За стенами замка

7 ноября 1996 года. Библиотека. День 732-й. — Грейнджер, — Гермиона слышит голос Тео и игнорирует его. До сих пор Тео не обращал на нее внимания, избегал ее взгляда и не отвечал, когда она заговаривала с ним. Не обращая внимания на ее молчание, Тео садится на стол перед ней и открывает свою сумку, вытаскивая книги и открывая новый кусок пергамента. — Уйди. — Говорит Гермиона сквозь стиснутые зубы. Она вся в ярости. Не говоря уже о ее переменчивости. Начиная с Хэллоуина, все пошло под откос: она была резка с Гарри и Роном, Джинни продолжала задавать вопросы, и Драко не упустил возможности назвать ее по имени. Так что сейчас у нее нет ни малейшего соблазна иметь дело с Тео. Кто он такой, чтобы сидеть с ней, как будто ничего не случилось? Как будто он не игнорировал ее с того самого момента, как они встретились взглядами в поезде? Как будто он, вместе с Блейзом, Дафной и Пэнси не действовали так, будто они не стали друзьями до лета, как будто она была просто еще одной грязнокровкой? — Я хочу поговорить с тобой, — говорит Тео и Гермиона усмехается. — Забавно. — Гермиона отвечает, не поднимая глаз от книги, чтобы посмотреть на него. — Я серьезно, Грейнджер. — О, а я только шутила, когда пыталась поговорить с тобой… с любым из вас… в течение нескольких недель? Тебе было весело игнорировать меня и притворяться, что я невидима? Уходи, Тео. — Прости, — говорит Тео, вздыхая, — я не должен был так себя вести, я был неправ. — Да, это так. — Грейнджер, я… — Пожалуйста, Тео, оставь меня в покое. — Ты ничего не понимаешь! — нервно говорит Тео. — Ты понятия не имеешь! — О, ты ошибаешься, Тео. Потому что у меня есть много подсказок! Я ведь не дура, ты же знаешь. Держу пари, что все это было приятно и весело дружить со школьной магглорожденной, действительно образованной, в то время как у Драко был опыт со мной, но он должен был быть чистым для своей жены, так что очевидно, грязнокровка не считается, так что какие могут быть проблемы? — Гермиона сердито сплюнула, ее глаза покраснели, а по щекам потекли непрошеные слезы. — Заткнись! Ты такая говнючка сейчас! Я знаю, что вы, гриффиндорцы, кажется, верите, что мир крутится вокруг вас, но оставь это Спасителю Поттеру, потому что это не о тебе, Грейнджер. — Тео отплевывается, его глаза темнеют, а черты лица становятся злыми. В этот момент она боится его, потому что внезапно он так сильно напоминает ей его отца, человека, с которым она боролась в Отделе тайн, человека, который бежал за ней, смеясь, как будто ее страх был просто шуткой. — Вот и хорошо! И тогда просвети меня! Поговори со мной! — А ты хочешь это знать? Отлично! Я тебе расскажу! Я расскажу тебе, как этим летом, когда у вас были собрания ордена, наши родители были в Азкабане, я скажу тебе, что мне пришлось переехать в дом Драко, потому что у меня никого не осталось, и человек в комнате рядом с моей — Лорд чертов Волдеморт! Я расскажу тебе, как последние слова моего отца заставили Темного Лорда гордиться мной, чтить ту жизнь, которую мне дали, потому что я был рожден только для того, чтобы служить ему! Тео кипит, каждое слово произносится с большим гневом, и теперь он почти ужасен. Его глаза, которые когда-то всегда скрывали то, что он чувствовал, и его лицо, которое всегда было маской, теперь показывают каждую частицу эмоций, которые он чувствует: гнев, ненависть, страх, отчаяние, безнадежность. Гермиона смотрит на Тео, но видит только призрак того, каким он был раньше, бледный и поверхностный, и она в ужасе, потому что всегда верила, что зло было создано, а не рождено, но глядя на него сейчас, она не может понять, что могло случиться с ним, что злой блеск в его глазах и хмурый взгляд на его губах — такой нехарактерный для него, но в то же время такой приятный на его лице — овладели им за такое короткое время. Она повторяет его слова у себя на голове, силу слов, которые он сказал. Волдеморт живет в поместье Малфоев, Драко и Тео делят крышу с этим монстром. — Прости, — говорит Гермиона, потому что не может думать ни о чем другом. — Я знаю, что война не за горами, но… — она смущенно замолкает, вспоминая смех и игры в квиддич, которые они играли летом в норе, — даже со всеми этими нападениями и исчезновениями, война все еще кажется немного далекой от меня… — Прости, мне не следовало так на тебя огрызаться. Ты бы видела нашу общую комнату, люди огрызаются друг на друга направо и налево, все время надо разнимать драки… — А ты с ним встречался? Я имею в виду с