***
— Какого черта вы все здесь?! — От моего вопля негодования дрогнула не то что всеобщая конспирация, но даже камера под потолком. Четыре телохранителя, косящих под попивающих кофе у окна постояльцев, не обернулись, но ощутимо напряглись. Я подлетел к ним на всех парусах и, вцепившись в спинку кресла, прорычал так, что где-то треснули чьи-то барабанные перепонки. — Сеньор Сантана не может дозвониться! Где ваши сраные телефоны?! Покажите! Что вы мне их тычите, в жопы себе ими потыкайте! — Надо же, как лихорадочно эти суровые мужчины в портупеях похватались за телефоны. — Да мне плевать, что не было вызова, мне плевать, что здесь с сетью, сеньор Сантана не может дозвониться, дозвонился только до меня, злой и орет. Почему я должен это слушать, а? Я не Мачете, я ваше хуепинание прикрывать не буду. Человеком в страхе манипулировать элементарно. Не нужно быть знатоком психологии, достаточно просто соображать. Судя по тому, как все похватались за телефоны и ни слова не смели возразить, телохранители понимали, что такое, когда Диего Сантана не смог до кого-то дозвониться. Когда злой Диего Сантана не смог до кого-то дозвониться, учитывая, что у картеля проблемы, начальник охраны казнен, а единственная женщина, которая могла сдерживать его бешенство, ночью сбежала восвояси. — Я сказал ему, что вы уже в пути, — соврал я, выдохнув устало. — Не хочу начинать карьеру атташе с трупов. Телефон в моей руке завибрировал. — Вот, — продемонстрировал я. — Опять звонит. Три минуты, которые я ему пообещал, истекли, и сеньору Сантана интересно, где его люди. Я выглядел на фоне телохранителей подростком. Чьим-то ребенком, который пришел к папе на работу. Кого вообще набирали в телохранители? Военных, бывших преступников, каких-нибудь чемпионов подпольных боев? Не таких, как я, понятное дело. И все эти бруталы смотрели на меня так, будто это я папа, а они пришли ко мне на работу. — Бегом, — сквозь зубы проскрипел я. — Не все. Двое — остались здесь. Ринувшись к лифту (вот уж интересно, как это выглядело на камерах видеонаблюдения, если, конечно, они работали), телохранители явно мне поверили. Я же, медленно направился по коридору, прижав к уху телефон, и зашел во второй лифт, находившийся на противоположной стороне. — Знаешь, как ты у деда в телефоне подписан? — фыркнул Финн, спрятав телефон старика, по которому названивал мне несколько минут назад, в бардачок. — Как? — Дырявый. — Иди ты нахуй, — буркнул я, пристегнувшись. — Да это не я, это старик, серьезно. Хочешь, проверь. Я отмахнулся и глянул в лобовое стекло на то, как с парковки за отелем отъезжает внедорожник перепуганных телохранителей. Финну объяснять долго не пришлось. — Понято-принято, — сказал он и соединил два каких-то проводка под рулем. Гордыня меня убьет однажды. Ну и пускай, а план-то был хорош! Во-первых, телохранители сейчас приведут нас прямиком к пропавшему деду. Во-вторых, я оказал им услугу и теперь они все у меня в долгу. В-третьих, я просто красавчик. — Финн, а откуда у нас машина? — спохватился я, после того, как мы выехали на дорогу. Финн не ответил, не сводя глаз с преследуемого внедорожника. Я опустил взгляд на проводки под рулем. — Ты угнал машину? — Нет. — Не ври. — Так получилось. — Финн! — Ну че ты ноешь? Хотелось задушить его своим негодованием. — Ноет и ноет, постоянно ноет. Дед пропал, машина краденая, все обижают, Финн, впрягись, — бормотал раздраженный Финн. — Не Дырявый, а Сопля, отвечаю. Дырявая Сопля. — Сиди тихонько, порнушник, — буркнул я, отвернувшись. — Что-то ты страх потерял совсем. — Ну въеби мне, когда вырастешь. Хотя ты не вырастешь. — Ничего, ничего. Мои родственники тебе недавно вьебали за меня. Что, забыл, как глаз еле открывался? — А-а, сасный кузен. — Вот и живи с ним, раз он такой сасный. Пусть тебе готовит. — Вообще-то