За стенами замка

25 декабря 1996 года. Подземелье Слизерина. День 779-й. Несмотря на всё, что случилось прошлой ночью, их подарки лежат под елкой в подземелье. Гермиона чувствует облегчение, когда представляет их обоих в просторной гостиной, рядом с красивой елкой сбоку и тщательно завернутыми под ней подарками, и приходит ей в голову, что она даже слышит где-то детский смех. Что-то щиплет её изнутри, потому что она знает о невозможности всего этого. Ей всего семнадцать, но она хочет эту идиллию и это пугает её до смерти. — Ужасно много подарков только для одного человека, — говорит Драко, когда спускается по лестнице и встречает её у дерева. — Это от Гарри и Уизли, — она говорит, что не может не улыбаться этому; она скучает по ним и их шумным делам. Драко подмигивает ей, когда проходит мимо, и она не жалеет, что осталась в Хогвартсе. — Это письмо от Люпина, — Драко протягивает один, прямоугольной формы и похожий на книгу. — Ты поддерживаешь контакт со всеми нашими бывшими учителями? — А ты нет? Я уверена, ты найдешь здесь что-то от Амбридж, что-то столь же ужасное и извращенное, — Гермиона шутит, когда подходит к нему и плюхается на колени, Драко просто закатывает глаза. Гермиона открывает свой подарок и оказывается права — это книга. О заклинаниях исцеления от нападений зверей. Драко тоже открывает одну; это парадная рубашка, которая выглядит так же дорого, как и кажется, когда он показывает ей. — Это от Блейза. — Он прислал и открытку, посмотри, какая прелесть, — Гермиона усмехается, когда она читает: — «Я всё ещё считаю тебя придурком, но всё же, счастливого Рождества». — Он умеет подобрать словцо. Блейз тоже кое-что тебе прислал, вот, — Драко протягивает ей маленький сверток и идет открывать другой. Краем глаза Гермиона видит, как он смотрит на неё. Это новый набор перьев и чернил, все они в разных цветах, перья имеют серебряный дизайн, который Гермиона не может разобрать, это выглядит нелепо дорого для перьев, перья темно-зеленые с черными концами. — Он просто богатый дурак, — Драко говорит, заметив выражение её лица. — Он богат и ему не на что тратить деньги. — А ты разве нет? — Это ещё не мои деньги, до июня я не могу потратить их так, как хочу. Блейз может, он единственный мужчина в своём имени, потому что каждый раз, когда его мать овдовевает, она возвращается к фамилии Забини и добавляет ещё больше денег в его хранилище. Гермиона не отвечает, она никогда не была бедной, её родители никогда не решали куда деть деньги и не сводили концы с концами, но она не считала себя богатой, до такой степени, чтобы не заботиться о том, сколько она тратит. Они быстро перебирают подарки, у неё есть четыре новые книги от Гарри, Люпина, Тео и Тонкс, конфеты от Рона, футболка от Джинни, новый свитер Молли, на этот раз красный с переплетающимся белым и с буквой Г, специальная коробка из магазина Фреда и Джорджа, летнее платье от Дафны и кружевной лифчик и трусики от Пэнси, от вида которых Гермиона покраснела с головы до ног. Она быстро спрятала этот подарок от Драко. Драко получил от матери новый темный костюм и очень красивые наручные часы, запонки от Тео, галстук от Дафны, еще одну рубашку от Пэнси и книгу по окклюменции от Снейпа. — Я не единственная получаю подарки от профессоров, — говорит Гермиона, когда видит имя мастера зелий. — Он же мой крестный, — говорит Драко и Гермиона широко раскрывает глаза. — Я и не знала. — Да, они с отцом тогда были друзьями, — говорит Драко с лёгким дискомфортом, — у них было много общих взглядов на вопросы жизни, — он заканчивает саркастически, а Гермиона точно знает, что это были вопросы жизни, которые они связали. — А потом можно будет почитать? Я нахожу Окклюменцию довольно интересной. — Да, конечно, и, Грейнджер? — он говорит и Гермиона замечает легкий румянец на его щеках. — У меня есть кое-что для тебя. — Что? Нет! Я тебе ничего не купила! После всего, что случилось