Игры в богов

Когда-то давно, я уж и не припомню точно (октябрь, десять лет назад, было ветрено в тот вечер) молодой и несмышленный ученик афериста влез со своим учителем в богатое поместье Тервиллигеров с низменной целью наживы. Ученик был глуповат, потому и согласился. Он помнил, как залезал в окно второго этажа, хрипя, скрипя артритом, пытаясь приподнять обрюзгшее тело ближе к подоконнику, Наземникус Флэтчер. Как он ругался, как краснело круглое лицо, как одышку старого курильщика чудом не услышали хозяева… Сейчас-то ученик подрос, потихоньку превосходя учителя, и понимал, что такой риск, как влезть посреди торжественного приема в дом к одной из самых достопочтенных семей магической Британии уж явно не стоило наворованных трех подсвечников, начищенной кастрюли, незамысловатого натюрморта в роговой раме и надкусывания из принципа всех канапе, дабы осточертелым аристократам досталось меньше. Ученик помнил это приключение. А еще помнил, как героически пожертвовал своей честью и невинностью, спасая учителя от возможного свидетеля кражи — от белокурой дамы бальзаковского возраста, одетой в золотое платье, немного подвыпившей и бесконечно похотливой. Тогда, десять лет назад, попади молодой и несмышленный ученик афериста в ситуацию, когда напротив него в кресле будет сидеть один из самых влиятельных людей страны, являясь попутно и мужем дамы в золотом платье, ученик бы глотал сопли и, бледнея-краснея, молил о пощаде. Но ученик вырос. А потому, сидя в кресле, закинув ногу на ногу, смотрел в темные глаза лорда Тервиллигера и, не сдержав усмешку, выдохнул кольцо сигаретного дыма в лицо ночного гостя. — А я был хорош. — Она сказала, что нет. Я поперхнулся дымом. — Вы о чем, простите? — А вы о чем, простите? Почему всякий раз, когда я пытался выглядеть пафосно, это не получалось, и я выглядел как плавающий по реке пакетик с дерьмом? Максимально глупая ситуация, под стать моей влюбленности в Эмилию Тервиллигер. Я не жеребец-обольститель, надо признать, и умная женщина, если бы сделала выбор в мою пользу, умной отныне бы не называлась. — Вы пришли в мой дом среди ночи, — протянул я. — Зачем? — Да уж явно не затем, чтоб говорить о том, о чем мне предположительно знать не следует, мистер Поттер. — Тервиллигер явно был не так прост — язык сарказма понимал. Я изучал его взглядом, надеясь, что это не выглядит по-хамски. Тервиллигер был немолод — я бы сказал, что ему уже к шестидесяти. Черные волосы белели на висках сединой, а вот усы — черные, как уголь, тонкие, щегольские. Высокий лоб бороздили глубокие морщины, видно, как и сейчас, хмурился лорд часто. Если есть для мужчины что-то более важное, чем убиение того, кто влезает в постель к его жене, я такого мужчину не понимаю. Для этого мужчины было. — Философский камень, — просто произнес он, внимательно изучая меня взглядом. Надеялся, видимо, что я как-то вздрогну, занервничаю. Но я не шелохнулся, хотя, признаться, был удивлен. — Не существует более, — ответил я. — Давайте не будем делать вид, что мы друг друга не понимаем, мистер Поттер. С вашим другом, Малфоем, я не сумел построить конструктивный диалог. Вы же кажетесь мне более сговорчивым и менее алчным. «АХ-АХА-АХА-ХА! Менее алчным!» — Кажется, Тервиллигер не до конца понимал, к кому он пришел строить конструктивный диалог. — Я не знаю ничего о философском камне, сэр. — Странно, ведь вы присутствовали при его создании и даже стащили бесценный дневник Николаса Фламеля. Я не враг вам, Поттер. Куда-то делось это его «мистер Поттер», да и в целом тон