Чуть больше, чем чужие

За время всей их длинной дружбы, напоминающей собой бесконечный вояж между эпохами, Кроули мог по пальцам пересчитать моменты, когда его лучший друг, а по совместительству отставной ангел Восточных Врат, готовил что-нибудь сам. Хотя бы потому, что не испытывал в этом прямой нужды, и, если такое вдруг и случалось, то из любви к самому процессу, к церемонии, которую ангел делал из всего, что входило в его жизнь. Маленькой традицией становилось, без шуток, буквально всё — особая магия пряталась в расставлении книг на полках в совершенном хаосе, заваривании какао, что не позволяет греть молоко в крылатой кружке и требует переливания, ложки мятного сиропа и особенного настроения. В том, как Азирафаэль проводил вечера последней пятницы месяца, прячась на всё это время суток в любимое кресло и погружаясь в мир Агаты Кристи, которую знал когда-то лично, пусть и до последнего о том не подозревая. Ещё бы, ведь на курорте в Харрогейте она носила фальшивое имя. Или в том, как раз в месяц ангел хватал под крылышки своего любимца — белоснежного голубя Лазаря, и уезжал с ним в охапке куда-нибудь в лесопарки, где птица смешно ходила пешком по траве и выклёвывала оттуда всякую дрянь, а умудрённый миром Азирафаэль наблюдал за потоком людей и задумывался о своём намертво. И, разумеется, точно такой же церемонией был обречён стать процесс приготовления шарлотки, что случался нечасто, но всякий раз обрастал особенной магией. Каждая деталь была на своих местах, всё делалось степенно и без суеты, а сам змей, едва ли не на другом конце города учуяв нужный момент, уже растёкся в чужом кресле, довольно морща лицо и улавливая плывущий повсюду яблочный запах. Сегодня лавка была предсказуемо закрыта, пластинка плавно кружилась в танце с тонкой иглой, издавая текучую музыку, а Кроули, кажется, сегодня совершенно точно ни за что не сдвинется с места. Здесь было прекрасно всё, он порой вовсе хотел бы никогда не покидать это место. Пропитанное духом этого смешного барахольщика, которого в любой магазин, где есть намёк на свечи, стаканы и подстаканники, фарфоровые фигурки или, упаси Боже, любые изображения сов, пускать нельзя. По крайней мере, точно не одного. Шарлотка разнузданно растолкала свои запахи повсюду, пропитывая ими книги, многолетний круглый ковёр, на котором теперь стоял стол, и, конечно же, самого Кроули, что растянулся под одним из множества флисовых пледов, который нарёк своим любимым, и потягивал вручённый чай с бергамотом. Плед изображал на себе совершенно уморительных, комично нарисованных собак разных пород и, он мог поклясться кем угодно, там откуда-то нашлось место даже собаке Адама. Вроде бы этот плед и появился где-то десять лет назад? — Ангел! Если ты прямо сейчас не скажешь, что эта проклятая шарлотка готова, я потеряю физическую форму, и тебе придётся собирать меня повсюду, в банку! — А ну-ка тихо, незачем из штанов выпрыгивать, — спокойный, родной голос лишь мягко его пожурил, а запах яблок и мягкого, сладкого теста опасно приблизился, грозясь потопить змея в предвкушении. Не то чтобы он вообще часто ел что-либо. Обычно как раз-таки за компанию. Но это была та ситуация, когда устоять было физически невозможно. Серьёзно, будь Азирафаэль демоном, то одной этой шарлоткой затащил бы в Ад половину человечества. Определённо, людям повезло, что этот умелец уже давно на их собственной стороне. Заветный пирог, покрытый каноничной сеточкой из теста, приземлился на стол, подхваченный полотенцем, а ангел торопливо вытер пот со лба. Кажется, здесь и правда жарковато, учитывая метель на улице, — Та-даааам! Ох, кажется, я совсем забыл про глинтвейн, как