За стенами замка

31 августа 1995 года. Площадь Гриммо. День 297-й. — Письма из Хогвартса! Все идите сюда! — позвала Молли и вскоре рыжеволосые дети отовсюду появились в гостиной. — Гермиона, дорогая, у тебя тут ещё одно письмо. Девушка поворачивает голову к окну и видит знакомую сову, стоящую на подоконнике с крайне обиженным и недовольным видом. Она еле сдерживается, чтобы не фыркнуть, можно было только ожидать, что сова Драко будет хмуриться. Она быстро забирает письмо и прогоняет сову прежде, чем Гарри или Рон войдут в комнату Рона и узнают ее: — Лети, я пришлю ответ позже. Гермиона открывает письмо на котором нет имени, мысленно ругая себя за то, что её сердце в предвкушении бьется быстрее обычного. Это был первый раз, когда он ответил на какую-то из её сов. «Я староста! Скажи мне, что ты не получила значок, чтобы я смог наконец посадить тебя под стражу за то, как ты меня порой раздражаешь. Если ты послала эту книгу, потому что думала, что у меня есть сходство с Дорианом Греем, я глубоко ранен, Грейнджер. Но если это было просто совпадение, я согласен, этот роман просто захватывающий. Я верну его тебе в Хогвартсе!» Она хихикнула, аккуратно сложила письмо и сунула его в задний карман джинсов. Она отправила книгу именно из-за их сходства; она так часто видела Драко в цитатах Дориана и в его манерах, что когда она перечитывала книгу в начале лета, думала о нём много раз, потому имело смысл отправить эту книгу именно ему. Она открыла своё письмо из Хогвартса и удивилась, увидев собственный значок. — Ого! Ты тоже староста! — радостно воскликнула Молли и Гермиона заметила, что Рон тоже держит свой значок. 1 сентября 1995 года. Хогвартс-Экспресс. День 298-й. Всю дорогу в поезде Рон говорил о том, как скучно быть старостой и не такая уж это и большая честь, но в тот момент, когда новый староста пришел в их купе, чтобы собрать старост в купе для старост, он был первым, кто встал. Она видит блондина в ту же секунду, как входит в купе: на его лице его обычная улыбка и насмехается над Роном, увидев, что он тоже староста. Гермиона закатывает глаза. Первая насмешка и закатывание глаз в этом купе были в первые пять секунд в присутствии их обоих. Она скучала по нему. — Ну, раз уж все собрались здесь, мы можем начать, — говорит Алисия Спинет — старшая староста. Она объяснила, как работает ночной патруль, каковы обязанности старост и какой пароль от ванной комнаты старост — хорошо спрятанной и так ожидаемой. — Старосты пятого курса будут дежурить по понедельникам и четвергам, шестые курсы — по вторникам и пятницам, а седьмые курсы — по средам и субботам. По воскресеньям мы меняемся еженедельно, начиная с пятого курса. — Патруль будет вести один мальчик и одна девочка с разных факультетов. Каждая пара отвечает за патрулирование двух этажей. Роджер прочитает список с парами... и вы останетесь в паре до конца семестра. — МакМиллан и Патил, Уизли и Эббот, Малфой и Грейнджер, Голдштейн и Паркинсон. Она искоса посмотрела на Драко и парень не ухмыляется и не хмурится, так что она понимает, что могло быть и хуже. Роджер продолжал читать список имен, а Алисия сказала им, чтобы они встречались с ней каждый понедельник после ужина в кабинете директора, чтобы узнать, на каком этаже они будут патрулировать и для сдачи отчета о патрулировании за неделю. Гермиона и Драко были последней парой, которой сказали, какие этажи они будут патрулировать на этой неделе. — Ты не только не сможешь посадить меня под стражу, но и будешь патрулировать коридоры вместе со мной, — говорит она, ухмыляясь, и он закатывает глаза. — Знаешь, это должно было быть весело. — Но это же ответственность! — Ну, по крайней мере, я в паре с тобой! Мне не придется много делать, потому я могу тренироваться в квиддиче, и, наконец, выиграю этот кубок, — говорит он пренебрежительно. — Ишь чего захотел! А как насчет того, чтобы хоть раз действовать по-взрослому и не так, как будто ты владеешь этим чертовым миром! — она огрызается, а он ухмыляется ей, как будто это именно та реакция, которой он хотел добиться. — Разве ты не слышала? Моя семья в основном и владеет волшебным миром, Грейнджер, — говорит он с превосходством и гордостью, Гермиона только усмехается. — Вы просто невыносимы. — Это часть моего очарования. Увидимся на обходе. 