***
— Ты серьезно решил исповедаться? Ровно семнадцатое число, а я практически все успел. Итак, как проходит крещение ребенка я выяснил у набожного Луи. Мои родители оповещены — ни слова о моем прошлом, философском камне и Скорпиусе Малфое, так мы с отцом договорились. Никаких многочисленных Уизли — во-первых, эту ораву родни потом не прокормить, во-вторых, не нужно им видеть, как меня едва ли не за ухо тащит в церковь агрессивная латиноамериканка в мужском пиджаке. — Сильвия, — прорычал я, подняв на нее тяжелый взгляд. — Можно я сам справлюсь? — Так ты реально будешь исповедоваться? — Финн поспевал следом, то ли насмехаясь, то ли интересуясь искренне. — Да, — отмахнулся я. — Такой день, нужно же облегчить душу от грехов. — Но потом ты все равно будешь косячить. — И снова попрошу за это прощения лет через десять. Мне казалось, это так работает. Да иду я, иду, не опоздаем мы встречать вашего драгоценного Альдо. В церкви было красиво, но как-то неспокойно. — … а крестный малыша сидел в тюрьме, он даже это не скрывает. — А Скорпиус Малфой тем временем капал на мозги моим родителям. — Ничего, мой крестный тоже сидел в тюрьме, — ответил отец, не поворачивая к нему голову, и это последнее, что я увидел и услышал, когда Сильвия толкнула меня вглубь церкви, к исповедальням. — Да иду уже, иду, — возмутился я. — Мы что, спешим куда-то? А у исповедален очереди — надо же, сколько в Лондоне грешников. — Туда, — сказала Сильвия, подтолкнув меня к кабинке, которую почему-то миновала очередь. — И побыстрее. — А, я понял. Все, Сильвия, я вас раскусил. Сильвия дернулась. — Там, спорю на что угодно, сидит ваш какой-нибудь «личный падре», — догадался я. — Который, вероятно, крестный отец Альдо, периодически прибухивал со стариком Диего, закрывал глаза на кладбище в виноградниках. Да? Вы его сюда в чемодане провезли? Сильвия даже не моргнула. — У тебя пятнадцать минут. — Уж простите, мадемуазель, вашими стараниями, грехов у меня по-богатому. Нет, а падре серьезно засланный? Не он ли был тогда на моей с Камилой свадьбе? Финн, явно в желании поставить точку, распахнул одну из дверей исповедальни со стороны, противоположной от той, куда меня направляла Сильвия. — Он? — поинтересовался я, но Сильвия уже толкнула меня за вторую дверь, не забыв напомнить, что у меня уже четырнадцать минут. — Финн? — Не он, — услышал я бесстрастный голос Финна и щелчок двери. — Конечно не он, это преподобный Стокс, — услышал я наставительные слова Сильвии. Как-то было очень неловко. Кабинка крохотная, обшитая темным деревом, над головой светильник — хоть и освещает совсем утлую площадь, а все равно как-то тускло, да еще и лампочка мигает то и дело. Ни окон, ни вентиляции — я как в ящике заперт. Лишь деревянная перегородка, за которой меня ожидает благодарный и, как гласит традиция, всепрощающий слушатель. Странно дело. Я не католик. Вернее, я даже не могу отнести себя к какой-то определенной конфессии. Наша семья не была набожной, да и, честно говоря, я был уверен, что у волшебников с религией связей особых нет. Луи — как исключение из правил, и то, тоже мне, праведная куртизанка. И я бы не заморачивался всякими религиозными процедурами, но вот со стороны матери у сына в семье все были католиками. Может, разница в менталитете, но отношение к церкви и вере даже у моей покойной ветреной Камилы было исключительным. И вот я, условно верующий в божественные силы, сидел в тесной исповедальне, и стеснялся так, что горели уши. Ну вот что сказать? Как сказать? С чего начать? В моем случае два варианта: или быть искренним и рассказать все, или быть в безопасности и молчать. А можно, в принципе, отсидеть так еще пару минут и выйти из исповедальни. Но как-то было очень