это я тебе готовлю. Я сжал губы. — Ой, иди нахуй. Слова тебе больше не скажу. Судя как Финн возвел взгляд вверх, он ждал этого настолько, что только явно надеялся, что невесть кто прокричит ему над головой: «Аллилуйя!». — Ты едешь по встречной полосе. — Моего молчания хватило менее чем на минуту. — У нас левостороннее движение, где у тебя лево? — Там, где я сейчас тебе всеку, — рявкнул Финн, вцепившись в руль. — Где мы едем? Я из тех вот бедолаг, кого спроси на пороге собственного дома, что это за улица, он запаникует и начнет тупить. Да, я жил в Лондоне, но значит ли это, что мне знакома каждая подворотня? — Ист-Энд, — удивительно, но молниеносно выпалил я. Признаюсь, за дорогой и за черным внедорожником я не следил — у Финна это получалось лучше. — Нас заметили, надо сменить машину, — протянул Финн. — Ты серьезно? Финн, мы просто ищем деда. Это не стоит двух угонов за сутки. Как и предполагал Финн, телохранители были осведомлены о местонахождении Диего Сантана. Вереница двухэтажных квартирных домов на Олдгейт-роуд не выглядела как-то холодно и безлюдно, но это лишь на первый взгляд. Стоило у одного из домов остановиться внедорожнику, зеваки тут же повыглядывали из окон. — Извините-простите-пропустите, снова здравствуйте, спасибо за участие, все свободны, — проскороговорил я, протискиваясь между телохранителями. Кажется, меня собирались бить. — Я сказал, что сеньор Сантана не может дозвониться, а не что сеньор Сантана в опасности, — пришлось напомнить. — Сюда, да? Темнокожий здоровяк, глядя на меня как на кровного врага, распахнул дверь и жестом широкой ладони указал внутрь. — Благодарю. Подъезд оказался очень утлым, низкопотолочным и темным. Единственное окно оказалось небольшим и пыльным, света особо не пропускало, поэтому лестницу нашли на ощупь. — Слушай, — встрепенулся я. — Это же твои коллеги. Тебе ничего не будет за то, что ты со мной их обманул? — А? Не, — отмахнулся Финн. — Все знают, что мы тусим вместе. Потом я рассказываю им, какой ты долбоеб, все так смеются. Я цокнул языком. — Тебя все ненавидят. — Спасибо Финнеас. Если у меня однажды встанет выбор, кого выносить из горящего дома: тебя или обертку от сливочного масла, я выберу обертку. Жилых квартир в доме оказалось две. И, судя по тому, как тут же юркнула за дверь владелица одной из них, мы единогласно остановились у двери напротив.***
— Финн, сделай что-нибудь, — раздраженно прошептал я. — Да подожди, такие кадры, — фыркнул Финн, жестом указав девушке в трусах и майке придвинуться ближе. Кадры были теми еще. На низкой кровати раскинулся утомленный вчерашним кутежом мафиози-пенсионер, прижимая к себе еще одну преждевременно седеющую любительницу соитий за деньги. Впрочем, лежавшая и слезливо моргавшая нам дама седела стремительнее своей подруги: старик Сантана уснул крепким сном, не убирая палец со спускового крючка упертого в ее бок пистолета. На полу разрывал лапами простыню необычайно уродливый черно-коричневый петух с лысей шеей. — Так, я сфотал, — задорно шепнул Финн, вернув мне телефон. — Давай спасать петуха. Мы с двумя проститутками взглянули на него, как на идиота. — Не, ну тут стекло, лапки же порежет. Петух, явно протестуя, когда его попытались поднять, задрыгал мощными ногами и намеревался издать не менее мощный крик, но Финн очень вовремя успел зажать ему крючковатый клюв двумя пальцами. Петух от негодования задрыгал ногами еще резче, даже, бившись в руках «спасителя» расправил крылья. От шума крыльев и звука, с которым Финн получил петушиной ногой в настолько чувствительное место, что выронил злобную птицу на кровать и скрючился в три погибели, шипя и матерясь, рука Диего Сантана, сжимающая пистолет, дернулась. Я машинально успел схватить пистолет. Побледнели все. Несчастная дама, в чей бок упиралось дуло, кажется, начинала