***
Вместе с тем, я настолько забыл, что Диего Сантана был суров и жесток ровно настолько же, насколько эксцентричен и капризен, что несколько недоумевал, когда получил от него свой первый за долгое время приказ. — Диего, мы опаздываем, — напомнила Сильвия, цокая ногтями по рулю. — Ты слышал ее? Быстро, — приказал старик. — А я пока поговорю с патлатым. — Быстро, — одними губами взмолился Финн. Справился я действительно быстро и, вернувшись в автомобиль, протянул тестю коробку из торгового центра, за которой и ходил. — Вот, — кивнул я, глядя, как старик ее начал распаковывать. — Вышел три месяца назад. Двусторонний экран, кремниевый аккумулятор, триста гигабайт памяти, панель с семью камерами. — А зачем? — Это же вы меня за айфоном послали. — Зачем семь камер? — брезгливо повертев в руках огромный и тонкий гаджет вскинул бровь старик Сантана. — Высокие технологии. Понты. Старик скривился. — Дерьмо конвейерное. — И сложив в коробку, обернулся к нам. — Держи, зайчик. Я смутился и протянул руку. — Да не ты, долбоеб, — треснув меня коробкой по лбу, буркнул тесть. — Это внуку. Радостный Матиас тут же выхватил коробку, а я встрепенулся. — Нет, ему не нужен такой телефон. — Он что, нищеброд? — Нет, я имел в виду, что ему пока не нужен телефон, он еще маленький. — Заткнись, — в один голос протянули дед и внук. Помимо того, что я вспомнил, как побаивался старика, еще вспомнил, как набирался смелости ему возражать. Наверное, за это и удостоился высокой чести периодически прибухивать с ним. — Он видит вас впервые в жизни и уже берет у вас подарки. Чему вы его учите? Брать айфоны из рук взрослых мужчин? — вцепившись в переднее сидение, зашипел я. — Разве это нормально? — А ребенок без телефона это нормально? — Да. Ему всего четыре. — Пять, — уже уткнувшись в экран, цокнул языком Матиас. — Пять, — фыркнул старик Сантана. — У Альдо появился первый телефон, когда ему было три. — Это многое объясняет, — бросил я. Двумя пальцами сжав мою переносицу так, что глаза на лоб полезли, старик оттолкнул меня назад. — Ты распоясался. Сильвия, почему он открывает рот без предварительного письменного заявления? Что-то было в старике помимо величия и опасности. Что-то по-доброму насмешливое, чуть отеческое, может даже что-то от Наземникуса Флэтчера — лукавое, ироничное, но не злое. Я был наслышан о том, на что в припадках гнева был способен Диего Сантана — уверен, разозлись он на меня в самом деле, я бы уже не рискнул скалить зубы ему наперекор. Но еще не вечер. Сколько потребуется импульсивному мафиози, чтоб вспомнить, чем закончилась свадьба его единственной дочери? Или уже помнит? Да, уверен, помнит, как такое забыть. Остается осторожничать и ждать, когда прорвет плотину. Финн не расслаблялся — правильно делал. Помнил, в каком он положении. Выглянув в окно, я увидел стеклянный короб аэропорта Хитроу. Вот уже Сильвия свернула на парковку, попутно сверяясь с записями в органайзере, а меня осенило — сегодня семнадцатое. Альдо Сантана прилетает. Мое спасение. Что ж, не спешите нас хоронить — у руля картеля-то нынче не старик.***
Матиас уткнулся в какую-то глупую игру на новеньком смартфоне, а потому быстро заблудился в потоке людей, выходивших из терминала. — Да убери ты эту хрень, — прошипел я, схватив сына за руку и потащив вперед, ориентируясь на высокую дредастую фигуру Финна. — Всегда будь внимателен. А то потеряешься и тебя украдут румынские цыгане. Знаешь, сколько их в Лондоне? — Ты врешь, — раскапризничался Матиас, нехотя тащась за мной. — Если я вру, то где тогда Моника? Твоя старшая сестричка, которая потерялась как-то на вокзале? А? Более Матиас не верещал. Может, думал о том, что повторить судьбу несуществующей сестры