Волдемортом? — с любопытством спрашивает Гермиона. — Однажды. Во время зимних каникул, — признается Тео, и глаза Гермионы расширяются. Он не упоминал об этом в прошлом году. — Он хотел созвать собрание, мой отец предложил наш дом, а затем представил нас, показывая меня, как будто я был хорошо выполненной миссией. Но его повелитель не был впечатлен, сказал, что я слаб, сказал, что у меня нет того, что нужно, чтобы быть Пожирателем Смерти, я был слишком напуган и слишком сильно любил. — Тео… — начинает Гермиона. Его глаза теперь далеко, Гермиона не думает, что он видит ее. — Ты можешь себе представить реакцию моего отца. Он хотел убить меня прямо там, но не сделал этого, потому что его господин сказал, что это будет напрасно. — Бесстрастно произносит Тео, как будто речь идет не о том, что его жизнь лежит на тарелке. — Единственная причина, по которой он взял меня, была в том, что его лорд напомнил, что мой отец стареет и семья Ноттов собиралась умереть вместе с ним, Темный Лорд сказал, что это будет пустая трата хорошей, древней, чистокровной семьи, поэтому мой отец нашел себе хорошую чистокровную леди, слишком молодую для него и заимел меня. Но всего через год Темный Лорд ушел, и мой отец застрял с женщиной, которую он не любил, и сыном, которого он не хотел. Гермиона чувствует, что слезы вот-вот потекут из ее глаз. Внезапно все, что она узнала о Тео, обрело смысл. Его спокойное поведение, его желание остаться незамеченным и не вмешиваться в происходящее. Или то, как он вздрагивает, когда один из мальчиков называет его по фамилии, и то, как он всегда был сдержан, замкнут рядом с ней, никогда не теряя бдительности. — Он ведь убил твою мать, не так ли? — спрашивает Гермиона, но она знает, что это не вопрос. — Мой отец буквально выбрал чистокровную девушку, которую нашел привлекательной, и заставил ее выйти за него замуж. Она осталась только потому, что боялась того, что он сделает со мной, если она уйдет. Она знала, что ей никогда не удастся уйти от меня. С годами она стала бунтовщицей, она ненавидела то, как он обращался с нами. Однажды он пошел за мной и она подняла свою палочку на него, в следующую минуту она была мертва. Мне тогда было восемь лет. Гермиона подскакивает к нему и крепко обнимает. Тео колеблется лишь несколько секунд, прежде чем обнять ее. — Мне так жаль, Тео. — Все нормально. Просто пообещай мне кое-что? — спрашивает Тео и она кивает, все еще прижимаясь лицом к его шее. — Вспоминай нас, как людей, которых ты встретила в прошлом году. — Говорит он и слегка отодвигает ее назад, чтобы видеть ее глаза. — Ты должна понять, что у некоторых из нас нет выбора, и что некоторые из нас слишком напуганы или слишком слабы, или живут со злом под нашими крышами. Она яростно кивает, и ее слезы заливают его униформу. Боже, что же это вообще за мир? Гермиона крепче прижимает его к себе, даже не заботясь о том, что она не слишком близка с ним для начала, она думает, что Тео понимает, что она не только обнимает его прямо сейчас, она обнимает их всех. Блейза, который в прошлом году уже говорил слова, ходя вокруг да около; Драко, которого только на прошлой неделе она поймала в ужасе. — Так вот почему все меня игнорируют? — спрашивает Гермиона, отодвинувшись от него. Тео лишь печально смотрит на нее, и Гермиона понимает, что ответа не дождется. Она пробует что-то еще. — Драко он… Тео, он в порядке? — Я думаю, ты знаешь ответ на этот вопрос. — Он… я имею в виду, мы… закончили, да? Все, что у нас было… — Я не тот человек, которого ты должна спрашивать об этом. 15 ноября 1996 года. Кабинет Слизнорта. День 740-й. Гермиона устала, ее глаза едва держатся открытыми, когда разговор за столом становится напряженным. Она даже не может притвориться, что обращает внимание на то, что говорит Кормак Макллагген, чтобы произвести впечатление на Слизнорта. Джинни рядом с ней, и она кипит, Гермиона по крайней мере может понять это. Блейз сделал особенно неприятное замечание о рыжих и Гермиона очень хорошо знает Блейза, чтобы понять, что это было личное. Она злится на Блейза и по совершенно другим причинам. — Гермиона, дорогая, почему Гарри не смог присоединиться к нам сегодня? — Слизнорт задает ей тот же вопрос, что и каждую неделю. — Он все еще находится под наказанием, сэр. — Гермиона отвечает, только наполовину обращая внимание, другая половина наблюдает за Макллаггеном, который кладет свои руки ближе к ее ноге. Она крепче сжимает вилку в руке. Каждую неделю она старается сидеть как можно