Красная нить судьбы

      Хуа Чэн крепко сжал телефон, красивое лицо мужчины стало хмурым — и угрожающе-опасным. Значит, та авария не была случайностью, как он и думал. Возможно, тому человеку было несложно узнать, на каком самолёте он полетит — ведь для фанаток это тоже не составляло никакого труда. Но он смог узнать личный, не рабочий номер Се Ляня, который был лишь у нескольких человек. Это уже не могло не пугать. На сколько близко подобрался к ним этот человек?       Хуа Чэн подумал, что для этого человека, наверное, было также легко даже сейчас следить за их домом. Это заставило мужчину рассердиться ещё больше. Из коридора раздались тихие шаги Се Ляня, и Хуа Чэн быстро удалил сообщение и положил телефон на место, чтобы не волновать любимого. Достаточно того, что волнуется один из них.       Когда Се Лянь зашёл в спальню, Хуа Чэн уже натянул на лицо маску беззаботности и тоже вышел из комнаты под предлогом, что ему нужно в туалет. В сортире он набрал номер своей службы безопасности и велел на всякий случай патрулировать ночью всю территорию дома. Только после этого, чуть успокоившись, Хуа Чэн вернулся обратно и лёг рядом с Се Лянем, по привычке закидывая руку ему на талию.       — Спокойной ночи, гэгэ. Не расстраивайся из-за случившегося.       Се Лянь, чуть поднявшись, поцеловал Хуа Чэна в щёку.       — Спокойной ночи, Сань Лан. Ничто не сможет испортить наш отдых.       Хуа Чэн счастливо улыбнулся — его гэгэ так редко проявлял инициативу и целовал его первым. Но каждый раз это было ужасно приятно — так, что Хуа Чэн мог улыбаться потом ещё целые сутки.       На следующий день им обоим никуда было не надо, и мужчины долго нежились в объятиях друг друга, даже не открывая глаз. Хуа Чэн медленно гладил Се Ляня по спине через футболку, а Се Лянь медленно перебирал мягкие пряди волос Хуа Чэна. У них редко выпадала такая возможность просто насладиться утром в постели в компании друг друга.       Мужчины бы предпочли даже не вставать весь день, но урчащие желудки дали о себе знать, и Се Лянь со смешком всё же встал и пошёл на кухню готовить, а Хуа Чэн потянулся за своим телефоном, чтобы самостоятельно организовать поездку в Ущелье — так, чтобы больше ни одна живая душа, которой ни о чём знать не следует, ни о чём так и не узнала.       Для Хуа Чэна всегда большой проблемой было то, что, куда бы он ни пошёл, люди всегда и всюду узнают его. Наверное, его имя не слышали разве что только слепоглухонемые люди из далёких деревень. Хуа Чэну очень нравилось сниматься в кино, но при этом он ненавидел свою популярность, не дающую ему спокойно жить. К счастью, теперь, когда он достиг таких высот, о которых никто даже не смел задумываться, он мог спокойно вести себя так, как хочет, и также не задумывать над словами. Но было время, когда ему приходилось произносить то, чего от него ждали, придерживаться продуманного образа и быть со всеми исключительно милым. Как хорошо, что тот ужасный период теперь позади. Но его имя наверняка будут вспоминать даже спустя сто лет после его смерти.       На этот раз Хуа Чэн купил несколько билетов на разное время, на разный транспорт и в разные места, чтобы снизить вероятность того, что их найдут — для его бюджета это была как капля в море. Се Ляню он об этом, конечно же, не стал говорить. Хватит того, что он один волнуется.

