За стенами замка

24 ноября 2003 года. Окраина Уилтшира. День 5498-й. — Мам, я хочу есть, — Келум плачет у неё на груди, и она целует его в голову. — Я знаю, малыш, — говорит она, — постарайся уснуть, когда ты проснешься, у меня будет еда для тебя, — обещает Гермиона и Келум кивает, устраиваясь поудобнее у неё на коленях. Они провели в этой пещере два дня и маленькая, почти несвежая порция еды, которая была у неё в сумке, уже исчезла. У неё были только крекеры и несколько маггловских батончиков, которые она обычно брала с собой на полевые задания. Она отдала ему всё это в виде небольшого пайка. Она тоже голодна и всё это существование на открытом месте, голодное и испуганное, слишком знакомо. Гермиона это ненавидит. Она не произнесла случайно ни одного заклинания, пытаясь сохранить энергию, пока её плечо заживало. У неё заканчиваются зелья, которые она принесла с собой, хоть она и принимает их гораздо меньше обычного. Она поправляется и это замечательно, ведь вся работа, которую проделали её друзья, исцеляла её. Мигрени почти прошли и она снова спит по восемь часов в сутки, вместо того чтобы оставаться несколько дней без сознания. Гермиона не могла себе представить, каково это — оказаться в такой ситуации с Келумом и упасть без сознания на него. Теперь Гермиона достаточно сильна даже для того, чтобы немного вздремнуть и проснуться при малейшем движении тела Келума рядом с ней. Зелье, принесенное Келумом, всё ещё не тронуто, а она каждый день часами смотрит на флакон, как будто ждёт, когда он скажет, собирается ли он убить её или спасти. Гермиона достаточно хорошо знает своего сына, и если он рискнул пробежать через больницу, подвергшуюся нападению, чтобы принести ей зелье, значит, он, вероятно, слышал обо всём. Она пытается придумать какой-нибудь план. Гермиона знает, что не может остаться здесь и надеяться, что её найдут, у неё на коленях пятилетний ребенок, что является доказательством бредовости этой идеи. В то первое утро она попыталась наколдовать своего патронуса, но безуспешно, это была тонкая серебристая нить без формы и неспособная послать какое-либо сообщение. Но были и маленькие заклинания, которые она легко могла произносить. Гермиона чуть не плакала, когда ее «Вингардиум Левиоса» заработала спустя то долгое время, пока она не могла поднять в воздух даже перо. Если она действительно находится недалеко от Уилтшира… а она действительно надеется, что это так, — то она должна быть рядом с деревней волшебников. Она вспомнила рассказ Драко о том, что поместье окружает одна из самых древних волшебных деревень в Англии. Но быть рядом с ней — значит, находится в опасности, потому что с тех пор, как пожиратели напали на неё в больнице, они узнали, что она тайный «хранитель» и что все прячутся в поместье, и там, вероятно, есть несколько человек. Убедившись, что Келум действительно спит, она обхватывает его одной рукой и упирается об стену пещеры, чтобы встать на ноги. Гермионе приходится прикусить губу, чтобы не закричать от боли. Она проглатывает остатки своего зелья, надеясь, что оно даст ей необходимую энергию, чтобы сотворить успешные заклинания маскировки и поиска. Гермиона меняет свои взъерошенные волосы на прямые светло-русые, соответствующие цвету волос Келума, и меняет черты лица настолько, чтобы другие люди её не узнали. Гермиона усаживает Келума на бедро и выходит в ночь, следуя за голубым светом, исходящим от её волшебной палочки. С прибытием ночи везде темнеет и пребывание посреди леса, куда лунный свет не доходит, приносит плохие воспоминания, но Гермиона не колеблется и продолжает следовать за светом. Её дыхание нарушается из-за холода, а кончики пальцев болят от пребывания на морозе. Гермиона накладывает на Келума согревающие чары, прижимается щекой к волосам своего мальчика и крепко держит его. Она не знает точно, как долго она ходила, может быть от часа до двух, но вскоре она видит огни, идущие издалека, и выдыхает. Гермиона накладывает чары разрушения иллюзий на них обоих и приближается к маленькому городку. Как же ей не хватает плаща Гарри в такие времена. На улицах никого нет, и Гермиона замечает старое аббатство в конце кладбища, через которое прошла, и только сейчас поняла, что это кладбище. С небольшого расстояния она может видеть башню с часами, напротив аббатства, часы показывают, что сейчас немного за полночь. Вход в церковь — это ее лучший вариант. Она понимает, что на этот раз она будет пуста, что даст им возможность согреться. Даже зная, что церковь пуста, она все равно проверяет наличие людей внутри и вздыхает с облегчением, когда от заклинания ничего не исходит. Она удивляется, увидев количество еды, разложенной на алтаре, и она наконец понимает. Сегодня же день благодарения. У нее текут слюнки и она вспоминает жалобы сына. Гермиона надеется, что Иисус Христос не слишком обидится, если она украдет у него немного еды. Она может заставить Драко заплатить за неё в следующий раз. Гермиона садится на заднюю скамью и преображает дневную мессу, застрявшую позади скамьи в небольшой подушке, чтобы разместить там спящую фигуру Келума. Не отходя от Келума, она подзывает к себе несколько тарелок с едой, стоявших на столе. Есть бублики, фрукты, тыквенный пирог и сладкий