дальше от него, но это становится немного сложнее, Слизнорт любит ставить их в один ряд, те кто ближе к нему — это его самая драгоценная жемчужина. Гермиону постоянно сажают либо рядом с Кормаком, либо напротив него. Она никак не может решить, кто из них хуже. Места по обе стороны от Слизнорта зарезервированы, одно для Гарри, который никогда не приходит, а другое для Блейза, который является вторым в списке фаворитов Слизнорта. На сегодняшней встрече Мелинда рядом с пустым местом Гарри, а затем близнецы Кэрроу. По другую сторону от Блейза стоит Маклагген, а потом Гермиона, Джинни — между Гермионой и Гестией. Это круглый стол, что делает почти невозможным игнорировать кого-либо, что и яростно пытается сделать Джинни. Гермиона понятия не имеет, что произошло. Насколько ей известно, все было хорошо в ее отношениях с Дином и Блейз больше не забредает слишком далеко от Слизерина, чтобы причинять Джинни такие неудобства. Но опять же, она точно не разговаривала с Блейзом в течение нескольких месяцев. Гермиона отворачивается, чувствуя, что задыхается. Она скучает по Блейзу, мальчик стал постоянным собеседником в прошлом году, всегда рядом, всегда шутит и делает удивленные глаза. Она скучает по ним всем, даже по Пэнси, как бы ни болело ее сердце, когда она вспоминает, что черноволосая девушка спала с Драко. Она смотрит на черный кожаный диван в углу кабинета, тот самый диван, на котором они с Драко провели бесчисленные часы в прошлом году, изучая, смеясь, разговаривая и целуясь. В подушке есть разорванная прорезь, она понимает, потому что ее пальцы ног идеально вписываются в нее, и много раз Драко морщил нос, когда замечал эту причуду, всегда говоря: «Ты не знаешь, что внутри, не говоря уже о том, что это грязно», она только смеялась и скользила ногой внутрь, а затем полностью вынимала ее, прижимаясь к его боку, заставляя его извиваться и ударять ее, но затем он снимал носок и ставил обе ноги на колени. Гермиона улыбается и так погружена в воспоминания, что, когда она замечает руку Макллаггена у себя на бедре, возникает суматоха. Блейз прыгает на его сиденье, выбивая Маклаггена из своего, и больше нет руки на ней. — О боже, что случилось? — спрашивает Слизнорт, его лицо улыбается, но ему неловко, потому что у него лицо человека, который очень раздражен тем, что его прервали. Гермиона даже не помнит, кто это говорил. — Это я во всем виноват, сэр, — начинает Блейз, избегая смотреть в сторону Гермионы, — я был так очарован вашим рассказом… — Джинни закашлялась, — что чуть не пропустила глоток воды, глупый я, возбужденный вашими стараниями… — Джинни фыркает, не нужно быть гением, чтобы понять, что это был веселый скептицизм. — И я подпрыгнул, пытаясь сохранить свою мантию чистой, вы знаете, я покупаю их в магазине «Твилфитт и Таттинг», и у них есть самая необычная шерсть, если хотите, я могу порекомендовать вас, мама — самая любимая. Там… — Конечно, с той суммой, которую она тратит на свадебные платья… — огрызается Джинни с огнем в глазах. Ну, это что-то новенькое. Гермиона поворачивается к Блейзу, который немного побледнел, шокированный Джинни, он явно не ожидал, что она выскажет свои мысли, но Гермиона не знала на сколько вырос Блейз, потому что он игнорирует ее. — Я наткнулся на Маклаггена, — заканчивает Блейз, — мне ужасно жаль. — Говорит он, поворачиваясь к гриффиндорцу, и Гермиона видит, как в глазах Блейза вспыхивает что-то злое, когда он смотрит на Маклаггена, что совсем не соответствует его словам. — Ну конечно же! — воскликнул Слизнорт, совершенно не замечая перепалки между двумя мальчиками и огня в глазах Джинни, когда она попыталась взорвать хорошенькую головку Блейза своими глазами. — Я был бы рад получить такую рекомендацию! У них есть мой любимый шелковый носовой платок, я уже рассказывал вам о самом необычном событии, в которое я попал с носовым платком? — спросил Слизнорт и, прежде чем кто-либо успел ответить, продолжил рассказ о том, как пытался собрать некоторые ингредиенты с плантации вампира. Гермиона отшатнулась в считанные секунды. — С тобой все в порядке, Джинни? — Гермиона шепчет девочке, Джинни фыркает. — Почему бы тебе не спросить своего друга? — спросила Джинни в ответ, чувствуя боль во всем теле. Гермиона вскидывает бровь, ничего не понимая. — Я не… — начинает Гермиона, но Джинни игнорирует Гермиону и поворачивается к Гестии, что-то спрашивая у девушки. Затем Гермиона смотрит на Блейза, который впервые после поездки на поезде смотрит на нее. Он