бы не выкипел. Дай мне минуту, и не вздумай отрывать от шарлотки кусочки, получишь по рукам. Кроули не хотелось уходить, но оставаться здесь на постоянной основе ему до сих пор что-то не позволяло. Хотя, когда воображение рисовало смелую картинку сожительства, сердце начинало предательски подпевать. Не квартира, конечно нет, даже не эти славные встречи в лавке. Безусловно, Азирафаэль всегда разрешал ему оставаться, а порой безбожно уговаривал, но это немного другое. Свою квартиру Кроули никогда не назвал бы домом, скорее просто пристанищем или приютом. Речь шла о чём-то другом, совершенно новом, совместном. Может быть, о коттедже? Перевезти бы туда весь свой сад, пересадить в живую землю. Позволить ангелу завалить весь дом любимыми вещами и наделить уникальным уютом, а самого его каждое утро возить сюда, в лавку, на любимое рабочее место, на бешеной скорости. И рад был бы демон Кроули погрузиться в эти размышления окончательно, ещё ни с кем ими не поделившись, но стук, что раздался в пространстве так внезапно и так кротко, что начал внушать тревогу, вырвал его из тенет мечтаний. Кто вообще может стучать сюда в такое время? Лавка очевидно закрыта, а метель снаружи уж точно не располагает ко внезапному посещению книжного. Издав нечто среднее между недовольным стоном и фырканьем, змей стёк с кресла на пол, хрустнув плечами и уже было решительно направился к источнику звука, чтобы непрозрачно намекнуть — не сегодня. Но, стоило ему только стиснуть в пальцах тёплую от выпечного воздуха ручку и распахнуть дверь, набрав в грудь воздуха, как тут же пришлось его спустить, даже не успев вымолвить ни слова. На пороге, слегка покачиваясь от бессилия, усталости и холода, стояла его когда-то начальница. Милорд Вельзевул сейчас, кажется, совершенно не походила на своё имя и уж тем более на ту, кого он помнил с Седьмого круга Ада. Мокрая от уличной метели с ног до головы, она кое-как прикрывала рукой чудовищную, резаную рану, из которой до сих пор остатками сочилась чёрная кровь. Бальный наряд, когда-то такой красивый, теперь был разорван на спине, а ниже виднелись рубцы от недавно выпущенных крыльев. Ей было даже на ногах держаться трудно, лицо окончательно побелело от жуткой кровопотери, сама она очевидно побывала в бою, но самое страшное, пожалуй, было в её взгляде. Кроули чуть ли не отступил, когда заглянул ей в глаза. Мёртвые, мокрые, совершенно пустые — они оставили внутри себя лишь безграничную потерю и чувство собственной в этом вины. Похоже, что она просто не знала, куда ещё она может пойти, и просто чудо, что ноги не понесли её домой. Маленький фамильяр, смешная головная муха, мелко подрагивала от подступающего холода, что презрительно дул им в спину метелью. Змей не смог сказать ни единого слова, лишь торопливо впустил её, закрывая дверь и не впуская в лавку ни одной лишней снежинки. Казалось, что Вельзевул совсем ничего не видела, и, стоило ей только зайти в тепло магазина, как ноги подкосились, и вся она предательски рухнула на пол, окропив гладкие доски кровью. Маленькая муха принялась панически жужжать, будто прося о помощи. — Послушай, дорогой мой, ты не против, если я чем-нибудь заменю бадьян? Похоже, что я совершенно позабыл его докупить, и теперь, — не успев договорить, вышедший в гостиную Азирафаэль испуганно схватил ртом воздух и, поставив горячее вино на ближайшую полку, сорвался к душевно мёртвому существу, что молча лежало на ковре и терпело рану, которую, кажется, не выходило залечить самостоятельно, — О Господи! Что же это? Ну-ну, тихо, ни к чему беспокоиться, сейчас всё будет хорошо. Давайте, поднимаемся! Подхватывая Вельзевул под ледяное плечо, он