стремительно терять сознание. Я, как дурной вцепившись в пистолет, стоял в очень неудобной позе: широко расставив ноги, одним коленом на кровати, одной рукой держась за тумбу. Финн, выпярмившись, откинул со лба дреды и попытался бы взять реванш, но я не дал ему боксировать с петухом. Руки заняты — одна держит пистолет, другая помогает мне держать равновесие и не плюхнуться на старика, толкнуть Финна нечем, поэтому я подул ему в лицо. — Ты ебанутый? — Забери пистолет, — одними губами прошептал я. Ювелирно-аккуратная спасательная операция двух проституток от хмельного злодея — современные мушкетеры, они такие. Я бережно отодвинул крепкую руку деда (ничего себе, деда… если треснет меня спросонья ладонью, моя голова через окно в Темзу улетит), а Финн одними кончиками пальцев принялся отводить дуло пистолета от начавшей икать бедняги. На полу у кровати умиротворенно пасся петух, злорадно клюя Финна в голень. — Сука, сухожилие, — проскрежетал Финн, когда пнул петуха, но тот с новой яростью берсерка кинулся на него снова. Проститутка начала потихоньку выползать из напряженных объятий, пистолет измученный зверствами агрессивной птицы Финн осторожно отвел дулом к стене. Со лба заструился пот от напряжения, наши с Финном взгляды встретились и в одну секунду произошло сразу три опасных вещи: Финн дернул пистолет на себя, я что есть мочи вжал в пружинистый матрас руку старика, а юркая бедная дева сползла с кровати на пол и, отдышавшись, так и побежала в чем была (ни в чем не была) с подругой прочь. — Ну все, тебе пизда, — проскрипел Финн, нацелив выхваченный у старика пистолет на петуха. Старик же, к моему удивлению, даже не шелохнулся. Мы развернули тихую и крайне напряженную спасательную операцию, а Диего Сантана и бровью не повел, продолжая нежиться спокойным сном. Хотя, почему странно. На полу россыпь осколков, две уцелевшие бутылки элитного бренди у батареи. Господи, да даже если бы мы взорвали у старика под окном гранату, тот бы и не шелохнулся — уж я-то знаю все прелести беспробудного состояния, когда ты пьян в бревно. — Дикий дед, — простонал я обессиленно. — Тебе же уже седьмой десяток, о душе подумать надо, нет, он блядей тягает… — Блядей и этого уебана. — Петух, предчувствуя беду, юркнул под кровать и начал «кокококать» там, лишив Финна возможности по локоть обагрить руки петушиной кровью. Нет, ну старику Сантана я немножко позавидовал. Если моя пенсия будет проходить так — я согласен. Толку-то удивляться и качать головой, тогда, в Коста-Рике, когда он разыгрывал спектакль о несчастном-паралитике в коляске, поведение было таким же, как только на город опускались сумерки. Как в той игре — «город засыпает, просыпается мафия, берет ящик вина, яхту, пятнадцать румяных девок, город просыпается, Сильвия на вертолете забирает мафию у подножья вулкана». Ага, то есть, отныне прибирать за Диего Сантана следы его кутежа — моя работа? Это вообще не смешно. — Хера, — протянул Финн, стащив вниз по торсу старика простыню. Тело у старика крепкое, поджарое, грудь вся в давних татуировках, выцветших, синеватых. — МС-13, — то ли с уважением, то ли напряженно произнес Финн, указав на них. — Ну, Мара Сальватруча. И, поймав мой недоумевающий взгляд, отмахнулся. Пришло время, вожделенное время, будить Диего Сантана и смотреть на него взглядом строгой матери, чей отпрыск ушел на пасхальный пикник и вернулся спустя неделю с неизвестными женщинами и алкогольным отравлением. Пришло время смотреть на тестя взглядом Астории Гринграсс. — Вставайте. Странно, но меня проигнорировали. Надо бы спросить у Финна, что делать, но тот был занят — снова отбивался от невзлюбившего его петуха. Решив со стариком не церемониться (Сильвия же не церемонилась), я упер колено в пружинистый матрас и со всей силы зарядил тестю пощечину. В мгновение ока я