выглядит спокойным, пассивным. Гермиона больше всего скучает по его ухмылке. Через пятнадцать минут она понимает половину сказанного. Слизнорт попросил ее задержаться еще немного, обсудить продолжительное отсутствие Гарри, и к тому времени, как она начала уходить, она заворачивает за угол и слышит приглушенные голоса. — Ты же сказал, что не был с ней! — Джинни шипит, пытаясь говорить тихо, но безуспешно. — Я говорил абсолютную правду. — Я видела, как ты на нее смотришь! А Маклагген! Как будто он украл все твои игрушки! — Ты уже вне всего этого! — Блейз воскликнул. — А почему тебя вообще это волнует, разве ты не с Дином Томасом? — Значит, я вышла из игры? Ты подарил ей Рождественский подарок! Она моя лучшая подруга! Ты же не целуешь тех же парней, что и твой лучший друг! И конечно я с Дином, он потрясающий, но ты мне солгал! — Я не знал! И да, я подарил ей Рождественский подарок, но ведь она же моя подруга! Конечно, я сделал ей подарок! И даже не целовал ее! Я был зол на Макллаггена да, но не из-за причин, которые ты надумала! Он просто зверь. — Ну ты и скотина! — кричит Джинни, от чего Гермиона вздрагивает. Гермиона понятия не имела, что было еще в Джинни и Блейзе, но потом поняла. — Я не скотина! Ты та, кто всегда встречается, а когда ты приходишь за мной, я скотина, а потом уходишь? Ну, мне жаль, если я не большой поклонник подержанных вещей, таких как ваша сем… Гермиона снова вздрагивает, звук пощечины отдается эхом в пустом коридоре. — Ты просто ужасен! Я уже сказала тебе держаться от меня подальше! — Я и близко к тебе не подхожу! Я не хочу иметь с тобой ничего общего! Мы целовались несколько раз, но это все! Перестань требовать чего-то! Если ты хочешь знать, с кем я, когда у тебя есть парень, то отцепись от меня! И почему ты продолжаешь встречаться, если весь замок знает, что Святой Поттер тот, кого ты хочешь? — Заткнись! Ты же ничего не знаешь! Ай, я тебя ненавижу! — кричит Джинни, Гермиона слышит, как дрожит ее голос. — То, что я чувствую к Гарри, не имеет к тебе никакого отношения! А ты и Гермиона! Вы двое занимаетесь этим втайне и… — Это не я! — Блейз мечет слова кинжалом. — Салазаровы шары, насколько тупой ты можешь быть? Я. Не. Целовал. Грейнджер. Гермиона закрывает глаза, Мерлин, какой ужас. Все эти недели, когда Джинни была резкой и настороженной с Гермионой, были связаны с тем, что она думала, что Гермиона встречалась с Блейзом. Как и говорила Джинни, все это было сделано без всяких эмоций. — Тогда почему ты набросился на Маклаггена? — Потому что он прикасался к ней неуместно и без ее согласия! Он смотрит на нее как на собственность с самой первой встречи! Она девушка, она мой друг, и она заслуживает гораздо лучшего! — Блейз объясняет, а Гермиона улыбается в тени, благослови Блейза, Боже. — Вроде тебя? — Может ты прекратишь? — раздраженно спрашивает Блейз. — Тогда кто же это? — спрашивает Джинни, и Гермиона резко открывает глаза. — Почему бы тебе не пойти и не спросить ее? — Она ни хрена мне не говорит! — Ну, тогда я пойду. — Блейз отвечает и Гермиона слышит удаляющиеся шаги. — Ты же знаешь! Ты же знаешь, что есть парень! — Это может быть и девочка, почем ты не думаешь что правильно это? — говорит Блейз, в его голосе звучит веселье, Гермиона пытается не фыркнуть на Блейза и молчит. Джинни испускает дым и вылетает из коридора. 17 ноября 1996 года. В Классе Зелий. День 742-й. Зелья стали для Гермионы наименее любимым предметом. Класс маленький, и Гарри становится лучше ее каждый раз, когда у него есть эта глупая книга. Драко тоже там. Как и всегда. Гермиона не знала, как сильно она любила прошлогоднее расписание с этого года, когда все классы смешались с четырьмя домами вместе. Гермиона хотела бы, чтобы Драко был менее умен, чем есть, чтобы она могла быть одна больше, чем на один урок. Но нет, он должен был сдать все свои экзамены, так что теперь у нее есть все уроки с ним, кроме древних рун. Он сидит за столиком в углу вместе с Блейзом, Тео и Пэнси, единственными, кто прошел мимо или решил не отставать от зелий. Гермиона все еще задается вопросом, что Снейп думал о том, как мало его любимых учеников пошли на уровень Ж.А.Б.