позволил ей свалиться на вытянутый диванчик, измазав демонской кровью столетнее покрывало на нём, и судорожно принялся осматривать рану. Вердикт оказался паршивым — разумеется, она не могла исцелить такую травму, ведь нанесла её сама Михаил, своим клинком, что наполнен чистым светом. Впрочем, пусть и находясь в опале, Азирафаэль всё ещё был ангелом, а потому, сосредоточившись, он рывком разорвал кашемировую ткань на нежданной пациентке и принялся за работу. Змею же было поручено дать ей что-то разогревающее, чтобы кровь пришла в движение. Благо, свежий глинтвейн подошёл как нельзя лучше, и очень скоро обе гостьи начали приходить в норму. Да, маленькая мушка-фамильяр тоже немного приложилась к происходящему. Взгляд Вельзевул начал оживать, а потрескавшиеся губы, скомкано сглотнув, прошептали страшное. — Я опоздала, — и, встретив на себе вопросительный взгляд обоих, продолжила, — Они забрали его. Кажется, весь мир в этот момент посерел на несколько оттенков, обесцветившись до страшного состояния. До этого хлопотно суетившийся Азирафаэль впервые в жизни схватился за сердце, а Кроули, пусть и пытающийся держаться особняком, спрятал взгляд и опустил голову. В любой иной ситуации он бы сказал, что так тому и надо, что Гавриил заслужил. Но не сегодня и не теперь — что-то определённо поменялось. Не только в том, как это пернатое чудовище стало проявлять себя на Земле спустя какое-то время, но и в том, как на это реагировала его бывшая начальница. Она дрожала, механически глотая горячее вино, и панически бегала мокрыми, заплаканными от отчаяния глазами, по лавке. Молчание повисло на мучительные несколько секунд. — Как это забрали? Совсем, на самый Верх? — получив в ответ сокрушённый кивок, Азирафаэль сделал несколько торопливых выдохов, пытаясь прийти в здравый разум, — Выходит, так и не отказались от своей идеи с судом. Ужас какой, даже с тобой такого не проворачивали, не стали никого собирать. Похоже, Михаил и правда хочет массовости, — в такой момент он даже не стал скрывать, как именно они оба добились изгнания и возможности держаться особняком. Уже не имело никакого значения, когда Вельзевул сидела перед ними и была готова сгореть на глазах. — Она убила Буфовирт, а теперь убьёт и его! — Матерь Мух коротко вскрикнула, сама не своя от отчаяния и всепоглощающего чувства вины. Это было страшнее, чем любой гнев, — У неё эфир вместо мозгов, она вообще не понимает, что делает, а знаете, что самое страшное? Это я виновата. Не успела его перехватить. Я не смогла. Не спасла его, и теперь эта сука разорвёт его пучком света на хренову тучу мелких перьев! — Насколько я знаю вас — вы сделали всссё, что могли, — коротко бросил Кроули, сам не свой от таких новостей. Похоже, его начальница была готова ради этого большого голубя на стенку лезть, а тут так сложилось, — Разве же можно так, чтобы остальные архангелы в курсссе не были? — Да ей плевать. Она переворот затеяла, а я не остановила. На что я вообще гож-ж-жусь, если не могу защитить то, что мне дорого? Кто я тогда нахрен вообще? Всех потеряла, всех просрала! Гостиная погрузилась в мгновенный траур, сотрясая воздух рыданиями. Она сидела на диване, сжимая в пальцах плед с глупыми собаками, и плакала, одновременно проклиная всё, что было связано с этой ночью — и Михаил, и её пособников, и саму себя, не поспевшую вовремя. Кроули совершенно не имел представления, что с этим делать. Он не то что никогда в жизни не видел её такой, но и представить не мог, что Вельзевул такой бывает. Она сидела здесь, едва ли залеченная, и рыдала по архангелу Гавриилу, которого не успела спасти. По тому, кого ненавидела шесть тысяч лет, и кого