совестно. Будто само провидение направило меня рукой Сильвии Кармары в эту кабинку тесную, намекая, мол, Поттер, надо бы и о душе подумать. Надо было у Луи спросить, как себя вообще вести в таких ситуациях. А святой отец терпеливо ждал. Минута, за ней началась и следующая. И тихо так было, я слышал, как потрескивал с той стороны исповедальни огонек свечи. Так, надо уже взять себя в руки. В обычной жизни-то мне рот не заткнуть. — Куда говорить? — выдохнул я, не узнав свой голос. — Просто говори, сын мой. Я усмехнулся и, на всякий случай, перекрестившись лишний раз, мало ли, вдруг святой отец наблюдает, устроился поудобнее на жесткой лавке. Ну, диалог вроде начат. Бегло оглядев тесную кабинку для исповеди, я поинтересовался: — Святой отец, а все, что я расскажу, вы, часом, не сболтнете полиции? — Никоим образом. — Преподобный Стокс явно хотел бы уже начать. — Просто я впервые буду изливать священнику душу, — протянул я неловкое признание. — И, уж поверьте, если бы не пришлось крестить сына, меня бы здесь не было. А мой лучший друг, на всю голову католик, сказал, что во время крестин должны быть чистые помыслы и… Преподобный многозначительно кашлянул в кулак. Я, поняв, что как бы пора уже что-то говорить по делу, ведь Луи меня не выпустит из церкви, если не исповедаюсь, глубоко вздохнул и, подавив желание закурить (и закурил бы, но пепельницы не было), произнес: — Короче говоря, мне было семнадцать лет…Глава 7.
6 января 2020 г. в 14:27
Примечания:
И тут начинается "Ученик афериста". Миновавшим его - не читайте дальше, закройте вкладку. Не миновавшим его - ну что, готовы терпеть грядущие триста тысяч две сотни миллиарда глав?
Как, наверное, можно заметить, в своих рассказах я частенько делил людей на категории. Возможно, у меня удивительный сугубо аналитический склад ума, раз практически все в этом мире делится мною на классификации.
Так вот, о категориях людей. Кажется, я выводил категории популярных учеников, категории неприятных родственников, категории хороших и плохих дней. И вот, давайте снова поговорим о людях.
Знаете, есть такая категория людей, которые постоянно суют свой длинный нос куда надо и куда не надо? Только не врите, клянусь бородой Мерлина, у каждого из нас есть такой знакомый, чаще знакомая, ибо такому греху подвержены в основном женщины.
О, да, Сильвия была не просто подвержена этому греху, она сама была грехом. Скорей всего, когда женщине некого обхватывать руками по ночам в своей спальне, она пытается обхватить руками весь мир, чтобы ни единая песчиночка, травиночка, птичечка, лягушечка даже не посмела шевельнуться без ее ведома. В своем желании контролировать все и всех, атташе очень усложняла мне жизнь.
Она знала все. Факультет Хогвартса, на котором я учился, количество набранных баллов на экзаменах, мою группу крови, планировку спальни на Шафтсбери-авеню, мои аллергии и детские болезни, конфузы и успехи, знак зодиака человека, когда-то продавшего мне банку с кровью. Что совсем уж невыносимо, она знала все о моей интимной жизни: что было, с кем было, сколько раз, где и на какого цвета простынях. Сильвия могла (и не раз так делала) внезапно появиться на пороге моей комнаты ранним утром, и, совершенно не интересуясь, один я или нет, одет ли, готов ли слушать, сразу переходила к сути дела — то ей документы нужны, то переговоры с кем-то, то я что-то ей должен был… невыносимая женщина.
— Слушайте, при всем уважении, — раздраженно просипел я, комкая одеяло. — Нельзя вламываться в чужой дом.
— Я с тобой согласна, — кивнула Сильвия, удобно расположившись в кресле прямо напротив дивана.
Королева беспардонности закинула ногу за ногу и, приняв выжидающую позу, не сводила с меня взгляда.
— Можно я оденусь?
