127 вырванных страниц

— Чем выше ты забрался, тем больнее тебя падать, — Рейх смотрит на карты, исчерканные вдоль и поперек, — Мое падение было… достаточно болезненным. Проигрывать по всем фронтам, когда, казалось бы, был так близок к цели, было невыносимо. Хотелось кататься по полу, сучить ногами и выть от бессилия, но Рейх лишь продолжал скалить треугольные зубы, искать выход, придумать что-то, положит к его ногам весь мир. И сердце одного своенравного эгоиста, раз сам отдать не пожелал. Дуло пистолета у виска едва ли ощущается, последний шаг — чертовски сложный и жаль, что это не слабость. — Я умру, — Рейх не надеется, что его услышит тот, кому эти слова предназначены, но пока что сам Третий Рейх решает, когда ему умереть и что перед этим сказать, чтобы этого не мог сделать Союз, — А потом ты обязательно последуешь за мной, потому что людей надо ценить. Потому что мирового господства войной не достичь, и счастливого будущего на ней не построить. Я урод моральный, уничтоженный, загнанный в угол, проигравший, мне хватит смелости это признать. Но и ты такой же, а когда ты иссякнешь, я буду ждать тебя в аду. На стене напротив — его портрет, но Третий Рейх смотрит будто сквозь, пронзая взглядом километры на восток, не видя лесов, гор и полей, разрушенные до основная города, пересекая пунктирные бумажные границы, представляя себе Союза, который готовится праздновать победу. Даже в его воображении СССР на него не смотрит. — Скольких я убил и сколько ещё умрут из-за меня, — Рейх ухмыляется, потом от усталости хочет опуститься на пол, но он не настолько слаб, — Какая же я все-таки тварь… В какой-то другой вселенной есть их «долго и счастливо», и там и Третий Рейх, и СССР, не настолько в дерьме и не настолько дерьмо. А тут — что есть, то есть. — Не считая людей за людей, сами людьми не станем. И любовь наша не силы дает, а испепеляет, пожирает всё вокруг, как лесной пожар. Прощай, Союз. Я люблю тебя. Раздается выстрел. Обмякшее тело падает на пол, и кровь медленно растекается по дорогому ковру.