***
Двадцать первое сентября, 2018 год Улица Тайриман 18:14. Шираюки чувствовала себя истощенной. Она обессиленно волокла ноги за лейтенантом, рассматривая его сильную спину и кобуру пистолета на бедре, пока они поднимались по лестнице на шестой этаж. Как назло, лифт сегодня не работал, и девушка споткнулась, счесав коленку. Хорошо еще, что джинсы не порвала… — Неуклюжая и слабая. Я в восторге, — презрительно сказал Зен, даже не озираясь. Пока Шираюки поднялась и отряхнулась, он уже пролез за желтую ленту в квартиру последней жертвы, которую обнаружили сегодня утром. — Лейтенант Вистериа! — она услышала, как к Зену подбежал какой-то молодой офицер, и когда пробралась за ленту увидела, как парень отсалютовал старшему по званию. — Докладывай, — лейтенант обвел взглядом богатую отделку квартиры. Все жертвы, дома которых они осматривали, жили в настоящих хоромах и коллекционировали редкий антиквариат, поэтому Шираюки не удивилась, когда увидела в коридоре старинные механические часы, большая стрелка которых замерла на римской цифре «XII». — Жертва — Тацума Хикари, член парламента и местный меценат, — офицер протянул Зену папку с личными данными Тацумы и, вновь отсалютовав, отошел. — Все люди, которых убил этот Люцифер, были чиновниками, — заметила Шираюки, подходя ближе. — Да, и пока это единственная зацепка, которая у нас есть, — Вистериа устало провел рукой по лицу и закрыл папку. — Идем. Нужно осмотреть место преступления. — И-иду… — если бы она могла, то непременно возразила бы, но Шираюки не хотела показаться лейтенанту настолько слабой и поэтому послушно поволокла за ним ноги. — Ты, — Зен внезапно остановился, и Аканэ едва не врезалась в его спину. Она перевела взгляд на мужчину, который в тот момент водил рукой по какой-то красивой картине с изображением закатного солнца, и тут же отдернул ее, услышав голос Вистериа. — Не лапай ничего своими лапищами. Надень перчатки, а еще лучше — свали отсюда куда-нибудь. — Д-да, сэр! — офицер тут же поклонился и уже хотел было ретироваться подальше от внимательного взгляда Зена, но он снова его окликнул. — Что-нибудь пропало? — Нет, сэр, — мужчина покачал головой. — Мы изучили квартиру и попросили жену покойного составить список драгоценностей, но все — даже банковские бумаги и самый дорогой антиквариат — осталось на своих местах. — Ясно, — Зен кивнул и, заложив палец под нос, нахмурился, рассматривая картину, которую минуту назад трогал офицер. От напряжения брови его сошлись на переносице настолько сильно, что Шираюки показалось, будто сейчас они срастутся. — Идем. Тело уже забрали, так что смени эту пугливую маску ягненка на что-нибудь менее отвратительное. — Что… — Аканэ едва подавила в себе порыв возмутиться и прикусила язык. Этот грубый, высокомерный нахал! Как он вообще смеет… — Что встала? — за время, пока Шираюки мысленно сетовала на поведение лейтенанта, он успел отойти от нее почти в конец коридора. Под его ногами виднелась кровь, и девушка последовала за ним, стараясь не наступать на красные пятна, отчетливо видневшееся на ковре. — Кровь относительно свежая, — сказала она, переступая через большое пятно. — Думаете, его убили в этом месте? — Нет, — Зен отрицательно покачал головой и зашел в ванную комнату. Над джакузи прямо напротив двери виднелась та же надпись, что и в домах других жертв. — Вероятнее всего, этот мужчина умер последним, но кровь в коридоре, полагаю, появилась там сегодня из-за безруких «чистильщиков». — О-о… — протянула Шираюки, подходя ближе. Она заглянула в джакузи и дернулась, завидев кровавые следы и отчетливо наведенный черный маркер поверх них, который помог ей вообразить картину расчлененного тела. — Четыре, шесть, восемь, двенадцать, четырнадцать, шестнадцать, — вслух пересчитал Зен, сложив руки на груди. Взгляд его голубых глаз, направленный