За стенами замка

19 сентября 1997 года. Где-то в Британии. День 1003-й. На следующее утро Гермиона встает раньше Гарри и умудряется вылезти из постели, не разбудив его. Гермиона снимает с него крестраж и несет его с собой к столу. Гермиона кладет перед собой книгу с зельями и монету. Сначала она пишет Ремусу: «Рон нас бросил. Гарри потрясен». Несмотря на то, что Гарри и Ремус разошлись больше месяца назад, Ремус всегда спрашивает о Гарри, и Гермиона понимает, что он заботиться о нём также, как и о Сириусе. Она не ждет ответа, зная, что Ремусу всегда требуется несколько часов, чтобы ответить. Затем она пишет Снейпу, открывает книгу и переходит на пустую страницу. — Я рассказала Гарри о Драко. — Я не ваш дневник, Мисс Грейнджер, — ответ приходит мгновенно. Как будто он ждал ее. — Рон нас бросил, — она пишет дальше, и на этот раз ответ приходит не так быстро. Гермиона думает, что это похоже на то новое магловское изобретение, которое появилось пару лет назад, где можно отправлять сообщения онлайн. Она хранит идею для такого же волшебного изобретения и откладывает её на потом. — Дамблдор знал, что так будет, — Гермиона не моргая смотрит на эти слова. Он знал, что Гермиона и Рон последуют за Гарри, и догадывался, что Рон уйдет. Как же так? Вот почему он завещал ей эту книгу? А этот делюминатор Рону? Она не спрашивает об этом, просто от одной мысли о многочисленных планах Дамблдора у нее начинается мигрень. Она решает сразу перейти к делу. — Мы выяснили, что меч Гриффиндора может уничтожать крестражи, - пишет она. – Так же мы выяснили, что в Гринготсе лежит подделка. — Оригинал у меня с собой. — Он нам нужен. — Вы хотите назначить встречу, чтобы забрать его? — Снейп пишет ответ и Гермиона шипит на книгу. Она почти видит его недовольное лицо. Она отказывается писать ему что-либо в ответ и продолжает смотреть на страницу, пока не появляется еще одно предложение. — С днем рождения, мисс Грейнджер, — Гермиона ахает, она совершенно забыла какой сегодня день. — Он поздравляет тебя с Днем рождения, — появляется следующая фраза, и когда слеза падает на страницу, она задается вопросом, может ли Снейп ее увидеть. 13 ноября 1997 года. Больница Королевского колледжа. День 1061-й. — Гарри, это безумие, — прошептала Гермиона и крепче сжала руку Гарри. — Мы не должны этого делать. — Гермиона. Это же маггловский Лондон. Мы выглядим весьма подходяще, — говорит он, таща ее за собой через двери родильного отделения больницы. С тех пор как два дня назад Гермиона почувствовала, что дети шевелятся, Гарри решил навестить их в больнице, чтобы проверить, все ли в порядке. Так как заклинания, которые Гермиона узнала из книги Джорджа, были основными, она не могла знать больше, чем то, что они живы и обладают магией. Это было совсем не похоже на то, что говорила мать Пэнси. — Добрый день, чем я могу вам помочь? — спрашивает женщина за стойкой с фальшивой улыбкой. — Моя жена беременна и у нас есть запись на дородовой уход, — мягко сказал Гарри и Гермиона вздохнула. — Как вас зовут, сэр? — спрашивает женщина, но не раньше, чем взглянет на них обоих и поймет, что им еще нет восемнадцати. — Меня зовут Дадли Дурсль, — Гарри говорит. — Я думаю, запись есть на имя Лили Дурсль. Она назначена на два часа дня, — говорит Гарри, а девушка наблюдает, как он осторожно машет своей палочкой, колдуя конфундус. Глаза женщины блестят, и она просматривает список в своих руках, где она, конечно же, не найдет никакого назначения для Дурслей. — Здесь, — женщина говорит ошеломленно, и Гермиону пугает, насколько сильно заклинание влияет на маглов. — У Доктора Стифхоука. — Да? — говорит Гарри и вежливо улыбается. — Вы можете постучать в его дверь. Он, наверное, вас ждёт. — Благодарю вас, вы очень добры. Они накладывают еще одно заклинание Конфундус на пару, которая собирается