картофель. Она съедает рогалик, а остальное откладывает на утро. Гермиона не хочет будить Келума и еще больше портить ему сон. — Если вы собираетесь брать что-то от Бога, то должны хотя бы показать себя. — Она слышит что-то впереди и замирает. Гермиона крепко сжимает палочку в руке и направляет ее туда, откуда доносится звук. Священник выходит вперед, так что видно его тело. Когда она приехала, его там не было. — Вам не о чем беспокоиться. Я ничего плохого не имею в виду. Вы можете остаться на ночь, если хотите. — Произносит священник, но она не видит черт его лица из-за темноты и расстояния, но его одежда иногда освещается, и ей удалось разглядеть, что это невысокий старик, тело немного похоже на ее старого профессора зелий, Слизнорта. — Спасибо. — Говорит она, ее голос низкий и немного слабый. Теперь Гермиона замечает, что она, вероятно, использовала больше энергии, чем должна была со всеми заклинаниями. — Сейчас холодно, и будет еще холоднее. Вот, возьмите одеяло, чтобы согреться ночью. — Говорит он, подзывает к себе одеяло и протягивает ей. Гермиона знает, что он, вероятно, понял ее форму под чарами разнаваждения, но все еще держится на расстоянии. Она видит выход и если что, они смогут убежать быстрее, чем он сможет добраться до них. Келум все еще надежно спрятан от посторонних глаз. — Где мы? — спрашивает Гермиона. Пожалуйста, скажите, что это где-то рядом с поместьем. — «Малмсбери» — это деревня волшебников в Уилтшире. Есть часть деревни, которая смешивается с маггловским двойником, для них название происходит от «malm», скалы. Для всех в мире волшебников: Малфой укрепил ограждение. — Спасибо. — Произносит она, и после этого он уходит от нее. Гермиона позволяет своему телу обвиснуть в изнеможении, но она не спит. Она снимает с Келума чары разрушения иллюзий и следит за сном своего сына. Несмотря на стресс и страшный опыт последних нескольких дней, он спит крепко, и на его лице нет ни намека на беспокойство. Гермиона накрывает их обоих одеялом, стараясь, чтобы он оказался в его коконе. Гермиона ждет утра. 6 января 1998 года. Поместье Паркинсонов. День 1114-й. Они пробыли в поместье Паркинсонов около недели. Гермионе выпала отличная возможность воспользоваться их библиотекой и потому она нашла много книг по темной магии, и даже фрагмент о крестражах. Поскольку мать Пэнси была волшебной целительницей, там было много книг о беременности, и Гермиона часами читала их. Каждый день они принимали душ, спали в нормальных постелях и ели три раза в день, что значительно улучшало их настроение, и к концу их пребывания даже Рон хвалил Пэнси, что-то говоря о ее «уродливой роже, которая все-таки чего-то стоит». Сэнди вернулась с письмом от Пэнси в канун Нового года, и Гермиона до сих пор отказывалась его читать, потому что не хотела отвечать. Но теперь, когда она ждала, когда Рон закончит упаковывать достаточно еды, чтобы хватило еще как минимум на два месяца, она спряталась в отведенной ей комнате и открыла письмо. «Итак, ты по крайней мере жива!» — письмо начиналось почерком Пэнси. Гермиона чувствует, как ее глаза уже наполняются слезами, когда она смотрит на пергамент и видит, что письмо было написано по меньшей мере пятью разными стилями. Не обижайся, но, увидев твоё письмо, Пэнси закричала. Мы боялись, что это какая-то ловушка, поэтому показали письмо Снейпу и он проверил его для нас. Слова от Дафны написаны чуть сбоку и были связаны стрелкой с приветствием. Мы очень рады, что ты теперь в безопасности и нашла время, чтобы написать нам, мы были очень обеспокоены. Пожиратели Смерти рассказывают всякие ужасные истории вашим гриффиндорским друзьям, чтобы удержать их от восстания… это, кстати, не работает, иногда я не вижу глаза Лонгботтона от того, как они распухли. Каждый день мы боимся, что следующее, что они скажут, не будет ложью. Мы скучаем по тебе. Хогвартс больше не Хогвартс. Может быть, отчасти из-за твоего отсутствия. Это странно ходить на уроки и не видеть твоей руки, застрявшей на потолке. Я так чертовски рад, что тебя здесь нет, Грейнджер. Это написано торопливым почерком Блэйза. Его слова прерывались в предложении, как будто он торопился писать.Они мучили студентов в классе темных искусств, учили нас, как проклинать и колдовать и использовать непростительные. Моя рука все еще дрожит от Круциатуса, который я получил, отказавшись проклинать Луну. Кто бы ни был на твоей стороне, им всё хуже. Тот, кто не выполняет их приказов как следует, получает по заслугам. Они следят и за нами, они ненавидят всеми внутренностями Тео, и мы не можем оставаться вместе долго без того, чтобы Пожиратель Смерти не разлучили нас. Можешь там не спешить. Гермиона шмыгает носом и смаргивает слезы. Вот почему этот пергамент дойдет до тебя слишком скомканным (каракули Пэнси узнаются в следующем абзаце). Мы все хотели написать свои собственные письма, но любое подозрительное поведение, для них любое поведение, за исключением бросания Непростительных влево и вправо, подозрительно и наказывается. Любая группа больше двух человек отделяется, письма в замок или из него проверяются, и даже до этого Алекто поймал Дафну, пишущую письмо, и вырвали его быстрее, чем она могла закончить первое предложение. Они думают, что