— Да, пожалуйста, — снова кивнула Сильвия, но взгляда не отвела.
Я чуть не задохнулся от гнева. Лежавший на краю Финн же, цокнув языком, выскользнул из одеяла и беспрепятственно прошел к шифоньеру. Сильвия наконец-то прикрыла глаза.
— С почином ваc, сеньорита, — просипел я злорадно. — Сегодня, на сорок каком-то там году жизни вы впервые увидели обнаженного мужчину. Вы, собственно, за этим и пришли в восемь утра?
Финн швырнул мне прямо в лицо мятую рубашку и джинсы, которые больно стукнули по лбу, врезавшись прямо пряжкой ремня.
— Ставь чайник, — бросил я сконфуженно.
— На плиту?
— Нет, блядь, на учет в психиатрическую больницу. Финнеас, не тупи, пожалуйста.
Застегнув свои потертые черные джинсы, Финн послушно потопал на кухню, а я прищурено повернулся к Сильвии.
— Итак, вы здесь…
— Не за тем, чтоб разглядывать твои дряблые гениталии.
— Сильвия, вам уже за сорок, молчите про дряблость.
Тем не менее, два голых мужчины за раз для девственницы сотого уровня с утра пораньше было бы уж слишком резким шоком, а потому сбил одеяло в кучу, смастерив своеобразную ширму-баррикаду и принялся натягивать брюки.
— А зачем вы здесь, напомните?
— Птичка напела, что ты наконец-то в кой-то веки решил, что нужно крестить сына.
Я в осадок выпал. Ну то есть вы представляете себе, да? Она по-хозяйски открыла дверь дома ранним утром, нащупала рукой выключатель, опустила сумочку прямо мне на голову, брезгливо сунула мою одежду в ближайший шкаф, уселась в кресло, прервала то, что прервала, чтоб уточнить, действительно ли я собрался крестить сына!
— Вы безбожница конченая, — только и ахнул я.
Сильвия вскинула тонкие брови.
— Поттер, не надо меня обижать, а то я еще не придумала, кому шепнуть первому: Интерполу или сербской мафии о том, что ты последний, кто разговаривал с покойным Гораном Пшеженш… ну ты понял.
Я чуть подался вперед, а Сильвия вдруг коротко, но широко улыбнулась.
— Минуточку.
— Да-да, Поттер.
— Вы же тоже там были.
— Разве? — протянула она. — Свидетелей этому не было.
— Я свидетель.
— Нет, дорогой, ты не свидетель, ты потенциальный обвиняемый. Поэтому, когда мы оба уяснили, кто из нас под прицелом, давай ты не будешь мне хамить.
Я не сказать, что очень напрягся — блефом попахивало уж очень сильно, но все равно не мог не выплюнуть давно уже засевшее:
— Сука.
Сильвия с интересом подперла щеку рукой.
— Ладно, это было в последний раз, — отмахнулся я, когда она медленно вытащила телефон из сумочки. — Так, какое вам дело, когда я собираюсь крестить своего сына?
— Очень просто, Поттер, я возьму Альдо билет в Лондон на эту дату.
Я задумчиво почесал затылок. Признаюсь, Альдо Сантана как-то из моей памяти выскочил, несмотря на то, что, фактически, был моим непосредственным начальством. Но, черт возьми, каким он мог быть начальством, если я помнил сына мафиози зашуганным шестнадцатилетним подростком, которого в родной школе не били разве что учителя и буфетчица?
— А он здесь зачем? — с сомнением протянул я.
Сильвия взглянула на меня, как на идиота.
— Он единственный живой родственник Матиаса.
— В смысле, единственный? А я?
— Где Матиас?
Я замялся.
— У дяди и тети, — не очень уверенно протянул я.
— Говно ты, а не родственник, Поттер.
В кухне фыркнул подслушивающий Финн. Гневно взмахнув палочкой в сторону арочного проема, я буркнул заклинание — дверца кухонного ящика тут же резко открылась, треснув Финна по затылку.