А. — Сегодня мы варим совсем другое зелье! Как бы ни хотелось некоторым из вас сохранить его для себя, я считаю, что будет лучше, если вы просто отдадите его после того, как закончите. — Слизнорт хихикает про себя, и по мановению волшебной палочки на доске появляются слово «АМОРТЕНЦИЯ». Краска отливает от лица Гермионы. Она отваживается бросить взгляд на Драко, который демонстративно смотрит прямо на книжную полку, но Гермиона видит, как он судорожно сглатывает и сжимает челюсти. Слизнорт велит им выбросить свои книги, так как они не найдут там инструкций, и начинает писать шаги на доске. — Теперь кто-нибудь скажет мне, почему Амортенция считается невероятно опасным зельем и почему, помимо того, что она известна как любовное зелье, на самом деле не является таковым? — спрашивает мастер зелий и Гермиона поднимает руку. — Искусный зельевар может вызвать сильные страсти, но еще никому не удавалось создать поистине нерушимую, вечную, безусловную привязанность, которую только и можно назвать любовью. — Она цитирует слова из книги, которую читала, и Слизнорт усмехается. — Вы уверены, что не родственница Гектора Дагуорт-Грейнджера? — спрашивает Слизнорт. — Я совершенно уверена, сэр. Я же магглорожденная. — Гермиона с гордостью отвечает и многозначительно смотрит на стол слизеринцев взглядом, которому, она уверена, научилась у Драко. Слизнорт, кажется, пропустил это, поскольку он кивает ни к кому конкретно, а затем говорит им, чтобы они начали заваривать. В течение некоторого времени единственные звуки в классе — это измельчение ингредиентов и перемешивание. Но через полчаса по всему классу раздаются негромкие вздохи, как будто из каждого котла доносятся первые запахи. Гермиона густо краснеет, когда во всем классе внезапно ощущается запах дорогого одеколона, свежего пергамента, зеленых яблок и кожи. Мерлин, почему? Она смотрит на Драко в тот самый момент, когда мальчик закрывает глаза и кладет свои сжатые в кулаки руки по обе стороны котла. Он выглядит огорченным. — А чем пахнет из твоего? — шепотом спрашивает Тео, но Гермиона все равно слышит. — А ты как думаешь? — прошипел Драко, его глаза все еще были закрыты, брови нахмурены, а челюсть сжата. Тео смотрит на нее снизу вверх, и Гермиона быстро отводит взгляд, чувствуя, как ее сердце едва не выпрыгивает из груди. — С Драко все в порядке? — она спросила, потому что Тео сказал: — Я думаю, ты знаешь ответ на этот вопрос. А потом: — Все кончено? Тео грустит: — Я не тот, кого ты должна об этом спрашивать. Что, если… Мерлин, что, если он чувствует то же самое? Даже если совсем чуть-чуть? Ей нужно это знать. Ей нужно знать, что чувствует Драко, потому что она больше не может этого делать. Она не может продолжать проигрывать каждую возможность в ее голове, почему он ушел так легко, отвернулся от нее так легкомысленно. 18 ноября 1996 года. Шестой Этаж, Скрытый Альков. День 743-й. Сегодня у нее не было дежурств, но она все равно покинула башню, предоставив Гарри и Рону предлог патрулировать. Рон подозрительно посмотрел на нее, но после того, как Гермиона объяснила, что поменялась ролями с пятикурсницей, потому что та плохо себя чувствует, он поверил ей. По правде говоря, Гермиона сказала, что у девочки начались месячные, и Рону стало слишком противно, чтобы обращать на это внимание. Ее план состоит в том, чтобы искать его на том самом месте, где она нашла его на прошлой неделе, у Большого Каменного подоконника шестого этажа. Но она так и не добралась до этого коридора. Пара рук тянет ее под гобелен, тот же самый, что и со скрытой нишей в прошлом году, где Драко впервые увидел ее кровь. Гермиона уже готова закричать, когда те же самые руки прикрывают ей рот и пара серых глаз появляется в ее поле зрения. Ее глаза расширяются, и ее сердце, вместо того, чтобы перестать биться как сумасшедшее, бьется еще быстрее с тем, как близко они находятся. Драко убирает руки от ее рта и обхватывает ладонями ее щеки, он что-то ищет, ищет, а она стоит неподвижно, не зная, что именно он ищет, но молясь, чтобы он нашел и остался. Ей нужно, чтобы он сказал это, потому что теперь Гермиона неотесанно бесцельная, и это совсем не Гермиона Грейнджер, даже немного. И она этого не потерпит. Ей нужен ее контроль, ее порядок, ей нужны ответы и вещи, которые имеют смысл, а Драко не имеет, ни малейшего смысла, он смотрит на нее так, как будто хочет задушить ее, но касается ее, как будто она драгоценна, и он не имеет смысла, она не может прочитать его, и это делает ее такой чертовски потерянной. — Мне нужно… — начинает Драко, и Гермиона понимает, что он дрожит, руки, обхватившие ее щеки, дрожат, и она убирает их с лица, держит их в своих руках в середине груди и обхватывает обеими руками его плечи, притягивая его к себе, крепко обнимая и прижимая его так близко, как только может, когда он