оказался притянут ближе, треснулся головой об кованное изголовье, отчего лоб обожгло и в глазах потемнело, а на поясницу по-хозяйски улеглась широкая пятерня. «Помогите», — почти проскулил я, но Финн наоборот отпрянул подальше. — Я знал, что ты вернешься, ты всегда возвращаешься. — Таким голосом только маньяков в триллерах озвучивать. Как я мог, идиотина, не узнать его по ту сторону тесной исповедальни? — Я, конечно, очень польщен, — сухо пришлось ответить. — И в любой другой момент даже попросил бы вас не убирать ваши неожиданно нежные руки, но вас ищет Альдо. Старик, наконец, распахнул черные глаза. А я тут же слетел с кровати прямо на осколки. Петух клюнул в лоб. — Ты? — хрипло выдохнул Диего Сантана, привстав на подушке. — Я. За зад вы меня трогали, я официально теперь повышен до атташе или есть какие ритуалы? Слышал, Финнеас, рухнул в нашей гейской Европе последний оплот гетеросексуальности. — Пиздец просто, — покачал головой Финн. — Охрана будет в шоке. Пойду покурю и случайно проговорюсь. Я проводил его бесцветным взглядом. — Триста короче, — сказал в итоге. — И я забуду о домогательствах. За пятьсот готов надеть пиджак и прижиматься к вам сзади. Старик явно хотел мне высказать полный угроз ответ, но склонил голову, закрыл лицо ладонью и поманил меня дрожащими пальцами. Я разволновался. Диего Сантана, конечно, крепкий дядька, переживший смерть и прочие неприятности, но далеко уже не мальчик. Бессонная ночь, реки алкоголя, две (а только ли две?) проститутки — он уже не в том возрасте. — Плохо? — подскочил я, но тут же получил кулаком в нос. Переносица хрустнула, а я, клянусь, скосив глаза, мог видеть горбинку. — Сука! — взвыл я. Надо же, разволновался, какой честный зять! — Если скажу, прижиматься сзади будут к тебе, — проскрежетал старик, сжав мой нос и медленно повернув, отчего я взвизгнул. — Хотя для тебя это не угроза. Дорогой зять. Снова что-то хрустнуло в носу и старик Сантана опять меня оттолкнул. Когда я уже запомню, что не понимает этот человек моего искрометного доброго юмора? — Да не голоси, я вправил, — скривился старик, наконец, приняв более или менее вертикальное положение. — Где Лоренцо? Я опешил. — Вы еще с кем-то бухали? И аж голова закружилась. Слишком много пустых бутылок и осколков, две проститутки… вопрос, на который я боялся получить ответ — что стало с Лоренцо? — Вот он, мой хороший. — Но старик, подняв омерзительного голошейного петуха, который тут же замахал крыльями и задрыгал ногами. — Ты мой красавец… Я присел на подоконник, наблюдая за тем, как старик усадил петуха на колени и, сцедив остатки бурбона в ладонь, принялся поить птицу, воркуя, как над дорогим чадом. Надо бы однажды набраться храбрости и наглости, дабы поинтересоваться у Драко Малфоя, не спутала ли его в темноте какой-нибудь подворотни Астория Гринграсс с моим тестем за девять месяцев до рождения Скорпиуса. «Хм-м-м, тогда бы Скорпиус Малфой на правах старшего сына оказался законным главой картеля и…» — И я поежился от одной лишь мысли. Захотелось обнять Альдо. Удивительно, но из всех моих знакомых был самым адекватным, несмотря на то, что у него единственного имелся официально подтвержденный психиатрический диагноз. Вспомнив об Альдо, я встрепенулся. — Так, бросьте петуха и собирайтесь. — Я его не брошу, он мой лучший друг. Какого ты вообще делаешь вид, что у тебя есть командный голос? — Я здесь не по своей воле, честно говоря, вы создаете больше проблем, чем помощи, — сухо признался я. — Но Альдо хочет вас видеть. Диего Сантана внимательно взглянул на меня. — Да? — Да. Только не уточнял, с целым лицом или откушенным, — протянул я бесцветно. Старик поравнялся со мной, глядя сверху вниз. Черные глаза ледяные, я знал этот взгляд, это страшный взгляд. Но… власть. Власть — лучшие мои доспехи. — Нет, — прервал