Another Day

It's not very nice screaming at you There's tears in your eyes I'm not very nice You see I'm not very nice (Dave Gahan, «Black and Blue Again»)

Дэйв начинает раздеваться прямо с порога и в ванную комнату заходит уже обнаженный. Джен, судя по всему, идет по следу из бессовестно разбросанной им одежды. Возможно, даже поднимает ее. Возможно, подносит к лицу его футболку. — Прости, детка! — кричит Дэйв из-за неплотно закрытой двери. — Жара сегодня. Солнце! -… воспламенило табачный завод, а ты как раз проезжал мимо? — Точно. Ради всего святого, отбери их у меня. — Я на прошлой неделе тоже одну выкурила. А ты и не заметил. — Заметил, просто тебе не сказал. — Какой ты милый. Дэйв до упора выворачивает вентиль с холодной водой и встает под рассеянную струю. Дженнифер больше ничего не кричит ему, или, может быть, ее просто теперь не слышно. Он стоит под душем до тех пор, пока мышцы не сводит судорогой, переходящей в тремор, и только потом принимается мыться как следует, намыливает кожу и волосы. Он выходит босой, в одном полотенце и начинает расхаживать по дому, пятная пол мокрыми отпечатками. Джен перегораживает ему путь из гостиной в холл. — Дэвид. — Я знаю, что ужасен, просто сил нет одеться, извини, — он говорит это искренне и, должно быть, звучит устало и потерянно, потому что Дженнифер расцепляет руки, сложенные на груди, и обнимает его. — Идем, полежим немного. Дэйв согласно кивает, но вместо того, чтобы просто пойти в спальню, отрывает жену от пола и закидывает себе на спину, вниз головой. От неожиданности Джен издает этот забавный высокий визг, который на самом деле получается только у женщин, а у геев и пародистов — никогда. — Не очень-то романтично ты меня несешь, а?! — Нормально. Ты же крепкая спартанская девчонка. — Я буду сопротивляться! — Неважно. Я всегда получаю то, что хочу. Первый раз Дэйв сказал ей это очень давно, еще в клинике, до упора накаченный метадоном, а она невольно отпрянула назад. Он несет ее нарочито грубовато, как мешок муки, потому что ей это нравится, но опускает на кровать медленно и бережно — по этой же самой причине. Они долго смотрят в потолок, лежа на спине, просто раскинув руки и ноги в стороны. Можно подумать, оба любуются звездным небом в ночном поле. Но на самом деле, каждый думает о своем. Дэйв испытывает стыд. После разговора с доком он ощутил вдруг такое сожаление, страшную горечь за то, что совершил годы и годы назад, хотя они почти не говорили об этом сегодня. Когда прошел первый основательный цикл реабилитации, они с Джен наладили свою нью-йоркскую жизнь, в голове окончательно прояснилось и перед Дэйвом открылось Настоящее во всей его уродливой неотвратимости, он отдался в объятия чудовищного, просто сокрушительного гнева. Его бесило все, начиная от формы этой гребаной планеты и заканчивая ничего не значащими замечаниями за завтраком, которые делала его любимая женщина. Но хуже всего было то, что Гаан был непредсказуем — даже для себя самого. День он мог прожить приветливым и веселым Дэйвом, своим парнем, мальчишкой со следами шоколада на лице, а на следующее утро проснуться избалованной звездой, заранее уверенной в своей правоте, неугомонной и неуправляемой. Даже не самые вопиющие его выпады тех дней, случись о них вспомнить, до сих пор заставляют Дэйва ежиться. Как часто он бывал жесток, как часто заставлял Джен чувствовать себя одинокой. Каждый брак наполнен этим — беспрерывным потягиванием, подергиванием цепи, которой оказались связаны двое. Люди постоянно испытывают границы друг друга, с большим или меньшим риском для себя и своей второй половины, но тот период был поистине унизителен для них обоих. Любовь всегда больше действительности — кому как не Дэйву было знать об этом, но одной любви не достаточно, говнюк Леннон всем наврал. В то время у них с Дженнифер почти ничего не осталось, кроме их чувства друг к другу, поэтому все повисло на волоске. И в конечном счете, Джен снова сделала самую неприятную работу. Не самую сложную, но самую угнетающую. Она уступала ему, она первая звонила, она соглашалась, хотя считала его неправым, и заставляла себя покориться. В глубине души Дэйв считает, что так и нужно — женщине пристало слушать мужчину. И сейчас еще, когда они заходят в тупик в своих спорах друг с другом, он обрывает все фразой: «Я глава этой семьи и последнее слово за мной». Правда и то, что теперь Дженнифер все реже принимает такой исход. Некоторые пары распадаются, когда их дети вырастают и покидают дом, поскольку теряют смысл совместного бытия, кооперации вокруг чего-то важного, но им с Джен наоборот стало спокойнее. Джимми и Стелла Роуз встали на крыло, и у их матери появилось время для себя. Это всем пошло на пользу. Джен ведет пальцем по самой свежей наколке Дэйва — летящей ласточке с ее собственным именем. — Эта кожа под татуировкой, как скоро она приходит в норму? Есть ли какая-то разница в ощущениях между ней и… тем, что вокруг? Дэйв с улыбкой следит за ее движением и качает головой. — Нет никакой разницы, кожа такая же чувствительная. Иногда бывает, вдруг что-то покалывает, но это фантомная боль, ненастоящая. — Как боль может быть ненастоящей, если ты ее ощущаешь, Дэвид? Дэйв поворачивается и целует ее. — Ты такая умная, как с тобой спорить? Но темные глаза еще долго не улыбаются в ответ, смотрят внимательно и серьезно. — Я сегодня был просто невыносим. С доком. — Да? Может… нужно сделать перерыв? — Не знаю. Он убеждает меня, что мы на пороге какого-то великого открытия, которое я должен совершить в отношении себя самого. Джен сползает ниже и кладет голову ему на грудь. Ее жестковатые волосы приятно касаются нежной кожи в подмышке, чуть прохладные, пахнущие шампунем витые пряди. — А ты случайно не заболел?