будет не так и плохо, с таким-то отцом, как я, а может испугался. Что ж, отцовство во мне так и гнило, поэтому я этот момент уточнять не стал. У зала ожидания с удивлением узнал низкую фигурку с короткими рыжими волосами — Лили. И даже растерялся. Неужели они с Альдо еще общались? Альдо же… невыносим так-то. Так или иначе, Лили стала отличным козырем — при ней мне не грозило от старика Диего ничего (не так уж много, честно говоря, людей добровольно общались с его сыном, чтоб ломать психику тем немногим добровольцам). И вот где-то в ярком свете высоких лам блеснула златовласая макушка, дорогое серое пальто, вот он, Альдо Сантана, приближается, совсем близко, немного еще и он увидит, кто стоит у меня, махнувшего ему, за спиной. И вдруг Альдо замер. И я не узнал его. Мы не виделись год — когда я покинул Коста-Рику, выбрав битву за философский камень своим следующим шагом. Альдо Сантана, возглавивший картель после отца, навсегда запомнился мне таким, каким я встретил его впервые — шестнадцатилетним подростком, так напомнившим мне Скорпиуса Малфоя, что и стало причиной моей к нему благосклонности. Альдо был красив: сорвав генетический куш, он унаследовал нордическую внешность матери, от отца же — высокие скулы, темные брови, золотистый блеск кожи и крайне нестабильную психику. Проблемы с психикой у Альдо были и усугублялись с каждым годом, насколько я помнил. Так вот тогда, в аэропорту, я невооруженным взглядом увидел — Альдо Сантана выиграл когда-то войну за картель, но проиграл тревожному расстройству битву за рассудок. Исхудавший и угловатый, с синяками под глазами — видимо, позади не одна бессонная ночь, он стоял одиноким маяком посреди потока людей, цеплялся тонкими пальцами за виолончель в футляре, будто если выпустит, произойдет непременно что-то страшное. Сжимался сам, плечи у него дрожали. Альдо было уже чуть больше двадцати. Но я вдруг почувствовал к нему такую жалость, будто передо мной жался все тот же подросток, да даже младше чем тот, которого я помню. Я даже непроизвольно дернулся вперед, чтоб его как-то обнять, приободрить, но вовремя остановился — позади меня стоял его чудом воскресший отец. Не хочу быть тем, кто объяснит Альдо, что произошло. Тем более, что Альдо уже все себе надумал. — Снова, — прошептал он так тяжело, что лишь по губам прочиталось. Казалось, его тело было стеклянным и хрустнуло, когда старик Сантана крепко его обнял. Альдо стоял истуканом, лишь глядел прямо перед собой, то ли на Сильвию, то ли на меня. Мы с атташе коротко переглянулись. Интересно, сеньор Сантана, жадно вглядываясь в лицо сына, подметил, что что-то с ним не так? Не знаю, чего я ожидал. Слезной встречи, объятий, да таких, чтоб весь аэропорт оборачивался. А в итоге сеньор Сантана разомкнул объятия, растеряно глядя на сына, а Альдо, глядя куда-то сквозь нас, вдруг спросил: — Где я остановлюсь? — «Парк Плаза Лондон», — проговорила Сильвия. Альдо отвернулся и проговорив что-то про такси, двинулся в сторону потока людей, не дав никому и рта раскрыть, что его окликнуть. Шустрая Лили бросилась следом, а мы, сбежавшие с крестин, стояли кучно, пока я не спохватился первым и бросил Финну: — Давай за ними. Будут обжиматься — бей в морду. — Бить Альдо? — одними губами шепнул Финн. — Сестру мою бей, Альдо сам не полезет. Крайне неоднозначная и неловкая ситуация. Что уж тут отвечать, когда сеньор Сантана совладал с давящими грудь потоками вопросов и негодования, спросив: — Это что вообще было? — Сын твой, Альдо, — буднично произнесла непробиваемая Сильвия. — У него не лучшие времена. — Последние двадцать лет, — фыркнул я. Шутить в невеселых ситуациях — вероятно, моя самая яркая суперспособность.***