на джакузи, был безэмоциональным и ничего не выражающим. — Шестнадцать частей тела и самый свежий след. Этот мужчина был последним, кого убили, и, если моя догадка верна, Люцифер, — или как его там — начинал расчленять от малого к большему. Интересно, в чем заключается тайна такого подхода… — Кто может быть способен на такое? — Шираюки поспешила отвернуться и рассмотреть обстановку ванной. Комната была чистой, словно ее выдраили перед приездом важной особы, и в глаза тут же бросились педантично расставленные на полке бутылочки из-под гелей и дорогих духов. Аканэ протянула к одной из них руку, но Зен тут же шлепнул ее по ладошке. — Я говорил ничего не трогать? Вот и ты не трогай, — сказал он, доставая из кармана пару белых перчаток. — Что привлекло твое внимание? «О, так ему все-таки интересно мнение неуклюжей и слабой девчонки?», — хмуро подумала она, закусив губу. — Все баночки расставлены по цветам — от темно-синего до фиолетового, но вот этот флакон духов с золотистым оттенком кажется лишним в такой цветовой палитре, — Шираюки указала пальцем на флакон в центре полки, и Зен, натянув перчатки, поднял его на уровень своих глаз. — Это парфюмерия из ограниченной серии Ив Сен Лоран, — сказал Вистериа, проворачивая его в руках. Он посмотрел на донышко флакона и, словно сраженный громом, на мгновение застыл, однако растерянное выражение лица быстро сменилось презрением, и Шираюки точно не сказала бы, почудилось ли ей это, или же на долю секунды лейтенант все же был чем-то ошарашен. — Что? Что там такое? — встревоженно спросила Аканэ. — Другая наклейка, — Зен достал из кармана специальный пакет для упаковки вещественных доказательств и осторожно опустил в него флакон. — Надо отнести это Кихал, пусть проведет экспертизу. Он вышел, и Шираюки не оставалось ничего иного, как пойти за ним. Во всяком случае, она была счастлива от одной лишь мысли, что сегодня ей больше не доведется видеть ни расчлененные тела, ни кровь, хотя точно была уверена, что подобное не самое лицеприятное зрелище теперь будет сниться в самых изощренных кошмарах. — А что было на наклейке? — допытывалась Аканэ, пока лейтенант спускался вниз по лестнице. — Я не смогу это прочесть даже если очень захочу, потому что это шрифт, которым напечатали эти слова, слишком мелкий, и, ко всему прочему, это, кажется, латынь. — О, латынь! — Шираюки поравнялась с лейтенантом и косо взглянула в его сторону, заметив, как рука Зена в правом кармане сжимает флакончик духов. — Я немного изучала этот замечательный язык, так может… — Даже. Не. Думай. Еще разобьешь, мисс Неуклюжесть, — со вздохом отозвался Вистериа, открывая дверь подъезда. Он выбросил использованные перчатки в ближайшую урну и достал из кармана джинсов ключи от машины. — Садись, мы вернемся в участок. — Ну и заноза в заднице, — чертыхнулась Шираюки себе под нос, но лицо Зена внезапно исказила улыбка. «Он же не мог меня слышать с такого расстояния…», — в панике подумала она, на долю секунду встретившись с озорным взглядом лейтенанта. — Если ты про себя — то еще какая, — подметил он, скрывшись в автомобиле. От неожиданности Шираюки запнулась о собственную же ногу и только чудом успела ухватиться за капот машины лейтенанта. Она быстро убрала руку и поспешила сесть на пассажирское сидение. «Да что это за слух феноменальный?», — девушка покосилась в сторону Зена, который как раз завел свою Mazda 6. Аккуратно сдав назад, его автомобиль покинул парковку, но через мгновение Вистериа все же отвлекся от дороги и глянул на свою подчиненную. — Это не сверхспособности. Ты просто слишком шумная, — криво ухмыляясь, сказал он. Его взгляд вновь прикован к дороге, и Шираюки буквально вжимается в сидение от удивления. «Может, он еще и мысли читает? Боже, надеюсь он никогда не узнает о моих увлечениях, иначе я просто…», — додумать