направились? — в голосе Вельзевул зазвенели стальные нотки, кажется, картинка в голове окончательно сложилась, обрисовав образы этих, прости Сатана, санитарок. Мозг лихорадочно соображал, что именно она теперь должна делать. — А вот это тоже странно, ближайшая больница ведь в другой стороне совсем. Они поехали почему-то по трассе А13, и говорили что-то про Карлтон. Если я верно услышала. Вайнона, девочка моя, на тебе лица нет, может, могу помочь чем-то? У тебя что, кровь из носа течёт? Карлтон. Это слово отозвалось в голове не сразу, мозг Вельзевул лихорадочно вспоминал, насколько это далеко, и зачем им могло понадобиться везти туда бессознательного Гавриила. Она медленно щёлкнула пальцами, запустив неспешный восстановительный процесс в апартаментах и, понемногу начиная соображать, что же делать дальше, буравила пустым взглядом чей-то чужой, но до поры до времени, стоящий поблизости мотоцикл. Она ещё успеет. Она не позволит отбирать то, что принадлежит ей, всяким наглым, сумасшедшим, дурным на голову ангелам. И Гавриил определённо входил в категорию того, за что она была готова бороться. — Хельга. У меня к вам одна просьба. — Что угодно, солнышко, — трепетно пробормотала старушка, согласно кивая. Вельзевул перевела на неё взгляд, полный стали и мстительного желания закопать всех, кто к этому причастен, в сырую землю, и постаралась улыбнуться, указав на смешного чёрного щенка ньюфаундленда, что суетился рядом и тревожно скулил, напоминая волнительный валенок. — Вы не могли бы присмотреть за моей собакой?