За стенами замка

25 ноября 2003 года. Хогвартс. День 5499. Он смотрит, как его ученики выходят из класса и ведут себя тише, чем обычно. Они были здесь во время войны, они помнят его, они ненавидят его. Война изменила их, потому что гриффиндорцы раньше не имели ни малейшего представления о здравом смысле, но эти знают, что он в ужасном настроении и ходят на уроки не устраивая истерик. Сразу после того, как уходит последний ученик, входит Тео. Драко даже не потрудился встать со своего места. — Я надеюсь, ты знаешь, что все мы считаем тебя сумасшедшим. Ты не должен быть здесь. — Я не могу оставаться в поместье. Я не могу оставаться спокойным, если ничего не делаю. Тогда я точно сойду с ума. Они поставили заклинание слежения за нашим семейным древом. Если я появлюсь там, вокруг моего изображения появятся цветы. — Поттер сказал мне, что они захватили еще двоих. В Азкабане их теперь четверо. — Кто же это? — Адриан Пьюси и Терренс Хиггс, оба из Слизерина. — Адриан был в команде по квиддичу вместе со мной, — говорит Драко сквозь стиснутые зубы. — Да, я знаю, — говорит Тео и обходит вокруг стола, подходя, чтобы опереться на него рядом со стулом Драко. — Никто из них ничего не знает о Гермионе и Келуме. Поттер уверен, что они сбежали. — Это похоже на наше поведение на седьмом курсе. Мы здесь и не имеем ни малейшего понятия где она, когда все остальные за ней следят. — И она пережила это, Драко. — Но какой ценой? — он щелкает зубами и бьет кулаком по столу, несколько игл разлетаются в разные стороны. Тео кладет руку ему на плечо и слегка сжимает его. — Ты не потеряешь их, Драко. Ни за что. — Почему мы не можем просто быть счастливы, Тео? — спрашивает Драко, пряча лицо в ладонях. Им всего двадцать три года, и половина их жизни прошла в трудностях, страданиях и потерях. — Разве войны было недостаточно? Дважды я думал, что потеряю её, дважды мои руки были в её крови. Разве это не должно быть каким-то знаком? Что мы не должны быть вместе? Я только причиняю ей боль… — Остановись, — говорит Тео и недобро вырывает голову Драко из его рук. — Заткнись, Драко. Серьезно. Это никогда не было твоей виной. Нет. Этот ублюдок выбрал твой дом в качестве базы, но мы все знаем, что он мог выбрать мой дом, это мог быть любой другой дом. Тот факт, что все это произошло в поместье Малфоев, был болезненным и извращенным совпадением. Это была не твоя вина. Она сбежала… — Но не с моей помощью, — шипит он и до сих пор ясно помнит, как он тогда ничего не делал, как жалок тогда был. Застыл посреди ее мучений. — Если бы ты тогда что-то сделал, то, блядь, помер бы. И тогда кто бы спас её в замке? Ты был тем, кто нашёл её. Ты спас ей жизнь, Драко. Гермиона чертовски счастлива с тобой, не говори глупостей. Вы двое заслуживаете друг друга, — говорит Тео, и Драко жалеет, что не может поверить в своего друга. — Не смотри на меня так, — огрызается Тео, поймав его. — Ты так сильно изменился из-за неё. Ты стал намного сильнее из-за неё. И она была такой же. Посмотри на Келума, посмотри на этого замечательного мальчика, как ты можешь говорить, что ты и Гермиона не должны быть вместе, когда он существует? Драко слегка улыбается, думая о своем мальчике. Его удивительный, замечательный мальчик. Сколько радости Келум принес в его жизнь, каким он был. Его крошечные руки и вьющиеся волосы, которые заставили его провести тот первый год в бегах. Его любопытные шоколадные глаза, которые были точно такими же, как у Гермионы не только по цвету, но и с любовью к миру. Не замолкающий рот Келума постоянно задавал вопрос за вопросом, указывая пальцами и желая знать каждый ответ, и как охотно Драко отвечал на них все, потому что он знал, что Гермиона никогда не поделится со своим мальчиком никакими знаниями. — Я так сильно люблю его, Тео, — пробормотал Драко, боясь, что его голос сломается, если он заговорит еще громче. — Я знаю это, парень. Ты сможешь вернуть его обратно. 