мысль до конца Аканэ не успела — раздался телефонный звонок. Зен достал из кармана свой смартфон и ответил на вызов. — А, старик. Успел соскучиться по моему прекрасному голосу? — пошутил Вистериа, поставив телефон на громкую связь. Пока он возился, Шираюки воспользовалась моментом и ловко выудила из кармана его кожанки пакетик с флаконом духов. Она сделала вид, будто смотрит в окно, и между дверцей автомобиля и своим бедром принялась изучать надпись на зацепке. Достав свой телефон, девушка сделала фотографию наклейки и максимально приблизила ее. — Ну конечно, жить без него не могу, — устало сказал Абэ, явно потирая переносицу. — Короче говоря, сразу к делу. Удалось что-нибудь найти на местах преступления? — Пара зацепок есть. Я накатаю тебе рапорт, не хочу все дважды рассказывать. — Лентяй, — Абэ зашелся в кашле и отстранил телефон от своего уха. — Вообще, я звоню сказать, что этот Люцифер вышел на связь. Его страничка в интернете набирает просмотры, и буквально двадцать минут назад он записал первое видеообращение. Отправлю тебе ссылку, ознакомишься. — О, я всегда мечтал посмотреть стендап поехавшего ублюдка, — щелкнув языком, сказал Зен. — Не язви. Новенькая с тобой? — Увы. Сидит рядом, смотрит… — Вистериа повернулся к Шираюки и замолчал, отчего Аканэ едва не выронила свой телефон из руки, — … в окно, — добавил он, и девушка почти на физическом уровне ощутила его недовольство. — Ясно. Это хорошо. В таком случае, чтобы завтра к обеду рапорт лежал на моем столе, — коротко попрощался капитан, сбрасывая звонок. Прежде, чем лейтенант разразился бурей, Шираюки быстро протянула ему флакон с духами, по-прежнему упакованный в специальный пакет, и сказала: — Помни о смерти. — Если ты пытаешься оправдать то, что пошла на преступление из-за своего любопытства… — Нет! — в ужасе возразила девушка. — На флаконе написано «memento mori», что переводится как «помни о смерти». Я вовсе не хотела красть, но мне хотелось быть полезной и я… — Еще и взбалмошная. Господи, за что, — Зен отвернулся и тяжело вздохнул, будто ему довелось справляться с буйным ребенком. — Ладно, наверное, стоит тебя поблагодарить за то, что сегодня мне не придется мчаться к Кихал и выслушивать ее тупые шутки. Раз уж ты сама расшифровала надпись, значит, можем немного передохнуть, прежде чем приступить к расследованию. — Всегда пожалуйста, — фыркнула Шираюки, пряча свой телефон в карман. — Вы поедете домой? — О нет, мисс Справедливость, — Зен остановился на светофоре и приоткрыл окно, позволяя прохладному сентябрьскому ветру проникнуть в салон. — Мы поедем с тобой в бар.***
Первое августа, 2003 год ??? 14:20. Оби уже привык сидеть под дверью палаты, рассматривая красивые цветы за окном. Микки, покоящийся у него на коленках, казалось, смотрел на удивительный вид с тем же интересом, что и маленький мальчик на высоком стуле. — Здравствуй, Оби, — мужской голос, в котором было столько тепла и доброты, раздался совсем рядом. Оби повернул свою голову вправо и встретился взглядом с медовыми глазами доктора Субару. Мальчик улыбнулся и протянул ему руку для приветствия, которую Хаясава тут же пожал. — Снова навещаете отца? — Мама сказала, что сегодня его выписывают, поэтому сейчас они собирают вещи, — рассказал Оби, болтая ногами. Его лицо тут же стало каким-то жалостливым, и Субару привычным жестом потрепал его волосы. Оби сразу почувствовал себя лучше и улыбнулся. Правда, ему было грустно оттого, что эта встреча с доктором Субару должна была стать последней — он слишком привык к тому, что каждый раз, когда он с мамой приходил к папе, этот статный, добрый мужчина подходил к нему и говорил с ним ни о чем… До тех пор, пока из палаты не выходила разъяренная Шизуко и не уводила его прочь. — Значит, вы едете домой? — спросил Хаясава, и Оби кивнул, поглаживая Микки. Он привык к