похолодел. Я смотрел перед собой — за спиной Тервиллигера стоял Финн, нацелив пистолет тому в затылок. И как только так тихо прокрался, дверь черного хода скрипит так, будто ее не смазывали тридцать лет. — Понимаете ли вы, что попало в руки к Скорпиусу Малфою? — И, увидев короткое качание головой, направленное не ему, лорд замер. — Мы не одни? — Не одни, — сказал я. Тервиллигер, почувствовав дыхание за спиной, обернулся, в тот самый момент, как Финн молниеносно присел за спинку его же кресла. — Здесь еще мой сын, — напомнил я, и Тервиллигер, не заметивший Финна, снова повернулся ко мне. — Помните? — Помню, — кивнул Тервиллигер, успокоившись, но начав покручивать в руках палочку. Мы несколько секунд просидели молча, сверля друг друга взглядами. Наконец-то он смотрел на меня, как на любовника жены, а не как на нашкодившего школяра. С неприязнью, не с этим его шатким радушием. Как все же спокойнее вступать в тяжелые диалоги, когда Финн снова держит неприятеля на мушке. Явно не знал лорд Тервиллигер, в чей дом зашел с разговором. — Подлинный философский камень был тайно передан на хранение нашей семье задолго до вашего рождения, мистер Поттер. Это высочайшая честь, какая только может быть оказана чистокровному роду целым государством. — И вдруг на арене появляется еще один философский камень, что ставит под удар не только честь чистокровного рода, но и тайну целого государства. Допустим, я понимаю. — Ну вот, вы уже и не спорите, что не знаете ничего о камне. — Не спорю, — кивнул я. — Но и не намерен спасать вашу честь. За бесплатно. Тервиллигер вскинул бровь. — И во сколько же вы оцениваете безопасность всего государства, Поттер? Я вскинул бровь ответно. — Мы не говорили о безопасности государства. Мы говорили о том, как оплошалось одно древнейшее чистокровное семейство, которое пустило Скорпиуса Малфоя работать гувернером в семью, и проворонило, когда маг-недоучка создал из говна и палок легендарный артефакт. А вот иногда пафос мне очень к лицу. Надеюсь, уж сейчас-то Тервиллигер уяснил, что не к тому, ой не к тому жителю Шафтсбери-авеню пришел за помощью. — Вы не понимаете, что у вас в руках, — прорычал сквозь зубы лорд. Хороший знак. — У вас в руках — оружие, сильнейшее оружие, которое может развязать войну! Не просто так подлинный камень был спрятан! — Раз это так важно… — Да, черт побери, это очень важно! — Значит, вы не продешевите. Наземникус Флэтчер в свое время поимел с семьи Тервиллигеров три подсвечника, кастрюлю и натюрморт в роговой раме. Я же пальцем на слое пыли выводил девятый ноль той суммы, за которую, во всех традициях фамилии Поттер, спасу магический мир. Превзошел ли ученик учителя? — Это грабеж! — выдохнул потрясенный Тервиллигер. — Вот уж не знал, что вы оцениваете эту вашу «безопасность государства» в стоимость пачки соды, — прогнусавил я. — И как человеку с такими суждениями доверили хранить камень? И Тервиллигер вспыхнул. Только одно, поверьте, может заставить доселе спокойного человека так агрессировать — безысходность. Мышеловка захлопнулась. — Вы не понимаете, что попало к вам в руки! — снова рявкнул он, вскочив на ноги — Финн снова быстро присел за кресло. — Это не игрушка! Не игрушка, до которой дорвались неразумные безответственные дети! — «Так минуточку!», — хотел было возмутиться я, но задумался. Так, мы создали философский камень на обычной кухне, нарушили минимум пять законов, прокатились в метро с ветхим трупом Доминик Марион Уизли, открыто заявили всей стране о свадьбе двух ранее похороненных, позволили украсть камень