срывается в рыдания. — Ш-ш-ш, все в порядке, — шепчет Гермиона, стараясь держать себя в руках, чтобы помочь ему, она тоже не может сломаться, не тогда, когда ее мальчик в беспорядке, — я здесь, ты в порядке, Драко, я здесь. Ты в порядке, ты в безопасности, и я с тобой. Гермиона целует его волосы, сцепляет пальцы на затылке и продолжает держать его. — Ты уйдешь, — шепчет Драко, и Гермиона почти не слышит его слов, но все же слышит, несмотря на всхлипывания и приглушенный звук, исходящий от его губ, прижатых к ее коже. — Я не буду, — обещает она, и у Гермионы появляется ужасное чувство по поводу всего этого, — я буду рядом с тобой, когда ты будешь нуждаться во мне. — Драко плачет сильнее, приглушая крик на ее коже, и он тяжелый, полностью оседающий на ней, но она крепко держит его, не отпуская. — Гермиона… — Я уже здесь. Драко, ты будешь в порядке, я знаю твое сердце, и ты будешь в порядке. — Она шепчет ему на ухо и, не отпуская, тянет их обоих на холодный каменный пол. Гермиона притягивает его к своей груди, он почти у нее на коленях, его лицо прижато к ее ключицам, а рука скомкана на ее свитере, его колени подняты и прижаты к груди, и Гермиона пытается обнять его одной рукой за плечи, а другой упереться в колени. — Я не… — пробует он, но его сильно трясет, и Гермиона в ужасе, потому что она никогда не видела его таким, даже близко. Это та сторона Драко, которую она не знает, но Гермиона — гриффиндорец и она не отступиться от вызова. — Ш-ш, — успокаивает она его, — все будет хорошо, Драко, я знаю. — Ее голос мягок, и она проводит рукой вверх и вниз по его волосам, почесывая за ухом. — Ты никогда не был создан, чтобы жить подавленным или побежденным, — цитирует она, — ты не должен чувствовать себя виноватым или осужденным, потому что ты — это ты, ты не был создан, чтобы стыдиться или быть недостойным. Ты — Драко, ты был создан, чтобы быть победителем.- Она заканчивает, меняя детали так, чтобы они лучше подходили ему, и она не говорит его фамилию, потому что она думает, что там лежат все его проблемы. Ему требуется еще несколько минут, чтобы успокоиться, перестать всхлипывать и трястись, но в конце концов он затихает, и все, о чем может думать Гермиона: какое это было чувство — быть прямо здесь, рядом с ним, держать его в своих объятиях, оберегать его. Но если она что-то и знает, так это то, что Драко непостоянен и может отскочить от нее в ту же секунду, как возьмет себя в руки и оттолкнет все свои проблемы, поэтому она молчит, ее пальцы все еще пробегают по его руке, а рука все еще крепко держит его. Он поднимает голову, и ее дыхание застревает на ее горле, он выглядит таким сломленным, таким грубым, что Гермиона хочет бороться с миром и тем, кто положил этот взгляд на его лицо. У него всегда была эта светлая, легкая, счастливая улыбка на лице, которая всегда была больше ухмылкой, чем улыбкой, но так идеально подходила ему, и теперь все, что она любит в нем больше всего, ушло, он просто пустой холст. — Это подходящее наказание для монстра. — Драко говорит через некоторое время, и Гермионе хочется плакать, потому что нет, он не монстр. — Так сильно хотеть чего-то, держать это в своих объятиях и знать наверняка, что ты никогда этого не заслужишь. Она помнит их последний разговор отлично, как она кричала: «Я не боюсь его, потому что я боюсь тебя», и, Мерлин это не то, что она имела в виду, нет, она боится с ним бороться, потому что она не хочет знать, кем она явлется без него, кем она останется, когда он уйдет и, Боже, Гермиона знает, что он уйдет, она знает, что это только вопрос времени, она понимает это сейчас. Он прощался с ней все эти недели. — Ты вовсе не чудовище, — говорит она, и он усмехается, — но если это так… — она глубоко вздыхает и готовится к неприятностям, — то для того, чтобы полюбить кого-то, нужна любовь. И она знала, Мерлин она знала. Все время она задавалась вопросом, каково это будет, когда она скажет это вслух, она знала, что это будет не так, как в ее девичьих мечтах, это будет так же, как сейчас: когда он стоит и качает головой, глядя на нее сверху вниз, испуганные, широко раскрытые глаза, делая неуверенные шаги прочь от нее. Это разбивает ее сердце, и Гермиона задается вопросом, сколько еще раз он разобьет ее сердце в этом году или перестанет ли оно когда-нибудь разбиваться каждый раз, когда она смотрит на него. Поскольку сейчас он так далеко от нее, но он все еще здесь, в то же время Гермиона знает, что он ушел. Он сказал это так себе, «хотеть