10 марта 1998 года. Коттедж «Ракушка». День 1148-й. Вокруг неё раздается много криков, мелькают огни и движутся тени, возможно, это люди. Ей кажется, что она слышит голос Гарри и, возможно, Луны. — Гермиона, тебе нужно проснуться, — она слышит, и осознание уже почти пришло, но она отступает в темноту, прежде чем дать ответ. Когда она возвращается снова, то понимает, что она где-то в другом месте. Тут более комфортно, а вокруг нее… это вода? Почему она плавает? — Пожалуйста, Гермиона, без тебя это невозможно, — Гермиона слышит и понимает, что это голос Флер. Французский язык загустел в ее речи. — Ну же, Гермиона, ты можешь это сделать, — это Гарри, где-то позади нее, Гермиона думает, что он гладит ее волосы. Вода вокруг нее теплая, и, по крайней мере, две пары рук держат её, не давая полностью погрузиться в воду. — Мы не можем достать их без её помощи, — говорит Флер и выталкивает кого-то? Гермиона не знает. — Раскрытие уже десять сантиметров, нам нужно их вытащить. — Гермиона, ты привела их сюда, пора познакомиться с твоими малышами. Тебе нужно поднажать, нам нужно, чтобы ты проснулась, — это Луна, и её кожа слегка тронута перьями, рука холодная, а может быть, это Гермиона вся горит. Новорождённые дети. Её дети. Они пытаются вытащить их, но без её помощи они не справятся. Гермиона пытается оттолкнуться, и с ее губ срывается крик. — Да, милая Гермиона, я знаю, что это больно, милая, но тебе нужно поднажать, — говорит Флер и окружение Гермионы становится для нее все более понятным. Она в доме, может быть, в коттедже? Украшение прекрасное. Гермиона чувствует запах моря вокруг себя. Она делает еще один толчок, и еще один крик разрывает ее изнутри. Он горит. Что-то давит на ее влагалище, и, конечно, она не может сама так сильно расшириться, чтобы ребенок вышел. — Я чувствую голову, — говорит Флер, и значит ли это, что руки Флер находятся внутри нее? — Скоро нам придется вытащить ее из воды. Гермиона, продолжай тужиться, не останавливайся. У тебя все очень хорошо получается. Гермиона кивает, наконец-то ей удается держать глаза открытыми, а голова не кружится. Гарри стоит позади нее, вылезая из ванны, обеими руками держась за ее живот. Вокруг нее дюжина огней, по три комплекта в каждом. Гермиона узнает некоторые из них: состояние жизненно важных органов, монитор сердечного ритма, магическая подпись, осложнения. Это шоу зеленых, желтых и красных огней. Здесь очень много красного и желтого. — Гермиона, сосредоточься, — Луна появляется перед ней, закрывая ей глаза от света. Она не понимает, что принадлежит ей, а что — ее детям. Почему здесь так много красного? — Ты должна тужиться, они должны встретиться с тобой, Гермиона, — Гермиона кивает и снова сосредотачивается на толчке. — Да, вот и все. Билл, помоги Гарри перенести ее на кровать, — ободряюще говорит Флер. Гарри, будет лучше, если ты будешь позади нее. Гермиона понятия не имела, что Билл здесь, но он оказался в поле ее зрения и вытащил ее из воды на кровать, прижав спиной к груди Гарри. — Все будет хорошо, я тебя держу, — Гарри шепчет ей на ухо, и Гермионе хочется плакать. Или, может быть, она уже плачет. Вся эта давка, крики и то, как ее разрывают на части, продолжаются, Гермиона устает, и она замечает, что солнце начинает садиться. — Ты практически готова, я почти всю её вытащила, — говорит Флер, и Гермиона кивает, собираясь с силами, чтобы сильно толкнуть, когда все ее тело болит не только от процесса родов, но и из-за пыток Беллатрисы. Каждый раз, когда она тужится, ее тело горит, и она вспоминает Круциатус. Её поражает то, насколько точно она помнит эту