она писала своим родителям. Нам потребовалось довольно много времени, чтобы успешно передать это. Еще одна запись от Дафны сбоку. Я так рад тебя слышать. Теперь очередь Тео. Я почти не писал, ты же знаешь, как меня иногда подводят слова. Но я не хотел, чтобы ты думала, что мне все равно. Когда это далеко от истины. Большую часть времени мы проводили вместе в уютной тишине, когда Блейз называл нас скучными, а Драко дремал у тебя на плече, ближе к концу разговора. Эти дни казались единственным временем, когда ему вообще удавалось заснуть. Я скучаю по тишине с тобой, теперь она слишком громкая, и я несу тяжелый вес своей фамилии, как шипастый крест, и ненавижу каждую секунду этого бремени. У тебя есть сила, ты также применила ее к Драко, ты можешь заставить нас забыть, что мы Нотты и Малфои и что наше имя вырезано в крови других людей. Я скучаю по тебе, Грейнджер. Серия «Я скучаю по тебе», «я люблю тебя» и «будь в безопасности» заполняет пространство между абзацами Тео и Драко. Я снова солгал, Грейнджер, когда сказал, что у нас не может быть ничего за стенами этого замка. Я сожгу эту дыру до основания, если кто-нибудь посмеет так сказать. Его почерк прерывистый, скорее всего, из-за дрожащих рук, и сердце Гермионы сжимается. Каждая секунда, проведенная без знания того, где ты находишься и как ты себя чувствуешь, причиняет мне боль больше, чем любой Круциатус, который я когда-либо получал. Я сожалею обо всех моментах, которые мы потеряли, держась подальше друг от друга, если бы я только дотянулся до тебя, у меня было бы больше воспоминаний, чтобы держаться и сохранять себя в здравом уме. Я знаю, что нет смысла просить тебя быть в безопасности, и именно поэтому никогда не пытался. Вместо этого я попрошу — пожалуйста, милая, убей этого ублюдка. Покажи ему, почему все называют тебя величайшей ведьмой нашего времени, потому что я клянусь, он даже не видит этого. Он боится Поттера, но должен бояться тебя, я хорошо это знаю. Знаю это с той ночи, когда увидел тебя спускающейся по лестнице в платье цвета барвинка, ты заставила упасть всего лишь маленького человека, а он не человек вовсе. Мне очень жаль, Грейнджер, правда, жаль. Я прочитал твое письмо и не могу выразить, как я благодарен тебе за прощение, но буду продолжать извиняться до тех пор, пока я не открою глаза и передо мной не появишься ты. Я буду извиняться, пока не прощу себя. Я скучаю по каждому кусочку тебя. Гермиона заканчивает читать это письмо с трудом, из-за того, как затуманилось ее зрение от слез. Она читает его еще раз, два, три, запоминая слова, удерживая их в своем мозгу, а затем поджигает письмо. Слова исчезают, и когда последний уголок пергамента поглощается огнем, она вытирает глаза и готовится уйти. Она должна выиграть войну. 17 февраля 1998 года. Лес Хэкфолл. День 1125-й. Она так устала, ее ноги и ступни болят, а ребра, кажется, вот-вот взорвутся от того, как сильно ее дети прижимаются к ним. Гермиона ненавидит то, что больше не может видеть свои ноги, и она любит магию, потому что иначе она не смогла бы правильно очистить свою одежду, потому что не может видеть ничего, что не является грудью или животом. Груди текут и, мерлин, она так раздражена, все время. Она знает, что не должна, потому что украла несколько книг у мамы Панси, а также те, которые она получила от Джорджа, и она знает, что она должна видеть целителя каждую неделю, ходить на встречи и проверять развитие своих детей, она не должна бродить по лесу. Гермиона решает быть первой на вахте, потому что ей хочется немного поплакать, пожалеть себя так, чтобы мальчики этого не увидели. Она знает, что они далеко не закончили дела, и она не настолько упряма, чтобы продолжать идти с двумя детьми. Им придется расстаться, и она ненавидит это. С трудом она садится на пол, вытянув перед собой ноги. Ее ноги болят, и они отекают уже несколько недель, а снятие обуви — почти невозможная задача, потому что она не может дотянуться, и думает, что она стала на два размера больше, и каждый раз, когда снимает их, должна наложить на них Энгорджио. Рон замечает, как она жалобно шмыгает носом на улице, и она быстро вытирает слезы. — Знаешь, эмоциональная Гермиона — это самый большой сюрприз из всех. Не то, что ты взрываешься, как воздушный шар, и не то, что ты свободно пользуешься поместьем Паркиносонов. Пугает то, сколько ты плачешь, — говорит он, садясь напротив неё, у её колен. Он гладит их, а затем начинает массировать её икру. — С каких это пор ты знаешь, как делать массаж? — спрашивает она, но девушка рада, он знает это из-за мягкого вздоха, сорвавшегося с её губ. — Я видел, как мой отец делал его маме, когда та забеременела Джинни, — говорит он. — Конечно, я был слишком мал, чтобы помнить что-нибудь с тех пор, как она носила Джинни, но из-за того, сколько беременностей у неё было, она много страдает от боли в ногах и спине. Какое-то остаточное чувство ношения большого веса на протяжении десяти лет своей жизни. Гермиона наблюдает, как он работает руками над её голенью, и ей приходится прикусить губу, чтобы не застонать, когда он снимает с неё туфли. Но все напрасно, когда он начинает работать над её левой ногой. Рон хихикает, и она видит, что его ухо краснеет. — Спасибо тебе, Рон, — произносит