2 сентября 1995 года. Класс Зелий. День 299-й. — Ты всё делаешь неправильно, — шипит она, зная, что если Снейп услышит даже её голос, она потеряет очки только за то, что напомнила ему о своём существовании. Драко вздыхает рядом с ней, давая ей понять, что она сказала это вслух. — Я не делаю ничего плохого! — Нет! Ты добавил слишком много сиропа морозника, и он должен был стать фиолетовым после бирюзового, а не сразу. — Я добавил точно нужное количество! — Я же посчитала! — Ну, тогда ты явно не умеешь считать! — ДА ПОШЁЛ ТЫ! — Держите язык за зубами, Грейнджер, и продолжайте измельчать иглы дикобраза, они ещё не готовы. — Но это же он! — Мерлин, почему ты так чертовски упряма? Дай мне это, — он выхватывает у неё ступку и сам начинает дробить иглы. — Разве я упряма? Это ты критикуешь всё, что я делаю! — Потому, что ты всё делаешь абсолютно неправильно! — восклицает он, привлекая к ним внимание. — Пять баллов с Гриффиндора, потому что Мисс Грейнджер, кажется, не понимает основ приготовления зелий. — Снейп рычит со своего места в другом конце класса. — Большое спасибо, Малфой, правда, ура! — она толкает его локтем, а он ухмыляется. — О, неужели мы сейчас становимся немного грубыми? — она сильно краснеет и выхватывает у него из рук ступку. — Заткнись, — бормочет она и добавляет иголки в зелье, наблюдая, как оно краснеет, как, вероятно, и её лицо. — И каков же следующий шаг? — спрашивает он после перемешивания, пока оно не стало оранжевым. — О, теперь ты меня спрашиваешь? — Я был очень мил с тобой, Грейнджер, но если ты собираешься вести себя по этому поводу как дура, то да. — Просто добавь ещё иголок дикобраза, пока оно не станет бирюзовым, и заткнись, Малфой, — она срывается. — Ты так переживаешь за это зелье, Грейнджер! Тебе нужно расслабиться, иначе ты умрешь ещё до того, как тебе исполнится тридцать. — Причиной моей смерти станет твоя невыносимая задница, которая будет изводить меня до смерти. — Грейнджер, я и не знал, что ты так долго пялилась на мою задницу, — она фыркает, и Снейп, который проходил позади них, останавливается и устало смотрит на неё, и в одну секунду хочет отнять у неё еще несколько баллов. — Спасибо за твой вклад, я не заметил, что делал это неправильно. — быстро говорит Драко, заметив профессора. Пару секунд она таращится на него, пытаясь понять. Драко Малфой был странным существом, и это не переставало её удивлять. Он отказывался относиться к ней нормально или так, как её друзья относились к ней, их разговоры были собраны вокруг перебранки и слишком много хмурых взглядов и насмешек, чтобы считаться дружелюбными, но они сварили зелье. И это был всего лишь второй урок первого дня семестра. — Спасибо тебе, — бормочет она, немного помедлив. — Ты уже закончила пудрить рог единорога? — это его ответ. — Да, — она показывает его ему, и Драко просто напевает, явно не имея повода критиковать её работу, но и хвалить не было повода. — Это достаточно фиолетовый цвет? — Да, добавь его и помоги мне, пока я буду пудрить лунный камень, — он спрашивает и единственная причина, по которой она кивнула, была в том, что в его голосе звучала нотка просьбы. Гермиона очень хорошо научилась читать его мысли. Он был далеко не так легко читаем, как её коллеги гриффиндорцы, поскольку блондин держал свое сердце запертым в гробу глубоко от поверхности земли. Но после года постоянного общения ей удалось собрать некоторые сведения о юноше. Драко Малфой чрезвычайно эгоистичен и однажды она подумала, что это потому, что он был избалован до глубины души и воспитан в убеждении, что он был единственным человеческим существом, достойным чего-то в мире, которым он, вероятно, был. Но теперь она поняла, что это было нечто гораздо большее. Его эгоизм заключается в том, что он не хочет давать людям шанс навредить ему. Он — Малфой и его воспитали в убеждении, что другие захотят общаться с ним из-за его богатства, имени, а не из-за него самого. Он сомневается в каждом дружелюбном отношении и является тем типом парней, заподозрят