***
Рей ждет поезд, чтобы добраться к Бену, и внезапно чувствует, как чья-то рука сжимает ее плечо. Она поворачивается, инстинктивно прижимая сумочку. — Тихо, тихо. А то сделаю вам больно. Она моментально узнает этого мужчину. Трудно забыть его рост, шрамы на лице или пронзительный взгляд голубых глаз. Он ей не нравится. — Что вы хотите? — резко спрашивает Рей. Были бы у него брови — они бы удивленно дернулись. Грубиян. Как так можно? Положил руку ей на плечо, будто они знакомы. В двадцать первом веке в Нью-Йорке так нельзя делать. — Рей, верно? — спрашивает он. — Допустим. — Она слегка расправляет плечи. Мужчина кивает. — Сноук. — Он протягивает ладонь. Рей смотрит на него некоторое время, прежде чем взять его руку и быстро встряхнуть. — Такое чувство, что мы уже знаем друг друга. — Правда? — спрашивает она. Бен говорил о ней на работе? Он обсуждал ее со Сноуком? — В каком-то смысле, — говорит он. — Это личное дело Бена, но вы настолько часто… отвлекаете его, что мне уже кажется, как будто я и сам с вами знаком. Честно говоря, он почти… увлечен. А его я хорошо знаю. Рей моргает. На платформу прибывает поезд с линии С. Она отчаянно желает, чтобы это был поезд А, но удача редко бывает на ее стороне. — Вот прямо хорошо? — спрашивает она. — Да, — улыбается он. — Очень хорошо. Он мне как сын. — Рей бросает на него взгляд. Неважно, что там Бен говорит о своей семье. Хан Соло любит своего сына, не хочет, чтобы его ребенок знал, что у него случился инфаркт, потому что беспокоится, что Бен обвинит во всем себя. Сноуку не удастся прикинуться его отцом. — Я стараюсь дать ему самое лучшее. — Что именно? Изолировать его от семьи? — Он сам выбрал этот путь. — Она ненавидит эту его лицемерную улыбку. Он не переставал улыбаться с тех пор, как появился на платформе. — Вы же хотели бы, чтобы он мог принимать собственные решения? Как его… друг. — Чего вы хотите? — с нажимом спрашивает Рей. Она больше не хочет играть в это ни секунды. — Зачем подошли и решили поговорить со мной? — Разве человек не может просто поболтать со знакомым? — А мы знакомы? — Могли бы познакомиться поближе, — просто говорит он. — Если бы вы решили поработать со мной. — Ее глаза расширяются от шока. — Для вас это прекрасная возможность — будете больше времени проводить с Беном. Он не будет так отвлекаться, а будет работать. Вместе с вами. Прямо как в сказке, в маленьком… — Я никогда не буду у вас работать! — шипит Рей. — Я никогда не брошу «Наберри». А вы не будете всегда контролировать его жизнь. — Я не контролирую его жизнь. Я пытаюсь сделать ее лучше. — Хотите, чтобы он не отвлекался? — вспыхивает Рей. — Или просто боитесь, что он займется тем, что вы не сможете контролировать? Прибывает поезд А и, прежде чем Сноук успевает ответить, она проталкивается внутрь вагона сквозь толпу, теряясь среди пассажиров. Она видит Сноука на платформе в окно, он снова следит за ней своими холодными голубыми глазами. Он что, предложил ей работу? Чтобы она перестала отвлекать Бена? От этой мысли начинает сосать под ложечкой. Ей это не нравится — ничуть. Она смотрит Сноуку прямо в глаза, пока поезд не отъезжает со станции. Только тогда она понимает, что дрожит.***