она, потому что больше ничего не может сказать. — Гарри знает, не так ли? — спрашивает он, и Гермиона не нуждается в объяснениях. Она только один раз кивнула. — И ты мне ничего не сказала, потому что я буду ревновать. Мы все знаем, что я буду,— говорит он, и теперь румянец заливает всё его лицо, Гермиона думает, что если бы он не носил шарф, она бы увидела тоже самое на его шее. — Ты не сказала мне об этом, потому что я возненавижу его. Гермиона молчит. Рон поднимает глаза, и она понимает, что он не тупой, он тупой и упрямый, но не просто тупой. Пойти к Паркинсонам означало бросить ответ ему в лицо, она это знала. Они много раз видели её гуляющей с Блэйзом и Тео, она знает, что он, вероятно, думает, что это Блэйз, потому что все знают о Тео и Дафне. Гермиона задумывается, что она была с Блэйзом на публике больше раз, чем с кем-либо другим. — Я знаю, что ты думаешь о ком-то… — начинает Гермиона, готовая сказать правду, она думает, что у неё есть четыре или пять недель, прежде чем родить. И они не будут темнокожими. — Не надо, — говорит он, прерывая её. Выражение лица Рона даже хуже, чем у Гарри, когда он сказал ей, что знает отца. Она молчит, и её руки останавливаются там, где она думает, что это их головы. Интересно, будут ли у них волосы Драко? Рон заканчивает свой массаж в тишине, и Гермиона думает, что это самое мирное время, что они вдвоём проводили за долгое странствие. Он увеличивает ей туфли по размеру и похлопывает её по колену, когда заканчивает. — А ты не подумала об именах? — спрашивает он. Гермиона кивает: — Келум и Кассиопея, — говорит она, и выражение его лица искажается, и Гермиона видит, как он добавляет фамилию рядом с именами, и когда его челюсть сжимается и плечо напрягается, ей приходится отвести взгляд. Он не двигается, но теперь между ними ещё большее расстояние. 10 марта 1998 года. Лес Дин. День 1148-й. — Гермиона, ты больше не можешь идти с нами, — Гарри сказал это после того, как Гермиона остановилась на несколько минут, прежде чем продолжить сборы. — Ты не оставишь меня здесь, — прошипела Гермиона. — Ты уже скоро родишь, Гермиона! — подчеркивает Гарри. — Там два ребенка! Два! Ты уже на 35-й неделе беременности, — как Гарри вёл подсчет, было выше её понимания, — если бы это не была волшебная беременность, ты прекрасно знаешь, что сейчас была бы близка к родам. — Ты говоришь так, будто я сейчас их раздавлю! — И это правда! — Гермиона, Гарри прав, ты должна вернуться и остаться с мамой. Она родила достаточно детей… — Я не пойду к Молли! Без обид, Рон, но я никак не могу пойти к твоей маме и не объяснить, как это случилось! — срывается она. — Ну тогда, может быть, тебе стоит постараться! — Рон взрывается. И это совсем, совсем не похоже на то, как он смотрел на нее всего две недели назад. Гермиона понимает, что он уже знает, то, как он избегает смотреть ей в глаза, но то, как он физически напрягается каждый раз, когда видит её живот, говорит об этом. — Я не могу, — говорит она вместо этого. — Черт возьми, Гермиона! Мы же не можем пойти в больницу Святого Мунго и отдать тебя ему! — говорит Рон. — Если только Воланде… — Гарри! — говорит Рон, и в то же время Гермиона кричит. — Это имя! -…Морт не хочет тебя найти! — он заканчивает, и уже слишком поздно. Они слышат голоса, приближающиеся все ближе и ближе. — Обереги, — шепчет Рон. — Я их уже убрала, — шепчет Гермиона в ответ. — Там… — начинает Гарри, но замолкает, когда можно разглядеть очертания тел. Гермиона наносит жалящее проклятие на лицо Гарри за несколько секунд до того, как похитители находят их. — А вот и они! — кричит один из них. — Экспелиармус! Рон падает на пол рядом с ней и тюремным мешком, который они бросили в него. — Что это у нас тут? — взволнованно спрашивает тот, и они кружатся вокруг них. Гермиона застыла на месте, прижав обе руки к животу, словно защищаясь. — Ты только посмотри на это! — говорит тот, кто заколдовал Рона. — Она беременна! — Гермиона не знает его имени. — Что случилось с твоим лицом, уродец? — третий человек, Ступьяр, спрашивает Гарри, и он не может ответить, потому что у него распухли губы от сглаза. «Сивый здесь!» — замечает Гермиона, когда оборотень приближается к ней, и она пугается еще больше. Он вдыхает запах ее волос и ему хочется их потрепать. Он подходит ближе к Гарри, и Гермиона наблюдает, как он изучает его лицо. Он начинает допрашивать Гарри, и Гермиона не может сосредоточиться на его рассказе, потому что другой человек взял ее сумку и достает из нее содержимое. Он бросает ей книги, зелья, одежду, а потом вытаскивает меч. Они переживают из-за меча и говорят о деньгах, а Гермиона дрожит, потому что один из них только что вошел в их палатку, и она очень хорошо помнит, что оставила открытым на столе. Троицу связывают вместе с другими захваченными людьми, Дин знает, что лучше ничего не говорить, и Гермиона замирает всем телом, когда видит, как мужчина выходит из палатки с Пророком в руках. — Эрмиона Грейнджер, — говорит Ступьяр, — грязнокровка, котора, как известно, путешествует с Арри Поттером. Сивый садится на корточки перед Гермионой, и ее может стошнить только от его неприятного запаха изо рта. — Знаешь что, малышка? Эта фотография чертовски похожа на тебя. — Вовсе