заезжему американцу, забыли этот самый камень на лестничной клетке в магловском подъезде, случайно использовали его, чтоб превратить электрощиток в золотую инсталляцию, а еще я отдал часть философского камня ничего не подозревающему душевнобольному наследнику криминальной империи. — Неразумные безответственные тридцатилетние дети, — поправил я. Впрочем, в тревоге Тервиллигера был смысл. Не знаю, кто может быть выше министра магии, но, чувствую, лорду прилетело свыше. Ожидаемо. Хоть стало понятно, откуда растут ноги у активности мракоборцев. — Сэр, — произнес я устало. — Я все понимаю. Но, понимаете ли вы, что камня у меня нет? Тервиллигер фыркнул. — Я не достану его из-под паркетных досок. Ибо не знаю, где он. Хотите кого-то колоть — колите самого Малфоя. «Хотите затушить пожар? Полейте пламя керосином». И снова наши взгляды встретились. — Ведь мы оба знаем, на меня у вас нет ничего, — сказал я с нажимом. — Иначе бы мы говорили в другом месте, правда? Поняв, что я настроен молчать, Тервиллигер сухо попрощался и трансгрессировал, не утруждая себя правилами хорошего тона и не став выходить за порог дома. Оставил лорд после себя запах одеколона, только сейчас показавшийся мне удушливым, взметнувшуюся со столика пыль и легкую тревогу. Финн (от уж новоорлеанский ниндзя, ей-богу) упер руки в спинку кресла, в котором не так давно сидел Тервиллигер. — Куда ты влез? — Как обычно, — буркнул я. — В дерьмо и с разбегу. И, не желая пояснять все с самого начала (самому бы знать, где это начало), махнул рукой: Спать.

***

Утро случилось как-то быстро. Вот моя голова только коснулась подушки и я уснул, забыв стянуть очки, вот в свете фонаря блеснуло на часах почти три часа ночи, когда напуганный поскуливанием боггарта Матиас прилез ко мне спать, и вот уже утро. Столько всего: тяжелый разговор со стариком, побег Сильвии, негласное повышение, лорд Тервиллигер и эти его «честь, безопасность государства» — утром все это казалось перегруженным сном. В моей стране вдруг оказалась и моя работа, поэтому надо было как-то расчехляться и… работать. Оказалось, было довольно сложным вспомнить, в чем заключались мои обязанности. Когда я только появился под крылом семьи Сантана, моей основной задачей было днем развлекать Альдо, создавая ему видимость, что он не одинок, а вечером, то же самое делать с его отцом, с разницей лишь в том, что с Альдо я не пил. Когда я начал стремительно карабкаться вверх по карьерной лестнице, задач прибавилось. Я проводил время в офисе, на переговорах, сортировал бумажки, сам писал отчеты, изредка подыскивал транспорт для перевозки грузов, служил в качестве «принеси-подай-уйди с глаз» у Сильвии. Все реже видел наркотики и оружие. Все чаще принтера и мониторы. Странно, но эта определенно менее опасная работа приносила гораздо больше прибыли. Сильвии нет. Никто не будет за ухо тащить на работу и терпеливо объяснять, что от меня требуется. Что делать, когда у меня полная свобода действий? Черт, Сильвии нет всего часов десять, а у меня ступор. Прав был Финн, не до конца мы все поняли, что значит остаться без Сильвии. Но несмотря на легкую панику, я попытался мыслить здраво. Итак, Сильвии нет, Альдо не просыпается раньше одиннадцати, старик Сантана, ставлю все свои сбережения, сейчас фрустрирует, опустошая минибар. Приду утешать или по делам — или получу снова ножом в ребра, или напьюсь до состояния задорной свиньи. Поэтому, здраво взвесив свою загруженность, я решил действовать по пути наименьших моих проблем. Или наибольших, уж как посмотреть.