Мне нужно принести что-нибудь, верно? Текст едва понятен без подробностей, Рей с трудом вспоминает, что он имеет в виду. Но Финн всегда умеет читать ее мысли и проясняет почти сразу: У Роуз новоселье. Ты же придешь? Точно. Да-да-да. Она была занята переустановкой духовки — теперь у нее новая, хромированная и идеальная печь — а затем дважды проверила последние заказы, которые остались от Хана, чтобы убедиться, что она все правильно в них поняла, ведь сейчас разгар лета и свадебного сезона. Затем был Бен и его странно нежный светящийся взгляд во время секса — он будто начинал привязываться к ней. Рей однажды даже пошутила, что не стоит этого делать. С ее талантом рыдать во время секса только ей позволено быть жалкой. Она сама не заметила, как пропустила момент, когда они с Беном начали шутить друг с другом. Будто они — те, кем на самом деле не являются. Конечно. В субботу, да? Ага. Должен ли я принести что-нибудь? Кроме своей сладкой любви? Я могу испечь что-нибудь, а скажем, что от тебя. Давай. В этот раз пирожные с мате и розой идеальны. Она складывает их в лоточки и идет к метрополитену, где встречает Финна. Роуз живет со своей старшей сестрой в старом лофте. Квартира хоть и украшена, но повсюду стоят нераспакованные коробки. Друзья Пейдж уже пьют и громко общаются. Вообще неудивительно, что среди них она увидела ЛКМ, который заразительно смеется и хлебает пивко. Удивительно, что среди гостей она видит Бена. Он нависает над толпой, по его лицу понятно, что он предпочел бы находиться где-нибудь в другом месте. Его лицо меняется, когда он замечает ее. Его реакция похожа на наконец-то, нечто вроде искреннего волнения от встречи. Она ловит его взгляд, и Бен направляется к ней через всю комнату, заставляя застыть на месте. Она достает телефон и пишет: Финн не знает. Она видит, как он хмурится, когда читает текст, как пожимает плечами и поворачивается к ЛКМ. Ей интересно, действительно ли он сник или так только кажется. — Привет. — К ним с Финном в коридор выходит Роуз. — С новосельем! — улыбается Рей и вручает Роуз гору кексов. — Спасибо! — благодарит Роуз, один из друзей Пейдж издает победный клич из-за того, что допил свое пиво. — Извините. Это… несколько громче, чем я ожидала, но могло быть и хуже. Друзья Пейдж много пьют. У Лэндо и я выпивала. — Она морщится. — Так плохо? — спрашивает Рей. — Ну, не совсем. — Роуз смущенно улыбается Финну. Тот неуверенно берет ее за руку, а Рей… Внутри у нее все сжимается. Роуз как будто притягивает к себе Финна силой гравитации. Рей буквально видит, как он отдаляется… Он счастлив. Он никуда не денется, — говорит она себе. Но когда Роуз ведет Финна в кухню, чтобы разложить кексы, Рей решает, что пришло время выпить. На крайний случай уведет Бена в ванную комнату, делов-то! — Рей, Рей, милая Рей... — Лэндо подходит сзади, пока она наливает виски. — Рад снова тебя видеть. — И я, — улыбается она. — Откуда ты знаешь Пейдж? — Финн пригласил меня, — пожимает плечами Лэндо. — Думаю, я могу положить глаз на сестру его девушки. — Серьезно? – не верит Рей; она рада отвлечься и не думать, как Финн сейчас наклоняется к Роуз, чтобы шепнуть ей что-то. Биби болтает с По, пока они расставляют тарелки с кексами. Рей могла бы быть там. Могла бы быть с ними. Но была бы пятым колесом. Как будто она чужая. Как будто у нее нет места в мире, где люди успешно находят себе пару. — Раздумываю над этим, — говорит Лэндо. — У нее милая улыбка. Всего лишь милая улыбка. — Рей пытается тоже улыбнуться. — О, Бенджамин, тебя тут ищут. — Я…— пытается что-то сказать Рей, но Лэндо уже отвернулся, чтобы освободить место для Бена. — Что случилось? — спрашивает Соло. Он держится отстраненно, словно старается не подойти слишком близко. Почему ей вдруг тут не нравится? Она написала Бену, чтобы он не выдавал их, но, возможно, ей не следовало этого