Гордость и предупреждение

Они ужинали в молчании, слышно было лишь, как столовые приборы соприкасаются с тарелками. Китти ела через силу, просто потому, что надо. Уолтер тоже не отличился аппетитом. - Я скоро уеду, - произнесла, наконец, Китти, негромко и бесстрастно. – Но мне придётся попросить у тебя денег на дорогу. В долг, разумеется. Уолтер посмотрел на неё. - Я тебя не гоню. - Это вопрос времени, не так ли? – ухмыльнулась Китти безрадостно. Подумать только, недавно её и правда волновало, сможет ли она остаться с Уолтером или хотя бы будет ли у неё крыша над головой. Теперь ни то, ни другое не имело значения. Её ребёнок, её маленький мальчик умер, не успев сделать ни одного вдоха. Героинь романов после потрясений частенько подводит память, они потом не в состоянии вспомнить подробности. Китти чётко помнила всё. Помнила голос Гранта, помнила лицо Уолтера, зашедшего в комнату, помнила каждую слезинку, скатившуюся по её собственному лицу. Помнила, как потребовала, чтоб ей дали подержать ребёнка. Помнила черты крохотного, такого умиротворённого личика; ей всё казалось, что он вот-вот зевнёт и откроет глаза. Помнила, как примерно через час – она даже не потерялась во времени – Грант попробовал взять у неё малыша, затем к попытке присоединился Уолтер. Помнила, как Уолтер в итоге забрал его, передал Гранту, а сам удерживал её, кричащую и плачущую. С похоронами не стали затягивать, и Уолтер не позволил ей присутствовать. Да она бы и не смогла, хотя горячо твердила обратное. Мальчика похоронили под именем Линдон Фэйн, назвав в честь вымышленного отца то ли потому, что это было логично, то ли потому, что не было моральных сил выбирать имя мёртвому малышу и пришлось брать самый очевидный вариант. Вчера Китти впервые встала с постели, походила по дому, сегодня вышла в сад. Затем вернулась с гостиную, и ей вдруг стало так смешно, что она захохотала во весь голос. Она хохотала и хохотала, не могла остановиться, пока подоспевший Уолтер не сделал ей какой-то укол и не отвёл обратно в спальню. Но ей уже опротивела эта комната, теперь кажущаяся холодной и пустой. К вечеру Китти спустилась поужинать с бывшим мужем. Миссис Стивенсон сегодня не было (она приходила три раза в неделю, готовила ужин и еду про запас, а по пятницам занималась уборкой и стиркой), так что никто не мешал им говорить открыто. - Куда ты поедешь? Китти равнодушно пожала плечами. - Наверное, в Лондон, поближе к родителям. - Думаешь, они тебе обрадуются? - А ты умеешь подбодрить. – Она пожала плечами снова. – Я не знаю. Отец, наверное, обрадуется, во всяком случае, поддержит. Мать вполне может сделать вид, что мы незнакомы. Мне всё равно. - Я считаю, что тебе лучше пока остаться. - Да? – Китти усмехнулась и заметила тревогу в глазах Уолтера. Он забеспокоился, что снова грянет приступ истерики. – Почему? - Прошло мало времени после родов, в дороге могут возникнуть осложнения. И, честно говоря, я сильно сомневаюсь, что близость матери пойдёт тебе на пользу. Он не сказал вслух, но ясно было: он боится, что своими попрёками миссис Гарстин доведёт дочку до самоубийства. Китти хотела заявить, что она не настолько чувствительная, но промолчала. Чувствительная или нет, а от материнских укоров легче точно не станет. Даже неясно, что лучше – если мать не пустит её на порог, или если милостиво позволит снова жить с ней под одной крышей. - Если я останусь, что будет дальше? - Понятия не имею. Я уже уяснил, что строить планы на жизнь – неблагодарное дело. Но мне будет спокойнее, если ты окрепнешь и придёшь в себя, прежде чем решишь, что делать дальше. – Голос у него был, как обычно, тихий и будто бы слегка запинающийся. Лишь сейчас Китти поняла, что, возможно, смерть ребёнка и для Уолтера стала потерей. Линдон мог быть его сыном, и Уолтер не забывал об этом.