что-то так много» и она знает, что он не это имел в виду, не так, как она хотела. Он не хотел делать больно, он любил ее, нет, он не мог и она это знает, она знает, что с той же ясностью, как она помнит каждую книгу она когда-либо читала. Драко Малфой никогда не сможет полюбить ее. Но знание этого не означало, что она не хотела бы, чтобы он мог. — Ты сама не знаешь, что говоришь. — Драко шипит, и теперь ее очередь качать головой, потому что нет, она не позволит ему сделать это. Не тогда, когда она так сильно боролась против этого, и ей потребовалось все, что она должна была признать, что да, Гермиона Грейнджер влюбилась в Драко Малфоя, и она потеряла так много себя, признавая это, но она получила так много, так много больше, что она отказывается позволить ему забрать это у нее. — Я точно знаю, что говорю. Я люблю тебя, и я люблю тебя уже несколько месяцев. — Она говорит и видит, что он снова дрожит, но сама остается на месте, как вкопанная. Он не хотел бы, чтобы она сейчас находилась рядом с ним. Не тогда, когда она вызывала у него отвращение своими чувствами. — Я не хочу, чтобы ты любила меня, — говорит он твердым голосом, гораздо более твердым, чем все, что он сказал ей сегодня вечером. — Я не хочу этого. — Он повторяет, и в его глазах горит огонь, там гнев, и он злится на нее за то, что она так глупа, так глупо влюбилась. — О’кей, — шепчет она, он как будто расплывается перед ней, потому что ее глаза полны слез, которые все еще оставляют ее глаза, — но это не меняет того факта, что я люблю тебя. — Остановись! — он огрызается и делает шаг в ее сторону. — Я не хочу этого слышать. Я не могу… я не хочу тебя. — Он заканчивает, и она делает глубокий вдох. Я не хочу тебя видеть. Ему не нужна ее любовь. И он не хочет ее видеть. — Драко… — Нет. Стоп. Я не хочу тебя видеть. Мне от тебя ничего не нужно. Тебе нужно уходить. Глаза Драко теперь закрыты, поэтому он не видит, как она подходит к нему, но чувствует ее ближе, потому что напрягается. — Я люблю тебя, — говорит она, и что-то в нем щелкнуло, его глаза вспыхнули, и он оттолкнул ее, она ударилась о стену, и это было чертовски больно. Он лежит на ней, прижимая к стене, и она не может дышать, потому что внезапно чья-то рука хватает ее за горло. Гермиона думает, что его руки были созданы для разрушения, и думает, что это должно было напугать ее, то, как он так сильно сжимает ее шею, что она видит звезды, которые не должны быть в его глазах. Глаза у него злобные и он так злится, на нее, на весь мир. Но она также видит, как его глаза становятся дикими через несколько секунд после того, как он теряет контроль, и как они проясняются, как уже белый комплекс на его лице становится еще белее. Драко прижимает ее к себе и рыдает на изгибе ее шеи, даже до того, как она может отреагировать на нападение. Она знает, что так не должно быть, но сейчас он нежно прикасается к ней, смачивает ее шею своими слезами и целует их, и она прижимается ближе к нему, а не отходит. Она знает, ее мать предупреждала ее об этом, о том, как любовь может заставить кого-то делать глупые вещи и терпеть больше боли, чем это приемлемо. И она также знает это: если ад существует, она оставит все это в руинах, чтобы последовать за ним туда. Драко целует ее в губы, грубо, жестко, и она чувствует вкус его слез, и это злость, он так зол, что еще не перестал трястись, но она целует его в ответ, Потому что Гермиона думает, что воздуха, которым земля снабжает ее, недостаточно, и ей нужен его воздух. Он прикусил ее нижнюю губу, и она застонала, слишком потерянная в его руках, путешествующих по ее телу, слишком пьяная от ощущения, что он снова рядом с ней, после месяцев воздержания. Она начинает расстегивать его рубашку, когда он начинает целовать ее шею, ту самую шею, вокруг которой он держит свои пальцы. Гермиона жадно пробегает пальцами по его прессу… моему, моему… его груди, его пупку, его затвердевшим соскам, это все ее, и она убьет любого, кто попытается забрать его у нее. Она едва замечает эту опасную и темную мысль, а ее руки трясутся, когда она попадает в нее, поэтому она зарывается ими в его волосы и тянет его к еще одному болезненному поцелую. Его руки находят свой путь под ее свитером, и она выгибается, когда его большой палец касается ее соска под бюстгальтером и крутит его пальцами. Она пытается стянуть с него рубашку, но он качает головой и поворачивает ее, она замирает от этого движения. Драко дышит ей на шею, и они снова стонут вместе, когда он прижимается