***

      До аэропорта на следующий день они добрались крайне спокойно и без приключений. От Пекина до Лицзяна всего несколько часов полёта, поэтому добрались они туда уже к обеду. Хуа Чэн нанял экскурсовода только для них двоих, и отправиться в Ущелье прыгающего тигра они должны были только завтра.       Се Лянь, когда вышел из самолёта, ощутил себя не тридцатилетним мужчиной, а юным мальчишкой. Он вмиг забыл о том, что является личным агентом лучшего актёра Китая, и стал обычным влюблённым путешественником. Се Лянь схватил Хуа Чэна за руку и чуть ли не вприпрыжку отправился к автобусам, которые довезли бы их до отеля в Лицзяне.       Лицо Хуа Чэна было скрыто маской, чтобы остальные их не узнали. Но во взгляде можно было прочитать абсолютно всё: Хуа Чэна не волновали живописные виды, открывающиеся перед его глазами, но ему было достаточно лишь видеть счастливого Се Ляня, чтобы чувствовать себя на седьмом небе. Тёплые пальцы Се Ляня сжимали его ладонь, и Хуа Чэн ласково гладил любимого по костяшкам.       — Сань Лан, тебя что-то тревожит в последние дни? — вдруг спросил Се Лянь, отрываясь от окна.       Хуа Чэн вздрогнул от вопроса и покачал головой.       — А должен?       — Ты какой-то молчаливый.       Хуа Чэн никогда не был особо болтливым. Словам он предпочитал дела, но слушателем вышел отличным. Вернее сказать, слушал он только Се Ляня — остальные его никогда не интересовали. И всё же Се Лянь почувствовал, что Хуа Чэн стал ещё молчаливее, чем обычно. Но мужчина не хотел волновать своего любимого.       — Наверное, я и правда устал.       Се Лянь понимающе кивнул, а потом, чуть подумав, спросил:       — Сань Лан, а ты знаешь легенду Ущелья прыгающего тигра*?       Хуа Чэн с интересом посмотрел на Се Ляня, ожидая от него продолжения:       — У одной богини, свергнутой с Небес, был тигр, который отправился вместе с ней в мир смертных. В своих странствиях богиня оказалась между горными хребтами Юйлунсюшань и Хабасюэшань. Дороги там были труднопроходимыми и опасными. Богиня уже прошла часть пути, а потом оступилась и улетела в глубокую яму, повредила ногу и не смогла оттуда выбраться.       Се Лянь не видел из-за маски на лице Хуа Чэна, но чувствовал, что тот улыбнулся.       — Что было дальше? — спросил мужчина, смотря в блестящие от восторга глаза Се Ляня.       Прошло больше пятнадцати лет с тех пор, как они познакомились, и казалось, что Се Лянь после всего пережитого должен стать мрачным и замкнутым, и всё же, спустя годы лечения, он снова смог стать таким же счастливым и внимательным мужчиной, каким был в юности. Хуа Чэн всегда думал, что это всё сила воли Се Ляня, и даже не догадывался, что Се Лянь смог обрести покой в сердце только благодаря его стараниям. Не было бы Хуа Чэна — не было бы и самого Се Ляня.       Се Лянь тем временем продолжил:       — Тигр решил найти людей, способных помочь его богине. Он бегал по ущелью в течение суток — перепрыгивал с одного берега на другой, хотя в самом узком месте разрыв составляет тридцать метров, — но так никого и не нашёл. Тигр уже отчаялся и думал вернуться к хозяйке, чтобы умереть подле нее. И в этот момент уловил запах тёмной сущности. Уже ни на что не надеясь, тигр всё же рискнул приблизиться и посмотреть. Оказалось, это был прекрасный-юноша демон, который только-только убил дикого зверя и собирался съесть его. Тигр одним прыжком подскочил к демону и выхватил его добычу, унося с собой, — Се Лянь сделал небольшую паузу и снова продолжил: — Демон бросился за тигром и гнался за ним в течение нескольких часов. Божественное животное перепрыгнуло на другой берег. Обычный человек не смог бы повторить такое, но демону пересечь такое расстояние ничего не стоило. Погоня продолжилась вновь. Спустя какое-то время тигр остановился рядом с ямой, в которую упала богиня, и положил добычу демона у её края. Демон непонимающе приблизился, всё ещё с опаской смотря на тигра, ожидая от него нападения, но животное лишь тихо скулило, указывая носом на яму. Юноша заглянул туда и услышал из темноты женский голос. Не почувствовав никакой угрозы, демон спустился вниз и вскоре вытащил девушку со дна.       — Демон вместо животного съел эту богиню? — спросил Хуа Чэн и посмотрел на Се Ляня так, будто тот был богиней, а он сам — голодным демоном, которого заставили несколько часов гоняться по лесам за своей добычей.       Се Ляня не испугал этот взгляд, скорее, даже рассмешил, и он нежно потрепал Хуа Чэна по волосам.       — Он хотел. Но богиня в благодарность предложила ему зажарить животное. Демон никогда раньше не ел жареную пищу, но на этот раз захотел попробовать, решив, что богиню можно будет съесть и позже вместе с её тигром. Но стоило ему попробовать жареное мясо, и он понял, что влюбился в эту богиню — раз и навсегда. Он предложил богине остаться жить с ним, и она согласилась. Тогда они построили дом в этих гор и стали жить вместе. А тигр охранял их покой и в итоге стал символом этого места, — закончил Се Лянь.       — У гэгэ отличная фантазия! — тихонько рассмеялся Хуа Чэн. Естественно, он знал настоящую легенду, но вариант, придуманный Се Лянем, ему понравился гораздо больше. — Гэгэ, я хочу, чтобы после того, как мы вернёмся, ты написал сценарий для нового фильма.       — Сань Лан, не шути так! — покраснел Се Лянь, смущённый такими словами.       — А я не шучу, — вдруг на полном серьёзе сказал Хуа Чэн и чуть повернулся к Се Ляню. — Я правда хочу, чтобы гэгэ написал такой сценарий. А главные роли мы исполним вместе.       Се Лянь смутился ещё больше и отрицательно замотал головой:       — Сань Лан, ты же знаешь, я не умею писать сценарии. И уж тем более я не умею сниматься в кино. Ни один критик не скажет ничего хорошего о твоём фильме.       Да, Се Лянь тысячу раз видел, как это всё делается, но видеть — это одно, а делать самому — совсем другое.       — Гэгэ, я во всём буду тебе помогать. Тебе не придётся всё делать в одиночку. Более того, у критиков даже не найдётся слов — они будут без ума от картины. А ещё съёмки можно будет провести прямо в Ущелье… — Хуа Чэн не говорил утешающие слова, будто его не будет волновать мнение критиков. Конечно, они и так его не беспокоили, но тут дело было в том, что он ни капли не сомневался в своём гэгэ. Его Се Лянь — невероятно талантливый человек и всё схватывает налету.       Се Лянь не хотел сопротивляться. Он лишь переживал о том, что в случае неудачи пострадает его Сань Лан. Но раз Хуа Чэн сказал, что всё будет в полном порядке, то и Се Лянь уже не видел повода для беспокойства. Ему и правда хотелось попробовать что-то новое и интересное, а раз уж об этом просит сам Хуа Чэн… Се Лянь не мог ответить: «Нет».       — Хорошо, тогда давай начнём после возвращения.       Хуа Чэн одним быстрым движением снял маску с лица и, обхватив голову Се Ляня, поцеловал его в лоб. Мужчина вновь покраснел, смущаясь большого количества народа, сидящего в автобусе. Но даже если кто-то и смотрел на них, этот человек поспешил сделать вид, что ничего не заметил.       Се Лянь тут же забрал маску у Хуа Чэна и вернул её ему на лицо, пока никто этого не заметил.       От Лицзяна мужчины отправились на Снежную гору Нефритового дракона. Се Лянь сказал, что хочет подняться в гору по знаменитой лестнице на высоту в более четырёх с половиной тысяч метров. Ему хотелось испытать свои силы — насколько тяжело будет осуществить подобное на его уровне физической подготовки?       В Хуа Чэне он не сомневался — мужчина уже восемь лет систематически занимался саньда, был одним из лучших и даже открыл собственный клуб единоборств, где выступал в роли тренера. Если бы Хуа Чэн не смог подняться, то кто бы смог?       