— Пограничное расстройство личности, — растягивая слова, проговорил я, откинувшись на заднее сидение автомобиля. — Расстройство личности, характеризующееся импульсивностью, низким самоконтролем, эмоциональной неустойчивостью, высокой тревожностью и сильным уровнем десоциализации… Не вижу смысла не верить Википедии. — Почему я об этом узнаю только сейчас? — гаркнул старик Сантана так, что мне пришлось нацепить на сына наушники и включить музыку погромче. — Это вообще не к нам вопрос, — ответил я, нацепив сыну поверх наушников еще и шапку для лучшей звукоизоляции. Странное дело. Я всегда побаивался старика Сантана, час назад буквально дрожал, сидя на том же месте. Вместе с тем, я иногда, что называется «забывался» — мог умничать, хамить, ставить мафиози на место (правда, потом вымаливая пощаду и отмену четвертования). Но вот в тот момент, когда мы возвращались из аэропорта ни с чем, мне вдруг показалось, что «забыться» и немного отрезвить Диего Сантана будет уместно. Как знак — сидевшая за рулем Сильвия даже не пыталась меня заткнуть. — Вы что с ним сделали, пока меня не было? «Дед, тебе в гробу голову напекло?» — так и подмывало поинтересоваться. И Сильвия молчала. Да скажи же ты что-нибудь, ты же женщина-громовержец! Я, конечно, не громовержец, скорее эдакая мидия с самомнением, но молчать не собирался. Достаточно того, что уже семь потов страха излил до этого. — В перерывах между тем, как вытаскивали картель из той жопы, в которой он оказался, и следили за тем, чтоб ваше чадо не вскрылось в ванной комнате, мы с Сильвией, каюсь, иногда таскали винишко из погреба. — Поттер, — прошипела Сильвия. Ну точно, кобра, она хотела, чтоб я немного высказал общие претензии, став, в случае чего, гонцом, принесшим плохую весть. Сеньор Сантана, не ответив, уставился в окно, на проскакивающий за ним серый пейзаж мегаполиса. — Вам дать время все переварить, или это ваша позиция? Сильвия зыркнула на меня в зеркало заднего вида. Но меня уже не остановить — чем больше я говорил, тем менее боялся человека, сидевшего передо мной. — Мне кажется, с вашего позволения, — наклонившись к нему и сжав рукой подголовник сидения, продолжил я. — Это позиция. От вас пока не поступило ни одного предложения, только претензии. И вот вы уселись, уставились в закат и ждете, что все проблемы Альдо рассосутся сами собой? Вы вообще на что рассчитывали, когда проворачивали все? Сильвия, вопрос к вам тоже. Сначала история с инвалидной коляской и «умирающим отцом», теперь воскресший отец — ни разу не похоже на инсценировку собственной смерти, да. Как вы вообще собирались объяснить это Альдо? Сильвия повержено закусила губу. — Черт. Я вообще об этом не думала. Альдо же мог увидеть это как еще один обман. — Так он и увидел. — В смысле «ты об этом не подумала»? — процедил Диего Сантана. Если кто-то когда-то заговорит со мной таким тоном, я убегу за экватор. Этот тон даже напряженнее вопля ярости, ведь не пойми, что последует дальше: старик снова отвернется к окну и будет гипнотизировать взглядом прохожих, или приложит Сильвию лицом об руль. — Вот сука тупая, — протянул я, толкнув ногой водительское сидение. — Не подумала она. Не подумала, что сказать вашему сыну, вытащив вас с того света, и это после двадцати с лишним лет работы на вашу семью. Сломайте ей нос. Снова. — Да ты кто вообще такой, чтоб рот раскрывать?! — прорычал старик Сантана так, что я подпрыгнул, а Матиас выдернул наушники из ушей. — Орите громче, ведь в машине еще один маленький Сантана. Подумать только, ему уже пять, а он без психологической травмы, — холодно отозвался я, сунув наушник обратно и натянув сыну шапку до самых бровей. И, достав из кармана куртки завибрировавший телефон, продолжил шипеть: — Тот, кто вашего сына-булимичку по спине хлопал, когда он блевал по пять раз в день. Тот, кто вам готов был соснуть, пока вы в коляске паралитика симулировали, лишь бы угодить. Тот, кто отец вашего внука. Тот, кто отправил своего учителя на смерть, и верен вам до сих пор, вот кто я такой, чтоб рот раскрывать. Примите это как-то. — И, с остервенением прижав телефон к уху, рявкнул. — Да, кто это? — Где? — Говори, Финн. — Я узнаю его из тысячи. — Что как? Старик и Сильвия тоже прислушались, словно надеясь уловить голос прямо у своего лица. — … зашла в супермакет, купила две шоколадки: одну с печеньем и орехами, вторую — молочную. Еще купила батарейки, я ебу зачем… — Я тебе за Альдо сказал присматривать, а не за моей сестрой, пиздося! — Альдо в номере. Послал всех перестать здесь быть. Тот, кто издаст финнеасо-английский словарь, озолотится. — Альдо в порядке, — интерпретировал старику Сантана я, подняв вверх большой палец. — Не, нихуя, — возразил Финн. — Требует тебя и чипсы с солью. — Чипсы с солью? Сильвия аж чуть на встречную полосу не выехала. — Ну да. Хотя, вспомнив, что обычно у меня не получалось строить с капризным Альдо диалоги, не принеси я с кухни тортик или буррито, понял, что все относительно в порядке.***
Я уже неоднократно замечал, что с Диего Сантана меня связывали крайне странные отношения. Я боялся его, но не боялся изредка пристыдить. Он упивался властью и считал меня ничтожной мокрицей, но почему-то доверил мне свои самые ценные сокровища — детей. «Присматривавай за Альдо», «женись на Камиле» — просто напомню, я пришел в дом человека незваным гостем с сомнительной репутацией. Возможно, было во мне что-то такое… легкое, надежное, чего не было в Наземникусе Флэтчере и многих других людей, ошивавшихся вокруг. Может это была хитрая игра, либо же я был эконом-версией Сильвии — умен, верен, несгибаем. Может, старику было просто прикольно со мной прибухивать. Не знаю, никогда не узнаю причину доверия — но вот не буду отрицать, Диего Сантана, при всех его угрозах, репутации и слуха мне очень нравился. Это не была лесть, низкопоклонничество и желание лишний раз поцеловать руку, которая меня кормит. Нет, это был совершенно искренний восторг — старик был вне времени и возраста. Дай Бог каждому встречать старость не под кабинетом терапевта, а под эгидой красного сухого и элитных проституток. Отцом он был, скажем прямо, таким себе (уж тут-то «лучший родитель столетия» Альбус Северус Поттер, похеривший сына на год, будет рассуждать жестко), но я знал, что в жизни Диего Сантана есть два бога — один, в знак верности которому он носил нательный крест, второй же был измотан, болен и сейчас играл на виолончели в номере 1123 «Парк Плаза Лондон». — Говори с ним, только не зубоскальчничай, как умеешь, — наставлял мафиози, когда мы шли по коридору. — Объясни ему… Если станет слушать. — Сеньор Сантана, я дипломированный детский психолог, университет Сан-Хосе, на минуточку, — отмахнулся я, хотя мне и очень льстило такое крайнее доверие. — Слышите? Он музицирует, это очень хороший знак. — Да? — обеспокоенно спросила Сильвия. — Конечно. Значит, он ничего с собой не сделал. Ладно-ладно! — Но кулак старика уже прилетел мне под дых, и меня скрючило в три погибели. — Плохая шутка. Сильвия повернула голову в сторону нужного номера, отчего ее длинная шея напряглась. — Диего… Уместив в короткое слово сигнал о недоверии, беспокойство, презрение и насмешку, она замерла, чуть прищурив глаза. Старик Сантана бросил на нее короткий взгляд, чего хватило, чтоб Сильвия смиренно сжала губы. — Сэр, — произнес я твердо. — Я всегда мог найти с Альдо общий язык. Стены в вензелях, ковер под ногами темно-алый, аккуратные столики