постучать в дверь доктора, и с помощью Империуса заставляют их ждать еще час, часть из которого Гермиона щипает руку Гарри, пока он не морщится. В тот момент, когда доктор открывает дверь, его глаза расширяются в замешательстве, потому что они явно не те пациенты, которых он ждал, и на этот раз Гермиона накладывает на него чары. Доктор подводит ее к кровати, где все устройства подключены, и Гарри садится на стул рядом с ней. Все это нелепо, но Гермионе все равно хочется плакать. Она приподнимает рубашку, как велено, и врач прикладывает холодный гель к ее животу, от чего она вздрагивает. — Вы должны были бы уже привыкнуть к этому, — говорит доктор, — ведь вам уже пять месяцев, — Гермиона слегка улыбается ему. Он продолжает смотреть на монитор, и Гермиона следует его примеру. — Как они там? — спрашивает она слабым голосом. — У них все в порядке. Ваша девочка вот здесь, видите? Это ее пальчики, — доктор показывает пальцем, и Гермиона ахает при слове «девочка». — А вот это, — он показывает на другого ребенка, — это голова вашего мальчика. Мальчик! У нее будут маленькие мальчик и девочка. — Кажется, у них все в порядке, — доктор говорит и смотрит на Гермиону, не на ее живот, а на ее руки и ключицы, которые выглядят еще тоньше, чем должны. Она знает, что должна есть больше. Она чувствует голод большую часть дня, но найти еду не так легко, и они должны распределить ее пополам. — Вы не должны бояться поправиться, вы еще молоды и сможете спокойно сбросить вес, — высказывается доктор вместо того, чтобы читать нотации. Девушка понимает его посыл. — Они действительно здоровы? — кивает Гермиона. — Да. Их головы одинакового размера и это хорошо. Их размер около шести дюймов, и я бы сказал, около полуфунта. — Это хорошо… я думаю, — произносит Гермиона. Она знает устройство большинства вещей, ведь прочитала об этом в библиотеке Хогвартса, но детей в этом списке не было. Доктор усмехается. — В первый раз родители, да? — она кивает и видит, что Гарри кивает рядом с ней, теперь ее очередь смеяться. — Не волнуйтесь. Ваши дети в порядке и действительно здоровы. Ваша беременность пройдёт без проблем. Думаю, единственной проблемой будет количество детей. 14 декабря 1997 года. Где-то рядом с шотландским нагорьем. День 1091-й. Уже несколько недель стояла особенно холодная погода, и Гермиона понимала, что время идёт к Рождеству. Считать дни было в лучшем случае трудно, и их лучшим календарем были её растущие дети. Она была уверена в этом после возвращения в магловский мир, при поездке в супермаркет в маленьком городке неподалеку она увидела рождественские елки и огни. Они не осмеливались оставаться на одном месте слишком долго, и неважно, куда бы они пошли, они не приближались к следующему крестражу. За последние несколько дней Снейп перестал отвечать, и Гермиона подумала бы, что с ним что-то случилось, если бы не его имя, вышагивающее по кабинету директора на Карте Мародеров. Она снова перечитывала книгу, пытаясь найти что-то, что она могла пропустить в предыдущую дюжину раз, когда она прочитала ее. Сейчас она заметила символ, который выглядел довольно похожим на тот, который отец Луны носил на своей шее. — Гарри, — позвала она, и он подошел к ней, — посмотри на этот символ. — Я никогда не ходил на древние руны, Гермиона. — Я знаю, но это не руна, и в силлабарии ее тоже нет. Все это время я думала, что это был глаз, но сейчас уже так не думаю! Это было нарисовано чернилами, смотри, кто-то нарисовал его там, это не настоящая часть книги. Подумай, ты когда-нибудь видел его раньше? Гарри медленно придвинулся к ней, его тело было почти рядом с ней на койке. После почти четырех месяцев в бегах и двух месяцев когда они только вдвоём, отсутствие частной жизни и любое понятие личного пространства исчезло. Они часто менялись перед людьми и менялись своё