Гордость и предупреждение

Грант сразу сказал: Уолтер подхватил лёгкую форму лихорадки, а организм, которому необходимо восстановить силы, видимо, воспользовался этим как предлогом, чтобы отдохнуть; словом, ничего опасного. - Он же лежит, будто мёртвый, - не унималась Китти, - практически не шевелится. Это ненормально! - В обычной ситуации – ненормально, а в случае с Уолтером – естественно. Наш самаритянин вконец себя вымотал, и его тело ему мстит. Между прочим, не самым злобным образом. Усталость может накапливаться, и ничего удивительного, что организм в итоге так отреагировал. Могло быть намного хуже. - Но его почти невозможно разбудить. - Так не буди. Дай человеку выспаться. Не знаю, как было раньше, но здесь Уолтер год, и я сильно сомневаюсь, что за всё это время он хоть раз поспал вволю. Давайте ему питьё с тем лекарством, которое я принёс. Если будут ухудшения или жар не спадёт через три дня, обязательно позовите меня. Китти обратилась к Гранту ещё раньше, правда, по другому поводу. Все хлопоты, касающиеся медицинской практики, легли на её плечи; однако, в отличие от Уолтера, Китти умела беречь свою шею и не позволяла на неё садиться. А ещё она умела топать ножкой, надувать губки и смотреть взором затравленной лани. Она умела просить о помощи. Грант выделил ей одну из своих медсестёр для приёма больных на три часа ежедневно. Женщины, которых учил Уолтер, тоже не остались в стороне, каждый день хоть одна из них приходила и также принимала пациентов. Разумеется, прием врача и приём медсестры – вещи разные; но все медсёстры были толковые, потому в восьми случаях из десяти могли помочь. Тем, кому требовалась немедленная именно врачебная помощь, её оказывал Грант, согласившийся приходить в экстренных ситуациях. Удалось организовать какую-никакую систему, она сбоила, однако функционировала. Это не могло продолжаться долго, да долго и не требовалось – лишь до той поры, когда Уолтер оклемается. Он просыпался один-два раза за день, кое-как брёл в уборную (от предложения поставить горшок под кровать он чуть не впал в кому), затем возвращался обратно в спальню, где Китти заставляла его что-нибудь съесть и попить, и снова отключался. Просто как электрический прибор, вилку которого вынули из розетки – щёлк, и всё, никакой реакции на внешний мир. Вопреки словам Гранта, Китти по-прежнему ужасала неподвижность Уолтера. Если б не тихое дыхание, можно было бы решить, что он умер. От таких мыслей становилось жутко, и меркли все оптимистичные прогнозы. Китти понимала, что паникует и, скорее всего, сгущает краски, но она боялась за Уолтера, господи, как же она за него боялась! Один раз он даже обратно до комнаты не смог добраться, рухнул на диван в гостиной и затих. Присев на корточки, Китти провела ладонью по волосам, виску и щеке Уолтера. Кожа у него была горячая, мокрая от пота. Китти сходила за миской с водой и тряпкой, осторожно обтёрла ему лоб и виски. - Пожалуйста, не умирай. Ты единственный не отступился от меня, даже когда я сама тебя оттолкнула. Или отшвырнула, я не знаю, как назвать то, что я сделала, но слово наверняка будет мерзкое. Я раскаиваюсь, правда. – Китти прикусила губу, покачала головой, вдохнула и выдохнула, пытаясь унять дрожь в голосе. – Даже не из-за того, чем это обернулось для меня, а из-за того, чем это обернулось для тебя. Мне жаль, что я причинила тебе боль. – Тьфу! На сердце столько накипело, а с губ срываются банальные, истёртые до дыр фразы, словно у героини сопливого романа для романтичных дурочек. – Я… я не знаю, как полностью передать свои чувства. – Она горько усмехнулась. – Да тебе это и не нужно, правда? Тебе нужно выздороветь. И ты выздоровеешь. Только попробуй не поправиться! – Всколыхнувшаяся было бодрость тут же растаяла, Китти опять обуял страх. Она снова провела влажной тряпкой по коже Уолтера. – Прошу, выздоровей. Если захочешь – женись на Шерли, я не стану злиться. Да хоть на Гранте женись, лишь бы у тебя всё было хорошо. Лишь бы ты был счастлив…