с вазонами и пуфы, обтянутые превосходным бархатом — Финн выглядел нелепой статуей, замерев напротив нужной двери. — Я прошу прощения, — выглянул в коридор возмущенный чем-то постоялец. — Но эта музыка…. Финн резко дернул на себя дверную ручку, а постоялец, едва успев нырнуть обратно в номер, забормотал что-то про «жаловаться администратору». И точно, музыка — как я раньше не услышал знакомое тягучее звучание виолончели. Вряд ли мой бесполезный стук был бы услышан, поэтому я юркнул за дверь без разрешения и приглашения. О лояльности Сильвии как хранителя семьи Сантана можно коротко судить по тому, что люксовый номер Альдо в отеле стиля барокко был напрочь лишен ненавистного им стиля барокко. Никакой золотой пышности, гобеленов и ковров — неприметная «Икеа», лишь один недочет не успела исправить услужливая администрация — люстра была массивной в виде четырех раскрывшихся лилий. Альдо Сантана сидел прямо под ней, лицом к высоким окнам, на меня даже не обернулся, продолжая водить смычком по струнам громоздкого инструмента. Я, едва не споткнувшись об оставленный посреди комнаты чемодан, обошел виолончелиста и встал прямо перед ним — согласитесь, довольно сложно игнорировать того, кто стоит напротив. Сложно, но возможно. — Твой отец почему-то думает, что я психолог от Бога, поэтому просил морально тебя разгрузить. Честно говоря, мне как-то плевать на это бесплатное поручение, но очень хочется жить, — признался я. — Поэтому давай я посижу с тобой минут десять, чтоб все думали, что у нас состоялся диалог. Альдо поднял на меня взгляд. Глаза у него воспаленные, отчего синяя радужка казалась невероятно яркой, сонные — веки чуть опущены. — Где ты был? А голос словно шелест скомканной бумаги. Не ожидал, что он задаст этот вопрос. Да и что на него ответить? Меня не было целый год. — Я был здесь. — Честнее некуда. — Молодец какой. — Альдо опустил смычок и выпрямился. Такое ощущение, что за год он повзрослел с двадцати трех до сорока трех. Позади явно не одна бессонная ночь, оковы тревоги, но когда же он успел вырасти раньше меня? Альдо смотрел на меня так, что даже расхотелось шутковать и я сглотнул слюну, словно осадив рвущийся из горла сарказм. — Хреново выглядишь. — Два покушения не лучший аксессуар. Пришлось снова умолкнуть. Помнится, когда, лет восемь назад, я смотрел так же на его отца — виновато, пристыжено, неловко, жуя во рту язык. Как меняются времена! Восемь лет назад я роптал пред стареющим Диего, принося ему винишко, и слал во все возможные места изнеженного Альдо, а сейчас позволял себе слать старика, и роптать пред его сыном, принося ему чипсы с солью. — Альдо, я не знал, — произнес я. — Клянусь тебе, не знал. — Врешь, — отрезал Альдо, впрочем, не свирепо. — Клянусь, — повторил я. — Сыном клянусь. Альдо больно ткнул меня в живот смычком. — Головой клянись, а не моим племянником, кретин очкастый. «Вот обиделся бы. Но сдержусь». Смычок снова заскользил по струнам, которые дрогнули густым, сочным таким звуком. Удивительный инструмент. Кажется, что не сыграй, хоть из «Свинки Пеппы» вступительную мелодию, а будет звучать эпичной глубинной симфонией, достойной зрелищного фэнтези. — Я не знал, — снова заверил я. Черт, иногда сложнее, чтоб поверили в правду, чем в наспех слепленную ложь. — Не знал так же, как и тогда, с инвалидной коляской? А я сделал правильный вывод в аэропорту. Музыка прервалась на незавершенной ноте. — Второй раз, — проскрипел Альдо. — Сначала он сел в коляску и оставил меня одного… — Это была часть плана, он потерял жену. — А я — мать! — Синие глаза распахнулись. — А сейчас тоже часть плана, да? — Нет. Альдо, он потерял дочь. — А я — сестру. Я отвел взгляд, понимая, что не с тех козырей