тому, что дома тихо и спокойно, а теперь… Неужели все снова вернется на свои места, и его руки, спина и ноги снова станут фиолетовыми из-за «воспитательных мер отца»? Одна лишь мысль об этом ужасала мальчика. — Но я хотел бы… Хотел бы, чтобы папа остался тут, — Оби подобрал под себя ноги и сжался, словно ожидая очередного удара, но Хаясава только тяжело вздохнул. — Ты боишься его, — сказал мужчина, и Оби кивнул в подтверждение его слов. — Не нужно. Мы с твоей мамой… Дверь палаты, у которой обычно сидел Оби, резко открылась, стукнувшись о стену. Субару тут же поднялся и сунул руки в карманы белого халата, встретившись взглядом с Ичиро. — Здравствуйте, Кимура-сан, — вежливо поздоровался Хаясава, но Ичиро ничего не ответил. Он презрительно скривился, отчего длинная прядь светлых волос упала ему на лицо, и, убрав ее, перевел взгляд с доктора на своего сына. — Шизуко-сан… Было сложно не заметить явную схожесть между ними. Темные волосы, медового оттенка глаза, выразительные скулы и ровный прямой нос… Ичиро обернулся к своей жене, и во взгляде его читалось слово «шлюха». Не многие знали, что до рождения сына Шизуко была блондинкой, и лишь когда родился Оби она стала перекрашивать свои красивые длинные волосы в темно-русый цвет. — Идем, паршивец, — Ичиро дернул своего сына за руку, и Оби едва удалось удержать в маленькой ладони Микки. Его охватил страх, ему не хотелось уходить из этой больницы. — Нет… Я не хочу. Пожалуйста! — впервые в своей жизни мальчик возразил, но не впервые получил сильный подзатыльник от своего папы. Слезы сразу застлали его взор, но он, шмыгая носом, старался сопротивляться и упирался ногами в пол. — Хватит, Ичиро! — Шизуко подбежала к ним и спрятала сына за спиной, но мужчина был настолько зол, что тут же занес руку для удара. Субару успел перехватить ее прежде, чем звонкая пощечина осталась на щеке Шизуко. — Достаточно, Кимура-сан. Вы еще слишком слабы, — Хаясава улыбался, и все же в голосе его было предупреждение. Ичиро вырвал свою руку и насмешливо прищурился. — Какая из вас вышла бы замечательная семья! — Кимура плюнул доктору в лицо и резко развернулся, стремительно шагая к выходу. — Тебе не следовало этого делать, — Шизуко опустилась перед Оби на колени и утерла рукавом своей туники его слезы. — И ты… — Я защитил своего… — Замолчи! — вспыхнула женщина и резко поднялась. — Это… Это не так! — Из-за твоей нездоровой любви страдает невинный ребенок, Шизуко, — качая головой, сказал Субару. — Я не хотел тебя позорить, но если так продолжится дальше… — Не смей, — злость исказила ее лицо, и тогда Оби впервые задумался о смысле их диалога. Почему мама так не любит Хаясаву? У него добрый взгляд и очень красивая улыбка, совсем не похожая на тот насмешливый оскал, который Оби так часто видел на лице папы. Субару казался хорошим человеком, и впервые мальчик подумал о том, что лучше бы мама выбрала его. — Оби, мы еще поговорим. Прошу простить, меня ждут пациенты, — Хаясава снова сунул руки в карманы халата и пошел прочь от них. Шизуко несколько долгих мгновений смотрела ему вслед, а затем, сделав судорожный вдох, положила ладонь на плечо сына и повела его к выходу из больницы. — До свидания, доктор Субару! — закричал Оби, оглядываясь назад, и Хаясава обернулся, помахав мальчику на прощание.***