положение так, чтобы было удобно. — Разве это не тот же символ, который носил на шее отец Луны? — Ну, я тоже так думаю! — Тогда это метка Гриндельвальда. — Что? — недоуменно спрашивает она, и Гарри рассказывает, что Крам рассказал ему во время свадьбы. Она нахмурилась. — Это очень странно. Если это символ темной магии, то что он делает в книге детских сказок? — Да, это странно, — Гарри соглашается и после минутного молчания снова начинает говорить. — Я тут кое о чем подумал. Я хочу поехать в Годрикову Впадину. Гермиона испускает тихий вздох. Она гадала, когда же это снова всплывет на поверхность. Но на этот раз она с ним согласна. — Да. Я действительно думаю, что нам придется это сделать. Выражение лица Гарри бесценно. Он выглядит озадаченным. — Ты меня правильно расслышала? — спрашивает он. — Конечно! Ты хочешь поехать в Годрикову Впадину. Я согласна и думаю, что мы должны это сделать. То есть, я тоже не могу представить себе, где еще это может быть. Это будет опасно, но чем больше я думаю об этом, тем более вероятным кажется, что подсказка прячется там, — говорит она. Гермиона думала о том, что означало молчание Снейпа. Может быть, он пошел туда, чтобы положить меч? Гермиона помнит, как Гарри сказал ей после Тайной Комнаты, что Дамблдор упомянул, что меч появляется для тех, кто проявляет храбрость, достойную гриффиндорцев. Возможно, Снейп просто не мог передать им меч. Может быть, они этого и заслуживают. Возможно, Годрикова Впадина на самом деле была опасным местом для Гарри, и Снейп, зная, что они, вероятно, пойдут туда из-за родителей Гарри, решил спрятать его там. — А что там? Она наклоняет голову в его сторону. Разве они не говорят об одном и том же? — Ну меч, Гарри! Дамблдор должен был знать, что ты захочешь вернуться туда, и я имею в виду, что Годрикова Впадина - это место рождения Годрика Гриффиндора… — Неужели? Гриффиндор пришел из Годриковой впадины? — Гарри, — вздыхает она. — Ты когда-нибудь вообще открывал историю магии? — он застенчиво улыбается, и она стонет. — Ну, так как деревня названа в его честь. Я думала, ты уже установил связь, — она говорит, уперев обе руки в бока, и хмуро смотрит на него, — если бы не это... — она замолкает, и в ее голове проносится мысль о его доме. — Помнишь, что сказала Мюриэл? — спрашивает он в конце концов, после того, как станет ясно, что оба они, наконец, на одной волне. — Кто это? — Двоюродная бабушка Джинни. На свадьбе. Та, что сказала про твои тощие лодыжки, — говорит он и воцаряется громкая тишина, в которой должно было быть имя Рона. — Она сказала, что Батильда Бэгшот все еще живет в Годриковой Впадине. Они обсуждают вероятность того, что у Батильды может быть меч, и начинают формировать план, как попасть туда и не столкнуться с неприятностями. 25 декабря 1997 года. Северная Шотландия. День 1102-й. Она наблюдает за дрожащей фигурой Гарри, его лоб потеет, и он бьется на кровати в судорогах. Она трясет его, пытаясь разбудить: — Гарри, все в порядке. Просыпайся, просыпайся! — он наконец открывает глаза, и Гермиона убирает волосы с его мокрого лба. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Да, — он оглядывается, а она ждет. — Мы убежали? — Да, мне пришлось использовать заклинание парения, чтобы уложить тебя на кровать, я не могла поднять тебя. Ты был… — она замолкает, слова застревают в горле. — Тебе было очень плохо. Она не говорит ему, как боялась его и не говорит ему, что он был не в себе, что когда он брыкался и кричал не своим голосом, его зелёные глаза закатывались за веки. Гермиона не говорит ему, что думала, будто Гарри собирается убить ее. Какая-то часть ее знает, что это ненормально, голос в ее голове шепчет, что Гарри не должен быть так связан с Волдемортом. Потому что это не легилименция, это не чтение мыслей друг друга. Это значит они разделяют