— То есть, — спохватившись и застегнув клетчатую рубашку, покуда Сильвия окончательно не разочаровалась в мужском поле, протянул я. — Альдо прилетит сюда? Не конкретно сюда, в дом, здесь он мне в хер не уперся. Я про Лондон.
— Да, — подтвердила Сильвия, поднявшись на ноги. — Прилетает семнадцатого.
Я приоткрыл рот.
— Минуточку. Это как так?
— Это семнадцатого марта. Семнадцать — натуральное число между «шестнадцать» и «восемнадцать». Март — третий месяц в григорианском календаре. Если бы я знала, что ты будешь так тормозить, подготовила бы на эту тему презентацию в Power Point.
— Да заткните ротовую щель хоть чем-нибудь, — не вытерпел я. Ибо сарказм — моя прерогатива. — Вы хотели узнать дату, чтоб взять для Альдо билеты. И тут же говорите, что Альдо прилетает семнадцатого. Это…
— Это значит, что поторопись, потому что я уже взяла билеты и не собираюсь неделю водить Альдо по музеям, пока ты созреешь с датой церемонии.
Я смотрел на Сильвию с нескрываемым желанием бросить ей в лицо кирпич.
— Но сегодня пятнадцатое!
— Точно, — согласилась Сильвия.
— Каким образом я за два дня подготовлю крестины, если слабо представляю, как это вообще происходит?
— Ну не знаю, ты таким образом вообще работаешь.
— Погодите, вы же на что-то рассчитывали, когда брали для Альдо билеты!
— Какая разница, на что? Ведь будут крестины его любимого племянника.
Я обезоружен.
— Погодите, — снова возразил я.
— Поттер, торговаться будешь на блошином рынке, где ты периодически скупаешь свои клетчатые рубашки, — сказала Сильвия, накинув пальто.
— Я не могу за два дня все организовать. Во-первых, я ничего не знаю о крестинах… да я даже не знаю, в какой конфессии это произойдет. Нет, ладно, понятно, католицизм, как мать, как дед. Но не за два дня же все готовить. Это же серьезно. А если я вообще хочу исповедаться перед тем, как вести сына в церковь? Это плюс еще сутки, грехов на мне сами знаете сколько.
Сильвия замерла у двери. Кажется, я попал в цель.
— Да, — ухватился за эту ниточку я. — Да, я хочу исповедаться. Не знаю, как там для вас, безбожная женщина, а для меня это серьезно. Как я могу направлять сына по духовному пути, если сам прежде не изолью дьякону душу?
И завертел головой.
— А крестный отец? У которого тоже перед крестинами должна быть душа свободна. Если Финнеас пойдет исповедоваться, это недели на три, и это он только перечислит грехи до нашего с ним знакомства. Нет, вы что до семнадцатого не успеем.
Сильвия, вопреки ожиданиям, не стала возражать. Но, видно, задумалась над моими словами.
— Ладно, — прохладным тоном сказала она. — Я устрою это.
— Вообще-то я вас не… — Но дверь захлопнулась за ней до того, как я мягко намекнул на то, что ее острый нос уже дыру в моей жизни пробил, суясь не в свое дело.
Я откинулся на мягкую спинку дивана и прижал ладонь к горячему лбу.
— Боже, какая тяжелая женщина.
Финн вышел из кухни и сунул мне чашку с остывшим кофе.
— Ладно, хоть слилась, — зевнул я. — Кровь в банке еще есть?
— Свернулась.
— Взбей в блендере и можно пить.
Да, с моих вампирских лайфхаков Финнеас Вейн озадачивается день ото дня.
Я сонно потянулся на диване, отчего тут же захрустело где-то в шее.
— Чего мамка на тебя бычит? — поинтересовался Финн.
Ага, видимо не сразу догадался подслушивать. Мамка… вот уж лучше прозвища для всеохватывающей своим влиянием Сильвии не подобрать. Мои «мясорубка», «плоскодонка», «кондор в пиджаке» и рядом не стояли.