в этом семестре, Гермиона даже не думала о том, чтобы купить что-то Драко или всем Слизеринцам. Ей нужно будет взять что-нибудь из Хогсмида, прежде чем они вернутся. — Все нормально. Просто… я был с этим с самого начала семестра… э-м, я его не покупал. — теперь румянец на его лице стал еще заметнее, и Гермиона поймала себя на том, что тоже краснеет. Он носил его с собой с самого начала семестра. Она смотрит на него широко раскрытыми глазами и сердце её колотится. Она вспоминает эти последние несколько месяцев, каким ужасным он был по отношению к ней и как она верила, что он никогда не заботится о ней и о себе, совсем нет, но у него это было с самого начала семестра, он, вероятно, привёз это с собой. Драко достаёт из кармана тонкую прямоугольную коробочку, черную и простую, она не выглядит новой, на самом деле она выглядит довольно древней. Он открывает её и Гермиона ахает, видя ожерелье внутри. — Боже, Драко, это же прекрасно! — её глаза наполняются слезами, и она чувствует, как её грудь наполняется любовью. — Можно я тебе его надену? — неуверенно спрашивает Драко. Гермиона замечает, как дрожат его руки, когда он надевает ожерелье на её шею. Зеленый турмалин ощущается теплым там, где он соприкасается с её кожей, как будто что-то покалывает, и внезапно она очень сильно осознает присутствие Драко в комнате: позади нее, его ноги вокруг неё, запястья касаются её шеи, пока он пытается закрыть замочек, его дыхание на её затылке. Она может поклясться, что даже слышит биение его сердца. Она касается камня, который выглядит красивым сам по себе, сияя в уникальном зеленом цвете, который, очевидно, был изготовлен вручную. Кулон, который держит камень, выглядит дорого и ново, контрастируя с древним камнем, это платина и имеет небольшие бриллианты, врезанные по всей его длине. Ожерелье это очень элегантно и не должно использоваться поверх пижамных брюк и толстовки, но у Гермионы нет причин снять его в ближайшее время. Несмотря на все блестящие камни, оно не слишком гламурное или блестящее, как браслеты, которые он купил ей в прошлом году, которые все время отражали солнечный свет. — Драко… это… я даже не могу… — Гермиона не находила слов, чтобы объяснить, как сильно ей это нравилось, как сильно она чувствовала, что часть его теперь с ней, куда бы она ни пошла. — Грейнджер, — шепчет Драко, его горячее дыхание обжигает ей ухо, и она чувствует, как волосы на затылке и спине встают дыбом, — скажи это ещё раз. — Что? Милый? — спрашивает она и сердце у неё колотится миллион раз в секунду. — Нет, то, другое, — его голос чуть громче шепота, он кажется тихим, но в то же время в его голосе звучит благоговение, как будто происходит что-то, во что он не может полностью поверить, и Гермиона понятия не имеет, что произошло. Она оборачивается, обнимает его обеими руками за плечи, её пальцы зарываются в его волосы, и она ищет на его лице то, что Драко хочет от неё услышать. Гермиона видит, как он пытается скрыть то, как она заставляет его чувствовать, что он больше, чем просто его семейное имя, вещи, которые он пытался похоронить глубоко в пустотах своей комнаты, между пустыми коридорами Хогвартса и под гобеленами. Но они оба знают, что если бы он позволил ей, она бы просунула руку под его кожу и зашила плохие места, пока он не увидел бы всю Вселенную, расширяющуюся там, где течёт его кровь и её пальцы касаются его кожи. Внезапно Гермиона точно знает, что он хочет от неё услышать, и её сердце пропускает несколько ударов от осознания этого. — Я люблю тебя, — говорит Гермиона. Драко ослепительно улыбается, это первая улыбка в этом году, которая доходит до ушей, и серый цвет в его глазах проясняется так, что она может легко увидеть синие крапинки, те, что появляются, когда он морщит глаза, и блеск зубов, и счастье. Но он быстро становится серьёзным, радость исчезает в мгновение ока, и Гермиона уже не замечает его. — Жаль, что