лицом к ее спине. Эта поза является новой для них и заставляет ее ноги дрожать в ожидании, когда его руки оставляют ее грудь, чтобы расстегнуть брюки. Их брюки упали на пол одновременно, и Гермиона подумала, что никогда больше не будет чувствовать себя так хорошо. Его руки лежат на ее бедрах, сжимая их. Драко стонет у нее на шее сзади и прижимается к ней, она может чувствовать его, она может чувствовать его везде, но она хочет большего. Гермиона слепо тянется к нему сзади, и они оба стонут, когда она чувствует его горячий и тяжелый член на своей руке, его кончик прижимается к ее нижней части спины, и она чувствует, как он дрожит, когда она касается головки и размазывает мазки вокруг нее. Драко отмахивается от ее руки и прижимает ее к стене; Гермиона даже не думает убрать ее. Его левая рука держит ее за бедро, а правая лежит на волосах, притягивая ее голову в сторону, чтобы он мог поцеловать ее шею и за ухом. Рука на ее бедре поднимается, горячо прижимаясь к талии, к груди сбоку, обхватывая ее, скользя вниз к груди и животу женщины. Гермиона громко разрывается, когда вся его рука собственнически хватает ее там. Она чувствует его ухмылку на своей шее, когда он понимает, насколько она влажна для него. Его указательный и средний пальцы играют с ее входом, и она извивается на его руках, прижимая свою задницу к нему, она так хочет его, так нуждается в нем. Драко хихикает, и на секунду все становится черным, потому что она любит этот звук, и его пальцы входят в нее, а большой палец нажимает на ее клитор. — Пожалуйста, — умоляет она, и он все еще притягивает ее ближе к себе, вся ее спина прижата к его груди, она чувствует, как он течет на ее пояснице, его предэякулят стекает между ее ягодиц и встречается с ее собственной влагой. — Я собираюсь трахнуть тебя прямо сейчас. — Он рычит и она кивает, вынужденная прикусить губу, чтобы удержаться и не сказать спасибо, потому что она так взвинчена, трепещет от удовольствия повсюду, а ее ноги дрожат от необходимости стоять прямо, когда он творит чудеса внутри нее. Он протискивается внутрь, и Гермиона тяжело опускает голову ему на плечо, Боже, как же ей этого не хватало. Она скучала по нему всему, но так сильно скучала по этому. Как они идеально вписываются в нее, как все ее тело перемещается, чтобы приспособиться к нему внутри нее. Драко жестко трахает ее, и ее костяшки пальцев побелели от того, как сильно она сжимает каменную стену, и одна рука Драко находится на ее левой груди, а другая все еще стимулирует ее, играя с клитором, и Гермиона кричала бы, если бы она не была так ошеломлена, и ее мозг не закоротило несколько минут назад. Теперь единственное, что она может сделать, — это прижаться к нему спиной в молчаливой мольбе о пощаде, сильнее, и стонать вместе с ним. Он дрожит, и Гермиона чувствует мускулы на его бедрах, и она сделала это с ним достаточно, чтобы знать, когда он близко. Драко бормочет ей в шею, и она улыбается, потому что это знакомо, его случайные слова, когда он так близко, и она может разобрать некоторые. Боже, как ей хорошо. — Черт, — стонет он, а затем вырывается, Гермиона скулит от потери, но его пальцы снова внутри нее, и она кончает с приглушенным криком. Драко дрочит на ее задницу и приходит в себя, размазывая сперму по всей ее спине и заднице. Гермиона грязная. Она чувствовала его семя на спине и на заднице, и ей было все равно. Сейчас она в экстазе, довольна и счастлива, что у нее в глазах стоят слезы. Но с той же ошеломляющей силой пришло ее счастье, оно смывается, когда она оборачивается и видит, как он отстраняется и спотыкается, пьяный, далеко от нее. Драко натягивает штаны и вытирает руку о рубашку, а затем вытирает рот рукавом. Ее глаза горят от слез, и она почти истекает кровью от того, как сильно она кусает губы, чтобы удержаться от слез. Все болит. Он смотрит на нее с усмешкой на лице и хмурится. Гермиона клянется, что слышит, как внутри нее что-то разбивается. — Я почувствовал жалость, — резко бросает Драко и она чувствует пощечину. — Но этого снова не повториться, так что тебе лучше пережить это. — Он говорит грубо, а Гермиона никогда еще не чувствовала себя такой использованной, такой беззащитной. Она все еще обнажена ниже пояса, все еще грязна от их секса, а он уходит, с хмурым взглядом на лице и выражением отвращения, как будто он только что сделал неприятную часть милосердия, в то время как она все еще стоит на месте, чувствуя себя униженной. Гермиона ненавидит его как никогда раньше.