***

— Господа и дражайшая моя половина, — торжественно объявил Скорпиус, сидя на диване в гостиной. — На повестке дня у нас новость о том, что моего возлюбленного шурина, Луи, помаши публике, наконец-то уволили из больницы. — Теперь отечественная медицина в безопасности, — произнес я, налив в чашки вино. — Теперь, когда Луи сбросил ярмо белого халата, он может смело посвятить всю свою жизнь, а не только три дня в неделю, искусству стриптизера! Луи смущенно кивнул. — Родители гордятся тобой, — прослезилась Доминик. — За Луи Биллиуса Уизли — первого в истории оборотня-стриптизера! Чашки звякнули. — Луи, мы не стебёмся, — серьезно сказал я. — Врачом ты был так себе. Работа нервная и неблагодарная. Ты слишком красив для того, чтоб прятать лицо за стерильной маской. — Я слишком красив чтоб даже быть твоим родственником, Ал, — мягко сказал Луи. — Но мне правда очень приятно, что ты меня поддерживаешь. Никогда прежде я не водил друзей в логово аферистов. Паучий Тупик не был гостеприимен — район мерзкий, грязный, полно маргиналов, наркоманов и бездомных. Дом Наземникуса я как мог привел в божеский вид, но не спешил хвастать никому. Это обитель Джимми Старлинга. Не Альбуса Северуса Поттера. Однажды я запутаюсь. Но в то утро решил сделать одолжение. — Теперь шутки в сторону. — Тон Скорпиуса посерьезнел до неузнаваемости. — Он хотел философский камень? Интересно, хоть кто-то сомневался, что я тут же перескажу друзьям разговор с Тервиллигером дословно? — Ну да. Причем настойчиво. Мол, дело чести и национальной безопасности. — У меня стойкое ощущение, что я чего-то не понимаю, — протянула Доминик. — Кто такой этот Тервиллигер? — Два года назад я устроился работать гувернером в его семью, — пояснил Скорпиус. — Не спрашивай, почему, мне хотелось подарить любовь и заботу хоть каким-то детям, кроме крестницы. Бонни выросла, с ней уже не посюсюкаешься. Почему-то я думал, что дети, которым ищут гувернера, должны быть маленькими… немного ошибся. Но не суть. Скорпиус об этом никогда не говорил. По крайней мере мне. Вот ты какое, большое любящее сердце Малфоя. — Тервиллигеры — самые канонные аристократы Британии. — Каноннее Малфоев? Да неужто? — фыркнул я. — Да, они не Пожиратели смерти. Я кашлянул и умолк. Неловко. — Сугубо положительные. Ну, только леди Эмилия слаба на передок. Моя первая любовь… как бы это не выдать? Хотя Луи смотрел так, будто все прекрасно понимал. — По поместью носился призрак их бабки. Она и сказала мне про камень, про оказанную Тервиллигерам высокую честь, про тайник, — продолжил Скорпиус. — Ну и у меня зажглось. Еще и девочка, за которой я глядел, Элизабет, была так на тебя похожа, Дом… ты бы увидела, рот раскрыла. Короче, потек я, мы с Луи пытались найти подлинный камень, не нашли, а потом я решил, что если смог Фламель, смогу и я, рецепт же один… Доминик вскинула брови, но ничего не сказала. — Тервиллигер уже вставлял нам палки в колеса, — холодно сказал Скорпиус. — И вот снова открыто заявляет. Я кивнул. — А ты что ему сказал? — спросил Луи, покручивая серебряную цепочку на шее. — Вы же знаете меня, — горячо заверил я. — Что я мог ответить ему? Луи и Скорпиус переглянулись. — Он сдал нас, — протянул Скорпиус. — Попросил денег и сдал. Возмущение праведное! Я даже по столу хлопнул. — Да как вы можете так думать? — Мы слишком хорошо тебя знаем. Судя по тому, что все в порядке и камень на месте, Тервиллигер отказался платить? — Ой, идите нахуй. Доминик усмехнулась и хлопнула меня по колену. — А что с Тервиллигером в итоге? Я только открыл было