тебя из-за вопроса: «Как ты?» Он не понимает, что люди были добры к нему только ради этого, и когда она перестает думать об этом — и думать о нём — это то, что она делает всё больше и больше с каждым днем, — она видит, как это должно быть грустно, быть пятнадцатилетним подростком и полностью верить, что мир хочет что-то от него получить. Она не видела даже половины его настоящего лица, но уже знает, что он гораздо больше того, что он показывает людям. — Почему ты такая тихая? Это нервирует, — он толкает её локтем, возвращая её внимание к зелью. Она хихикает, и он смотрит на неё встревоженно: — Тебе нужно решить, что ты хочешь от меня. Ты жалуешься, когда я слишком много говорю и когда я молчу, — он ухмыляется ей, и она предупреждающе прищуривает глаза, что он воспринимает как приглашение. — Что я хочу от тебя, Грейнджер, сейчас это не обсуждается, но я уверен, что смогу придумать что-нибудь позже. — Прекрати это делать,— шипит она, и ухмылка Драко становится шире, и если бы она не была так сильно смущена, то заметила бы, как он красив со слегка выбившимися волосами и слегка вспотевшим лбом. — Делаю что? — невинно спрашивает он. — Ты прекрасно знаешь, что именно! — она напрягается и выхватывает иглы дикобраза из его руки, чтобы закончить добавлять их сама, он просто смеётся над ней, обезумев. Она не собиралась этого говорить, так что у него была еще одна возможность подшутить над ней. — Я не знаю, о чем ты говоришь, поэтому не могу перестать делать то, о чем ты говоришь, — она насмехается над его нелепостью и решает игнорировать его до конца урока. Когда пришло время прекратить варку, и Снейп обошел котлы, чтобы проверить зелья, Гермиона почувствовала, что температура поднялась, когда он оскорбил попытку Невилла, заставив мальчика яростно покраснеть. Так или иначе она перестала дрожать, когда Снейп был рядом с ними. Она наблюдала, как он высмеивает зелье Симуса и Дина, как выбрасывает зелье Гарри и ставит ему ноль, потому что он пропустил один шаг. Но самым лучшим моментом было то, когда он стоял перед ней и "Драконьим" зельем и смотрел, как он борется с выбором: покритиковать зелье из-за того, что его готовила Гермиона или похвалить явно совершенное зелье из-за Драко. — Я вижу, ты не позволил Мисс Грейнджер испортить твоё прекрасное зелье, — она зарычала, и Драко ущипнул её за ногу, прежде чем она успела издать хоть звук. — Это было непросто, но мне удалось приручить её, сэр, – отвечает он, и Снейп приятно улыбается, отчего её тошнит. Слизеринцы хихикают, и она смутно замечает, что Гарри пытается защитить её. — Пять баллов Слизерину за выдающиеся усилия мистера Малфоя, — говорит он и, махнув рукой, отпускает их. Пыхтя и скрестив руки на груди, она парировала: — Выдающиеся усилия — это то, что делаю я! — Ты выглядишь очень мило, когда злишься, — пробормотал он и она покраснела. 23 сентября 1995 года. Класс защиты от темных искусств. День 320-й. Гермиона получила своё второе наказание ровно через три недели. — Кхм-кхм, — Амбридж останавливается перед своим столом, и Гермиона смотрит на неё с притворной невинностью. — А почему твоя книга не открыта? — спрашивает она своим высоким, раздражающим голосом и преувеличенно жеманным тоном. — Я уже всё прочитала. Я всё равно ничему из этого не научусь, — она отвечает безразлично и замечает, что весь класс задыхается, а Драко позади неё фыркает. — Очевидно, я неверно поняла ваш тон, поскольку вы не могли оскорбить тщательно структурированный, теоретически ориентированный, одобренный Министерством курс Защиты от тёмных искусств, преподаваемый Верховным инквизитором в соответствии с образовательным декретом №23 и профессором, назначенным самим министром, — спрашивает она и предлагает Гермионе фальшивую улыбку, наполненную гневом. — О, разве я недостаточно ясно выразилась? Я оскорбляю вас и ваше чертово Министерством-одобренное-полное-дерьма-учебное-пособие, — она продолжает, и весь класс начинает шептаться, Драко прямо сейчас смеётся, и она не может удержаться от улыбки при мысли о том, что заставила его смеяться. — Наказание! — женщина визжит и топает ногой по полу. — Жду в моём кабинете сегодня сразу после ужина. Амбридж попыталась восстановить порядок, но ни у кого не было желания учить то дерьмо, которое она пыталась преподавать. Гермиона знала, что ссориться с профессором нехорошо, но её занятия были просто посмешищем. Она даже не позволяла ученикам прикасаться к своим палочкам во время занятий. Это была защита от темных искусств, ради всех богов! А с возвращением Волдеморта им нужно было научиться защищаться. 