нет! Это же не я! — произносит она, но ее трясет, и она может думать только о Драко, о том, что никогда больше не увидит его, и о своей семье, которая никогда не узнает, что она умерла, и о своих детях, которые будут лишены жизни за несколько дней до того, как придут в этот мир. Сивый улыбается, и все эти неровные зубы, и эта плоть между его клыком и первым премоляром? — Известно, что она путешествует с Гарри Поттером. — Тихо повторяет Сивый. Затем он поворачивается, чтобы посмотреть на Рона, явно Уизли; он смотрит на Гарри, на смазанный шрам на его лбу и говорит. — Мы не берем эту партию в Министерство. — Тогда куда же? — спрашивает Ступьяр. — Прямо к Сам-Знаешь-Кому. — Сивый говорит с улыбкой, и Гермиона понимает, что они мертвы. — Он использует поместье Малфоев как базу. Мы везем их туда. Нет. Пожалуйста, не надо. Она предпочитает, чтобы ее отвезли в Министерство, она предпочитает, чтобы ее убили прямо сейчас. Похитители окружают их, и Гермиона тихо плачет, зная, что ее собираются убить под крышей Драко. 10 марта 1998 года. Поместье Малфоев. День 1148-й. В тот момент, когда они прибывают в поместье, Гермиона чувствует, как каждое заклинание в доме реагирует на нее. Волосы на ее теле встают дыбом, и магия начинает вибрировать внутри нее. Камень на ее ожерелье согревает ей горло. Похитители все обсуждают, кто будет тем, кто постучит в дверь, и Гермиона знает, что если бы она прикоснулась к могучим воротам, они бы открылись для нее. Они останавливаются в испуге, железо перед ними начинает изгибаться и скручиваться, что невозможно без магии, тем временем пугающее лицо говорит железным голосом, металлически лязгая: — Изложите свою цель. — У нас здесь Поттер! — торжествующе объявляет Сивый. — Мы схватили Гарри Поттера! — ворота распахнулись настежь. Земля под ней гудит, но она единственная, кто, кажется, чувствует это, и… она взволнована? Почему она так волнуется, когда вот-вот умрет… нет, это не ее волнение. Это же дом твой… Она потеет под толстовкой, и это не только от страха, ее ожерелье горит на коже. Гермиона едва замечает павлинов-альбиносов на длинной подъездной аллее. Их толкают на гравий, и Рон с Дином умудряются удержать ее, чтобы она не упала первой на землю. Гарри лихорадит рядом с ней, и его глаза закатываются назад, Гермиона понимает, что он пытается бороться с Волдемортом в голове. — Что это такое? — говорит Нарцисса Малфой, открыв входную дверь. Гермиона все еще прячется за похитителями, но в любой момент она может умереть. Нарцисса не будет знать, что у нее будут внуки. — Мы здесь, чтобы увидеть Того, чье имя нельзя называть! — говорит Сивый, гордость теперь не слышна в его голосе. — А ты кто такой? — спрашивает она холодным голосом, и, мерлин, она привыкла думать, что Драко был физической копией своего отца, но все остальное, это его мать. — Ты же меня знаешь! Фенрир Сивый! Мы поймали Гарри Поттера! — Сивый хватает Гарри и тащит его к свету, Гермиона пытается спрятаться, когда их тоже подтаскивают поближе. — Я знаю, что он распух, мэм, но это же он! — говорит Ступьяр. — Если вы присмотритесь поближе, то увидите шрам. Сюда, — Гермиона не смотрела, поэтому ахнула от удивления, когда почувствовала, что он тянет ее за руку. Ее глаза встречаются с ясными глазами Нарциссы. Узнавание происходит мгновенно. — Видите эту девушку? Грязнокровка, которая путешествовала с ним, мэм. Нет никаких сомнений, что это он. Нарцисса больше не смотрит на Гарри, и Гермиона замечает, как ее глаза скользят по животу, а потом снова возвращаются к Гермионе. Ее глаза сияют, и Гермиона готова умереть, и Нарцисса теперь знает, что ее внуки умрут в ее гостиной. Нарцисса молча сглатывает, прежде чем сказать: — Отведем их. Всех заключенных толкают и пинают в коридор, увешанный портретами. Гермиона закрывает глаза, когда видит портрет Драко. — Следуйте за мной. — Говорит Нарцисса, идя впереди всех по коридору. Она смотрит на Гермиону, когда произносит свои следующие слова. — Мой сын Драко приехал домой на пасхальные каникулы. Если это Гарри Поттер, он его узнает. Гостиная, в которую их приводят, очень широкая. С потолка свисает хрустальная люстра, еще больше портретов на темно-фиолетовых стенах. Две фигуры поднимаются со стульев перед богато украшенным мраморным камином, когда их втискивают в комнату, и ее глаза встречаются с глазами Драко, как только ее выводят вперед. Краска отхлынула от его и без того бледного лица, и костяшки пальцев побелели, когда он схватился за спинку стула. Он стискивает зубы и смотрит то на ее лицо, то на живот по очереди. — Что это такое? — спрашивает Люциус. Гермиона все еще смотрит на Драко, а он смотрит на нее. Гермиона предпочла бы умереть, не увидев его, миллион раз она просила дать ей возможность увидеть его снова, и теперь она сожалеет об этом. Он никогда себе этого не простит, и она это знает. Он будет носить это всю свою жизнь, и Гермиона ненавидит себя за это, ненавидит, что он думает, что все это его вина. Они собираются убить ее под его крышей, и ему придется наблюдать за этим. — Они говорят, что схватили Гарри Поттера. — Говорит Нарцисса, и Гермиона ей завидует. Она — идеальная поза, ни одна черта не выбивается из колеи. — Драко, иди сюда. Сивый заставляет их