Двадцать первое сентября, 2018 год Улица Окобу-дори 19:20. Лейтенант припарковал свой автомобиль в один ряд с другими машинами, которые выглядели намного проще, чем его черная Mazda 6. Он отстегнул ремень безопасности и вышел из салона, поэтому Шираюки не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ним. Она негромко захлопнула дверцу и теснее укуталась в свой плащ, рассматривая разноцветную вывеску с названием бара. — «Аллея славы», — вслух прочла она, и Зен, поравнявшись с ней, кивнул. — Хорошее место, жемчужина моей коллекции, я бы сказал, — Вистериа поставил автомобиль на сигнализацию и сунул ключи в карман джинсов. — Коллекции? — переспросила девушка, следуя за ним к массивной черной двери. — Э-э… Мне нравится отмечать на карте хорошие бары, в которых мне доводилось бывать, так что да, я, можно сказать, коллекционирую сведения о них, — будто оправдываясь, сказал лейтенант. Он открыл дверь и они вошли. В баре играла негромкая приятная музыка — это был джаз, и Шираюки, уловив знакомые ноты из композиции Хораса Силвера, заулыбалась.Horace Silver — Song for My Father
— Боже, это же «Song for My Father»! Я не слышала ее целую тысячу лет, — восхитилась девушка, глянув на квартет, который выступал на довольно тесной сценке. Эта живая музыка так раззадорила Аканэ, что она не удержалась и остановилась, рассматривая музыкантов. Все они были разными — среди них был пожилой темнокожий мужчина, который играл на фортепиано, европейской внешности женщина, играющая на саксофоне, и юнец за барабанами, на вид которому было лет семнадцать, не больше. Последний из них — молодой мужчина, который держал в руках маракасы, извлекая из этого простого и незамысловатого инструмента какие-то волшебные звуки. — Одна из причин, почему этот бар мой любимый, — кажется, Шираюки услышала в его голосе улыбку, и она тут же отвлеклась, быстрым взглядом окинув лейтенанта, но он, как и всегда, впрочем, был хмурым. — Здесь выступают музыканты со всего мира и, стоит заметить, выступают хорошо, — Зен сунул руки в карманы джинсов и глянул на свою подчиненную. — Никогда не подумал бы, что ты слушаешь джаз. Мне казалось, что девочки твоего возраста предпочитают что-то более… — Не утруждайте себя выбором эпитета, мы друг друга поняли, — Шираюки улыбнулась и снова повернулась к сцене. — Девочки, может, и слушают, но я уже давно переросла это. Я больше не пятнадцатилетний бесшабашный подросток. — Оу, конечно. Тебе двадцать один, — впервые в голосе Зена появились какие-то странные нотки, и от силы взгляда, которым Вистериа окинул ее лицо и длинные ноги, по телу пробежала дрожь. — Кто же ты тогда? Женщина? — Разумеется, — Шираюки даже бровью не повела и пошла к бару, намереваясь заказать себе что-нибудь выпить, чтобы немного скрасить минувший трудовой день. Она села на барный стул и подозвала мужчину, который разливал напитки. Аканэ заказала себе кружку пива и весело покачала головой в такт музыке. — Женщина, значит, — Зен сел рядом с ней и взглянул ей в лицо. Он оставался беспристрастным, однако в его взгляде Шираюки на долю секунды заметила лукавый блеск. — Хорошо. Ну, раз уж я привел тебя в свое любимое место, значит, ты должна меня поблагодарить, верно? Как женщина. — Что? — Шираюки дернулась, словно от удара, и вот ритм джаза уже не кажется таким заводным. Сердце в ее груди зашлось в таком темпе, что кровь заглушала все звуки кроме собственного тяжелого дыхания. Бармен поставил перед ней кружку пенящегося пива, но Аканэ даже не обратила на это внимание. А вот Зен тут же оживился и рассмеялся, потянувшись к алкоголю. — Отвезешь меня в знак благодарности домой, мисс Справедливость, — он хохотал до тех пор, пока его губы не коснулись пива, и Шираюки даже показалось, будто у него выступили слезы. Она облегченно вздохнула, и это тут же отразилось на ее лице. — Ох, ты же не думала, что я воспользуюсь тобой? — Вистериа отставил наполовину опустошенную кружку на столешницу и наклонился к ней, заправляя выбившуюся из хвоста красную прядь. — Ты неуклюжая, слабая, взбалмошная и… Абсолютно не в моем вкусе. — Знаете, любая девушка была бы счастлива слышать это из уст молодого мужчины, — Шираюки отодвинулась и закатила глаза. Она поставила локоть на столешницу и подперла рукой голову. — Я прямо-таки в восторге! Зен снова почему-то рассмеялся и перевел взгляд на сцену, ощутимо