делать. Возможно, поэтому она чувствует себя неуютно. А Финн будто бы бросил ее, хотя именно он пригласил ее на вечеринку, он хочет ее здесь видеть, хочет, чтобы она была рядом, когда он пытается строить отношения со своей новой девушкой. Рей делает глоток виски, шумно выдыхает и смотрит на Бена. Он тут же берет ее за руку, ведет в одну из спален, закрывает за собой дверь. Она думает, что он бросит ее на кровать, но вместо этого он просто обнимает ее. Так Рей понимает, что плачет. Рыдает в его рубашку, цепляется за него, но почему? Она не расстроена. Все не плохо. Это не… — Все будет хорошо. — Он обнимает ее за шею, придерживая, будто она нежная, хрупкая, — так непохоже на то, как он держит ее, когда трахает. — Все будет хорошо. — Знаю, — всхлипывает она. — Так глупо. Я просто дура. Он ничего не говорит, просто обнимает ее. Он теплый. Он всегда такой теплый. Она заметила это еще в переполненном выставочном зале, потом в его спальне, на его кухне. Рей никогда не думала, что чьи-то теплые объятия могут так утешать. Но, сглатывая рыдания, она понимает, что ей очень помогает его успокаивающее тепло. А ведь она замечала это и раньше, — думает она. О нет. Нет-нет-нет. Она снова ударяется в слезы, ее руки сжимают его рубашку, будто она боится, что он исчезнет, и с ужасом понимает, что — да, на самом деле боится, что он исчезнет. — А что если я тебя не ненавижу? — шепчет она в рубашку. Непонятно, может ли он разобрать ее бормотание. Он может, потому что он перестает дышать. Его сердце начинает биться быстрее. Это нечто новое. Что он выберет? Сбежать? Притвориться мудаком? Ни то, ни другое. — Хочешь, уйдем отсюда? Найдем место потише, поговорим… В подтверждение его слов кто-то истошно орет по другую сторону двери. Она кивает, и Бен медленно, осторожно размыкает кольцо рук, целует ее в лоб. — Все будет хорошо, — шепчет он скорее себе, чем ей. Затем берет ее за руку и выводит из комнаты. Они ни с кем не прощаются. Рей чувствует странное оцепенение, так что даже не думает о том, что Финн не замечает, как она надевает туфли и исчезает в ночи рука об руку с Беном Соло.***
Через полчаса Рей лежит на диване Бена, завернутая в одеяло. Она не знает, зачем она в одеяле, это Бен настоял. Всю дорогу к его квартире она плакала и сжимала его руку, а сейчас наблюдает, как он заваривает чай. От слез у нее болят глаза. Сегодня она плакала больше, чем за все последние годы вместе взятые. Во время секса — не считается. Просто не считается. У нее нет сил. Она измотана. Когда Бен протягивает ей чашку мятно-ромашкового чая, она делает глоток и почти сразу чувствует себя лучше. — А ты знаток чая, — тихо говорит она. — Или знаток «Гарри Поттера». Еще варианты? — мягко, с поддразнивающей улыбкой говорит он. Бен пытается развеселить ее, а Рей вспоминает их первую встречу, как наорала на него, обозвала лакеем, а он выкрикивал оскорбления ей в спину. — Почему Люк шарлатан? — спрашивает она. Он замирает, явно удивленный вопросом. — Просто … — Бен проводит рукой по волосам. У него такие красивые волосы. Рей любит зарываться в них руками, когда он трахает ее. — Просто Люк такой, — наконец говорит он с некоторой нервозностью. Как будто она плюнет ему в лицо или скажет, что он лжет. Она тянется к его руке, он сжимает ее. — Ты меня не ненавидишь? Она качает головой. Конечно же нет. Нужно выпить чаю и перестать рыдать. Он столько раз видел, как она плачет, но говорит, что ничего страшного. — Мой дядя, — наконец продолжает Бен, — всю мою жизнь говорил, что мне делать. Говорил, кем