Чужой
5 сентября 2019 г. в 00:00
Союз рано утром встает из-за стола от звонка в дверь. На часах — половина пятого, а Союз не любит новости с раннего утра — они нечем хорошим не заканчиваются.
Утреннюю негу сгоняет напрочь. Он и не спал, конечно, но в час волка обычно тихо и спокойно.
СССР подходит к глазку, почти готовый послать кого бы то не было, потому что, серьезно, он вторые сутки на ногах.
Потому что — серьезно — думает, что ему мерещится. Что в кофе Бразилия что-то таки подмешал.
Потому что там стоит Рейх. Без формы, без привычной фуражки и перчаток он на себя похож лишь отдаленно. На того себя, которым запомнил его Союз. Этот походил на выросшую копию маленького себя, но без войны, садистских наклонностей и букета психологических заболеваний и отклонений.
В глазок видно, что на Третьем — совершенно дурацкая синяя толстовка с улыбающимся фиолетовым облаком, бейсболка ярко-зеленого цвета и… всё это удивительно не вписывается в его старый образ, но подходит ему безумно.
Звонок раздается снова, но Союз всё ещё не спешит открывать.
Ну не могут мертвые воскресать.
Союз помнит как умирал сам, когда одним сильным движением выткал в грудь стоящего в полутора метрах от него Рейха флашток с собственным флагом, чтобы не передумать, ощущал, кажется, что сердце перестает биться.
Или это всё же было его, Союза, сердце?
СССР все-таки открывает.
— Ты живой.
— Как видишь, — разводит руки в стороны Рейх, — Я думал, ты меня хоть для приличия тогда поищешь.
Союз почти слышит, как рушиться карточный домик чувств, который он так старательно все эти годы возводил.
— Ты был мертв.
— Но сейчас я здесь, как видишь, — кажется, Рейх понимает, что Союзу неловко.
— Ты обещал дождаться меня в аду.
— Выгнали обратно, — как будто всерьез говорит Третий, и Союз не понимает, шутит ли он, — Тут теперь болтаюсь.
— А сюда зачем пришел? — вопрос, который Союз ни за что бы не задал, будь он в чуть более вменяемом состоянии.
— Так, поздороваться. Дать знать, что живой.
Союз задумывается, пытаясь найти отличия от прежнего Рейха. Союз замечает, что глаза у Рейха стеклянные будто… мертвые. Что кожа немного потерявшая яркий цвет. Мешки под глазами тоже замечает. Пауза затягивается. Союзу не комфортно, а вот Рейху, кажется, и вовсе наплевать.
— Так ты что, правда?
— Говорю же, места мне в аду не нашлось, в рай тем более дорога закрыта, так что отправили меня тут шататься.
— Оставайся, — быстрее, чем успевает подумать, говорит Союз, — Ну, если хочешь, конечно.
Весь мир сужается до одного конкретного коридора в подъезде. Хотя, наверное, только они и не спят.
— Нет, спасибо. Я просто маякнуть зашел, что обещание свое не выполню. Раз меня из ада поперли, то я тебя там не дождусь.
Союз не понимает, как долго Рейх уже на земле, почему пришел только сейчас, спустя столько лет, и почему, мать его, смотрит так, будто ничего не было.
Между ними пропасть в полвека.
— Ладно, я пошел.
Рейх разворачивается, идет к лестнице. Шаги затихают, хлопает дверь подъезда.
И несмотря на то, что хотелось остановить, оставить, хотя бы коснуться, Союз отчетливо осознает, что вел себя более чем верно.
Потому что иногда лучше не возвращаться совсем, чем возвращаться так поздно.