повернуться, так что Гарри стоит перед Драко, и Гермиона больше не видит его лица, вместо него она видит лицо Нарциссы. Гермиона не может ничего сказать, но со связанными перед собой руками она стягивает свою толстовку ниже, пока не обнажает ожерелье на шее. Идеальное лицо Нарциссы слегка хмурится, когда зеленый камень появляется в поле зрения. Мать Драко любит его, Гермиона знает это, любит его больше всего на свете, и Гермиона здесь хватается за соломинку. Она должна, по крайней мере, попытаться спасти своих детей. Гермиона смотрит прямо в глаза Нарциссы и опускает свои щиты для ее разума. Нарцисса мгновенно входит в её подсознание, и у Гермионы нет времени, чтобы показать все, как показала Рему, поэтому она позволяет Нарциссе искать все, что она хочет. Матриарх Малфоев не тратит время зря, каждое воспоминание о ней и Драко появляется в считанные секунды, голова Гермионы словно раскалывается от того, как быстро проходят воспоминания. Нарцисса видит Рождество Гермионы и Драко в замке, слезы падают из ее глаз, когда память о них играет снова. — Ну что, мальчик? — Сивый спрашивает Драко, но Гермиона не видит ни того, ни другого. Поцелуй Драко и Гермионы под стойкой для квиддича пронзает ее насквозь. — Ну Что, Драко? — спрашивает Люциус и в его голосе звучит алчность. — Это Гарри Поттер? Голос Драко привлекает внимание Гермионы, и ее щиты возвращаются, выбрасывая Нарциссу из головы. Она знает, что Нарцисса видела все. — Я не могу сказать… я не уверен. — Но посмотри на него внимательно, смотри! Подойди поближе! — Люциус кажется взволнованным, и Нарцисса теперь медленно приближается к своему мужу и сыну. — Драко, если именно мы передадим Поттера Темному Лорду, все будет прощено… — говорит Люциус, и его голос дрожит и трещит, а Гермиона задается вопросом, сколько Круциатусов наложили на Люциуса Малфоя. — Надеюсь, мы не забудем, кто на самом деле поймал его, Мистер Малфой? — говорит Сивый, и Гермиона почти представляет себе его лицо. — Конечно, нет! Что ты с ним сделал? — резко спрашивает Люциус. — Как он таким стал? — Это были не мы. — По-моему, это больше похоже на жалящее проклятие. — Люциус что-то шепчет, но Гермиона не слышит, ее сердце громко стучит в ушах. — Драко, иди сюда, посмотри хорошенько! Что ты думаешь? — Даже не знаю. — Говорит он, а Гермиона слышит шаги, и снова видит его, приближающегося к матери. Его глаза умоляют ее, он в отчаянии, а Нарцисса быстро берет его за щеку, прежде чем отстраниться и пойти к своему мужу. — Нам лучше быть уверенными, Люциус, — начинает Нарцисса тем же холодным, чистым тоном. — Совершенно уверенными, что это Поттер, прежде чем мы призовем Темного Лорда. Они говорят, что это его… но это не похоже на то, что описывал Олливандер. Если мы ошибаемся, если зря зовем сюда Темного Лорда… Помнишь, что он сделал с Роули и Долоховым? — А как же тогда грязнокровка? — Сивый рычит и Гермиона чувствует боль в голове, когда ее тянут за волосы вперед. — Жди. — Резко говорит Нарцисса, ее глаза устремлены на живот Гермионы. Пол позади Гермионы потрескивает. — Ну да! — Взволнованно говорит Люциус, и взгляд жены и сына становится пронзительно холодным. — Послушай, Драко, а это не та ли самая Грейнджер? — Нет. — Говорит Драко и даже не моргает, а руки у него трясутся, а его матери приходится переплетать свои пальцы с его. — Это не так… — Но это так! Это же мальчик Уизли! — Люциус кричит и оставляет Гермиону в поле зрения. — Это он! Это же сын Артура Уизли! — Я не… — начинает он, и Гермиона кивает ему, все в порядке, шепчет она. Дверь гостиной открывается, и Гермиона подумала, что ей знаком страх, но он не приближается к тому чувству, которое она испытывала, когда Беллатрикс Лестрейндж вошла в комнату. — Что это такое? Что случилось, Цисси? Она останавливается прямо перед Гермионой, ее улыбка озорная, а голова склоняется набок, она выглядит еще более сумасшедшей. — Ну, конечно, — говорит она и трогает живот Гермионы своей туфлей, это не легко. Она бы упала в другую сторону, если бы рядом не было бы связанного Дина. Гермиона скрипит зубами. — Это та самая грязнокровка? Это Грейнджер. — Нет, — говорит Драко с посеревшим лицом, и мать удерживает его. — Это не она. — Да, да, это Грейнджер! – ревет Люциус. — А рядом с ней, как нам кажется, Поттер! Поттер и его друзья, наконец-то пойманы! — Поттер? — кричит Беллатриса и уходит, зрение Гермионы затуманивается, когда появляются слезы. Она так боится, что чувствует между ног какую-то жидкость и не знает, обмочилась ли она или воды только что отошли. — А ты уверен? Ну что ж, тогда Темный Лорд должен быть поставлен в известность немедленно! — Я как раз собирался с ним связаться! Я позову его, Белла, — сказал Люциус. — Поттер был доставлен в мой дом, и поэтому я имею на это право… — Твой авторитет! Ты потерял свой авторитет, когда потерял свою палочку, Люциус! Да как ты смеешь! Убери от меня свои руки! — Это не имеет никакого отношения к тебе, не ты схватила мальчика… — Прошу прощения, мистер Малфой. Но это мы поймали Поттера, и именно мы будем претендовать на золото, — вставляет Сивый. — Золото! — Беллатрикс смеется, и этот звук заставляет ее вздрогнуть. — Забирай свое золото, грязный мусорщик, зачем мне золото? Я ищу только чести