полюбила за три недели. Азирафаэль же, отвернувшись от них обоих, нервно потирал виски — кажется, в голове шла тяжёлая работа мысли. И именно он, вклиниваясь в тишину и рыдания, заговорил первым. — Послушайте, — внимания Вельзевул привлечь не получалось, а потому, подойдя поближе и присев напротив, он аккуратно схватил её за лицо, как давнюю подругу, и уставился в пустые глаза напротив себя, — Скажите мне. Вы и правда на всё пойдёте, чтобы его спасти? — Я хоть все Небеса в порошок сотру, — она ответила решительно и быстро, а взгляд сверкнул жаждой, той, что бывает у тех, кто видит последний шанс на спасение. — Тогда сидите здесь, дайте мне минуту. Кроули, дорогой мой, будь так любезен, отодвинь стол. Мне нужен доступ к ковру, и поскорее. Небесный суд — дело долгое, но лучше всё равно поспешить, — и, раздав задания, ангел торопливо направился в недра книжных полок, туда, где на одной из них, вместо изданий, подсвеченные лампой, стояло множество разномастных коробочек. Ближайшие пять минут сопровождались шуршанием, недовольным бормотанием в духе «Да куда ж это я задевал!» и «Здесь ничего не пропадает!», и пару раз неловким грохотом выпавшего из коробочки содержимого. Змей за это время, переставив глинтвейн и шарлотку на каминную полку, сдвинул лёгкий деревянный стол прочь, освобождая старинный круглый ковёр, которому, пожалуй, было чуточку меньше лет, чем самой лавке. С разницей где-то в пару дней. — Вот он! — наконец раздался из-за стеллажей радостный возглас, и ангел вылетел оттуда, крепко сжимая в пальцах опрятную прямоугольную бумажку с какими-то странными маркировками. Ковёр практически сразу отправился куда-то вбок, обнажая пентаграмму — заветный круг-портал, пусть и обыкновенный, привычно развоплощающий при перелёте на Небеса. Оставляющее от тебя лишь бестелесный дух, который пусть и имеет вес там, Наверху, но здесь оставляет лишь расплывчатый образ в отражениях стёкол. Сопровождаемый недоуменными взглядами остальных двоих обитателей комнаты, Азирафаэль торопливо принялся расставлять свечи в нужных местах круга, дабы тот снова заработал. — Он меня не пропустит, — недоверчиво нахмурилась Вельзевул, неловко поднимаясь с дивана и приглядываясь к процессу, — А то бы каж-ждый дурак мог зайти. — Вот именно, мадам, у меня для вас кое-что есть. Держите, — снова утерев пот со лба, ангел глубоко вдохнул и отдал ей ту самую занятную прямоугольную бумажку, что на поверку оказалась одноразовым пропуском. Не привязанным ни к чьему имени, созданный для разового путешествия. Как одиночный билет на метро, предназначенный лишь для одного входа и выхода. В Рай и обратно. Владелец такого пропуска мог быть кем угодно, вот только демоны обычно никак не могли его заполучить. Тот, что завалялся в закромах Азирафаэля, был незаполнен, — Отметьте количество остановок. О том, что надо на конкретный этаж, а потом назад, на Землю. На сам этаж Суда вы не попадёте, там нет остановки, но ближайшим будет 618/25,1997. От него пешком добраться сможете. Небесный суд — дело небыстрое, может, успеете его умыкнуть за собой. Смертным пропуск выписывать не принято, вернуться сможете. — У меня нет слов, — она попыталась улыбнуться в ответ, но недавние переживания, кажется, вытянули из Вельзевул всё, кроме решимости сделать невозможное. Подняться на Небеса и вырвать из их ненасытной глотки этого несчастного человечка. — И не надо, ладно? Не по себе мне, это ведь ужас как опасно. Мне это не нужно вам объяснять, правда ведь? — получив в ответ удовлетворительный кивок, Азирафаэль сокрушённо покачал головой, — Будьте осторожны, пожалуйста. Последствия раны могут ещё аукнуться, можете ослабеть сильно. И