зашел. — Я понимаю, что ты чувствуешь и как это все выглядит. Но все не так, я не вру тебе, и никто не врет. — То есть, он не отсиживался в стороне, как тогда? — Нет. — И не наблюдал с бокалом за тем, что происходит? — Нет. — То есть, он просто воскрес? — Да. Альдо вскинул брови. — Ты издеваешься надо мной? Придвинув к себе стул и усевшись, я косо глянул на дверь и, поманив к себе Альдо, мягко шепнул: — Скажи, пожалуйста, если бы я знал, что твой отец жив, рискнул бы уехать из Коста-Рики на год? И попал в цель. Контраргумента у Альдо не нашлось. — Рискнул бы делить с Сильвией чистую прибыль? — шептал я. — Рискнул бы делать так? — Как? — не понял Альдо, но тут же задохнулся негодованием, когда я залепил ему резкую пощечину. И интуиция не подвела — шквал выстрелов тут же пронзил дверь, а я, потянув Альдо на пол, аккуратно прикрыл ему голову и как тряпичную куклу толкнул за кровать. — Крикни, что все хорошо, — пригнувшись, сказал я. — Ты меня ударил… — У Альдо остекленели глаза не то от пощечины, не то от выстрелов. Черт, пограничное расстройство, два покушения на жизнь… Я так себе успокаиваю. — И сделаю это еще раз, если не крикнешь. Давай, прекращай ловить вьетнамские флэшбеки. Дверь распахнулась, и вдруг Альдо резко вскочил на ноги и поднял ладонь. Не знаю, кого он увидел в коридоре: отца, десяток телохранителей, играющих роль постояльцев из соседних комнат, но и бровью не повел. Когда я (храбрец) высунул нос из-за кроватной баррикады, то увидел, как в проеме мелькнули дреды, и Финн бережно закрыл прямо перед носом старика Сантана изрешечённую пулями дверь, державшуюся на одной петле. — Пощечина, — произнес я торжественно. — Одна пощечина и твой отец устроил здесь «Контр-Страйк». Ты представляешь, что бы он устроил в ответ на твое покушение, если был жив все это время? Альдо не ответил. Лишь, присев и проверив целостность виолончели, бережно спрятал ее обратно в футляр. «Догадался же провезти эту здоровую фиговину. Чудо, что не закончилось третьим покушением — тебя с виолончелью за милю видно», — подумал я, мотнув головой. Опустив руку ему на плечо и сжав, я вдруг почувствовал… власть. Альдо верит мне, пусть и молчит. Верит, куда денется. Нужно лишь верно подбирать слова, карабкаться в самые глубины его сознания, убаюкивать спокойным голосом, как вот только что, и он поверит во что угодно. Он потребовал меня. Не отца, не Сильвию — меня. Я могу вертеть юным мафиози как хочу, по сути. Не этим ли чувством упивалась столько лет Сильвия, точно так же стоя за спиной Диего Сантана? — Слушай внимательно, — снова шепнул я. — Мне плевать, что там у тебя на душе, но сегодня у моего пирожочка крестины… должны были состояться. Поэтому давай приводи себя в порядок, оденься во что-нибудь неприметное и выходи к простолюдинам. Твой отец соизволил после церемонии бухать. Альдо косо на меня глянул. — Ну и я соизволил, ладно. Собирайся. И помни — неприметная одежда, дешманский масс-маркет. А то в аэропорту ты появился эпично — Кельвин Кляйн с виолончелью. — «Кельвин Кляйн» — это как раз и есть масс-маркет, — буркнул Альдо. Я закатил глаза. — У меня от этого бренда только трусы, на «Али-Экспресс» купленные, парадно-выходные, так что давай попроще. Отцепив руку от его плеча, словно прикипевшую, я вышел за дверь, однако, вопреки ожиданиям, на меня не накинулся тут же рой переполошенных людей. Рой ожидал сразу же за поворотом, у большого панорамного окна. — Да все нормально, он сильнее нас всех, — заверил я, тихонько наслаждаясь влиянием на ситуацию. — Идите к нему. Сеньор Сантана вздрогнул так, словно я предложил ему войти в клетку к голодным тиграм. — Давайте, давайте, — поторопил я. — Он в порядке. И только старик скрылся