Another Day

I don’t believe in Jesus But I’m praying anyway (Dave Gahan, «Miracles»)

Они с Джен ужинают в одном из своих любимых местечек на западе Манхеттена, наслаждаются восхитительными стейками из лосося и полентой. Хозяин сменил оформление зала — теперь стало темнее, и Дэйв решился снять очки. Героин многократно усугубил врожденную особенность и сделал его глаза слабыми, они теперь вечно страдают от яркого освещения и быстро устают. Джен ведет себя слишком уж тихо для обычной Джен и даже вкусная еда не может служить оправданием. Они всегда много болтают за столом, но сегодня что-то не клеится. — О чем ты мечтаешь? — спрашивает Дэйв, и Джен удивленно замирает с вилкой у рта. — Знаешь, наверное, ни о чем, раз в моей жизни есть человек, который задает мне такой вопрос, — она улыбается, радостная и немного растерянная. — Ну правда. Есть ведь что-то, чего бы тебе хотелось. — Что ж… Я все еще мечтаю о «Стейнвее». Но для этого нужно быть миллионером. — Или женой миллионера. — Тут налицо мистическое совпадение. Они смеются, и на мгновение кажется, что всё вернулось в привычное русло, они не грустят и ничем не озабочены. Пыльный летний вечер так нежно обнимает их, совсем как годы назад, есть аппетит, есть желания, которые горячат кровь, и есть силы пережить эту неделю. — Дело вовсе не в деньгах, а в том, сколько с ним мороки. Это очень капризный инструмент и будет преступлением его загубить. Мы задолбаемся со всеми этими увлажнителями. А потом Посейдон оцарапает крышку. Или кто-то из нас прольет кофе… И тогда мы попадем в музыкальный ад — вместе с Nickelback и Саймоном Лебоном, а я этого не вынесу. — Я знаю, — вздыхает Джен, отсмеявшись. Она не выглядит расстроенной, но и радость тоже постепенно исчезает из ее южных глаз. Джен снова становится задумчивой. — А ты? О чем ты мечтаешь? — Узнать о чем я мечтаю. И — хотя бы еще раз в жизни увидеть северное сияние. — Наверное, это потрясающе. Дэйв кивает и кладет приборы. Желание продолжать ужин пропало, и он позволяет убрать свою тарелку, обновить минеральную воду и принести меню с десертами. Вкусная еда всегда была для него сродни сексу — голод и предвкушение до, жадноватое наслаждение в процессе, глубокое удовлетворение после. И вот — на него обрушился приступ импотенции. — Я сегодня была в церкви, — медленно говорит Джен. — Не знаю, что на меня нашло. Просто вышла с работы, села на велик и доехала. Там было хорошо. Душно, но как-то так спокойно… Не знаю, как объяснить. Как будто кто-то неравнодушный меня слушает. Дэйву кажется, он понимает, о чем она пытается рассказать. Нечто похожее случилось с ним в Израиле, на свадьбе Джека и Сигал — прямо перед церемонией. Какое-то время он провел в синагоге вместе с будущим сватом, а затем все отправились на побережье, где накануне установили белоснежную хупу и расставили такие же белоснежные столы. До заката оставалось еще несколько часов, горячий ветер подбрасывал тучи песка и, бешеный от любви и предвкушения, поднимался выше, чтоб растревожить плоские листья пальм и раскидистые кроны смоковниц. Дженнифер с детьми тоже вышла к воде, а Джо осталась в отеле. Что-то там у нее не ладилось с платьем, по ее словам. Она очень нервничала, его бедная Джоан. Перед тем, как отправиться на пляж, Дэйв все же заглянул к ней и обнаружил в совершеннейшем раздрае. На несколько минут они словно поменялись местами: сколько Дэйв их помнил, именно Джо приходилось брать на себя роль оптимиста с железными яйцами, который вынужден искать слова поддержки, но теперь это она едва сдерживала истерику, а он протягивал руку помощи. — Джо. Ну что такое, что не так? Мы же все отрепетировали, — так он начал, а она посмотрела на него глазами загнанного зверька. — Я просто не могу. У меня ноги от волнения отнимаются. — В этом нет ничего странного. Сегодня ты еще молодая женщина, а завтра уже будешь чьей-то свекровью. Кто знает, может быть, через год эти засранцы сделают тебя бабушкой. Вот это полная задница. — Ты всё шутишь. Джо села на роскошно разубранную постель и спрятала лицо в сгибе локтя, совсем как маленькая девочка. Дэйв сел рядом с ней, вытянул ноги и постучал носками ботинок. Если бы не седина в волосах, морщинки у глаз, которые уже давно не скрыть макияжем, и побаливающие