мне быть. Что я возглавлю семейный бизнес однажды. Что у меня талант к этому. Врожденный. Но не дай бог применить эти природные таланты и способности, включить деловую хватку! Когда я пытался сделать пекарни конкурентоспособными, он говорил, что я бегу впереди паровоза, что это не сработает, что так нельзя вести бизнес. И я просто прозябал там — наследник империи пирожных — и мне интересно, почему? Почему я не могу делать что-то самостоятельно, а не только то, что мне говорят? Когда я ушел... — Он смотрит в сторону, на свою кухню. — Они все так удивились! Зачем ты идешь работать на Сноука? Может, потому что Сноук никогда не говорил мне, что я все порчу, пытаясь добиться успеха? И посмотри, что я для него сделал! — Он поворачивается к Рей. — Посмотри, как сильно пекарни разрослись за последние пять лет! Он может изводить меня до потери пульса, может проесть мне всю плешь, но он не смог бы добиться всего без меня, и он это знает. Я хотел бы сделать это для «Наберри», но дядя бы никогда ко мне не прислушался. И теперь он думает, что я ушел и предал его. Нет, это не я предал его. Это он меня оттолкнул. Рей смотрит на него, почти не моргая. Бен опускает глаза. — Мои родители встали на его сторону, — тихо говорит он. — Он лучший друг моего отца, по детству я часто слышал, как они обращаются друг к другу «эй, ты, осел». Но нет. В тот раз отец сказал: «Люк знает, о чем говорит, Бен». И моя мать… — Он замолкает, будто сглатывает ком в горле, качает головой. — В общем… Самое ужасное — это понимать, что их планы на меня для них гораздо важнее, чем мои реальные желания. Со Сноуком все по-другому. Он принимает меня таким, какой я есть, на самом деле пытается раскрыть мои таланты, а не губить их. Рей вспоминает первое утро, когда она проснулась в его квартире, он тогда жаловался, что Сноук придирается к каждой мелочи на работе, пользуется его идеями. Но ярче она вспоминает встречу в метро, когда Сноук говорит ей, что Бен ему как сын. Он хочет контролировать его. Каждый его шаг. Она хочет спросить об этом, но совсем другой вопрос слетает с ее губ: — И ты оставил их? У нее болит голова, пересохло горло, она вымотана. Но ей кажется, что кое-что все-таки она упускает. Если она спросит, зачем он работает на Сноука, раз так там несчастен, он в обратную спросит, зачем она продолжает работать в «Наберри», раз так там несчастна. Пока она не может с этим смириться. Рей чувствует, что если она расскажет ему о разговоре на платформе, о том, как Сноук, казалось, пытался предложить ей работу… она сомневается, что Бену это придется по душе. Это может заставить его вцепиться в свою независимость гораздо крепче. — Первые шесть месяцев мать все время мне звонила, — говорит он. — Она постоянно просила меня вернуться, утверждала, что я слишком бурно на все реагирую. Что они меня любят. Но то, что они хотели из меня вылепить, — это не из любви. Мне не нужна такая любовь в моей жизни. — Но ты вообще перестал общаться с ними, — возражает Рей, не понимая, к чему ведет, в ее глазах снова слезы. — Почему ты думаешь, что они не послушают тебя сейчас? Ты пробовал? — Мы виделись с отцом пару недель назад, — тихо говорит он. — На той выставке, где мы с тобой переспали в первый раз. Причина, по которой я решил трахнуть незнакомку в мужском туалете, — мы тогда с отцом крупно поссорились. Он хотел, чтобы я вернулся домой. — Думаешь, он врал тебе? — Если они не хотят признавать, что мне тоже больно, то какой смысл? Мы придем к тому, с чего начали. — А если отец знает, что