Another Day

Behind the door a secret place A hidden house you see A place where you imagine Just how life could be In your head you've made your bed You sleep alone you see The person in the mirror can't be me (Dave Gahan, «Hidden Houses»)

Док разглядывает Дэйва с вежливым участием — но не настолько вежливым, чтобы в нем можно было заподозрить недавнего знакомого или отстраненного профессионала. Они с доком слишком давно друг друга знают, и, может быть, в этом и заключается основная проблема. — Я вижу, что в последние несколько недель ты плохо себя чувствуешь, Дэвид. Я очень хочу тебе помочь, но я не смогу, пока ты не начнешь говорить, — тихо начинает док, и Дэйв ежится на своем кожаном сидении. — Я не стану, — он отвечает слишком резко, слишком поспешно, и по его выпаду док, конечно, понимает, что в душе он уже решился. — Почему? — Потому что у каждого человека должно быть что-то. Тайная шкатулка, в которой лежит нечто сокровенное, только для него. Нечто, к чему он может обратиться в самую хреновую минуту. Сказать себе — о, у меня есть вот это, надежно укрытое, слава богу. Док долго молчит, давая ему возможность свыкнуться со сказанным, прокрутить всё в голове еще пару раз. — Почему ты думаешь, что если расскажешь мне о содержимом этой шкатулки, оно обесценится и перестанет быть особенным? Я не твой судья, Дэвид, не твой учитель, не твой друг. Воспринимай меня как машину, которая просто слушает и иногда задает шаблонные вопросы. Я здесь, чтобы немного подтолкнуть тебя дать на них ответ, вот и всё. Дэйв снимает очки и прижимает бугорки под большими пальцами рук к плотно сомкнутым векам. Этой небольшой хитрости его научил окулист. В таком положении глаза быстрее отдыхают и перестают слезиться. — Хорошо. Я всё еще поддерживаю связь с Аланом, — медленно проговаривает Дэйв, не отнимая ладоней от лица. — Понятно. Как это происходит? — Мы… очень редко разговариваем по телефону. Почти никогда. Обычно это письма по электронной почте или сообщения в чатах, смс. — Вы часто переписываетесь? — в голосе дока ни тени удивления. — Это… Похоже на морские ритмы, на волны. То затишье, оно может длиться долгие месяцы, даже годы, ничего не происходит, просто дежурные поздравления и разговоры ни о чем, а потом отчего-то нахлынет. Потом снова затишье и вдруг — настоящее цунами. На цунами похоже скорее то, что сейчас происходит с самим Дэйвом. На протяжении нескольких недель он мучил себя и дока каким-то нелепым ёрничаньем, а теперь слова выплескиваются из него наружу неостановимым потоком. Дэйв не уверен, что этот поток принесет больше пользы, чем вреда, но прекратить уже не может. — Мне кажется, мы сейчас очень сильно продвинулись, Дэйв. — Да? В чем же? Я рассказал тебе, что застрял в прошлом? Ты и так это знал. — Я не знал, что ты продолжаешь общение с Аланом. — Видишь ли, Алан настоящий джентльмен, — усмехается Дэйв. — Он пообещал всегда быть со мной и сдержал слово. — Дженнифер знает об этом? — Да. — Она как-то реагирует на это? — Нам много лет, у нас обоих есть прошлое — у меня и у нее. Мы уважаем это. Когда мы решили быть вместе, мы не давали клятв отречься от всего, не обещали друг другу всё целиком, все наши чувства, все наши мысли. Не было такого! — Дэйв замолкает, и док снова дает ему время. — Ты наверно думаешь, вот ведь жалкий неудачник. Может, так и есть. А может, я намного счастливее тебя и жалкий неудачник — это ты. Скажи, тебя когда-нибудь любили так сильно, что ты ощущал эту любовь как тепло в воздухе, как какой-то запах в комнате, где ты проснулся? Даже спустя десятилетия? Тебя когда-нибудь кто-то левитировал над землей, док? Держал на весу, чтобы ты не ударился о землю? Док внимательно слушает, но не предпринимает никаких попыток ответить. Вместо этого он задает свой вопрос. — Как тебе кажется, твое нынешнее состояние как-то связано с этой перепиской? — Да. — Каким образом? Дэйв наконец выпрямляется и рывком насаживает на нос очки. — Мы поссорились! Ясно тебе? Мы прекратили переписку — по его инициативе! — он выкрикивает это, выпуская весь воздух, что был в легких, и в этот момент ощущает, будто что-то обрывается у него в груди, лопается, точно ветка, не выдержавшая веса плода. Что, если он — леприкон, потерявший наконец свою счастливую монету. Кот, исчерпавший все свои девять жизней. Думать об этом почти не страшно, даже спасительно. Может быть, так всё и должно закончиться — и к лучшему? — Ты хранишь его письма, Дэвид? — на этот раз в голосе дока слышится подобие сочувствия. — Я наркоман, док, — Дэйв издевательски ухмыляется. — Конечно, я храню его письма. Как я могу спустить в унитаз последнюю дозу. — Может быть… ты хочешь?.. — Да, блять, конечно, хочу! Давай почитаем письма Алана Уайлдера. Почему нет?! У