расслабившись. Аканэ заметила это и даже немного придвинулась. — Если моя любовь к джазу это просто исчерпавший себя юношеский максимализм, то почему он нравится Вам? — поинтересовалась девушка, надеясь, что за громким соло на саксофоне лейтенант услышал ее. — Мой брат любил джаз, — внезапно сказал Вистериа, вновь поворачиваясь к бармену. Он допил пиво и заказал у него стопку виски. — Он восхищался Луи Армстронгом* и искренне любил Билли Холидей*, так что я… Как-то сам и не заметил, когда тоже проникся этим волшебством. Хотя, думаю, глядя на меня можно подумать, что я скорее похож на какого-то панка, — Зен улыбнулся, и тогда Шираюки показалось, будто все остальное на фоне стало размытым. Он улыбнулся ей. Это была не обычная усмешка, полная презрения, и даже не поднятые вверх уголки губ, сопровождающиеся пренебрежительным выражением лица. В тот момент Вистериа показался ей искренним ровно настолько, насколько он мог быть искренним с ней, и она сразу почувствовала себя значимее. — Любить можно разную музыку, но, полагаю, лишь в определенном жанре мы обретаем себя самих, — сказала Шираюки, отворачиваясь. Аканэ не хотела, чтобы лейтенант заметил, как она пялится, и поэтому поспешила заказать хотя бы кофе, чтобы чем-то занять себя за разговором. — Ты вычитала эту цитату в одной из своих любимых визуальных новелл? — Нет, так говорил… Постойте, что?! — Шираюки чуть не соскочила со своего стула, и несколько посетителей, которые сидели рядом за столиками, обернулись к ней. — Как Вы… — У тебя на телефоне заставка из новеллы, которую читала моя подруга. Она ею так восхищалась, что я готов был ее убить. Боже, я, кажется, даже если среди ночи проснусь, все равно перечислю имена всех рыцарей этой отоме, — Зен пожал плечами и одним глотком опустошил свою рюмку виски. — Гислейн, да? Он нравится тебе. — Но он ведь такой душка! — выпалила девушка и тут же пожалела, завидев довольную усмешку на лице Вистериа. — Боже, какого черта Вы в-вообще пялитесь в мой телефон?! — Аканэ почувствовала, как румянец прилил к щекам. Она ничего не имела против того, чтобы рассказать кому-то о своих увлечениях визуальными новеллами, но чтобы говорить об этом с лейтенантом?.. Да никогда в жизни! — Ха… — он усмехнулся и жестом велел бармену повторить. — Ну, мисс Справедливость, спешу тебя уверить в том, что ты мне солгала. — А? В чем? — Шираюки облегченно выдохнула, когда Вистериа сам перевел тему. — Женщина никогда не смутилась бы подобной ерунды. Признайся, что ты все еще маленькая девочка, которая гоняется за несбыточными мечтами вроде справедливости, и которая жаждет казаться взрослее, чем есть на самом деле. — Вовсе нет, — она упрямо покачала головой. — Может, это кажется Вам просто несбыточными идеалами, но я правда всем сердцем хочу защитить людей. Многие из тех, кто отправляются на тот свет благодаря другому человеку… Были достойны лучшего, — Шираюки с болью взглянула на Зена, и тот слегка призадумался, опустошая очередную рюмку. — Ничего. Жизнь в полицейском участке превратит тебя из наивной девчонки в настоящего бойца, — с сожалением в голосе произнес Вистериа. — Не думаю, что это изменит мое собственное стремление. Я всегда хотела быть похожей на своих родителей. Наверное, это упрямство и желание защитить кого-то досталось мне от них, — она криво усмехнулась, принимаясь за кофе, который перед ней поставил бармен. — Так Миказе — твоей отец? — казалось, даже взгляд Зена подобрел, когда Шираюки кивнула. — Он был прекрасным офицером и добрым мужчиной. Мы виделись нечасто, но те редкие советы, которые он мне дал, не раз спасали мою жизнь. Мне жаль, что Миказе умер. — Спасибо. Не думала, что Вы можете быть настолько внимательным к чужому горю, — Аканэ улыбнулась и посмотрела на лейтенанта, но он только закатил глаза, опустошая третью рюмку. — Не делай из меня