тебе больно? — спрашивает она. — Что если они все узнают, что тебе больно? — Думаешь, им есть дело до этого? Потому что им есть дело до тебя? — Откуда ты знаешь, до чего им есть дело, если не общался с ними пять лет? Я понимаю, ты боишься… — Я не боюсь, — перебивает он и замолкает. — Боишься. Боишься, что тебя раздавят, что будут пытаться изменить снова и снова, будто твои планы ничего для них не значат. — И ты этого боишься? — внезапно спрашивает он. — Нет, — тихо говорит Рей. Он пытается поспорить, но Рей не позволяет. — Я боюсь, что меня просто бросят, как сделали мои родители. Он хочет сказать что-то, но не может. Вместо этого он притягивает ее к себе, крепко прижимает к груди, и слезы снова текут по ее щекам. — Так вот почему ты плачешь во время секса. Потому что думаешь, что я уйду? — Нет, — неубедительно отвечает она. — Просто кажется, что Финн меня бросил. Хотя на деле это не правда. У него просто появилась девушка. Это совсем другое. Вот, взять хотя бы нас с тобой. Сама не знаю… Все началось с того, что меня повысили. Я перестала печь — я перестала видеться с Финном на кухне. И… Это глупо. Бред просто. Люди постоянно меняют работу. По сейчас работает в отеле, но мы все еще дружим с ним. Не видимся каждый день, но можно переписываться и… Бен гладит ее волосы, а она ревет. — Думаю, из-за тебя я тоже плакала, — бормочет Рей. — Потому что… — Потому что так происходит, если ты меня не ненавидишь. — Бен целует ее. Он крепко обнимает ее, будто цепляется за спасательный круг. Рей осознает, что это странно приятно — плакать в его объятиях. Бен так трепетно держит ее, как будто никогда не собирается ее бросать. Они целуются — снова и снова и снова. Поначалу как-то отчаянно и бестолково, но потом все увереннее и нежнее. Рей прижимается ближе к нему, а он берет ее лицо в ладони и целует ее опять, отчего она улыбается впервые за вечер, а потом даже счастливо смеется. Ей так нравится с ним целоваться, она так хочет его целовать, и чтобы он целовал ее. И он тоже этого хочет. Раньше Рей необоснованно мало уделяла внимания его губам. До этого они вообще почти не целовались. Бен целовал ее в шею, она целовала его член, было несколько коротких и небрежных поцелуев во время секса, но вот так — намеренно и с удовольствием — они не целовались ни разу. Их дыхание смешивается, его язык переплетается с ее, он так нежен. Ей нравится, как его нос касается ее лица, как его руки обхватывают ее щеки, как тянутся к затылку и успокаивающе массируют. Или он таким образом пытается успокоиться сам? Видимо, и то, и другое. Она придвигается ближе, стараясь выпутаться из-под одеяла. Ближе настолько, насколько возможно. Поцелуй уже становится волнующим, а взгляд Бена снова таким странно нежным и светящимся. — Кровать? — спрашивает он. Рей кивает, они идут в спальню, взявшись за руки. Одежда, от которой раньше они избавлялись за несколько секунд, теперь медленно снимается. Бен целует каждый дюйм ее кожи, помогает ей раздеться, а она целует его плечи, грудь, живот, пока он раздевается сам. Его кожа всегда такая горячая, он стонет, тянет ее на кровать. Рей укладывается рядом, закидывая ногу ему на бедро, его член прижимается к ней. Но пока не входит. Бен делает несколько вдохов и успокаивается. Потому что, если меня кто-то так ненавидит, что прямо выебать хочет, значит, ко мне хоть что-то чувствовать можно. Было ли с ним такое хоть раз на самом деле? Да, в их первый раз он был резковат, хоть и увлечен. Думал ли он тогда, что кто-то способен плакать от