него очень красивый английский язык, просто офигительный. Я никогда не смогу так писать, даже если вдруг ебанусь и пойду учиться в Гарвард. Док не выглядит обескураженным этой руганью — как и обычно. Он как-то упоминал, что его практика распространяется и на людей с по-настоящему серьезными диагнозами — шизофреников, аутистов, людей, страдающих синдромом Джекобса. С такой закалкой старый несчастный наркоман вряд ли способен не то что вывести дока из себя, но даже просто показаться ему интересным. Эта несколько меланхоличная, почти скучающая отстраненность напоминает Дэйву Мартина. — Ну вот, это он мне недавно прислал. Слушай. «Лишь вид летнего сада помогает мне отвлечься от той самоубийственной вакханалии, которая творится сейчас в нашем парламенте. Определенно, нужно утопить телевизор в пруду с рыбками и отключить Интернет, иначе эти фаллосоголовые делегаты от народа довершат то, что не успела сделать водка. Вчера Клара — не без помощи матери — срезала несколько первых роз. Я так часто забываю, сколько простых и почти бесплатных радостей может подарить природа, а ты, напротив, всегда об этом помнишь и напоминаешь мне. Это твое качество всегда казалось мне чудесным. Мне же для счастья всегда нужны были гораздо более сложные и непонятные вещи. Как это удручающе». — Действительно, очень красиво и остроумно, — соглашается док. — Если бы я прочел тебе, что он думает по поводу вашей братии, ты бы так не говорил, — смеется Дэйв, и смех выходит отрывистым и нервным. — Я полагал, что именно Алан нанял психотерапевта для вашей группы во время Devotional Tour и настаивал на том, чтобы ты его посещал. — Да, но тот чувак был англичанин. Алан считает, что американцы не способны понять наш склад ума. Ваши методы работы его бесят. Вы убедили меня в том, что я такой, как все, что я не пуп земли, а человек. Просто человек по имени Дэйв Гаан. Но я ни хуя не просто человек. Я тебе не задроченный бухгалтер в офисе и не плешивый адвокат, я рок-звезда, и он любил меня таким. Он всегда говорил мне, что я особенный, — Дэйв вынужден сглотнуть, прежде чем продолжить свой гневный монолог. — По правде говоря, именно ты стал поводом для ссоры. Ты ему не нравишься, док. А мне — вроде как да. И когда я сказал ему об этом, он прислал мне вот это последнее сообщение: «Боюсь, я уже очень давно потерял право не только указывать тебе, но даже просто советовать. Мне всё больше кажется, что наша переписка доставляет тебе совершенно лишнее беспокойство. Мне бы очень этого не хотелось». Больше он мне не отвечал. Ну? Каково! — выплевывает Дэйв с мрачным весельем. — Ты считаешь, что причина его молчания — наши с тобой встречи? — уточняет док. — Я наркоман, а не идиот, док. Наши с тобой встречи — полная хуйня, это вообще не важно. Просто Ал решил совершить очередной благородный поступок. Не «доставлять мне лишнего беспокойства», ты же слышал. — Значит, такое уже бывало? — С этого всё началось, если ты не понял. Пожалуй, с меня хватит на сегодня. Хватит твоих диагнозов. — Каких диагнозов, Дэйв? — интересуется док. — Сейчас снова начнешь мне рассказывать о том, почему Алан женился на женщине, которая ушла от него к другой женщине, а моя вторая жена снималась в порно, где предпочитала молоденьких стажерок, а не здоровенные члены. С меня довольно этого дерьма. Док согласно кивает и не останавливает Дэйва, когда тот съезжает задницей по глубокому сидению кушетки и встает. Дэйв дважды проворачивает ключ, толкает тяжелую дверь и почти вваливается в холл. Он бросает кросс-шолдер здесь же, на чью-то обувь, и быстрым шагом пересекает лофт до ближайшей ванной. Там он едва успевает наклониться над толчком, прежде чем всё содержимое его желудка опорожняется с мучительным спазмом, который отдается болью где-то в затылке. Его рвет до кислой пены, а когда заканчивается пена, продолжает выворачивать на сухую. Дэйв не успел закрыть дверь, и Стелла Роуз, напуганная звуками, робко стучит костяшками пальцев о дверной косяк. Ее взъерошенная голова пару раз просовывается внутрь. — Пап, ты как? Вызвать врача? — Всё нормально, милая. Просто приступ гастрита, — у Дэйва получается выговорить это между приступами кашля и очередным позывом к рвоте. — Что-то не похоже. Сейчас принесу твои таблетки. У Дэйва долго не получается проглотить пилюли, организм отказывается принимать что-либо внутрь, и Стелла просто сидит рядом на полу, держа в руках стакан воды и маленький блистер. — Пап, ты уверен, что можешь лететь? Я могла бы поехать одна. Мы с Джеком разберемся, правда. — Не разберетесь, — выдыхает Дэйв и вытирает рот полотенцем. — Это же бабуля. Чем дальше, тем хуже. Она и меня-то не всегда слушает, а вы для нее просто дети. — Я просто беспокоюсь за тебя, пап. — Всё будет хорошо.