рот, как из кладовой послышался шум. Финнеас Вейн, одетый в полиэтиленовый фартук и спортивные штаны, перекинул на плечо ножовку. — Бля, нихуя нет в хозяйстве, чтоб распилить суставы. Что за дом… О, сасный кузен здесь. Луи взбледнул. Молодожены из благороднейшего и древнейшего семейства Малфой тоже синхронно взбледнули, в знак солидарности. Но, как оказалось, ножовка и максимально отмороженное лицо Финна напугали их больше. — Ты чего сделал? — опешил Скорпиус. Я поначалу не понял, а потом захохотал, когда Финн, не удостоив никого взглядом, двинулся на кухню, перекинув через плечо небольшой затупленную ножовку. — Ну конечно мы не избавились от Тервиллигера! — вразумил я. С каких пор у соседей по Шафтсбери-авеню появились проблемы с юмором? Хотя, я сразу ушел спать и не видел, чем занимался Финн… — Ведь да? — вытянув шею, уточнил я. Финн замер у кухни. — А-а-а… Я, наверное, не так понял, — протянул он, почесав ножовкой затылок. Тут уж побледнел я. — Да шучу, — фыркнул Финн. — Еблан. Я мотнул головой, отгоняя бред. — А… — А это он бычий окорок с фермерского рынка украл, — махнул рукой я, вспомнив, что отнюдь не Тервиллигера, который слишком много знал, собирался на кухне рубить Финн. Судя по выражению лица, в голове у Доминик происходили сложные интегральные вычисления. — Как можно незаметно украсть с рынка бычий окорок? — Обязательно у него спрошу, — нетерпеливо отмахнулся я. — Но давайте к важному. — К важному? — Скорпиус моргнул. — Да, Скорпиус, к важному! Я о том, что под вас копает Тервиллигер. Рыжие близнецы переглянулись, скосив друг на друга зеленые глаза. — Под нас? — уточнил Луи. — Ал, ты тоже там был. И, кстати, украл дневник Фламеля. — И пришел Тервиллигер именно к тебе, — напомнил Скорпиус. — Не вздумай нас кинуть. — Ни за что на свете, — пообещал я. — Но не сегодня-завтра меня в этой стране уже не будет, и вам троим это расхлебывать. Как факт. Поэтому, пока я здесь, я пытаюсь помочь. Скорпиус расхохотался. — Вот ты сучка. Ты уже ставишь нас перед фактом, что кинешь! Я оскорбился до глубины души. — Финнеас! — позвал я, вытянув шею. — Че? — Помнишь, ты говорил, что, если понадобится, сломаешь мне ноги, и я полечу в Коста-Рику в багажном отделении? — Ага. — Все в силе? — Ясен хуй. Я вытянул руку, жестом указав на Финна, снова скрывшегося на кухне. — Вот. Как с ним спорить, когда он так убедительно запугивает? Все как-то лихо перешло в русло шутки. Несмешная ситуация обернулась анекдотом. Я мог бы в негодовании продолжить распинаться о всей важности и опасности ночного визита Тервиллигера, но смолчал. По глазам Малфоя видел, что тот все прекрасно понимал. А демонстративно не паниковал… может, потому что не хотел распространять тревогу на Доминик. А может, что вероятнее, Финнеас Вейн за стенкой не внушал ему достаточного доверия, чтоб лишний раз раскрыть рот, пусть даже о том, что рядовому маглу не понять.

***

— И дело даже не в том, что ты им не нравишься… Просто ты, Финн, производишь очень неоднозначное впечатление, — произнес я, когда двери лифта открылись на нужном этаже «Парк Плаза Лондон». — Мы оба знаем, какой ты на самом деле, и незачем всегда показывать людям свои самые ублюдские черты. Понимаешь, о чем я? — Последние минут двадцать — нет, — признался Финн, поймав взгляд одного из телохранителей Альдо. Тот сидел в кресле у панорамных окон, что-то клацал на ноутбуке, и лишь мелькнувшая на мгновение портупея под темно-синим кардиганом выдала в нем не одного из многочисленных важных постояльцев. — Не пялься, — буркнул Финн. — У него