Сомнамбула

      Кто же знал, что «навсегда» со временем потеряет такое сильное значение, принося с собой только боль. Чонгуку уже двадцать один, и он иногда скучает, позволяя себе лишь на минутку подумать о Тэхене, изредка доходя до пруда и скользя взглядом по синей поверхности, где на мелководье спокойно плавают мальки. Но вовремя спохватившись, уходит от греха подальше. Хосок агрессивен, когда зол, и лучше его не доводить, это правило Чонгук заучил на всю жизнь, после случая, когда однажды девочка, признавшись ему в чувствах, чуть не погибла от удушения. Его опять обвинили и наказали, а кличка «монстр» прицепилась уже навсегда. После ухода Тэхена весь мир его перевернулся и стал кромешным адом, где каждый ненавидел его и презирал. И вот, наконец, этот ад закончился и, переступив через калитку детского дома, Чонгук смог за столько времени вдохнуть полной грудью. Впереди его ждал неизвестный и чужой мир, в который он хотел окунуться с головой, бодро ступая по тропе, не оборачиваясь.       Со временем его мелкие подработки и учеба стали выматывать, но как было приятно вернуться в съёмную комнату, упасть в кровать и лежать в тишине. Как было замечательно чувствовать независимость и свободу, и как было еще не комфортно ощущать холодные руки, скользящие по торсу. — Сегодня ты покорный, — Хосок прикусил мочку уха, скользя губами к шее. Он стал появляться чаще, стоило Чонгуку закрыть глаза, все же свобода была для него чистой ложью. Хосок стал эгоистичней и требовательней, будто высасывал все живое из него, наслаждаясь сполна, удовлетворяя свой голод. — Ты снова рисовал меня?       Его маленькая комната была захламлена полотнами и красками. После ухода Тэхена, Чонгук стал рисовать, делая свое хобби одним из видов заработка. Его картины не пользовались популярностью из-за темных красок и жутких образов, но он продолжал тратить последние сбережения на сигареты и холсты. Это помогало спать меньше, избегая лишних встреч с Хосоком, но монстру — как он его прозвал — и не нужно было этого, он сам мог распоряжаться Чонгуком как куклой, появляясь в любое время. Его главной и все еще не законченной картиной был портрет. Черные краски подтеками вырисовывали силуэт лица, к которым примешались пару цветных тонов, но их сразу же поглотила темнота, оставляя после себя разводы. Как бы Чонгук не хотел от нее избавиться, картина была на месте, не тронутая и все еще не законченная. Тысячу раз он представлял себе, как ее пожирает пламя, но она слишком нравилась Хосоку и была неприступна к такому варварскому обращению. — Оставь меня в покое, — Чонгук попытался подняться с кровати, но, как только открыл глаза, снова оказался среди темноты и так каждый раз, когда он пытался сбежать, Хосок ему просто не позволял этого. — Тебе же хуже будет, если начнешь сопротивляться.       И Чонгук это прекрасно знал, чем могут вылиться его кошмары, и как же зависит его жизнь от Хосока. Он мог заставить его ходить по крыше небоскрёба или же стоять на краю платформы в метро, показывая, насколько он безвластен над своей жизнью. Чонгук боялся, поэтому покорно позволял делать ему все, что вздумается, стараясь лишь скрыть свой страх. — Отпусти. У меня есть еще кое-какие дела, — соврал он, надеясь, что это поможет ему сбежать.       Хосок будто не слышал, переключаясь на губы парня, чтобы истерзать их, как ему нравилось, но быстро потерял интерес от его безынициативности. Больно кусая, от чего губа стала кровоточить, он фыркнул, вставая с кровати. — Проваливай.       Открыв глаза и глубоко вздохнув, Чонгук поднялся, быстро осматриваясь в комнате, рефлекторно касаясь своей губы, которая болела, но ранка почти затянулась. Теперь главное не тянуть, пока он не передумал. Быстро вскочив с кровати, он выбежал из комнаты, даже забыв запереть дверь.       Свежий осенний воздух помогал привести мысли в порядок и давал шанс побыть наедине с собой. В столь поздний час было мало народу и, медленно дойдя до круглосуточного, он зашел в теплый светлый магазин. Из-за вечной темноты светлые места казались для Чонгука как никогда уютными, только в них он мог чувствовать себя в безопасности, хоть и на маленький промежуток времени. Яркие лампы слепили до белых мушек перед глазами, но Чонгук настырно смотрел прямо в самый центр, желая на минуту ослепнуть от них. Прохожие всегда обходили стороной, косо поглядывая, но он совершенно не обращал на них внимания, продолжая смотреть. Так было всегда, в любом магазине, где яркость слепила, и сейчас, зайдя в маленькое помещение, где продавец из-за высоких стеллажей крикнул приветствие, Чонгук уставился на свет, получая свою минуту спокойствия. Глубоко выдохнув, он направился в отдел с сигаретами, беря привычную дешевую фирму, чтобы наполнить свои легкие горьким дымом, отравляя себя быстрее. Кассира слишком долго нет, но Чонгук и не спешил, рассматривая цветные этикетки шоколадок, наслаждаясь этой минутной тишиной, которую так хотелось растянуть подольше. Но продавец вернулся, а внутри парня все ухнуло вниз, расплываясь перед глазами картинками прошлого, и он забыл даже как дышать. — Чонгук?