его… — Беллатриса замолкает, и на пять секунд воцаряется тишина. Гермиона уже начали отсчитывать время до своей смерти. — Остановись! — Беллатриса кричит, и они все падают друг на друга. Она, должно быть, толкнула Гарри или Рона. Дин выставляет перед ней свое плечо, так что она опирается на него, а не на пол. — Не трогай его, мы все погибнем, если Темный Лорд придет сейчас! Они все пытаются сесть обратно, а Гермиона снова ловит взгляд Драко, он тоже плачет. — А что это такое? — слышит она вопрос Беллатрисы. — Меч. — Отдай его мне. — Он не ваш, миссис, а мой, потому что я нашел его. Раздается хлопок и вспышка красного света. Кто-то был ошеломлен, и глаза Гермионы расширяются, она чувствует, что из нее выходит больше жидкости, и она знает, что это не моча, а вода. Что-то в Беллатрисе щелкнуло, и она начала заколдовывать похитителей, и Гермиона увидела, что один из них пролетел мимо нее и ударился о стену перед ней. Даже не видя ничего, Гермиона понимает, что Беллатриса все запомнила. Драко делает еще один шаг к ней, и Гермиона качает головой: «Пожалуйста, нет, не делай ничего глупого». — Как ты смеешь? Отпусти меня, женщина, — рычит похититель. — Где ты нашел этот меч? — кричит она. — Снейп отправил его в мое хранилище в Гринготтсе! — Он был в сумочке девушки! — Драко, выведи эту мразь на улицу, — говорит Беллатриса, и Драко замирает на полушаге. — Если у тебя не хватает смелости прикончить их, тогда оставь их во дворе для меня. — Не смей разговаривать с Драко так… — яростно говорит Нарцисса, но Беллатриса кричит. — Да замолчи ты! Ситуация гораздо серьезнее, чем ты можешь себе представить, Цисси! У нас очень серьезная проблема! Гермиона не видит ее, она видит только Драко и половину Нарциссу, а тот все еще маячит рядом, отказываясь уходить. — Иди, — шепчет ему Гермиона. Драко стискивает зубы, быстрым движением связывает всех похитителей вместе и тянет их за собой. Гермиона смотрит ему в спину, пока он не исчезает из комнаты. — Если это действительно Поттер, то он не должен пострадать, — она бормочет больше себе, чем остальным. — Темный Лорд хочет избавиться от самого Поттера, но если он узнает… — она снова поворачивается к сестре. — Пленников надо поместить в подвал, а я пока подумаю, что делать! — Это мой дом, Белла, и ты не можешь мне приказывать… — Сделай это! Вы даже не представляете, в какой опасности мы находимся! — Беллатриса визжит, а Гермиона смотрит на неё, когда она приходит осмотреть заключенных. Беллатриса выглядит безумно пугающе; тонкая струйка огня вышла из ее палочки и прожгла дыру в ковре. Нарцисса колеблется, прежде чем снова сглотнуть. — Уведи этих пленников в подвал, Сивый. — Подожди, — резко говорит Беллатриса. — Все, кроме… кроме грязнокровки, — Гермиона вся оседает, а Рон кричит ей вслед. — Ты можешь забрать меня, оставь её в покое! — она этого не видит, но слышит удар, который наносят ему. — Если она умрет во время допроса, я возьму тебя следующим, — говорит она. — Предатель крови стоит рядом с грязнокровкой в моём списке. Отведи их вниз, Сивый, но больше ничего не делай… пока. — Белла, — начинает Нарцисса, — девочка беременна. Бери мальчика — он сам предложил, бери его, его семья порочит чистокровное имя… — Он следующий, — говорит Беллатриса и освобождает Гермиону от остальных заключенных. Её тащат за волосы на середину комнаты, и Гермиона чувствует боль во всем теле. Единственная мысль Гермионы — что Драко не вернется вовремя, чтобы увидеть это. — А теперь нам с тобой надо поговорить, — говорит Беллатриса и бросает её на землю, голова Гермионы глухо ударяется об пол, и она стонет. — Посмотри на себя! Маленькая грязнокровка не могла дождаться, чтобы раздвинуть свои ножки! — она смеётся и раскидывает руки Гермионы в стороны, удерживая их на расстоянии с помощью магии. Гермиона пытается сомкнуть их, пытается снова обхватить ими живот, но не может. Гермиона смотрит на потолок, люстра прекрасна, она отражает лунный свет, отбрасывая серебряное отражение на фиолетовые стены. — Смотри, Цисси! Смотри! Она истекает кровью! — Беллатриса смеется и бросает в неё чем-то, от чего Гермиона кричит. Двери гостиной распахиваются, и снова появляется Драко. Он кричит и бежит к ней. — Остановись! — Нарцисса удерживает его своей палочкой, и Беллатриса оглядывается назад, наблюдая за племянником. — Ну почему, Драко? Это очень весело. Все его тело дрожит, и он не может пошевелиться из-за какого-то заклинания, которое его мать бросила в него. Гермиона видит, как он поливает кровью руку матери, пытаясь вырваться из ее хватки. Беллатриса снова обращает свое внимание на Гермиону. — Где ты его взяла? — спрашивает она и бросает в нее еще одно проклятие. Гермиона чувствует, как горит её тело, земля под ней дрожит. — Мы нашли его… — она замолкает, когда очередная волна накрывает ее, и её спина выгибается от боли. Она знает, что это не Круциатус, потому что непростительные требуют произнесенных заклинаний, но она уже чувствует себя сломанной. — Я спрошу тебя ещё раз! А где ты его взяла? — Клянусь тебе! Мы нашли его! — она снова плачет и кричит, её тело пылает. — Ты лжешь! Ты мерзкая грязнокровка! Ты врёшь! — она кричит и Гермиона еле слышно шепчет сквозь рыдания. Перед глазами у неё черные пятна, она