портупея. — У меня тоже, не верти головой. Мимо нас по коридору прошел еще один ряженый — в черно-красной форме портье и с громоздкой багажной тележкой. Наши плечи чуть соприкоснулись, и за этот короткий миг я успел сжать протянутый мне ключ. — У тебя есть портупея и ты молчал? — возмутился я. — Это же самый сексуальный в мире аксессуар. Мы остановились у номера Альдо и я сунул в скважину переданный портье ключ. — Это два сшитых ремня с кобурой и креплением для ножа. — Ой, Финнеас, что б ты понимал в сексуальности. — Хотя бы то, что рядом со своим сасным кузеном ты просто бич лишайный. Я оскорбился до глубины души, а потому хотел было показать, кто из нас здесь гуру саркастичных перлов, но Финн треснул меня под дых тыльной стороной ладони и кивком головы указал перед собой. В номере Альдо было необычайно жарко, но сам Альдо раскинулся на кровати под двумя толстыми пледами и сливался бледностью с цветом алебастрово-белого постельного белья и распахнутой на груди шелковой пижамной рубашки. Мы переглянулись. Финн звучно постучал по комоду. Альдо не шелохнулся. Сердце упало. На тумбе был стакан с остатками воды на дне. Тут же подскочив к этой самой тумбе, я схватил стакан и принюхался. В нос ударил полувыдохшийся лекарственно-спиртовой запах. — Финн, он что-то выпил. Я был совершенно не готов к такой ситуации, а судя по тому, как Финн распахнул глаза и приоткрыл рот, понятно, что он тоже. Все, это паника. Я смотрел на Финна в своей привычной манере — он сейчас все решит, он большой и сильный. Расслабленным ангелом с синюшно-бледными закрытыми веками на кровати лежал Альдо. Куда бежать, что делать? Моя паника уже жила своей жизнью за эти несколько секунд. Белый, как простыня, Альдо Сантана, как никогда прекрасный, спокойный, истинный белокурый ангел под двумя пледами, с согнутой в локте рукой. Музыкальные пальцы словно до сих пор сжимали гриф громоздкой виолончели. Я в какой-то момент, дыша, как загнанная борзая, бросился на кровать и прижал дрожащую руку к тонкой белой шее. В этот самый момент Альдо встрепенулся на подушках и открыл глаза, а я, перепугавшись и, одновременно, облегченно выдохнув, зарядил ему пощечину и сцапал в крепкие объятия. — Ты меня ударил! — опешил хрипло Альдо. Сердце только что остановилось, отдышалось и снова пошло. — Ты чуть не сдох! — рявкнул я, комкая пижаму на его спине. Альдо меня оттолкнул. И я заметил на его груди цепочку, на которой болталась запонка с философским камнем — Я вас ждал, но вы так долго, что я заснул, — с негодованием произнес Альдо, застегнув рубашку. — Но в стакане… — Снотворное, я пью его каждый вечер, идиот! Финн теперь смотрел на меня, как на придурка, который оплошался. — А что мне надо было думать, — парировал я гневно. — Если ты вчера говорил, что вскроешься… — Я не говорил этого. Чувствуя себя полным идиотом, я встал с кровати. Альдо, брезгливо отряхнув одеяло, сел и откинулся на подушки. — Я хотел, чтоб ты напомнил папе, что сегодня мы идем в оперу. Вы когда-нибудь чувствовали себя так, будто вам на лицо упал кирпич? — Куда вы идете? — Три дня подряд в Ковент-Гарден будут представлены оперы Вагнера, — прошипел Альдо раздраженно. — Поэтому я и согласился лететь в Лондон. Я вскинул бровь. Альдо закипал. — Да, Вагнер — мой любимый композитор. И я хочу в Ковент-Гарден с отцом. Представив себе Диего Сантана в концертном зале, трезвого и искренне восхищающегося оперой, я едва не фыркнул. Старик очень далек от искусства. — Вагнер? — просипел я. — Да, Вагнер, — почти полыхал яростью Альдо. — Но, если говорить