страха, что он уйдет, думал ли, что будет обнимать кого-то, чтобы утешить и заставить чувствовать себя в безопасности? Рей снова плачет, целуя и цепляясь за него. Она вкладывает в этот поцелуй всю себя, пытается показать, что она здесь только ради него, показать, насколько он для нее важен, и… Он стискивает ее в объятиях, его пальцы впиваются ей в волосы, его язык у нее во рту, а его дыхание сбивается. Он окончательно потерял контроль и потерялся в своих желаниях. Раньше Рей шутила, что это будет выглядеть жалко. Но прямо сейчас ей так не кажется. Сама мысль, что она хочет его так же сильно, как он хочет ее… — Ты никогда не ненавидел меня? — выдыхает она. Бен делает паузу и слегка дрожит. Затем он нервно облизывает губы, и его лицо искажается. Она понимает, что он собирается сказать что-то очень честное и личное, а она не хочет слышать что-нибудь такое, что заставит ее плакать еще больше или, возможно, разозлиться. Кроме того, она не хочет злить его прямо сейчас. Она вдруг задумывается, почему он тоже боится сказать что-нибудь, что может ее разозлить, но не спрашивает. Вместо этого она просто целует его, и по его поцелую без слов понятно — он никогда ее не ненавидел. Все так же без слов он зарывается пальцами в ее волосы, его ноги трутся об ее. Он хочет показать, как она ему нужна, и ему, бесспорно, это удается. Довольно долго они просто лежат и целуются. Каждый потерял себя и связь с реальностью, растворяясь в ласках другого. Раньше Рей обычно хваталась за его спину, а теперь ее руки словно стараются на ощупь запомнить каждую черточку лица Бена. Ей хочется выбросить из памяти, какими ее губы были на вкус без его. Когда, в конце концов, она скользит между ними рукой, чтобы приласкать его, Бен стонет и немного отодвигается. Не открывая глаз, он тянется пальцами к ней, слегка надавливая. Его прикосновения медленные, легкие, нежные, к такому она не привыкла в постели с ним. Поддавшись желанию, Рей переворачивает его на спину и влезает сверху. Она осторожно опускается на его член, наклоняется, охотясь за очередным поцелуем. Бен тянется к ней, осторожно убирает волосы с ее лица, пока Рей покачивается, нащупывая приятный темп. Внезапно целовать его ей нравится больше, чем трахать. Она сосредоточилась на его губах, не сильно заботясь, что там вытворяют их бедра. Бена, похоже, это тоже не волнует. Он держит в ладонях ее лицо, стонет ей в губы, иногда ухитряясь глотать воздух. Она не знает, когда снова начинает плакать. Задолго до оргазма. Возможно, когда он шепчет, что она больше не одна, а она шепчет в ответ, что он тоже не один. К моменту, когда ее тело наполняется теплом и удовольствие наполняет разум, сердце, всю ее, лицо Рей снова краснеет и опухает от слез. Она валится Бену на грудь и прислушивается к его сердцебиению. Ритм успокаивает. Сначала быстрый, затем медленнее. Убаюкивает. — Хочешь, открою секрет? — спрашивает Бен, уткнувшись в ее грудь. Руками он гладит ее по позвоночнику, вызывая приятные мурашки. Рей приподнимается. Взгляд у него светящийся и нежный, но лицо… такого расслабленного лица она не видела у него, даже когда он спит. Она кивает. — Помадка, — тихо говорит он. — Изначально это был рецепт не Падме. Она не могла никому сказать, откуда взяла его, потому что в то время ей было не позволено общаться с моим дедушкой, но это рецепт его мамы. Шми Скайуокер. Рей начинает хохотать, это вдруг кажется таким нелепым, и так приятно наконец смеяться над этим и чувствовать, как его грудь дрожит, когда он заражается ее смехом.