один и тот же ум. Это значит, по крайней мере, на мгновение, они становятся одним человеком. Ее мозг работает не так быстро спросонья, но она догадывается, что часть Волдеморта находится в Гарри, и Гермиона закрывает от него все свои мысли. — А когда мы ушли? — Несколько часов назад. Уже почти утро. — И я был без сознания? — Не совсем, — тихо отвечает она. — Ты все это время кричал и стонал, и еще... вещи, — она не смотрит на него, когда говорит, вспоминая все те ужасные вещи, которые он говорил. — Я не смогла снять с тебя крестраж. Он застрял, будто прилип к твоей груди. У тебя теперь есть метка; извини, мне пришлось использовать разделяющее заклинание, чтобы избавиться от нее. Ещё тебя укусила змея, но я промыла рану и нанесла на нее немного диттани... — она замолкает, когда он стягивает футболку и смотрит вниз на свою грудь, на алый овал над сердцем, след ожога от медальона. — Куда ты положила крестраж? — Он в моей сумке. Я думаю, что мы должны отложить это на некоторое время. Он наблюдает за ее лицом, вероятно, замечая фиолетовые синяки на ее щеке и шее. Он смотрит на ее живот, протягивает руку, чтобы прикоснуться к нему, вскоре после этого она чувствует, как один из них пинается под рукой Гарри. Она хихикает. — Нам не следовало идти в Годрикову лощину. Это моя вина, это все моя вина. — Это не твоя вина. Я тоже хотела пойти. Я на самом деле думала, что меч может быть там. — Ну да, конечно... Мы ведь все неправильно поняли, не так ли? — Что случилось, Гарри? А что случилось, когда она повела тебя наверх? Может быть, змея где-то пряталась? Он только что вышел, убил ее и напал на тебя? Гарри качает головой: — Она была змеей... Или змея была ею с самого начала. — Что? — Батильда, должно быть, давно умерла. Змея была внутри нее. Сама-знаешь-кто отправил ее туда, чтобы мы ее не нашли. Ты была права. Он знал, что я вернусь. — Змея была внутри нее? — возмущенно и тошно спрашивает Гермиона. — Люпин сказал, что там будет магия, о которой мы даже не подозревали, - говорит Гарри. — Она не хотела говорить при тебе, потому что это был парселтанг и только я мог ее понять. Как только мы поднялись в комнату, змея послала сообщение сама-знаешь-кому, я услышал, как это произошло у меня в голове. Я почувствовал, что он взволнован. Он сказал, чтобы я остался там, а затем... — он останавливается, скрывая от нее какую-то гадость. — Она изменилась, — он присел. — Она превратилась в змею и напала. — Это не должно было убить меня, просто она держала бы меня там, пока он не придет, — он говорит с усмешкой, и она знает, что он расстроен и чувствует себя виноватым. Гарри хуже всего, когда он чувствует себя виноватым. Тогда он пытается встать с кровати. — Гарри, нет, я уверена, что тебе нужно отдохнуть! — Это тебе надо поспать, — парирует он. — Не обижайся, но ты теперь твоя очередь, а выглядишь ты ужасно. Я в порядке. Я еще немного понаблюдаю. А где моя палочка? Гермиона колеблется и теребит край своего свитера. Он снова спрашивает: — Где моя палочка, Гермиона? — Гарри… 27 декабря 1997 года. Лес Дин. День 1104. Ей снилось, что она сидит на подоконнике и разговаривает при лунном свете. Кто-то звал ее по имени, но звука не исходило от фигуры перед ней, нет. Фигура была спокойна весь сон, игнорируя ее попытки заговорить с ней. — Гермиона! — она услышала его снова и только после того, как ее встряхнули, поняла, что голос исходит не из ее сна. — Что случилось, Гарри? С тобой все в порядке? — спрашивает она, как только садится. — Все в полном порядке. Даже больше, чем нормально. Здесь кое-кто есть. Один из его малышей пинает ее, вероятно, чувствуя ее страх. — Что ты имеешь в виду? Кто… — она замолкает на полуслове, когда Гарри отходит в сторону, она видит Рона. Весь мокрый, он держал меч и смотрел на нее извиняющимся взглядом. Она решает твердо поставить