боль. — Дыши, Гермиона, ты почти справилась. Кэсси уже почти здесь, — говорит Гарри, и Гермиона отрывисто кивает, она совершает еще один длинный толчок, с криком встречая вздох Флёр. У Флер в руках ребенок, она маленькая, дергается и вся покрыта детскими жидкостями. Она тоже молчит, и сердце Гермионы продолжает сокращаться, когда она понимает, кому принадлежали красные мигающие огни. Ребенок вручается ей, и вокруг нее возникает край отчаяния, который пытается поглотить ее. Гермиона баюкает своего ребенка, наблюдает, как ее маленькая девочка изо всех сил пытается открыть глаза, она постоянно дергается в руках, и несколько слез Гермионы падают на волосы ребенка. — Он слегка повернулся… — говорит Флер, но Гермиона не обращает на нее внимания, она чувствует руки Флер внутри себя, и это странно. Гермиона слегка толкает ее, но она смотрит, как ее девочка тяжело дышит, становится все меньше и дальше от нее. Гермиона касается ее лба, щек, и она открывает глаза. Это глаза Драко, что наполняет ее грудь печалью. Она слышит, что плачет, но это не девочка. Гермиона смотрит вверх и у Флер на руках Келум, мальчик кричит, и это так отличается от того, что было раньше. Совершенно неподвижная девочка уже на ее руках. Флер оставляет мальчика рядом с сестрой, они лежат лицом друг к другу. Келум плачет, а маленькие ручки двигаются; Кэсси устало моргает, и Гермиона едва слышит вздох, вырвавшийся из груди маленькой девочки. Ей не нужно ждать, когда рядом с ней погаснет красный свет, чтобы понять, что ее малышка ушла. Гермиона дрожит всем телом, она прижимает к себе обоих младенцев и целует их в головы, пытаясь успокоить крики Келума и попрощаться. Гермиона не успела поздороваться с ней, она даже не могла сказать маленькой девочке, что любит ее. Гермиона плачет и повторяет для Кэсси миллион раз «Я люблю тебя», уткнувшись в её голову. Она чувствует, как Гарри плачет у нее за спиной, он пытается успокоить Гермиону поцелуями в голову и поглаживает ладонями ее руки. — Мне очень жаль, — Гермиона плачет. — Я так сожалею, что не смогла защитить тебя. — говорит она и Келум уже не плачет. Она смотрит на него, слабо улыбаясь. — Я люблю тебя, — она целует его в испачканный лоб, — я буду защищать тебя, с тобой никогда ничего не случится. Я обещаю. Она плачет часами. Гермиона видит Флер, идущую с одеялами и полотенцами, чтобы очистить их. Она не пытается снять их с Гермионы, похоже понимая, что Гермиона будет кричать на нее. Это тяжелая работа. Флер должна проверить жизненные показатели Келума и любые осложнения после родов, а Гермиона отказывается даже немного сдвинуться с места. Уже наступила ночь, когда Гарри снова заговорил. Гермиона совсем забыла о его присутствии, даже когда он был рядом. — Я знаю, что это тяжело, Гермиона, — он шепчет ей на ухо, и она чувствует, как слёзы бегут из её глаз. — Но нам... тебе нужно успокоиться. — Я не могу, — Гермиона качает головой. — Я не могу, Гарри. Это больно, Мерлин, очень больно, — одна только мысль о том, чтобы отстранить её от груди, вызывает в её глазах новую волну слез. — Мне так жаль, Гермиона, — он говорит, а она чувствует его тяжелую голову на своем плече. Она знает, о чем он думает. Он снова винит себя. Гермиона больше ничего не может ему сказать. Она не хочет думать о том, что случилось, потому что не хочет обижаться на него. Гермиона сердится. Она так сердита, что ее магия вырывается из нее и если бы у нее была палочка, то из неё выходили бы искры. Но она не может злиться на Гарри, она не позволит своему гневу обернуться против него, не тогда, когда она собирается убить Беллатрису за это. Гарри виноват, что их поймали, но, может быть, если бы Гермиона не была так быстра убрать защиту, может быть, если бы Гермиона согласилась, когда они сказали, что она должна вернуться, может быть, если бы Гермиона осталась вместо того, чтобы идти вообще. Есть много вариантов, и ни один из них не имеет значения, потому что маленькое тело Кэсси теперь холодное и ничто не изменит этого. 