Се Лянь тоже довольно часто приходил на тренировки к Хуа Чэну, но делал это гораздо реже, зачастую оставаясь только в роли зрителя. Они с Хуа Чэном никогда не могли драться в полную силу, боясь друг другу навредить, поэтому Се Лянь просто-напросто не хотел мешать Хуа Чэну в тренировках, хотя тот, если бы узнал о причине, наверняка бы расстроился и рассердился. Но Се Лянь не мог позволить себе хоть в чём-то мешать любимому, который и так столько сделал для него.       Мужчины оделись потеплее, зная о низких температурах в горах, и, держась за руки, отправились в путь. Перед их глазами расстилалась живописная местность, почти не тронутая цивилизацией. Многовековые деревья возвышались над мужчинами, скрывая от них солнце своей листвой. Вначале было не так холодно, и Се Лянь с Хуа Чэном даже вспотели.       Вокруг не было ни души, лишь изредка мимо проходили спускающиеся туристы, они странно косились на двух мужчин, держащихся за руки, но, естественно, ничего не говорили.       — Гэгэ, я хочу предложить тебе игру, — вдруг сказал Хуа Чэн, и Се Лянь остановился и посмотрел в разноцветные глаза любимого.       — Что ты задумал?       — Давай двести ступенек я несу тебя, а потом пятьдесят ступенек — ты меня? — предложил Хуа Чэн.       Се Лянь согласно кивнул и позволил Хуа Чэну ловко подхватить его лёгкое тело на руки. Се Лянь обвил шею другого мужчины руками и как заворожённый смотрел на совершенное лицо демонически-прекрасного Хуа Чэна, до сих пор не веря, что такой идеальный человек достался именно ему. При этом, даже любуясь прекрасным ликом перед собой, Се Лянь не забывал шёпотом считать ступеньки.       На двухсотой Хуа Чэн нехотя всё же отпустил Се Ляня на землю, и тот запросто поднял Хуа Чэна себе на руки. Естественно, высокий мужчина был гораздо тяжелее Се Ляня, имевшего юношеское — вернее сказать, девчачье, телосложение, но Се Лянь даже не думал из-за этого жаловаться. Ему нравилось носить Хуа Чэна на руках.       Се Лянь всегда чувствовал себя слишком обязанным Хуа Чэну за всё, что тот сделал. На протяжении долгих лет дарить ему столько любви, заботы и тепла — это дорогого стоит. Мало кто смог бы оставаться таким же терпеливым и понимающим. Мало кто смог бы отдавать абсолютно всё, не прося ничего взамен.       А Хуа Чэн был именно таким — он был готов положить весь мир к ногам Се Ляня, а в благодарность ему нужна была бы одна лишь улыбка, и не более. Словно и правда, счастье его гэгэ значило для него гораздо больше, чем все богатства мира и невероятно высокое положение в обществе. Однако, Се Лянь не мог дать Хуа Чэну совершенно ничего: он больше не был сыном баснословно богатых родителей, у него самого не было ни карьеры, ни каких-либо сбережений — все деньги, даже заработанные в качестве личного агента, ему давал Хуа Чэн. Се Лянь даже не имел смелости перейти от платонических отношений к интимным.       Изначально с этим было тяжело мириться. Се Лянь ощущал огромное чувство вины перед Хуа Чэном, но со временем научился подавлять его. Да, у него нет денег и власти, но разве это важно? Если у него есть возможность заботиться о Хуа Чэне и разделять с ним все радости и горечи, этого что ли недостаточно?       Хуа Чэн у него на руках выглядел не менее счастливым, чем Се Лянь, и постоянно тянулся целовать его в подбородок — буквально через каждую ступеньку. Из-за этого Се Ляня бросало в краску, но он лишь крепче прижимал Хуа Чэна к своей груди.       Однако, на пятидесятой ступеньке Се Лянь не отпустил Хуа Чэна, как бы тот ни просил и ни брыкался.       — Сань Лан, ты такой лёгкий, я совсем не устал, — улыбнулся ему Се Лянь и уверенным шагом пошёл дальше.       