я этого не стою, — тихо отвечает Драко и Гермиона качает головой. — Ты стоишь гораздо больше, чем сам себе представляешь. — Как ты можешь быть так уверена? — спрашивает Драко, его голос звучит потерянно, он звучит недоверчиво, как будто он не может видеть то, что видит Гермиона каждый раз, когда она смотрит на него. — Потому, что ты здесь, потому, что, несмотря на всё плохое, что с тобой происходит, ты всё ещё тот же человек, в которого я влюбилась, потому, что ты так стараешься не позволить плохим вещам стать тобой. — Грейнджер, я бесконечно благодарен тебе за то, что ты видишь во мне человека. Я помню, что ты была первым человеком, который увидел меня через всё это дерьмо, который любил меня, который не имел ничего общего с именем Малфоев. — Мне всё ещё не очень нравится Драко Малфой, — смущённо говорит Гермиона и Драко фыркает. — Мне он тоже не нравится. Он слишком напуган, чтобы не быть злым, но слишком слаб, чтобы бороться с этим страхом. Я всегда думал, что никогда не смогу тебя заполучить, что этого не допустят, но я ошибался. Это ожерелье… я боялся отдать его тебе, потому что оно волшебное и это намного больше, чем просто ожерелье. — Почему? — спрашивает Гермиона, палец Драко проводит по зеленому камню и подвеске, когда его палец касается её кожи, она вздрагивает. — Это фамильная ценность Малфоев. Это передавалось годами к… — Драко краснеет, и Гермиона следует за ним, понимая, к чему он клонит, — женам Малфоев. Не все из них могли носить его, это не всегда было ожерелье, и это было кольцо, когда мой отец подарил его моей матери. Она не могла надеть его, когда он дал его ей, поэтому она была достойна его позже. — А почему она не могла его надеть? — Тогда она его не любила. — О, — Гермиона снова краснеет; ей кажется, что она краснеет все утро. — Я знаю, что ты уже говорила это раньше, и не то чтобы я тогда не верил тебе, просто я не верил в любовь. — Но теперь ты веришь? — Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я думаю немного больше, — Драко ловит локон её волос своим пальцем и обхватывает его, — это похоже на то, как работает твой мозг и как ты смотришь на мир, как будто ты влюблён в каждую его частичку, а это заставляет меня хотеть любить его тоже. Заставляет меня хотеть следовать за тобой вечно. — Навсегда, — говорит Гермиона чуть громче шёпота. — Я знаю, что мы всегда говорим, что у нас есть только стены замка, но иногда… иногда я представляю тебя с босыми ногами на том греческом острове, с твоими огромными волосами повсюду из-за морского воздуха. Я представляю, как ты просыпаешься рядом со мной, и ты — Министр магии, а мне приходится вести детей в школу, потому что ты пригрозила мне спать на диване, если я не соглашусь отпустить их в магловскую школу, — его голос такой тихий и такой далекий, как будто он видит всё это прямо сейчас, перед собой, как будто он уже скучает по тому, что видит. — Как бы мне хотелось прожить с тобой всю жизнь. Вместо этого я ничего не могу тебе дать. — Мне всё равно, — честно отвечает она. Драко мог выполнить свою миссию, и она не пожалеет ни секунды из того времени, что они провели вместе. В этот момент она понимает, что лучше бы ей разбили сердце, чем не было этого. Это и есть опасность в первой любви, потому что вы не знаете ничего лучше того, чем то, что вы чувствуете прямо сейчас. Вы верите, что это самое большое, что вы когда-либо почувствуете, и вы не можете поверить, что есть мир, в котором вы могли бы жить без него. Так вот почему Гермиона решает тогда, чтобы не переоценивать всё в первый раз в своей жизни, не думать о последствиях и списке минусов в своем выборе. Только в этот раз, она будет любить его. — Я дам тебе все, что захочешь, — и этого будет достаточно. Он улыбается, его губы встречаются с её, а они оба вздыхают на губах друг друга, удовлетворённые этим чувством. Его руки мягки и медленны на её теле и она едва чувствует, когда