Гордость и предупреждение

Ответ на письмо, отправленное родителям, пришёл удивительно быстро. Мать не просто отговаривала Китти возвращаться в Англию, а категорически запрещала и клялась, что не пустит на порог блудную дочь, которая опозорит их с отцом уже одним своим присутствием, а про ребёнка и говорить нечего. На них без того косо поглядывают друзья и знакомые, поскольку слухи о разводе и о причинах этого развода добрались сюда гораздо раньше её письма. Также миссис Гарстин в своей фирменной язвительной манере интересовалась, о чём и чем думала Китти, совершая один безрассудный поступок за другим. В конце несколько утешительных строк приписал отец, но ясно было, что он не в силах изменить решение супруги. Следующие несколько месяцев мистер Гарстин присылал старшей дочери деньги, которые удавалось скрыть от жены. Сумма выходила мизерная, но она позволяла Китти если не держаться на плаву, то хоть не утонуть окончательно. Она пыталась заработать сама, но слишком велика была конкуренция на рынке что честного, что нечестного труда. Китти хорошо умела шить и готовить, но в бедных районах Шанхая были тысячи женщин, делающих это намного лучше неё. Воровать она не умела и не хотела учиться. В какой-то момент от отчаяния даже подумала о проституции, но тут же сообразила, что и в данной сфере полным-полно опытных профессионалок, да и кому она нужна с животом, лезущим на нос? Она всё же смогла ухватиться за скромный приработок – чинить вещи в занюханной прачечной. Видимо, хозяину китайцу нравилось иметь в подчинении белую женщину. Денег едва-едва хватало на самую дешёвую еду и на огороженную дырявой ширмой часть затхлого чердака над той же прачечной, где крыша протекала при малейшем дожде. В иные моменты Китти прошибал ужас, она словно заново осознавала происходящее и отказывалась поверить, что впрямь оказалась тут. Ей было страшно думать о своём будущем, а думать о будущем ребёнка она вовсе не хотела. Она не знала, что чувствует к существу внутри себя, но особой любви не ощущала. Если б не ребёнок, она бы, наверно, могла вернуться в Лондон, к родителям – прекрасный вариант в сравнении с тем, как приходилось жить теперь. Ей было страшно думать о настоящем. Пока не случилось ничего непоправимого – на неё не нападали, не пытались убить или изнасиловать, но ведь всё может перемениться в одно мгновение. В любое мгновение. Китайцы не питали нежных чувств к колонизаторам, и, если подумать, удивительно, что Китти до сих пор не тронули. Наверное, из-за беременности. Ей было страшно думать о прошлом, потому что очень больно сравнивать прежнее счастье с теперешними унижением и безысходностью. Как она блаженствовала, когда была с Чарли! Словами не передать!.. И считала: ах, ужасно быть замужем не по любви, на свете нет ничего хуже, чем терпеть мужа, которого не любишь! Тогда она искренне в это верила, а сейчас знала, что есть куча вещей хуже брака без любви: усталость, холод, голод, страх. Страх голода. Страх лишиться крыши — даже такой ветхой – над головой. Страх насилия. Боль в пальцах, в глазах, в спине и плечах от долгого шитья при скудном освещении. Боль от предательства. Боль от стыда. Ужас от одной лишь мысли, что кто-то из бывших знакомых увидит, как она опустилась. Этот ужас воплотился в жизнь, когда к ней наведалась Дороти Таунсенд.