14 марта 1998 года. Коттедж «Ракушка». День 1152-й. Келум такой маленький. Гермиону поражает, как это маленькое существо может нести в себе что-то настолько большое. Она присматривает за ним днем и ночью, он не плакса, так что Гермиона плачет за них обоих. Три дня назад она видела, как Гарри нес гроб Кэсси в сад за холмом. Флер сказала, что Келум не должен покидать комнату и находиться под заклинанием защиты, чтобы проверить его жизненные показатели, так как это были травматические роды. Гермиона не хотела оставлять его одного, боясь, что с ним что-то случится. Она также не думала, что сможет наблюдать за тем, как Кэсси опускают под воду. Все держались от нее подальше, Флер была единственной, кто приходил несколько раз в день, и Гермиона узнала, что в Шармбатоне у них был целый ряд внеклассных занятий, которые можно было выбрать самостоятельно. Однажды Луна зашла к ней в гости, чтобы подарить детский наряд ручной вязки, он был светло-зеленого цвета, потому что Луна подумала, что ему бы это понравилось. Гермиона спросила Луну, что случилось с ней во время ее пребывания в поместье Малфоев, и Луна сказала, что это было очень удобное пребывание, учитывая ее обстоятельства. Гермиона выгнула бровь, и Луна просто сказала: — Ты выбрала очень хорошего человека, Гермиона. Конечно, Гермиона подумала о Драко и о том, что могло случиться с Малфоями после того, как Волдеморт узнал об их неспособности удержать их. У неё больше не было возможности поговорить со Снейпом или Ремусом, все её вещи были украдены похитителями. По крайней мере, меч всё ещё был с ними. Гарри тоже приходил, его лицо постоянно выражало горе и вину. Он едва мог смотреть ей в глаза. Его глаза были красными, когда он уходил. Она не сказала, что все в порядке. И уже не станет. Рон не пришёл, но она слышала, как они с Гарри спорили в соседней комнате, она слышала, как кто-то швыряет вещи, а Рон задыхался и спрашивал: «Почему он?» Ответ Гарри прозвучал гораздо тише и Гермиона его не расслышала. Она оставалась в своей комнате, Флер помогала ей ходить вокруг кровати. Ее тело было слабым, отчасти из-за пыток, а отчасти из-за родов. Пописать было больно, а иногда из носа текла кровь, но Флер сказала, что это нормально. Это бывает даже при менее бурных родах, чем у нее. Гермиона кормит грудью Келума, когда кто-то стучит в ее дверь. — Входи, — говорит она и машинально крепче прижимает Келума к себе. Зашла только Луна и Гермиона слышит какие-то крики, доносящиеся снизу, когда открывается дверь. — Ты наложила заглушающее заклинание, — говорит Луна и один раз кивает, как будто одобряя решение Гермионы. — Я никогда не понимала, почему некоторые люди думают, что чувства других людей, не соответствующие их собственным ожиданиям, должны быть решены с гневом, — говорит она, в отчужденной манере Луна говорит большинство вещей. — Что тут происходит? — спрашивает Гермиона, она наложила заглушающий амулет после того, как впервые услышала, как Гарри и Рон дерутся. Луна все еще стоит у двери, у неё в руках корзинка, и в ней есть разноцветные вещи. Гермиона думает, что это еще больше одежды. — Можно мне подойти поближе? — мягко спрашивает Луна и Гермиона поражена. Это правда, что Луна понимает больше, чем большинство людей, но Гермиона не думала, что она выражает свой страх так, чтобы его было так легко заметить. Плечи Гермионы расслабляются, и она кивает. Луна придвигает стул поближе к кровати и садится с корзинкой в руке. — Это нормально — чувствовать себя напуганной, Гермиона. Ты можешь быть