он поднимает её с земли и несёт в свою комнату. Когда она растянулась на его кровати, полностью обнаженная, с ожерельем на шее и браслетом на запястье, она понимает, насколько полностью принадлежит ему. Как Драко завладел каждым её кусочком. И Драко знает это, знает, что она принадлежит ему своими поцелуями, которые идут от её шеи к ключице. Его язык скользит по ложбинке между её грудями, его нос, обнюхивающий её соски. Драко забирает всё её тело своим ртом и руками, её живот получает такое же внимание, он целует тонкую дорожку перистых волос, кусает её бедро, посасывает кожу на её левом боку. Её ноги дрожат, когда он подходит к ним, целуя, облизывая и кусая их, её бедра и внутренности. Его руки мягкие, но знающие, когда он поднимает одну ногу и целует её под коленом, как он продолжает целовать другую ногу, которая лежит у него на плече. Гермиона чувствует себя близко к концу, а они ещё даже не начали, она просто смотрит на него, широко раскрыв глаза и раздувая зрачки, её дыхание неровное и пот стекает по коже. — Ты так прекрасна, — говорит он и его тёмные глаза встречаются с её глазами, — и ты принадлежишь мне, я сделал тебя своей, — Драко опускает своё тело так, что теперь они находятся грудь к груди. — Я не верю, что битва за любую женщину в любой сказке, которую ты читала, была сильнее и отчаяннее, чем битва за тебя внутри меня — с самого начала, снова и снова, и, возможно, навсегда. — Я знаю, — прошептала Гермиона, совершенно сбитая с толку. Когда Драко разрывает упаковку презерватива и встаёт рядом, она более чем готова принять его, и он скользит внутрь, Гермиона чувствует это знакомое ощущение его внутри себя, ближе, чем кто-либо когда-либо был. Они двигаются так, как умеют, у них есть свои предпочтения и движения вниз на ступеньку; в комнате тихо, только звуки встречи их тел и наслаждения, вырывающегося из их губ. Гермиона качается назад, чтобы встретить его на полпути, и Драко выгибает спину, когда она поворачивает бедра, когда приподнимается с кровати, и он скользит невероятно дальше. Они задыхаются и хватают друг друга, руки и губы блуждают по коже, волосы блестят до лба и плеч. Есть момент, когда Гермиона думает, что они одно целое, она понятия не имеет, где начинается и где заканчивается Драко, и она приходит с блаженным чувством принадлежности только ему. 3 января 1997 года. Выручай-комната. День 788-й. Две недели прошли как в тумане, с поздним утром и ещё более поздними ночами, с запутанными ногами и ступнями под одеялами, с горячим шоколадом, запотевшим окнами и засыпающим в огромных креслах, рука об руку прогуливаясь по саду и лунным прогулкам. Гермиона не хочет, чтобы это закончилось, не хочет возвращаться в свою комнату в гриффиндорской башне, не хочет смотреть на Драко и не иметь возможности дотянуться до него. После двух недель только их, добрых слов и мягких прикосновений, она не хочет возвращаться к украденным моментам и быстрым прикосновениям, но она знает, что это приближается. Гермиона знает в прикосновениях Драко, которые задерживаются на секунду слишком долго, и в его глазах, которые смотрят на неё, как будто он не хочет ничего пропустить, она знает, что по ночам, когда он тянет Гермиону невозможно ближе и держит её всю ночь, он засыпает только после того, как убеждается, что она спит. Они лежат в большой кровати, которую им приготовила комната, солнце светит в окно, и холодный зимний ветер заставляет их время от времени дрожать, поезд должен прибыть завтра до обеда, и это слишком рано. Драко обводит веснушки на ее плечах, те же самые, что он когда-то нарисовал чернилами, чтобы сформировать созвездие Дракона. Все следы улыбки и счастья исчезли с его лица, и Гермиона с ужасом ждала его следующих слов. Она знает, что будет дальше: две недели таких разговоров, а потом они заговорят. Такова была сделка. — Я могу думать о тысячах вещей, которые я скорее скажу, чем то, что я