монстра. Мое к тебе отношение — просто проверка на доверие. Думаешь, я должен подпустить тебя к себе сразу, не узнав при этом ничего о тебе? — Нет… Конечно, нет, — девушка покачала головой и вздохнула. Она не была так наивна, как можно было подумать, и прекрасно понимала, что прочную дружбу установить с кем-либо в современном мире в первые же дни просто невозможно. Чтобы понять, какой перед тобой человек, может потребоваться время… А у них этого времени, вроде как, еще много. Слова Зена подарили Аканэ надежду на то, что в будущем, возможно, они больше не будут так препираться, и ей не придется в очередной раз прикусывать язык, чтобы не нагрубить в ответ. — Вот и славно. Теперь предлагаю вернуться к работе, — он достал из кармана куртки телефон и кликнул на ссылку, которую отправил ему капитан. — Наушники есть? Тут довольно шумно. — О, э-э… Да, — Шираюки порылась в карманах своего плаща и достала черные наушники, подав их Зену. Лейтенант кивнул, взял один наушник себе, а другой подал девушке. Она немного смутилась, но все же придвинулась ближе и уставилась в телефон. На экране был мужчина в темном плаще с капюшоном. Его лицо было скрыто за маской кицунэ*. Один лишь его безобидный вид почему-то стал внушать Шираюки ужас, и она не знала, в чем была причина — возможно, всему виной была гипнотическая сила глаз Люфицера, видневшихся за узкими прорезями маски. А потом он заговорил глубоким бархатным голосом. — Мир уже давно прогнил. Люди — жестокие и алчные твари, которые не заслуживают осквернять природу своим существованием. Но даже в рассаднике зла, в этом гнойнике ненависти есть те, кто лучше других в тысячу раз. Они — двигатель нового мира, они — те, кто приведут человечество к лучшему будущему, но они — те, кого сильные мира сего давят носком своего ботинка, не позволяя менять устоявшийся уклад жизни. Он шел, и камера двигалась за ним. Шираюки не видела ничего, кроме фигуры говорившего и белой стены. Обстановка казалась пустой, и в этом Аканэ виделся некий символизм — возможно, этот Люцифер хотел показать, что впереди их ждет лишь белая пустота. — Мы развязываем войны ради удовлетворения своего животного начала. Мы издеваемся над слабыми, потому что так чувствуем себя сильнее. Мы убиваем, потому что так ощущаем власть, — Люцифер поднял руку и разжал ее, демонстрируя на камеру монетку. — Мы — люди, но лишь единицы из вас достойны называть себя человеком. — Как глубокомысленно, — тихо сказал Зен, скривившись. — Я долгое время наблюдал за обществом и даже был его частью. Но когда мир жесток к слабым беспричинно, когда власти плевать на бедных просто потому, что они ничтожны… Мне не хочется быть частью этой системы. Я хочу ее сломать, и я сделаю это любой ценой, — Люцифер подбросил монетку и Шираюки увидела решку. — У любой монеты есть другая сторона. Вы видите решку — прекрасную внешность, красивую улыбку, как у голливудской кинозвезды, и все это показушное лицемерие тех, кто медленно разрушает общество изнутри, — он зажал монетку между двумя пальцами, обтянутыми в черную перчатку, и показал орла. — Реверс этой монеты — помыслы тех благородных святош, которые жертвовали «на благотворительность». — Он говорит о тех шести жертвах? — спросила Шираюки, но на этот вопрос ответил сам Люцифер. — Общественные деятели должны быть примером для всех, верно? Они подавали этот пример для вас — жалких людишек, которые по-прежнему подвержены пропаганде о лучшей жизни и балладе о доброте. Знали ли вы, что достопочтенный Тацума Хикари, который так часто наведывался в детские дома, делал это не из добрых намерений помочь нуждающимся, а ради возможности развлечься с маленькими девочками? — Боже, — Аканэ в ужасе прикрыла ладошкой свой рот. — Пока его деньги обеспечивали приют, он мог не бояться, что о его развлечениях кто-то узнает. Стоит