23 сентября 1995 года. Главная Лестница. День 320-й. Позже тем же вечером, с красной от обжигающей от боли рукой и слезами в глазах, она покинула офис Амбридж, чтобы встретиться с Драко для их обхода. Он сидел на ступеньках большой лестницы, рядом с коридором первого этажа, когда она нашла его. — Ты опоздала, — он хмурится, но в ту же минуту, как увидел её лицо, его лицо изменилось с раздраженного на обеспокоенное. — Это больше не повторится, — ответила она, — давай начнем? Он встает со ступеньки, и они оба поворачивают налево, в направлении коридора первого этажа. Она знает, что должна притвориться, что ничего не произошло, и разговаривать так, как всегда делала во время их обходов, но боль была такой сильной, что она не могла притворяться, что всё в порядке. Единственное, о чем она могла думать, так это о том, как сильно должен был страдать Гарри, проходя через это средневековое наказание каждый день в течение двух недель, она видела шрам на его руке и фиолетовый синяк на его ладони. Они молча брели сквозь темноту замка; единственное, что они могли слышать, были их шаги и храп портретов. Когда они повернулись, чтобы войти в класс истории магии, чтобы посмотреть, есть ли там кто-нибудь из учеников, Драко ненароком постучал своей рукой по её руке, и она зашипела от боли, заставляя новые слёзы наполнить её глаза. Он смотрит на неё смущенно, явно не понимая, почему такое простое прикосновение заставило её плакать от боли. Он смотрит на её руку, и она по-детски прячет её за спину: — Дай мне посмотреть, Грейнджер, — резко спрашивает он. — Ничего страшного, пойдём, здесь пусто, — она уже собралась уходить, но он остановил её, схватив за рукав мантии. — Грейнджер, что сделала эта женщина? — Ничего особенного, она просто заставила меня написать несколько фраз, — говорит она застенчиво, его глаза сужаются, и он снова касается её руки, заставляя её зашипеть. — Ой! — Просто гул предположений! — Отпусти её, это остановится в мгновение ока, — она лжет. — Мы ещё даже не закончили этот этаж и у нас все ещё есть второй для осмотра, — она уходит, и он следует за ней. Она чувствует, как от него исходит гнев, его челюсть напряжена, на бледной шее видны голубые вены. Он слишком остро реагирует. Им потребовалось чуть больше часа, чтобы обойти два этажа, только пересекая Пивза, складывающего стулья в классе защиты от Темных Искусств, и ни один из них не сказал ничего, что заставило бы его остановиться, Драко даже поощрял его. — Пивз! — крикнул он и полтергейст обернулся, чрезвычайно довольный тем, что его поймали. — Пили, пили, шустрая Долорус! — он захихикал и продолжал делать то, что делал. — У меня есть игра для тебя, Пивз, — говорит он с ухмылкой, и полтергейст маниакально улыбается Драко, возбуждённо хлопая руками в перчатках. — Драко, не надо, — предупредила она, даже не заметив, что назвала его по имени. Он же, наоборот, хотел сделать это. Он странно посмотрел на неё; это был взгляд, которого она еще не видела в нём, и это встревожило её, заставив покраснеть. — Драко, да, Драко, да! Я люблю игры! — Пивз хихикнул, и внимание Драко вновь вернулось к полтергейсту. Он наколдовал десятки портретов Амбридж в воздухе, разбросанных по всему классу; на каждом портрете были цели с разными точками в зависимости от местоположения. Пятьдесят баллов, если вы попали ей в рот, тридцать за попадание в лоб и десять за прическу. Как он это сделал, было выше её понимания. — Сколько шаров слизи ты можешь бросить в неё, Пивз? ОУ! Двойные очки, если ты используешь воздушный шар, чтобы получить суперпризы! — О! Склизкая Долорес! Пятьдесят баллов за большую болтливость! — он запел и начал бросать. — Пошли, — сказал он со смехом и потянул её за