должен сказать сейчас. — Тогда говори. — Я могу сказать, что ты — единственный человек, которому я когда-либо показывал своё сердце, я могу сказать, что лето и бабочки принадлежат твоему творению, я могу сказать, что боюсь того, кем бы я был без тебя, я могу сказать, что не представляю жизни без тебя. Я могу сказать все это, но это не меняет того факта, что когда я говорю то, что мне действительно нужно, все это не будет иметь значения. — Тогда не говори этого. — Прошептала Гермиона и на ее глазах уже выступили слезы. — Я должен это сделать. Мне нужно, чтобы ты поняла, почему я сделал всё, что сделал с тобой, — говорит Драко, а потом садится на кровать, оглядывается в поисках её свитера и протягивает ей руки, прежде чем встать с кровати. — Драко… — говорит Гермиона, когда полностью оделась и тоже встала. — Теперь ты уже должна знать. Ты слишком умна, чтобы не понять всего этого, — тихо начинает Драко, глядя куда-то за её спину. — Ты просто не хочешь в это верить. — Нет, — говорит Гермиона, потому что отрицание — это всё, что у неё осталось. — Я был в середине, когда понял, что именно началось. Да, Грейнджер, я знаю, что ты слышала, когда я шептал тебе в тот день в больнице Святого Мунго, и я знаю, что ты знала, что это значит с тех пор. — Этого не может быть! — восклицает Гермиона. — Ты не можешь! — Но это так, — говорит Драко прежде, чем она успеет сказать ужасную, ужасную правду. — С лета, но ты же это знаешь, посмотри на меня, Грейнджер, — говорит Драко и Гермиона понимает, что она смотрит в угол далеко от него. — Ты лжешь себе весь год. — Я не хотела верить, я не хотела думать, что ты на это способен, потому что если бы ты был способен… И она помнит слова Макгонагалл, сказанные в Рождество, помнит, как Драко вздрогнул, когда она сказала, что он не отказался от своей фамилии ради неё. Гермиона понимает, что Макгонагалл пыталась сказать. И она также понимает теперь, откуда берется всё это отрицание. Потому, что если это правда, если это то, что Драко есть сейчас, то он не может любить её, потому, что Гермиона и всё против него, и это то, во что она не хочет верить. Больше всего на свете Гермиона не хочет верить, что Драко не любит её. — Но ты же не можешь! Я видела твою руку, там… — и слова застряли у нее в горле, потому что Драко размахивал палочкой над левой рукой, и темная отметина была видна на его бледной коже. Уродливая, зловещая и очень реальная. Гермиона качает головой, бормочет «Нет» тысячи раз себе под нос, её зрение затуманивается, а спина упирается в стену — она понимает, что сделала несколько шагов от него. — Мне очень жаль, — говорит Драко и в его голосе звучит боль. — Но почему? — спрашивает Гермиона, её глаза всё ещё прикованы к этой ужасной штуке. Она, кажется, не может перестать смотреть на него теперь, когда она есть. — У меня не было другого выбора, — говорит Драко и Гермиона сердится, потому что это ложь, а он больше не может ей лгать. — Ты лжешь! Я читала о темной метке, я знаю, как… — и её голос звучит громче, чем она хотела. — Я так и хотел. Это то, что ты хочешь, чтобы я сказал? — спрашивает Драко и теперь его голос звучит сердито, что только делает её ещё более сердитой, он не имеет права сердиться, не имеет права. — Ты сам этого хотел, — повторяет Гермиона, не веря своим ушам. — Ты хотел вытатуировать на своей руке знак, который есть у фанатиков, предубежденных, злых людей. Люди, которые хотят убивать других. Люди, которые хотят меня убить. — Это не имеет к тебе никакого отношения, — говорит Драко, и Гермиона усмехается, она знает, что с этого момента всё пойдет только под откос. Её характер — ужасная вещь. — Как ты можешь так говорить? — спрашивает Гермиона. — Этот знак — доказательство веры, которая видит во мне меньшее существо, чем человек, недостойное магии и жизни, — Гермиону трясет, и она думает о годах его невнятного ворчания. — Потому, что я принял его не поэтому! — С