обе ноги на пол, прежде чем встать. — А ты большая, — это первое, что говорит Рон, и она сердито смотрит на него. Она подкрадывается к нему и наблюдает, как выражение его лица меняется от надежды к предостережению за несколько секунд до того, как она бросается на него, пробивая каждый дюйм его тела, до которого она могла дотянуться. — Ай! Ай! Что за… — Я большая? — она кричит. — Ты паршивая задница, Рональд Уизли! — Рон попятился, и она последовала за ним. — Ты ушёл! И приполз обратно через несколько недель! Несколько месяцев! Чтобы сказать, что я большая? — Прости! — Где моя волшебная палочка? — спрашивает она и поворачивается к Гарри как раз вовремя, чтобы увидеть, что он прячет её за собой, как ребенок. — Отдай её мне! — требует она. — Протего! — Гарри делает бросок, ставя щит между ней и Роном. С такой силой она падает на свою задницу на пол и смотрит на Гарри. Он выглядит испуганным, думая, что он, вероятно, причинил боль детям. Конечно, борьба со змеей и побег от Волдеморта не дали ей так много заботы, а теперь падение заставляет его беспокоиться. Она усмехается. — Гермиона… — Гарри замолкает от ее пристального взгляда. — Успокойся, малыши ведь… — Нет. Дай мне мою палочку, — говорит она, поднимаясь на ноги. — Будь добра… — Не говори мне, что делать, Гарри Поттер! — кричит она и в этом есть намек на удовольствие, ведь она понимает, что она единственная, кто может кричать на Гарри Поттера и заставлять его съеживаться. Рон делает ошибку, решив вернуться, и она вспоминает, что она сердится на него в первую очередь. — Ты! — она поворачивается к нему, и Рон делает несколько шагов назад. — Мне очень жаль, Гермиона… — О, ты очень сожалеешь! — она смеется, и образ Драко, хмуро глядящего на нее, когда она становится такой, появляется в уголках ее глаз. — Это хорошо, что ты сожалеешь, ведь думаешь, что все будет хорошо, потому что ты сожалеешь? — Он спас мне жизнь, — говорит Гарри, и Гермиона смотрит на него с новообретенным гневом. Рон спасает свою жизнь и получает полное прощение? Гермиона даже не получила благодарности. Он был так зол из-за неудачи в Годриковой Впадине, из-за того, что Дамблдор никогда не рассказывал ему о своей сломанной палочке, что ему даже не приходило в голову, что Гермиона должна была сделать, чтобы вытащить их оттуда. Может быть, Поттер и есть тот, кто произнесет заклинание в конце, но именно ты расчищаешь ему путь. Это ты его туда доставишь. Пэнси сказала ей это, Гермиона только надеялась, что он скажет ей спасибо после этого. — Мне все равно! — говорит она. — Прошло уже три месяца, Гарри! Мы же могли погибнуть, но откуда ему было знать! Он ушел! — Я знал, что вы живы! — теперь кричит Рон, он подбирается к ней так близко, как только может, когда между ними щит. — Гарри все время крутится в "пророке" и по радио тоже. Они повсюду вас ищут, и ходит столько слухов… ты даже не представляешь, каково это... — она усмехается, перебивая его. — А каково это было для тебя? — она спрашивает и вспоминает дни, когда они не ели, слишком холодные дни, когда им приходилось делить одну койку, чтобы не замерзнуть, даже заклинание обогрева не работало. Она помнит, что случилось всего пару дней назад, как по-другому все могло бы закончиться, если бы Рон был с ними. — Гермиона, я хотел вернуться сразу же, как ушел. Но я попал прямо в банду егерей и не мог никуда уйти. — Банда кого? — спрашивает Гарри, и Гермиона смотрит, как Рон объясняет, и появляется неуверенность, которую она чувствовала, когда была моложе, видя их обоих. Они всегда ссорились, и это было ужасно, но в тот момент, когда они решили простить друг друга, это ушло. Как будто этого никогда и не было. Гермиона, казалось, была единственной, кто собирал обиды. Она и сейчас не остановится. — Боже, какая захватывающая история, — она говорит высоким голосом, которому