Се Лянь с самого начала знал, что, если он начнёт спорить с Хуа Чэном, это ни к чему не приведёт. Поэтому решил согласиться и сделать всё по-своему. Хуа Чэн ещё некоторое время посопротивлялся, а потом сдался и позволил Се Ляню пронести его до двухсотой ступеньки, после чего они снова поменялись местами.       Так продолжалось несколько километров, пока мужчины, всё-таки почувствовав усталость, не перешли на обычный шаг.       Наконец, они поднялись на самую верхушку той горы. Там располагалась небольшая закусочная, в которой находилось совсем немного посетителей, также решивших передохнуть после долгого путешествия или, наоборот, только готовившихся к нему.       Достопримечательностью этого места была местная кухня. Она отличалась высококалорийностью, но мужчины, пережившие многочасовой подъём, были готовы съесть что угодно, даже самое калорийное блюдо. В меню был огромный выбор, и Се Лянь с Хуа Чэном долгое время не знали, на чём остановиться, пока не решились заказать всего понемногу, чтобы потом делиться едой друг с другом.       Мужчины устроились на диванчике, спрятанном в углу, и не спеша ели. После обеда не было желания быстро куда-то уходить, и Хуа Чэн положил голову на плечо Се Ляня, а одной рукой начал рисовать одному только ему понятные узоры на бедре мужчины. У Се Ляня по коже проходились мурашки от каждого движения изящного пальца, и мужчина лишь периодически нервно сглатывал.       Сидеть так было прекрасно. Но у Се Ляня за годы в заточении выработалась определённая интуиция — и сейчас мужчина чувствовал, что совсем скоро что-то должно произойти. Что-то очень страшное и пугающее. Се Лянь знал про свою поражающую неудачливость, про своё умение находить неприятности везде, куда бы ни пошёл. Се Лянь уже привык к этому, тем более у Хуа Чэна было полно удачи, и он всегда с лёгкостью со всеми проблемами разбирался.       Но в этот раз ощущение опасности было совсем другим — не шуточным.       И всё же Се Лянь не спешил делиться своими мыслями с Хуа Чэном, чтобы не волновать его в такой замечательный момент.       После обеда мужчины прошли ещё немного пути и оказались у станции канатной дороги — одной из самых высоких. Хуа Чэну и Се Ляню крупно повезло, и они оказались вдвоём в кабинке. От одного взгляда вниз на бескрайние леса бесчисленные дорожки становилось жутковато, и Се Лянь, хоть и не боялся, всё же жался к Хуа Чэну, обнимая его за талию.       — Гэгэ, неужели ты боишься? — спросил Хуа Чэн, потрепав Се Ляня по голове.       — Нет. Я лишь боюсь, что Сань Лану может стать страшно, — улыбнулся Се Лянь и поднял голову на Хуа Чэна.       Мужчины тихо рассмеялись.       Хуа Чэн заботливо погладил Се Ляня по тому месту на голове, которым тот вчера ударился в аварии.       — Всё ещё болит?       — Совсем нет, — сказал Се Лянь. На самом деле голова всё ещё болела, даже выступила большая шишка, но это было не так страшно. Хуже пришлось Хуа Чэну, получившему сотрясение мозга.       Се Лянь знал, что спрашивать про самочувствие Хуа Чэна бесполезно — тот никогда не ответит. Хуа Чэн вообще никогда не жаловался, как бы плохо ему ни было. Се Лянь учился всё читать по лицу, но ведь его любимый не просто так стал лучшим актёром Китая — если Хуа Чэн не хотел что-то показывать, этого бы никто не увидел.       Кабинка медленно скользила по канатам, и мужчины уже подбирались к самой высокой точке пути, как вдруг движение канатной дороги остановилось.       Мужчины оказались в самом высоком месте, и небольшой ветерок, раньше совсем не ощущаемый, теперь заметно тряс кабинку. Небо уже успело потемнеть. До этого Се Лянь, отвлечённый разговором с Хуа Чэном, чувствовал себя уютно, но из-за внезапного происшествия у него появилось ощущение, будто он очутился в том тёмном подвале. Лицо мужчины тут же побелело от страха.