суставы, их можно было бы принять за пару перед школьным выпускным. — Главное начать. Просто выйти туда, остальное пойдет как по маслу, вот увидишь. — Я снова забыла, где должна стоять. — Всё просто — ты должна стоять рядом со мной. А я помню, где мое место. Кажется. — Кажется?! — Теперь я не уверен. Ладно, кого я обманываю — я просто в ужасе. Джо опустила руку и засмеялась. Глаза у нее были красные. — Вот теперь точно все будет в порядке. Все будет хорошо. Иди, дай мне закончить с платьем. — А что там? — У меня отекли ноги и я не могу надеть туфли на каблуке. Подол слишком длинный, я подмету им всю иудейскую пустыню. — Ты же взяла швейный набор?.. Джо примерила платье, и Дэйв управился за четверть часа, заколов излишки ткани булавками-невидимками и прихватив парой крепких стежков. — Я, конечно, не Бой Джордж, но тоже ничего, а? — пошутила Джо. — Да и платье не краденное. Джо больше не смеялась, стараясь ободриться, но выглядела теперь гораздо спокойнее, смиреннее. Дэйв сказал ей напоследок что-то дурашливо-ободряющее и вышел на улицу, пересек территорию отеля и несколько раз обошел белый балдахин с неустойчивой, дрожащей на ветру крышей. Шум волн крал человеческие голоса, но он всё равно услышал, как Джимми обратился к матери: — Мам, у тебя еще остался тот крем? Мне кажется, я все-таки сжег шею. Джен что-то ответила и принялась искать в сумке. У нее были голые плечи и при каждом удобном случае она подставляла лицо солнцу. — Когда твои предки — огнеупорные! — это сказала Стелла, и все трое засмеялись. Дэйв помахал им и двинулся дальше, прочь от хупы и столов, вглубь раскаленного пляжа. Что-то позвало его, вынудило покинуть на время людей, и Дэйв не противился. За последние пару дней он много узнал о традициях, забытых теми евреями, что слишком давно оказались вне общины — такими евреями, как он. Рассеянные по свету, точно летучее сосновое семя, они пустили корни там, где земля была чуть мягче камня, в любом месте, где только возможна была жизнь. Это потребовало от них многого, и смирения, и забвения, но вот — кровь вернулась к крови, под сень благодатного неба. Хупа — балдахин, под которым соединяются браком мужчина и женщина — есть еврейский дом, — так сказал ему рабби. У хупы нет стен, как не было их в шатре Авраама. В хупе нет мебели, потому что семья — это не вещи, а люди. Хупа стоит под открытым небом, но в то же время своим покрывалом она осеняет головы жениха и невесты, так же, как кипа закрывает макушку иудея — в знак присутствия Бога надо всем сущим. Теперь, стоя на ветру и прижимая кипу к голове, Дэйв ощутил вдруг то, что так тщился почувствовать в синагоге, — Его присутствие. Почему-то Дэйв был уверен с самого начала: Он избегает каменных музеев, какими бы красивыми их ни строили, Ему — по душе то же, что и Дэйву — море, горы, лес и земля, плодородная и взамен принимающая прах. — Господи, — сказал Дэйв, глядя на волны, бушующие в свинцово-сером мареве. — Я не так глуп и оптимистичен, чтобы верить в то, что можно получить всё задаром, просто попросив. Уж прости, если оскорбляю тебя этим. Март говорит, что самый верный закон, который сто процентов должен работать, — это закон сохранения энергии. И я ему верю, он очень умный, наш Март. Как видишь, я все еще плохо умею молиться… Ты дал мне очень много, так много, Господи, я даже не могу понять, для чего, но… благодарен тебе. Я явно не самое удачное твое вложение, уж тебе-то точно должно быть это понятно. Ты дал, ты и заберешь. Моя просьба лишь в том, чтобы все это, все то, что ты так опрометчиво мне подарил, перешло к ним. Джеку, Джимми, Стелле Роуз, Дженнифер, Сью, Питу, Филу, Джо, Марту, Энди и Алу. Пожалуйста, присмотри за Алом, ему это нужно. И позволь маме увидеть правнуков. Я знаю, это очень много, но по крайней мере, я не прошу наколдовать все из воздуха». Гаан до сих пор считает, что эта наглая, самонадеянная и несколько позерская молитва — лучшее, на что он способен по части религии. И, вполне возможно, так оно и есть. Почти четыре десятка лет бок о бок с Мартином не могли не оставить своего отпечатка. «Господи, исполни все, о чем она просит», — думает Дэйв, делая глоток воды и наблюдая за тем, как Джен выбирает десерт. — «Она хороший человек и заслужила это как никто другой».