научилась у Драко, голосом, полным яда и намеренным причинить боль. — Ты, должно быть, был в ужасе. Тем временем мы отправились в Годрикову Впадину и посмотрим, что там произошло, Гарри? О-у! Ну конечно же! Сам-знаешь-кто нанес визит, но упустил нас примерно на секунду! — Рон ахнул, а Гермиона просто проигнорировала. — Представь себе, что ты потерял ногти, Гарри! Только представьте себе! Конечно, это не может конкурировать с нашими страданиями! — Он только что спас мне жизнь, — говорит он тихо и вздыхает. — И я очень надеюсь, что ты поблагодарил его, потому что ты явно забыл поблагодарить меня, когда я спасла тебе жизнь, — она срывается, и даже со щитом между ними он вздрагивает, как от удара. — Гермиона… Она игнорирует его и снова поворачивается к Рону. — Как ты нас нашел? Это очень важно. Как только мы это узнаем, мы сможем быть уверены, что нас не посетит кто-то еще, кого мы не хотим видеть, — говорит она холодно, и он пристально смотрит на нее. — Мне помогло это, — говорит он и показывает Делюминатор. — Эта штука не просто включает и выключает свет! Я не знаю, как это работает или почему это произошло, но… Гермиона замолкает посреди его объяснения, обрабатывая только кусочки информации, и мысленно проклинает Дамблдора. Действительно, нахуй его. К черту его за то, что он не сказал им всего, за то, что сделал это, будущее волшебного мира гребаной игрой, в которую играют три семнадцатилетних подростка с только половиной правил. Да пошел он вообще. И черт бы побрал Снейпа, который тоже знал больше, чем говорил, и ему было приятно держать это при себе. — ... А потом я увидел олениху… — Что ты увидел? — резко спрашивает она, уловив только конец его рассказа. Теперь Гарри участвовал в рассказе, и они вдвоем вмешивались в повествование. — Это был Патронус. — Разве вы не видели кто его колдовал? — спросила Гермиона и парни отрицательно покачали головами. — Мой и отцовский Патронус — олень, — говорит Гарри, и Гермиона понимает, к чему он клонит, он ловит выражение ее лица, и она быстро говорит. — Я знаю, что это невозможно, но это заставило меня подумать о моей матери. Она улыбается ему: — Я думаю, что ты прав, Гарри, — она говорит ласково, и он один раз кивает, прежде чем закончить рассказ о событиях этой ночи. Она осматривает разрушенный медальон в своей руке, прежде чем убрать его. Она тяжело вздыхает, посмотрев на них обоих, и решает вернуться в постель. Она предпочла бы забраться на койку и спрятаться от них, но она такая большая, как красиво выразился Рон, поэтому она просто поворачивается к ним спиной. Долгое время здесь тихо и Гермиона делает вид, что спит. Она массирует свой живот. Её дети переняли её грустное настроение, и теперь она пытается успокоить их. Он шепчет, когда она слышит: — Тогда это было правдой. — Да, приятель. Это правда. — А ты... — Рон колеблется, и она берет себя в руки, пытаясь сохранить видимость фальшивого сна. — Это она тебе сказала? — Нет, — говорит Гарри, и одинокая слеза мочит ее подушку. — Нет, она скажет нам, когда мы будем готовы, — Гарри говорит вместо этого, и Гермиона понимает, что он имеет в виду. 28 декабря 1997 года. Лес Дин. День 1105-й. В то утро они просыпаются от снега в палатке,а половина их вещей замерзла. — Нам нужно найти место потеплее, — говорит Гарри, пытаясь убрать приклеенную льдом кружку со стола. Она смотрит на них, а потом оборачивается. Она знает, что теперь будет только холоднее, и они не могут разделить маленькую двухъярусную кровать, когда их трое. Гермиона еще не думала об этом, и это может быть не очень хорошей идеей, но это лучшая идея, которая у них есть на данный момент. Им нужно планировать и решать свой следующий шаг, сравнивать информацию, а они не могут этого сделать, если заранее замерзнут насмерть. — Я знаю такое место, — тихо произносит она.