за поворотом, я проговорил: — Нихрена Альдо не в порядке. Он выйдет в окно. — Перестань болтать, — шикнула атташе, зарядив мне подзатыльник. — Только честно, сеньорита Кармара, вы правда думаете, что Альдо будет жить долго и счастливо? Я косо глянул на Финна, ожидая поддержки — тот часто соглашался с тем, чего не понимал. Но поддержка оказалась немой и незаметной: Финн сидел в широком кресле и туманно глядел перед собой из-под полуопущенных век. Взгляд сонный, расфокусированный, на меня ноль эмоций. Видимо, только что снова пообедал «Ксанаксом». Вдруг меня осенило. Мысль будто пробила ледяные оковы убаюканного доселе сознания. Осмотрелся. Финн уже не знал, как сбежать из реальности, с тех пор, как три года назад я забрал у него последнюю унцию героина. Сильвия — надменная богиня с голой грудью и в то же время совершенно несчастная одинокая женщина, которая прощала и будет прощать своему богу все. Альдо — пожалуй, самая искалеченная душа, которую я встречал в своей жизни. Что же общего в нас? Копнем глубже. Моя жена Камила — комплекс на комплексе, заставивший ее изменить до неузнаваемости свое тело пластическими операциями. Наземникус Флэтчер, который всю жизнь пил и боялся. Две мертвые женщины, родившие наследников. Серб с простреленным глазом. Сотни, а то и тысячи (надеюсь, что до тысяч все же счет не дошел) ошметков тел, гниющих под слоем грунта на знаменитых виноградниках. — Это все он, — вдруг вслух выдохнул я. — Он отравляет все вокруг себя. Меня, кажется, не восприняли всерьез. Сильвия подхватила кожаную сумку и зацокала каблуками сапог к лифту. Мысль внезапная, возможно, глупая, но не слишком ли много совпадений? Не слишком ли много искалеченных душ окружало одного единственного человека? И это только те, кого я знал. «Не всех, чьи знакомые додумались загуглить ритуал воскрешения, можно возвращать», — сказал буквально на днях местный лондонский антихрист Скорпиус Гиперион Малфой. — «Только тех, кого в рай не берут, но кому и в аду слишком весело». Диего Сантана был определенно плохим человеком, который изредка совершал хорошие поступки: он любил, как мог, своих детей, он устроил меня учиться, он до последнего не приказывал прогнать Флэтчера, надеясь невесть на что, на чудо, не иначе. И окружали его хорошие люди, которые изредка поступали плохо: та же сучка Сильвия — верная, мудрая, тот же Финн — надежный, смелый, Альдо — сильный духом, талантливый, любящий, я… просто я (слушайте, а есть ли у меня положительные качества, которые можно назвать сходу? Аж обидно). Когда Альдо стал во главе картеля несколько лет назад, случился не иначе как расцвет империи. Все мои навыки, прибыль, гордость, уверенность — это все случилось при Альдо Сантана. Думаю, очевидно, кому я буду верен, если придется выбирать меж отцом и сыном. — Думаю, Финн, — присев напротив, протянул я тихо. — Мы еще все огребем по полной. Он точно проклят. Финн вдруг фыркнул — странно, я был уверен, что он рассматривает дурманящим взглядом узор на обоях. — Не мы. Мы с тобой не огребем. И широко усмехнулся. Он делал это так редко, что я и забыл, что как для наркомана, у него хорошие крепкие зубы. Даже слишком крепкие — его клыки выглядели хищно, мои же — как у домашней крысы. — Мы с тобой будем жить долго, очень долго, — рассмеялся он, но смех мне не понравился. — Очень долго. И, явно заметив, что я насторожился этому натужному оптимизму, быстро спросил: — И как ты надумал доказать Альдо, что мертвецы могут воскресать? Теперь уж я хищно усмехнулся. — Воу, крутой свитер, — восхитился Скорпиус Малфой несколькими часами позже, щупая узоры ангорской пряжи на брезгливо поежившемся Альдо. — Я умер в точно таком же в июле двадцать пятого года!