возвращайтесь. Не говорю уж о скорости, главное возвращайтесь. — А вы присмотрите пока за ней. Если вдруг не вернусь, если не получится — пусть она будет в надёж-жных руках, — она коротко кивнула в сторону Анны-Генриетты, намекая на то, что брать её с собой не намеревается. Услышав такое от своей хозяйки, маленький фамильяр, издав напуганно-возмущённое жужжание, попыталась залезть той на голову, но была остановлена мягким касанием Вельз. Она коротко погладила мушку по спине, — Не-а. Остаёшься тут. Не думай даж-же. Она коротко подступила к кругу, стиснув в пальцах, кое-как разогревшихся от горячего вина, заветный пропуск. Сознание само едва ли верило в то, что она на самом деле это делает, но вряд ли Вельзевул действительно нуждалась в ответах. Вряд ли нуждалась в одобрении всех тех демонов, что, узнав о подобном, упали бы в обморок. Сейчас она, объективно говоря, не нуждалась вообще ни в чём, кроме Гавриила — в безопасности, спокойствии и целости. Рядом. — И да, Кроули, — коротко окликнула она подчинённого, пусть и бывшего. Тем самым тоном, которым обычно следует слово «предатель». Но теперь, лишь усмехнувшись внутрь себя от наконец-то понимания того, как эти двое умудрились обставить и Рай и Ад одновременно, она даже не могла злиться. По одной очень простой причине, — Спасибо. Каж-жется, я поняла, почему ты сбеж-жал. С этим и в самом деле невозможно бороться. Никто не смог бы. Что-то укололо змея там, где следовало быть сердцу. Словно все эти десять лет, что он постоянно оглядывался на Ад и присматривался к теням, опасаясь внезапного выхода какого-нибудь мерзавца вроде Хастура, готового разрушить его мир, наконец закончились. Его отпустили в тот момент, когда Вельзевул поняла причину предательства. Поняла, что непреложные адские устои не такие уж и непреложные, и что некоторые чувства просто нельзя победить. Словно верёвки, уныло тянущиеся за ним все эти годы, наконец-то оборвались, окончательно его освободив. Что-то внутри смягчилось, и змей нашёл в себе силы только лишь улыбнуться, искренне и по-человечески, действительно желая ободрить её, только-только столкнувшись с чувством к тому, к кому их быть не должно. Оказывается, влюблённая Вельзевул готова хоть в Рай полететь ради нужной персоны. От таких мыслей даже паясничать не оставалось сил. — Добро пожаловать на нашу сторону. Удачи, милорд. Возвращайтесссь. Она сделала глубокий вдох и резко шагнула в круг, озарив всю лавку удивительным, ярким светом и растворившись в нём, словно никогда и не было. Маленький, побитый, мокрый силуэт, чуть раскинув руки, вознёсся Наверх, а круг стремительно погас, прогрев всё вокруг озоновым теплом. Молчание, ненадолго повисшее вокруг, Азирафаэль разрушил первым. — Не сердись, маленькая, — он мерно погладил Анну-Генриетту по спинке, — Она обязательно вернётся. Разве не веришь в свою хозяйку? Как это так? Но оба они хорошо знали, что слово «обязательно» здесь настолько же неуместно, как танцевать канкан на похоронах. Ведь никто не мог сказать, вернётся ли она в самом деле. Погладит ли ещё когда-нибудь своего маленького фамильяра, разделит ли фудтрип с Азирафаэлем, который ей это пообещал. Стукнет ли ещё разок шутя Гавриила в плечо. Никто не знал, оставалось только ждать. Пожалуй, в первые мгновения она в самом деле была уверена, что ослепла — настолько всё вокруг мучительно резало глаза. Свет впивался в них, словно пытаясь вытолкать непрошеную гостью обратно, откуда пришла, а желательно ещё глубже, и Вельзевул потребовалось как минимум десять минут, чтобы сколько-нибудь привыкнуть. И только потом, когда взгляд наконец-то пришёл в норму и позволил рассмотреть столь давно покинутые