о виртуозах струнных инструментов, мне нравится вечная классика, Бах и Брамс. — Лучше б тебе девочки нравились… Альдо швырнул в меня подушку. — Ты меня услышал? Я цокнул языком. Очень бесит, когда с тобой в таком тоне говорит тот, кто младше и по определению глупее. — Че такое «бахибрамс»? — поинтересовался Финн, когда мы вышли в коридор. — Не запоминай. Мы двинулись снова к лифту — старика разместили этажом ниже. Чувствую, культурный уровень Диего Сантана где-то между «сын играет на виолончели» и «бахибрамс». Да, интересы у Альдо странные, примерно как у нашей престарелой соседки на Шафтсбери-авеню, но, вдумайтесь только — после всего, что было, после обиды и недоверия, Альдо хочет в оперу с папой. И снова нас провел беглым взглядом ряженый телохранитель в портупее. Впрочем, этажом ниже, портье с ключом не встретился, а потому дверь в номер я тихонько отпер заклятием, после того, как Финн закрыл меня спиной от камеры наблюдения. На застеленной без единой неровности кровати старика Сантана не оказалось. — Не понял, — протянул я. Да, номер я мог попутать ненароком. Уже и хотел выйти в коридор и проверить, но Финнеас уже обернул руку краем длинной шторы и открыл шкаф, расположенный рядом с окном. — Финн, блядь! — Не, зря пришли что ли? — Не вздумай обносить номер. Учти, по коридору мы ходили вдвоем, камера тебя засняла. — Но на ручке-то твои отпечатки, — улыбнулся Финн. Я раздраженно закатил глаза. — Ну куда, куда ты это… — Финн уже бережно вытащил из кармана пиджака массивные наручные часы. — Из кармана будет торчать. Верни на место. Финн фыркнул и вдруг наклонившись, скрутил длинные дреды в тугой пучок. — Да, давай, тряси своей волосней, — проворчал я, когда Финн обмотал вокруг ремешка часов один из дредов и просунул внутрь пучка на затылке. — В дредах волосы не выпадают, они сваливаются внутри. Я хотел было возразить, но, черт, не смог выдавить ничего, кроме восхищенного: — Талантище. Начать что ли с этого дня отращивать волосы? Какой, оказывается, поразительно удобный волосяной аксессуар — дреды. Это и шарф зимой, и ортопедическая подушка ночью, и естественный сейф, если стянуть в тугой пучок, и волосами не натрясешь на месте преступления. Правда, шея у Финна частенько скрипит, как несмазанная телега, а когда ночью лезет в лицо — невольно вскакиваю, никак не отделаюсь от мысли, что это не мохнатые осьминоги атакуют. — Все? — нетерпеливо спросил я, когда Финн зачем-то в пучок на голове сунул и мраморную пепельничку. Мраморную пепельничку размером с ладонь. — Надо еще фен из ванной открутить от стены. Я его чуть не треснул. — И как ты вынесешь фен в волосах, мокрица? — Будешь много пиздеть под руку — так же, как наркоту и заточки в тюрьму, — пообещал Финн. Мне этот взгляд не понравился очень. — В заднице? — В заднице. — Ты проносил наркоту в заднице?! — Нет, мне такие, как ты, проносили. Будешь пиздеть — фен пронесешь до самого ломбарда. — Да иди ты. Звеня награбленным в пучке, Финн двинулся в ванную, но крикнул отнюдь не «подай отвертку, фен откручу». — Это точно номер деда. Я нахмурился. — Как ты это понял, Ватсон? — с издевкой спросил я. — В раковине спит с бутылкой портвейна тайская проститутка? Крепкая рука тут же высунула мне едва ли не в лицо интересный сверток. — Кнопочный «Sony Ericsson» в полиэтиленовом пакете, — произнес я. — Точно, это номер старика. И заглянул. В ванной, наполненной холодной водой, плавали винные бутылки. — Точно номер старика. Дело раскрыто. Но не до конца. Я снова взглянул на заправленную кровать. — А где старик?