собой. — Это неправильно! Мы не должны использовать наши обязанности для этого! — выругалась она. — А что, если они узнают, что это были мы? — Никто не узнает, Пивз будет петь об этом целую вечность, и это меньшее, чего она заслуживает! Посмотри, что она сделала с тобой, Грейнджер! — Ну да… — Если кто-нибудь узнает, я возьму всю вину на себя, хорошо? Твоя репутация останется чистой, — говорит он, а она фыркает, как будто он сдержит слово! Она ласково улыбается ему. — Не в этом дело, Драко, и я не позволю тебе взять всю вину на себя! И вот он снова смотрит на неё таким же взглядом. Его брови были слегка нахмурены, глаза светились каким-то чувством, которое она не могла распознать, но что заставляло её больше всего волноваться, кроме пристального взгляда, так это мягкая улыбка, чуть приподнятая в уголках рта, заставляющая её думать, что он придумал какую-то шутку, которую она должна была понять. — Ты называешь меня по имени, — он говорит еле слышно, и тут её осенило. Она не называла его "Драко" вслух, несмотря на то, что уже несколько месяцев мысленно называла его так. Она краснеет, и его улыбка становится немного шире. — Ну, я провожу с тобой чертовски много времени, чтобы не называть тебя по имени, — она пожимает плечами. — Ты всегда будешь для меня «Грейнджер», — он пожимает плечами, и теперь её очередь улыбаться. — Я и не ожидала другого, — она честно говорит, что её имя в его голосе — это что-то чужое и странное, она не думает, что привыкнет, если он начнет называть её Гермионой. Они продолжают свой путь, прощаясь и готовясь, наконец, отправиться в свои постели. 22 сентября 2003 года. Больница Святого Мунго. День 5434. Когда Гермиона открыла глаза, она подскочила на месте, не зная, где находится. Она испуганно огляделась, в голове у неё запульсировала боль, и на мгновение всё закружилось, прежде чем она снова всё вспомнила. Проклятие приближается к её мозгу. Гермиона снова в панике огляделась вокруг, убедившись, что точно знает, где всё находится, и вздрогнула, увидев стоящую у двери Нарциссу. — Как вы себя чувствуете, мисс Грейнджер? — спросила она, и Гермиона не была уверена, что она ждет ответа. Она пристально смотрела на женщину, не мигая и слегка смущенная. — Вы действительно здесь? — спросила она, краснея. Ей было стыдно быть такой уязвимой перед этой женщиной. Нарцисса Малфой выглядит озадаченной, и её уверенная поза меняется на еще другую — нежную. Она наблюдает, как женщина ходит по её палате и наколдовывает кресло, которое ей подходит. Ясно, что одного больничного было недостаточно. — Так оно и есть. Я пришла по нескольким причинам. Во-первых, пожелать вам всего хорошего и запоздало поздравить с днём рождения. — Спасибо вам. — Во-вторых, я хочу попросить вас об одолжении. Я полностью пойму, если вы не хотите этого делать, мне уже сказали, чтобы я не просила вас об этом, но я действительно хочу, чтобы это были вы, — сказала Нарцисса, и по тому, как она смотрела на дверь своей комнаты, Гермиона поняла, что ни Блейз, ни любой другой целитель не одобрили бы этого. — Я хочу гарантировать безопасность своей семьи. Поттер уже приходил, чтобы установить обереги вокруг поместья, но я не думаю, что оберегов достаточно, так как они могут сломаться. Я хочу большего. — Вам нужны чары Фиделиуса. — Именно так. И я знаю, что это потребует от вас много сил, которых сейчас нет. Но вы — идеальный выбор. Тот, кто охотится за моей семьей, никогда не подумает о вас, потому что есть лишь небольшой круг людей, которые знают о ваших чувствах к моей семье. — А если я умру, тайна будет сохранена навсегда. — Я никогда не смогу попросить вас об этом по этой причине, мисс Грейнджер. Я слишком сильно люблю своего сына и внука для этого. — О, я же не говорю, что это так. Простите, если это прозвучало оскорбительно, я просто сама так подумала. — Мисс Грейнджер, он не позволит вам умереть, — говорит Нарцисса с улыбкой. — Где же он тогда? — она подскакивает, её горло внезапно сдавило. — Он уже идет. Ему просто нужно понять, что это значит. Он ведь был здесь вчера, — Гермиона широко раскрывает глаза. — Да, он сказал мне, что простоял у вашей двери несколько