Небеса, внутри заныла подлая тревога. Такая, которая случается, когда ты студент, что ошибся аудиторией — вроде бы всё правильно, но на самом деле не то. Наверное, это и не странно, в конце концов, она запомнила это место как бесконечные, бескрайние облака, мягкие, странно пахнущие, над которыми всегда можно было подняться и смотреть в звёздное небо, а после, рухнув в одно такое, заснуть на целую ночь — массовый сон по ночам они устраивали для поддержания порядка, пока ангелы не взяли моду работать сменами, чтобы везде поспевать. Наверное, именно это и задело Вельзевул за живое, когда она, неуверенно направившись вперёд по пустынному коридору, где оказалась, пыталась вслушиваться в звуки. Оглушающая, фонящая в уши, почти гудящая тишина облепила всё вокруг, стены, потолки, рядовые кабинеты, где сейчас почему-то никто не работал. Красивые, пульсирующие морской голубизной, прозрачные мониторы пустовали. Большинстве дверей было и вовсе заперто, открещиваясь от посетительницы табличкой «Перерыв». Пожалуй, именно это и было сейчас самым страшным в стане врага — тишина. Пожалуй, самое первое, что всплывало в её голове, стоило только вспомнить ранние времена, это голоса. Переговоры, смешки, глупенькие хихиканья и бессмысленная, славная болтовня её сородичей. Когда, навострив уши, можно было услышать, как кто-то придумал новый вид растений и очень хочет его одобрения, а кто-то впервые потрогал эфирными пальцами море и не может найти себе место от восторга — вода на ощупь такая странная! Теперь же, несмотря на то, что отчего-то все офисы пустовали, тишина угнетала, сдавливала, напоминая лишний раз о том, что теперь и летать здесь нельзя. Нарушение дисциплины и порядка. Она неуверенно, потерянно шла куда-то, с трудом ориентируясь на указатели, что есть во всех рядовых офисах, и недовольно щурясь от нескончаемого, нестерпимого света. Странно было думать о том, что Небеса и правда бывают гнетущими, не только ментально, но и физически — стоять на ногах от такой высоты и такого количества эфира в воздухе было тяжеловато. Неудивительно, что Одноразовый, отнеся адское пламя для экзекуции Наверх, после целый день ныл о том, что вестибулярный аппарат ни к чёрту. Здесь складывалось ощущение, что полы под ногами шатаются, что ты стоишь в огромной, непрочной, качающейся башне, что вот-вот куда-нибудь рухнет, но ещё не определилась, куда именно. Завернув за угол, Вельзевул медленно выдохнула и чуть-чуть стекла по стенке, слушая стремительно приближающиеся, торопливые шаги. Кажется, их обладателей было двое. — Ну, а я про что тебе толкую? Госпожа архистратиг сказала, что всем надо собраться в Большом зале, вот мы и собираемся, — детский голос, звонкий, деловитый, до трепета взволнованный. Что-то внутри Вельзевул затеплилось, подумать только, маленькие ангелочки. Совсем крохи, с нижних, околоземных этажей, — Сам знаешь, он закрыт почти всегда, важное что-то. — Не знаю я. Я просто радуюсь, что Светлейший наконец нашёлся. Без него всё как-то не так было, и зачем он только улетал на Землю? — ответил второй, чуть более тихий и равномерный, едва поспевая за товарищем и чуть-чуть задыхаясь. Хотелось бы ей сохранить психику этих малышей в целости и сохранности, и ради приличия Вельз даже притихла, не особо желая их запугивать, но обладатель второго голоса, бросив мимолётный взгляд за ближайший угол, неожиданно замер, уставившись на неё огромными карими глазищами. Как игрушки, честное слово. — Что ты там застрял? Слышал же, нам сказали спешить, что ты там рот раззявил? Ой мамочки! Они невольно вынудили Вельзевул показаться из укрытия. Такая разительно чёрная на фоне всего остального, со