***

Главное в работе, не только в работе помощника криминального авторитета-виолончелиста, но в любой работе — не паниковать. Холодная голова, трезвый ум и твердые доводы работают всегда лучше хаотичной паники. Не паниковать я не умел. Мы с паникой были лучшими друзьями навек — она приходила всегда без приглашения, я ее гостеприимно принимал. — Это пиздец, мы потеряли деда. — Ой, потеря потерь, — сухо протянул Финн, застыв у окна в холле. Я поражался спокойствию. Да, сеньор Сантана при всей своей могучей харизме был человеком очень непростым. Но он был нужен. Для Альдо в определенный момент. Пойди, спокойный Финн, скажи Альдо, что мы потеряли в самом населенном городе Западной Европы его отца, замыкающего «Топ-пять самых разыскиваемых преступников планеты по версии «Википедии». — Вот где его искать? — сокрушался я. — Да не переживай, жрать захочет — сам вернется. — Финн, ты напряги свои полторы хромосомы, — прошипел я сквозь зубы. — Сегодня, фактически, мой первый день в качестве атташе. И в первый же день я потерял деда. Ситуация, впрочем, совершенно в моем стиле. «Сильвия, несчастная Сильвия, на кого ты покинула нас всех!» — Слушай, — произнес Финн. — Взять и все просрать на ровном месте. Потерять в замкнутом пространстве мужика. — Не пизди, послушай… — Полный отель телохранителей, везде камеры, но нет, я потерял деда! Ну что его, на цепь надо было сажать… И то бы, он отгрыз себе ногу и потерялся, ведь все у меня через одно место. Финн вдруг так сильно схватил меня за ухо, что я умолк и издал тихонький писк. — Посмотри на этого парня, — шепнул Финн, косо глянув на все того же ряженого портье, который катал багажную тележку уже по другому этажу. — И на других. Они спокойны. — И что? — просипел я. — Да то, конь, что случись чего, уже бы забегали. Понял? Если честно, поначалу не особо, но спустя несколько секунд осенило. — Они знают, где дед! Наверное, я слишком громко обрадовался, раз Финн снова сжал мое ухо. — Надо спросить. — Стоять, — снова стиснув ухо пальцами, шепнул Финн. — Во-первых, тебе не скажут. Что за вызов вообще?! — В смысле «не скажут»? — возмутился я с вызовом. — Я правая рука Альдо Сантана. — Вся охрана в подчинении начальника охраны. — И хуй бы с ним. Начальник охраны в подчинении атташе. — Нет. Я к такой подставе был не готов. — Ты врешь, Финнеас. В подчинении Сильвии были все, даже бездомные на улицах Сан-Хосе. — Губы аж задрожали. — Они мне обязаны подчиняться. — Они подчиняются только начальнику охраны, — монотонно отрезал Финн. — А начальник охраны убит, по сути, они… никому сейчас не подчиняются. Ну, может Альдо. Клянусь, я почти готов был заплакать. — Вообще, я как бы тогда тоже не в твоем подчинении. — Финн решил добить так добить. — Я пошел? — Никто никуда не пойдет, пока у меня не будет власти, — прорычал я, схватив его за подбородок. — Я хочу власть, хочу приказывать, говорить со всеми, как с бичами, быть богом… короче хочу все, что и раньше, но на основаниях должностной инструкции. Финн усмехнулся. Во мне же горело пламя ярости. — Я сейчас научу их чтить хозяина. — Давай, — кивнул Финн, глядя, как я уже почти направился к одному из ряженных телохранителей. — Но тебя будут бить. — Ты чего такой негативный? Из-за того, что я не дал тебе фен украсть? Финн молча уселся в кресло у папоротника в горшке. — Финн, мне надо найти деда, или Альдо во мне разочаруется и у меня точно не будет власти, а я хочу править, а не это все, — взвыл я. — Помоги, впрягись за меня. — Я не в твоем… — … ну впряги-и-ись. — Тогда я буду бичом, а не ты. — Тогда в твоей жизни ничего не поменяется, а я упаду на дно. Наверное, ныл я очень противным голосом, раз Финн скривился и решил действовать. Не очень активно, но действовать. — Хочешь быть Сильвией — будь Сильвией, — поманив меня, шепнул он. — Это просто охуенный перл глубинной мысли. Конфуций, Омар Хайям, Сократ и Платон выстроились в очередь, чтоб соснуть километр хуев, настолько уму не постижимы твои афоризмы, — выпалил я гневно. — Ты можешь дельное что-то сказать? — Я бы обиделся и прописал тебе с локтя, — проворчал Финн. — Но ты такое убогое создание. Я имел в виду, мозгу свою подключи. Ты же умный. И, присмотревшись ко мне, добавил: — Иногда. Если это не прозвучало как вызов, то я что-то не понимаю в вызовах. Снова вытянул шею, чтоб выцепить взглядом телохранителей. — Засекай время, Новый Орлеан. Не просто же так ты украл часы.