больше ничего не видит, ей хочется увидеть Драко, сказать ему, что это не его вина. — Вы были в моем хранилище в Гринготтсе! Говори правду! Гермиона вскрикивает, все её тело сжимается и изгибается, ноги сводит судорогой, и ей кажется, что она лежит в луже собственной крови. — Что ещё вы взяли? Что еще у тебя есть? Скажи мне правду или, клянусь, я проткну тебя этим ножом! — Тетя, пожалуйста! — Драко умоляет, и она по его голосу понимает, что он плачет, она слышит какой-то треск и смех Беллатрисы. — Пожалуйста, тетя, остановись. — Вот что делают грязнокровки! Они путаются в головах наших ребят! Они развращают их! Посмотри на нашего Драко, который плачет по грязнокровке! Вы за это заплатите! ОТВЕЧАЙ МНЕ! КРУЦИО! Гермиона кричит и ей кажется, что сейчас горло разорвется и там песок, мешающий ей дышать. Гермиона думает, что Беллатриса уже пронзает ее ножом, потому что она чувствует, как ножи пронзают ее тело, ее пальцы изгибаются, и она чувствует кровь на кончиках пальцев, с какой силой она прижимает их к полу. В отличие от предыдущего проклятия, Круциатус кажется бесконечным. Гермиона думает, что ее тело горит в течение нескольких часов, и каждая мышца будет сжиматься и изгибаться, прежде чем он остановится. Один из ее младенцев сильно пинает ее в живот, и она знает, что это не должно произойти, для них больше нет места, чтобы двигаться. Она плачет. — Как вы попали в мое хранилище? — Беллатриса снова кричит. — Этот грязный маленький гоблин в подвале помог тебе? — Мы только сегодня с ним познакомились! — Гермиона всхлипывает, она все еще дрожит. — Мы никогда не были в твоем хранилище — это не настоящий меч! Это копия, всего лишь копия! — Копия есть? О, вполне правдоподобная история! — Но мы легко можем это выяснить! — Раздается голос Люциуса. — Драко, приведи гоблина, он может сказать нам, настоящий это меч или нет! — ДА ПОШЕЛ ТЫ! — рычит Драко. — Убери свои руки от меня! Гермиона больше ничего не видит, она не знает кто идет за мечом. — Круцио! — и все начинается сначала, она кричит, и почему-то сейчас ей еще хуже, потому что теперь к ее коже приставлен настоящий нож. Гермиона всем телом валится на пол и кусает язык, чувствуя вкус железа. Беллатриса что-то вырезает на ее руке, и Гермиона чувствует, как ее голосовые связки разрываются от того, как сильно она кричит. — Остановись! Пожалуйста! Не делай ей больно… Отпусти меня, мать твою… Гермиона! — Драко плачет, а Гермиона едва слышит его, ее уши наполнены ватой. Что-то происходит под ней, земля снова дрожит, а Беллатриса сброшена с нее. Гермиона слышит, как нож, которым она резала руку, уносится прочь. — Что это? — Беллатриса кричит, а Гермиона с болью открывает глаза и видит, что половицы возвращаются на свои места. Драко перестал бороться с заклинанием, которое наложила на него его мать, и он все еще как камень. Беллатриса смущается и оглядывает комнату. Гермиона все еще чувствует магию спиной. В доме есть защитные обереги. Так же, как и поместье Паркинсонов. Беллатриса проливала кровь наследника Малфоя на сердце дома, а дом защищал их. Драко и Нарцисса, кажется, понимают, что только что произошло, и они застыли на месте, Беллатриса, похоже, не понимает, потому что она все еще оглядывается, и Гермиона знает, что если бы Беллатриса поняла, следующее заклинание ударило бы Гермиону зеленой струей света. Затем Люциус возвращается с Крюкохватом, и внимание Беллатрисы переключается на гоблина. Она задыхается, когда чувствует, как ее охватывает судорога. Она сгибается пополам от боли, и ее широко раскрытые глаза встречаются с Драко. — Мне очень жаль, — она шепчет ему, и его и без того красные глаза наполняются слезами. Она не может сосредоточиться, но все равно пытается пробиться сквозь его стены. Он, кажется, понимает это, потому что он опускает крепость вокруг своего разума, и Гермиона задыхается от того, насколько подавляющей является его паника. — Я люблю тебя, — говорит она ему прямо в голову, — все будет хорошо. Он отстраняется от нее и смотрит в сторону, все его лицо искажено чем-то почти неузнаваемым. — Что? — Беллатриса спрашивает Крюкохвата. — Это и есть настоящий меч? — Нет, — отвечает Крюкохват и Гермиона уже не чувствует облегчения. — Это подделка. — Ты уверен? Совершенно уверен? — Да. Но Беллатриса, конечно, могла, и ее черты расслабляются, когда облегчение омывает ее. — Хорошо, — говорит она и небрежным взмахом палочки делает еще один глубокий надрез на лице Гоблина и тот с воплем падает к ее ногам. Она пинает его в бок и на ее лице появляется маниакальная улыбка. — А теперь мы зовем Темного Лорда! — говорит она и, не теряя времени, прижимает свою палочку к Темной Метке. — И я думаю, что мы можем избавиться от грязнокровки. Сивый, возьми ее, если хочешь. У тебя тоже будет десерт. — Нет! — Драко кричит в то же самое время, как Рон врывается в комнату, крича то же самое. Еще одна волна боли захлестывает ее, глаза закатываются, и тело падает обратно на пол. Все вокруг погружено во тьму, она почти ничего не слышит, в ушах звенит, но она чувствует, как ее тело с силой отрывают от пола, и моргает, глядя на лужу крови на том месте, где она была. — ОСТАНОВИСЬ ИЛИ ОНА УМРЕТ! Это последнее, что она слышит, прежде чем все вокруг становится черным.