сказать, что господин Тацума любил не только девочек, но и мальчиков. Большинство из тех детей, которые побывали с ним, сейчас мертвы, — монотонно рассказывал Люцифер. Казалось, словно он говорит о погоде, а не рассказывает о кошмаре, который пережили ни в чем не повинные сироты, и это поднимало в душе Шираюки такую бурю негодования и ужаса, что хотелось встать и вырвать из уха наушник, только бы не слушать дальше. Но она заставляла себя сидеть, неосознанно вцепившись в запястье Зена для собственной опоры. — Как и те «люди», которые помогали Тацуме это проворачивать. Например, судья Кисараги очень умело замял все дела о пропаже сирот, а уважаемый депутат Эйсаку Сато помог избавиться от тел. Незнакомец снова подбросил несколько раз монетку, словно обдумывая слова, которые хочет сказать. Он замер, рассматривая ее в своей руке, и снова сжал кулак, поднимая голову к объективу камеры. — В этом мире грешен каждый человек. Тяжесть греха определяется вашими собственными деяниями, и пусть нет никого святого, есть хотя бы те, кто заслуживают жить. Шестеро чиновников, которые измывались над сиротами, получили свое. И я не остановлюсь, пока подобные мрази, которые уничтожают слабых и беспомощных, не исчезнут с лица Земли. Я сотру каждого в порошок, — Люцифер разжал кулак, но монетки там больше не было. — И тогда монетка исчезнет, — он завел руки за спину и гордо расправил плечи. — Вы можете считать меня жестоким или безумным, но я твердо придерживаюсь того, что самый тяжкий грех может смыть только кровь. Их кровь я забрал, и это не единственные гнойники, которые я намереваюсь вскрыть. Прячьтесь лучше, если намереваетесь убежать от возмездия. Ибо я отомщу за всех, кто не способен мстить собственными руками, — Люцифер поклонился, и видео закончилось. Дрожащей рукой Шираюки вытащила наушник, продолжая вглядываться в изображение Люцифера. Он внушал ей ужас даже больший, чем расчлененные тела, которые она видела этим утром. — Тебе страшно? — спросил Зен, повернув к ней голову. Шираюки заставила себя поднять взгляд и посмотреть лейтенанту в лицо. — Я… — Бояться — это нормально. Некоторые поступки людей ввергают в ужас, но ты сейчас мне запястье сломаешь, — Вистериа вздохнул, и Шираюки перевела взгляд на собственную руку. Она будто и не осознавала, что все это время цеплялась за Зена как за единственную соломинку, что была способна спасти ее, и когда пришло осознание, девушка отдернула ладонь, потупившись. — Я знаю, но это… Страшно. То, что сделал Люцифер… И то, что сделали эти люди, — она закусила губу, судорожно выдыхая. — Но это ведь называют справедливостью, нет? Мерзавцы получили по заслугам за то, что они сделали с детьми, — Вистериа убрал телефон в карман и, свернув наушники, сунул их в карман плаща подчиненной. — Ты кажешься сейчас такой растерянной. Понимаешь теперь, какой мир ты клялась защищать? Шираюки ничего не ответила. Она чувствовала себя обезоруженной из-за слов Зена. — Это наказание для них справедливо с точки зрения морали. На законном же основании — боюсь, что нет, поэтому мы должны поймать Люцифера до того, как Токио превратится в одну паникующую массу, — сказал Вистериа, поднимаясь. Он бросил несколько купюр бармену и потянул Шираюки за локоть к выходу, попутно набирая номер такси. — Что Вы делаете? Я думала, что… — У тебя прав нет, балбеска, — со вздохом отозвался лейтенант, диктуя номер бара. Шираюки посмотрела на него, ощущая, как от недовольства краснеют щеки, и все же ей удалось сдержаться. Просто потому, что она все еще была слишком ошарашена новыми деталями своего первого дела в полицейском участке. Этот Люцифер… Кто он на самом деле? Безумный идеалист? Благородный мститель? Она не знала, но, невзирая на терзавший ее страх, Аканэ казалось, что они намного более похожи в своих стремлениях, чем кто-либо мог подумать.