часов, но не смог повернуть ручку. Он почти потерял вас бесчисленное количество раз и он не готов пройти через это снова. Но он придёт, он всегда приходит. — Я буду хранителем. — И снова, мисс Грейнджер, я у вас в долгу, — Нарцисса кладет ей на руку маленькую тряпочку, — внутри есть портключ к моему дому, воспользуйтесь им, когда будете готовы. Много раз я хотела, чтобы вы были чистокровной. Гермиона не собиралась обижаться; она знала, что это самое большее, что она могла получить от Нарциссы. — И я хочу, чтобы за вашей семьей не охотились. — Ну, быть Малфоями нелегко, мы растём вокруг смертельных угроз. Я уверена, что доживу увидеть, по крайней мере, ещё двоих. А ты, моя дорогая, допустим, у тебя на пути горстка людей. Гермиона не была уверена, слышала ли она что-то, или её проклятый мозг обрабатывал слова, которые не были сказаны, но с проходящими секундами, когда она смотрела на леди Малфой, а женщина всё ещё не производила впечатления, что говорит что-то ещё, она пришла к выводу, что она ещё не слышала ничего. — Я же не из Малфоев, — выпаливает она, уверенная, что на её лице отразилось разочарование в этой фразе. — О, это не так, — Нарцисса понимающе улыбается. — Я случайно знаю, какое ожерелье ты носишь на шее уже много лет, — Гермиона широко раскрыла глаза, её рука потянулась к груди, где она могла чувствовать зеленое турмалиновое ожерелье. Нарцисса широко улыбается. — Когда он тебе его подарил? — Рождество 1996 года. — Почти семь лет назад, — говорит она, и Гермиона ненавидит сочувственную улыбку, которую дарит ей Нарцисса. — Знаете, мы привыкли отрицать многое, но много лет назад Люциусу Малфою была обещана рука королевы Елизаветы I, и когда в 1962 году был введен закон о секретности, ему пришлось отозвать предложение, и он был в ярости, угрожал ей проклятием, если она откажется выйти за него замуж. В то время семья Малфоев была известна в высокородных маггловских семьях, и большая часть нашего состояния происходит от наших связей с королевской семьей, начиная с самого начала, начиная с короля Вильгельма Первого. — Это ведь он подарил вашей семье землю в Уилтшире, не так ли? — она спрашивает и краснеет, когда Нарцисса поднимает бровь на неё. — Я была очень любопытной, когда мне было двенадцать, — смущенно объясняет она. — Действительно, это было так, но, возвращаясь к истории, Люциус Малфой использовал свою семейную драгоценность и сделал кольцо. Это был зеленый турмалин, известный своими целебными и живительными свойствами. Направляя свою электрическую энергию в центр своего носителя, создает поток здоровой энергии во все части тела и самого себя. Зеленый турмалин повышает мужество и силу, выносливость и жизненную силу. Турмалин используется практически во всех лечебных зельях и процедурах, так как он известен тем, что открывает связь между землей и сердцем. Он обеспечивает защиту, направление движения, а также лучшее обоняние, производя афродизиакальный эффект. Он внушает сострадание, нежность, терпение и воспитывает чувство сопричастности, — она говорит и берёт Гермиону за руку; молодая женщина не может сдержать слез, которые падают из её глаз. — Когда Люциус Малфой использовал камень, чтобы вставить в кольцо, он заколдовал его, чтобы усилить все свойства, и создал связь между дающим и носителем, где обе части всегда будут получать прибыль от камня, пока он используется. Очевидно, он никогда не давал его ей, а затем проклял камень, чтобы использовать его только для своей истинной любви. Камень передавался из поколения в поколение, и только одна женщина Малфоев была способна им пользоваться. Как вы, вероятно, знаете, семья Малфоев известна браками по расчёту, поэтому вы можете только предположить, сколько женатых без любви. Мы с Люциусом, например, были помолвлены с самого раннего возраста, и он был на три года старше меня, поэтому мы никогда не обращали внимания друг на друга в Хогвартсе, я узнала его только за несколько недель до нашей свадьбы. Я никогда не объясняла Драко свойства этого камня, но он очень хитёр, и я уверена, что он исследовал его, когда наткнулся на него все эти годы назад. Он точно знал, что делает, когда