абсолютно уверена, что кто-то может у тебя его отобрать, — Гермиона кивает. — Здесь почти нечего нет, и ему понадобится больше одного комбинезона. Я сделала больше и в разных цветах. Я пыталась сделать рисунок льва, но это было слишком сложно. Думаю, что это больше похоже на крысу. Луна показывает свои творения одно за другим, они все уродливые, цвета часто не совпадают, но Гермиона влюбляется в них, они маленькие, как ее ребенок, и это все для него. У него вообще ничего нет. — Спасибо тебе, Луна. — Ты бы видела небо в эти быстрые дни. Я никогда не видела столько звезд, небо так прекрасно снаружи. Я считаю, что его имя абсолютно подходит. Келум. На латыни оно значит «Небо». Гермиона кивает и вытирает слезы, которые текут из ее глаз, она не собиралась плакать, но это единственное, что она делает в эти дни. Она помнит, что Луна уклонилась от ответа, и поэтому спрашивает снова: — А из-за чего они ссорятся? — Знание не принесет тебе никакой пользы, — утверждает Луна и Гермиона понимает, что это из-за неё. — Рон? — спрашивает она. — Попробуй этот, — она протягивает ей бледно-желтый комбинезон, но этот не такой уж уродливый, и Луна, похоже, знает об этом. — Он тоже в тебя влюблен, — отвечает ей Луна. — И для него этого должно быть достаточно, чтобы ты тоже его полюбила. — Так вот почему они дерутся? — Гарри хочет, чтобы Рон навестил тебя. Гарри такой добрый, он не очень любит Драко, но он очень любит тебя, Гермиона, и он пытался. Это и есть любовь, понимаешь? — Гермиона кивает. — Он будет очень похож на Драко, — Луна говорит через несколько мгновений, — чистокровные черты часто доминируют. — Я рада, что у него не будет моих волос, — произносит она неубедительно, её выдает её улыбка. Обе девушки сидят тихо, Келум вскоре заканчивает свою трапезу, а потом мило морщит свой маленький нос, и они хихикают. Он открывает глаза на звук, и шоколадные шары пристально смотрят на Гермиону. Она предлагает ему подержать палец, и он быстро хватает его. Гермиона так много чувствует к нему. — Драко очень любит тебя, Гермиона, — Луна говорит серьезным голосом, и это удивляет Гермиону. — В течение этого года я видела его в замке и он предпочитал оставаться один. Я тоже предпочитаю одиночество и находила его бесчисленное количество раз на мосте виадука или у альковов шестого этажа, — рассказывает Луна и Гермиона жадно слушает, она изголодалась по Драко. Она так по нему скучает. — Мы говорили только об одном. На самом деле, говорила только я. Нашла его на мосту, с головой, кишащей мозгошмыгами. Я рассказала ему о твоем платье на свадьбе, это не было креативно, так как сиреневый цвет был украшением, но он был прекрасен на тебе. Я сказала ему, что ты танцевала с Крамом и что Крам спросил, есть ли у тебя парень, и ты сказала «да», — Гермиона уже готова спросить, откуда она все это знает, когда вспоминает, как они чуть не столкнулись с Луной во время танца. Она их слышала. — После этого Мозгошмыги начали уходить, особенно когда я рассказала ему о твоем ответе. — Спасибо тебе, Луна. 17 апреля 1998 года. Коттедж «Ракушка». День 1185-й. Дни проходят почти одинаково — она остается в своей комнате. Флёр приносит еду три раза в день; Луна навещает их почти каждый день, они почти не разговаривают, но с Луной это в порядке. Гарри приходит каждый день, и он медленно учится скрывать свою вину, когда смотрит на Гермиону. Пару дней назад он даже спросил, можно ли ему поиграть с Келумом. Гермиона была напряжена все время, пока рука Гарри лежала на ребенке. Даже Дин однажды пришел, чтобы принести ужин, он улыбнулся ей, стоя у двери. Рон всё ещё не приходил. Флёр только что ушла с обедом, Гермиона знала, что у неё есть ещё несколько часов до визита Гарри. Несколько недель назад они решили, что в склепе