следами засохшей крови на одежде и диковатым, ледяным взглядом, она вселила в два маленьких сердца животный ужас. Первые несколько секунд они даже ничего не могли пролепетать, вырывая из себя лишь кусочки слов. Две маленьких обаятельных куколки с золотыми волосами, щекастые, юные, ещё ничего не знающие о демонах, но уже до ужаса ими напуганные. Должно быть, таким-то ангелам она и видится в кошмарах, как монстр из сказок. — Вы…что…что вы здесь делаете! — кое-как выдал первый из них, зеленоглазый, запинаясь и проглатывая слова от приступа ужаса, — Вам нельзя здесь быть! Вы демон! — Д-да! — зачем-то вмешался побелевший второй ангелок, пряча глаза и стараясь на неё не смотреть. Подумать только, знали бы только они, зачем она здесь, — Вы опасная! Вы пришли, чтобы похитить нас? В Ад забрать? А нас нельзя, мы ничего не натворили! — Ну-ка, маленькие ангелы, — она неторопливо присела на корточки, поравнявшись с зачарованными страхом малышами, лукаво улыбнулась и вопросила, — А как муха говорит? — Ааа, — растерянно замялся кареглазый ангел, но тут же нашёлся с ответом, — Жжжжжжж! Всего лишь один щелчок пальцами, окутавший двух малышей нежным сонным туманом, и оба они бесстыдно спят посреди коридора, приоткрыв рты и посапывая. Свалились друг на друга, почти что как человеческие дети, поселив в голове вездесущий вопрос, что до сих пор её не оставил — откуда они берутся? Откуда возникают ангелы, маленькие, новенькие, ничего не знающие о мире, откуда рождаются? Ответа, к сожалению, как не было в ранние времена, так и теперь не нашлось. Как бы то ни было, вряд ли Михаил будет лично пересчитывать каждую малявку, что по той или иной причине не явилась на суд. Зато теперь она точно знает, что ей надо попасть в Большой зал — а указателей на него было достаточно, чтобы разыскать нужное место. Если выйдет дойти, конечно — демоническое вмешательство неожиданно отняло у неё множество сил, заставив вновь пошатнуться, хватаясь за стенку. Похоже, здесь этим злоупотреблять нельзя, если не хочешь грохнуться в обморок. Наверное, это было довольно очевидно. — Это было довольно гуманно. Для демона, — услышав чужой, незнакомый мужской голос, она обернулась таким резким рывком, что чуть ли не рухнула на пол. Из-за столь тяжкого мистического вмешательства что-то упорно тянуло её к земле, словно гоня прочь. Взрослый, худощавый, высокий и угловатый ангел с опрятным белобрысым хвостиком на голове, в голубом деловом костюме и, кажется, на виске виднелась засечка. Старинный шрам, что ему поставили на той самой войне. Шрам, от которого он так и не решился избавиться. Ведь оппозицию он ненавидел больше, чем прочие его собратья, вплоть до изобретения пыточной ангельской пыли. — И тебе не подохнуть, Иегудиил, — она могла лишь мрачно фыркнуть, понимая, что драться не сможет. Тело беспощадно липло к полу, тяжёлое, как никогда прежде. Быть может, потому, что обманывать Мироздание — не очень хорошая идея? Ноги предательски задрожали, а свет окутывал со всех сторон, не давая даже бросить проклятие. Да чёрта с два она сдастся. — Зря ты пришла сюда, — архангел приблизился к ней чинным шагом и чётким, одним-единственным, крайне верным ударом ударил Вельзевул точно в живот, раскрыв только-только залатанную Азирафаэлем рану. Она стекла на пол, тщетно пытаясь сохранить чистый взор, но очень скоро потеряла сознание окончательно, рухнув рядом с двумя спящими малышами. Тишина явно готовилась раздавить голову, а чужой архангел с засечкой на виске уже набирал на пульсирующем мониторе смартфона номер Михаил, — Демонам здесь нет места. Это было последним, что услышала Вельзевул прежде, чем погрузиться в любимый мрак.