просил разрешения положить его в ожерелье и отдать вам. — Вы знали, что он собирался отдать его мне? — она спрашивает смущенно, Гермиона всегда думала, что если бы Нарцисса знала о них во время Хогвартса, она бы сделала что-нибудь, чтобы остановить это. — Летом девяносто шестого года мы с сестрой обучили его окклюменции, и с самого начала он был очень искусен, тогда я поняла, что ему есть что скрывать, так что я могла бы случайно наткнуться на поцелуй или два — я знаю, о чём ты думаешь, я не знала тогда, кто ты, я никогда не узнавала имени в воспоминаниях, которые видела, но, если бы я это сделала, то остановила бы его. Мисс Грейнджер, я все ещё твёрдо верю в верховенство крови, и вы с Келумом остаетесь единственным исключением из этого правила. Если бы вы не были достойны моего сына, моей семьи, то это ожерелье обожгло бы вас в тот момент, когда вы его надели, или как это случилось с единственной женой Малфоя, которая носила его, оно обожгло её в ту же секунду, когда она влюбилась в другого мужчину. Она не могла вернуть его обратно. Может, вы и не вышли за него замуж, но это ожерелье — фамильная ценность нашей семьи. Даже мой муж признает важность ожерелья и знает, что оно у вас есть. Мы знаем, что вы — семья. Сейчас вы мне не нравитесь, но я бы очень не хотела, чтобы вы умирали. Я хотела бы узнать вас и понять, почему мой сын уже в шестнадцать лет знал, что ты будешь для него женой. Гермиона начала плакать полчаса назад, но её слезы продолжали падать с каждым новым словом, исходящим от женщины. Вся её жизнь, вся Гермиона всегда хотела чувствовать, что она нужна кому-то, что у неё есть место. С тех пор как она получила письмо, ей не было места в магловском мире, но она никогда не чувствовала себя частью волшебного мира. Ей нужно было слишком многому научиться и понять; она не чувствовала, что место, о котором она должна узнать всё, принадлежит ей. Но в то же время волшебный мир значил для неё гораздо больше, чем магловский когда-либо. У неё всегда были только Уизли, но как бы сильно они ни любили её, некоторые вещи вызывали напряжение, и когда это было ясно, она понимала, что не отпустит Келума и Драко. Она знала, что это было чем-то, чего они не простили. Но прямо сейчас она чувствовала, что наконец-то нашла свое место. И как это ни парадоксально, но она принадлежала к самой аристократической, предубежденной, консервативной и хитрой семье в волшебном мире. — И я это видела, — Нарцисса говорит через некоторое время. — В тот день. Когда вы спасли ту девушку. Я сама это видела. Гермиона кивает, она помнит тот день. Вспоминает её панику, когда она заметила Нарциссу в комнате. — Миссис Малфой, вы сказали, что камень обладает целебными и живительными свойствами. Вы сказали, что это повышает жизненную силу и исцеляет сердце. — Я знала, что вы поймете. — Вот почему, когда я увидела его на Кингс-Кросс, то почувствовала себя более живой, чем когда-либо до этого, и когда я сказала то, что сказала Рону, то почувствовала, что жизнь распространяется вокруг меня, я почувствовала себя оживленной. — Действительно. Между вами и моим сыном существует сильная связь. Может быть, из-за драгоценного камня или то, что оно усиленно именно им. Я не знаю, но даже с годами эта связь остается нетронутой. Когда Вы, наконец, признали связь в первый раз или когда вы двое увидели друг друга через много лет, драгоценный камень ответил, заставив свою магию течь. — Если они используют камень в зелье, которое попытаются сварить, как вы думаете, я выживу? — Я уверена, что шансы ещё выше. — Спасибо, миссис Малфой, — она говорит честно. — За Келума и за то, что вы только что рассказали мне. У вас не было причин рассказывать мне всё это или принимать Келума, но вы сделали и то, и другое. — Келум был одним из величайших событий в моей жизни. Он принёс так много света в наш дом. Он — чистое счастье, он учил нас доброте, честности и великодушию. Растить его было удовольствием и самым большим уроком в моей жизни, — она говорит так искренне и с таким обожанием, что Гермиона чуть не лопнула от гордости. — И я бы сделала всё, чтобы выбросить эти глупые предрассудки из моего дома.