Беллатрисы должно быть что-то, даже, возможно, Хоркрукс, так как Беллатриса боится. Их присутствия там было достаточно, чтобы заставить ее лгать своему господину. Они пытаются придумать какой-то план, Гарри разговаривает с Гоблином, а в углу комнаты Гермионы варится Оборотное зелье. Она следит за ним каждый раз, когда Келум засыпает. Он уже проснулся и издает какие-то детские звуки. — Маме придется уйти, — она говорит ему, и его большие карие глаза смотрят на неё, они могут быть того же цвета, что и у Гермионы, но интенсивность его взгляда такая же, как у Драко. — Твой папа тоже не в безопасности. Он должно быть отчаянно хочет узнать тебя, поэтому мама должна спасти его, чтобы он мог быть с нами, — он моргает, и Гермиона улыбается. — Он будет так влюблен в тебя. Раздается стук в дверь, и Гермиона удивляется, когда за ней появляется Ремус. — Профессор! — говорит Гермиона и он ей улыбается. — Я пришел сюда, чтобы сообщить вам новости о Тедди. Он вчера родился, — произносит он и Гермиона улыбается в ответ. — Поздравляю, профессор. — Я вижу, у тебя тоже есть свой, — говорит он и Гермиона кивает. Ее улыбка спадает с лица, ей приходится натянуть еще одну. — Можно мне его увидеть? — Гермиона кивает и Ремус подходит ближе, он садится на кровать, и его лицо становится намного светлее. У него все еще были круги под глазами, но его изможденный взгляд исчез. На его лице застыло мягкое счастье, и Гермиона рада, что хотя бы он обрел хоть какое-то счастье. — За последний год ты многому меня научила, — говорит он, не сводя глаз с Келума. — Но если ты позволишь своему старому профессору что-то сказать, я бы хотел сказать, что это не обман, это не замена, если ты отдаешь всю любовь одному, а не разделишь и на того, который умер, — говорит он и смотрит на Гермиону, её глаза уже полны слез. Он знает о Кэсси. — Профессор… — Мне кажется, это невозможно, — говорит он и Гермиона внезапно понимает, что он единственный, кто мог бы понять её чувства в данный момент. — Такое чувство, что у тебя в груди дыра, что она должна стать меньше, но вместо этого становится только больше, потому что ты понимаешь, что каждый новый день, это еще один день, который отделяет тебя от последнего момента вместе, и еще один день, который ты проведешь без нее, — Ремус держит ее за руку обеими руками. — Гермиона, ты же сама сказала, что мне не нужно чувствовать себя виноватым из-за того, что я люблю его. Или виноватым в том, что люблю ее. Это правда. Ты будешь любить Кэсси вечно и вечно по ней скучать, но это не должно быть единственное, что есть. Тебе нужно держаться за теплое чувство, которое он дает тебе… Сохрани его, иначе это может обернуться противно, как я почти сделал с моей любовью к Доре, — произносит он и Гермиона кивает. — Благодарю Вас, профессор. — Мы исцелимся, Гермиона. Это займет некоторое время, но однажды будет уже не так больно, как нам обоим. — Я очень рада за вас, профессор. — Спасибо, — Говорит он и встает на ноги. — Мне нужно вернуться, я сказал Доре, что вернусь быстро. Моя цель была просто прийти сюда, чтобы рассказать новости, и они рассказали мне о тебе, — произносит он и Гермиона кивает и благодарно улыбается. Она ценит, что он держится подальше от Тедди больше, чем это необходимо для нее. — Снейп недавно говорил со мной, я не мог прийти раньше, это было слишком опасно. Младший Малфой отчаянно ищет информацию о тебе, — он говорит ей и у Гермионы снова текут глаза. — Не говорите ему о Кэсси, — говорит Гермиона с ноткой отчаяния в голосе. — Он, вероятно, чувствует себя достаточно виноватым в том, что произошло, я не хочу, чтобы он сделал что-то, что может произойти… — Я все понимаю. — Скажите ему, что это не его вина и он сделал все, что мог, — он кивает. — Благодарю Вас, профессор.