Почему она на меня «бычит», цитируя южный диалектизм Финнеаса? Это ее нормальная манера речи со мной. Не нравлюсь я этой женщине, не «мамкин любимчик». Финн вот нравится Сильвии, они всегда тепло общались. Я же… ну не срослось.
— Да как обычно, — очень размыто отмахнулся я. И правда, конкретную причину не назвать. — Думает запугать меня причастностью к убийству того серба, но хер ей за воротник, если я испугался.
Финн нахмурился.
— Какого серба?
— Доброе утро, Новый Орлеан. Будто ты не знаешь. Мужчина со вставным глазом и странной фамилией, который держал весь оборот оружия на территории Югославии… Боже, изъясняюсь как Сильвия. Горан Пшеженшо… как-то так.
— Да ну нет, — махнул рукой Финн. — Ты че-то напутал.
Я всплеснул руками.
— Финн, я был там. Что я напутал?
Наверное, напутал что-то сам Финн, потому как выглядел растеряно.
— Сильвия бы не полезла на рожон сейчас.
— Это еще почему? — вскинул бровь я.
— Да потому что она отсидеться здесь собиралась. Ее дела очень плохи, — сообщил Финн. — Она сюда летела в чадре с ног до головы, потому что ее возле каждого терминала тормознуть могли.
Вот это новость! Я отпил из чашки и с интересом взглянул на Финна.
— А ну-ка, ну-ка, поподробнее.
Финн явно не уверен был, стоит посвящать меня в нечто таинственное без разрешения все той же Сильвии.
— У картеля дела плохи. В Сан-Франциско федералы накрыли одну из наших баз, вместе с местным лидером.
Я цокнул языком. Финн мог не продолжать, потому что схему работы картеля Сантана знал. Сферы деятельности разные: от наркоторговли до совершенно легального производства детского питания, начальник каждой сферы отчитывался перед Сильвией, та в свою очередь — перед лидером картеля. А если у картеля проблемы, да такие, что Сильвия рискнула в кратчайшие сроки покинуть Коста-Рику, не имея времени даже сварить Оборотное зелье и ускользнуть без рисков, в Сан-Франциско правоохранители накрыли явно не склад детского питания с местным начальством в придачу.
— … короче он сдал всех, — подытожил Финн то, до чего я и сам додумался. — Вроде бы бумаги какие-то предоставил, там подпись Сильвии везде. И там еще Сьерра дел Валле чудить начал. Неспокойно.
— Вот уж оставил вас на год, — буркнул я. — Сразу и федералы накрыли, и все в розыске, и война с колумбийцами.
А я-то думал, почему это наша Сильвия даже возражать не стала, что я тут так долго ошиваюсь, да еще и сына крестить собираюсь не в Коста-Рике. Вот оно что, под колпаком все.
— Но Сильвия так-то поучаствовала в смерти серба, — напомнил я. — Клянусь тебе. Хотя, после того, что я услышал, согласен с тобой, это был очень рисковый и глупый поступок. Ну приставал к ней когда-то этот мужик, ну было дело. Но убивать его за какую-то давнюю обиду, только потому что они случайно встретились в Лондоне… слушай, ну это она очень сглупила. На нее непохоже.
И не потому что, Сильвия в принципе не глупила. Она была настолько расчетливой, что имела запасные планы для запасных планов в случае провала плана C, а убийство из-за давней склоки — ну уж слишком импульсивный поступок.
— Это еще хорошо, что все вот так вот легко закончилось. У нас, слава Богу, была охрана.
Финн снова мотнул головой.
— Да никого у вас не было. Сильвия здесь без охраны. С охраной палевно.
Вот тут я вообще запутался и даже запоздало запаниковал.
— Но кто-то же стрелял в серба. — И тут меня осенило. — Ты?
— Я? — опешил Финн.
— Ладно, забей. Вот оно, значит, что. Прижали мамку. Ха.
Смешного, конечно, мало. Я успокоил себя тем, что раз Сильвия не посвятила меня во все происходящее, значит, это не моего ума дело и все под контролем. Утешение слабое, надо сказать. Что тогда «моего ума дело»?
Ах да. Сын.