какой стати тебе вообще его принимать? — Очевидно, ты не поймешь! — рычит Драко. — Разумеется! — Гермиона кричит. — Пожиратели Смерти пытались убить меня в прошлом году, убивающее проклятие ударило в дюйме от меня! Очевидно, я не понимаю, почему ты присоединился к ним! — Я должен был это сделать! Твой мозг достаточно большой, Грейнджер, подумай об этом! Что случилось в тот день, а? Как ты думаешь, где сейчас мой отец? И какова была единственная цель этой миссии, и что именно произошло вместо этого? Как ты думаешь, это всё потом было для смеха? Неужели ты думаешь, что Темный Лорд нашёл забавным тот факт, что пророчество было уничтожено прежде, чем он смог его выслушать? Как ты думаешь, что он сделал, когда человек, ответственный за миссию, так великолепно провалился и не только уничтожил пророчество и был пойман, но и открыл миру, что Темный Лорд вернулся? — Я… — Ты понятия не имеешь, что он сделал с моей матерью, когда не смог добраться до моего отца! Ты даже не представляешь, каково это — столкнуться с его гневом под собственной крышей! — Я этого не знала, — прошептала Гермиона. — Разумеется! Да, Грейнджер, я — Пожиратель Смерти, и да, я хотел этого, потому что иначе он убил бы мою мать, он убил бы моего отца и он убил бы меня. Да, я Пожиратель Смерти, и это не имеет никакого отношения к тебе. — То, что ты сказал мне… то, как ты со мной обращался… в ту ночь, после того как ты ушёл, я чувствовала себя грязной, в течение многих дней я верила, что была грязной, я верила, что заслужила это. Ты обращался со мной, как ни в чем не бывало. — Я уже извинялся за это, Грейнджер, ты же знаешь, что я сожалею. — Но это не меняет того факта, что ты сделал и на мгновение поверил в ту же самую вещь, которая отмечена на твоей руке! Это не меняет того факта, что ты вёл себя так же, как они, что ты вытирал рот и руки после того, как коснулся и поцеловал меня. В те моменты, Драко, речь шла обо мне. Драко отводит взгляд, его брови нахмурены, и с болью Гермиона понимает, что она права. — Почему? Что изменилось между прошлым годом и этим? Что же я сделала не так? — она хочет спросить, но знает, что это не её вина. — Почему меня было недостаточно? Вот это уже больше похоже на правду. — Я хотел, чтобы он мной гордился. Я хотел, чтобы моя семья всё ещё имела значение в его рядах. Потому, что это всё, чего отец когда-либо хотел, во что когда-либо верил. И всё, кем я когда-либо был — это Малфой, его сын. Сейчас он в Азкабане и я не хотел его подводить. — И поэтому ты решил заставить меня чувствовать себя ничтожеством. — Я думал, что если буду верить в то, во что верит он, то мне будет легче нести эту метку, чтобы завершить свою миссию. — Так ли это было? — На время, — признается он. — Ты даже не представляешь, как сильно притягивает тебя тьма, и иметь эту отметину на своей коже, его магию, бегущую по твоим венам… иногда было невозможно не поддаться ей. — А теперь? — Теперь нет ничего сильнее того, что я чувствую к тебе. — Я… — Знаю. Я знаю, что это уже слишком; это больше, чем знать, что мой отец один из них и что он пытался убить тебя. Я знаю. Но я сказал тебе, потому что ты слишком важна для меня… — Я не могу… это слишком много. Это… Я… Боже, Драко, я люблю тебя так сильно, — плачет Гермиона, — так сильно, что я боюсь, потому что эта часть меня, эта часть, которая так любит тебя, готова просто принять всё это, но… — Я ни о чем тебя не прошу, Грейнджер, — Драко говорит и Гермиона слышит, как он сломлен, — я не жду, что ты примешь это и будешь жить с этим, на самом деле я ничего не жду. Я просто хотел быть честным с тобой потому, что ты дала мне так много. — Мне пора идти, — говорит Гермиона и она знает, что выглядит ужасно. — Останься? — просит Драко. — Сегодня вечером. Ты должна остаться сегодня, я знаю, что завтра ты не будешь моей, но пожалуйста, будь моей сегодня, в последний раз, — умоляет Драко и Гермиона кивает.