я, когда старик раскрыл было рот. — Ты… — Собирайтесь. — Я… — Единственное, что я не продам за сотки — приказ вашего сына. И я сказал, что привезу вас. Собирайтесь. И только вышел за дверь, прикрыв ее за собой, как чувствовал, что просто горю от важности. Прошел важным боссом на пафосе мимо телохранителей, когда спустился во двор. Кажется, так пафосно даже Сильвия не выглядела. — Боже, Финнеас, ты бы меня видел, — поспешил похвастаться я. — Да лучше б не видел, — скривился Финн, затушив сигарету о капот. Старик собрался, надо отдать должное, молниеносно. Спустя минуту он вышел следом за мной, невозмутимо держа на руках петуха. — Доброе утро. — Доброе утро. Невозмутимо поздоровавшись с охраной со всей серьезностью человека, который только что вернулся с саммита ООН, он сел в машину. — Езжай домой, — произнес я. — Я вообще-то не в твоем подчинении, — напомнил Финн. — О, ну тогда, конечно, садись в машину, рядом с дедом и петухом. Финн цокнул языком. — Вот и не спорь со мной никогда. Я еще бы с удовольствием поважничал пару часов, но Финн действительно быстро сел за руль угнанного в порыве благородной миссии транспорта. Мне же ничего не оставалось, как сесть на переднее сидение внедорожника. За рулем уже был один из немногословных телохранителей, которому я сходу посоветовал надеть наушники и послушать радио. Не знаю, насколько такая звукоизоляция спасла бы, но когда мы выехали на дорогу, я все же повернулся к старику. — О чем вы думали? Очень неловко, конечно, отчитывать человека, который старше тебя вдвое, словно нашкодившего подростка. Но если человек, который старше тебя вдвое, ведет себя как нашкодивший подросток — почему бы и да? — Не спрашиваю, где вы взяли в центре Лондона ночью бойцового петуха, — тут же уточнил я. — У картеля крайне тяжелые времена, ваш сын без охраны на другой бок не перевернется, вы в чужой стране, вы в международном розыске. Слышите? В машине что-то стучит. Старик нахмурился, а я, вытащив из уха водителя наушник, повторил: — В машине что-то стучит. Проверь, пожалуйста. Косо взглянув на меня, но смолчав, телохранитель свернул к тротуару и вышел из машины. — Вы казнили их начальника, — негромко продолжил я, повернувшись к старику. — Думаете, они это просто проглотят? Вы вообще задумались о том, что любой из тех, кто знал о досуге в этом гадюшнике, мог легко отрезать вам голову, когда вы в пьяном угаре? Старик все молчал, почесывая злого петуха между крыльев. — Кстати, я не знаю, что будет, если воскрешенному отрезать голову. Мой воскресший друг это не практиковал, ему не понравился такой свадебный конкурс, — буркнул я, но не до шуток было. — Очнитесь, дон Сантана, нельзя вести себя так, будто вам пятнадцать, а мама уехала на выходные. Нельзя настраивать против себя охрану, хотя у вас это уже получается. Подумайте. И глянул в лобовое стекло. Телохранитель все еще гнул спину под капотом. — Они не пойдут против меня, — протянул старик негромко. — Пойдут, с песнями, плясками и при всем параде, — уверил я. — Дайте им только возможность. Дождитесь подстрекателя. И смотрите, чтоб они не пошли против Альдо, из-за того, что вы сделали с Мачете. Вы один, а их двадцать. Это только в отеле. Капот хлопнул, и водитель вернулся за руль. — Все в порядке? — поинтересовался я. — Показалось. — Прости, пожалуйста. Поехали. Удивительно, но за мои нотации, за то, что пристыдил, как мальчишку, гордый Диего Сантана не высказал мне ничего. По сей день. Кстати, не только за это не высказал: — Да, она ушла. Из-за вас, по своим каким-то причинам, устала, испугалась, не знаю, но она ушла, — негромко сказал я, не поворачиваясь. — Не сбежала. Она оставила на нас Альдо и это огромный уровень доверия. Как ко мне, так и к вам. Наша задача просто это не просрать. Да, она ушла, и вам кажется, что рухнул весь мир, вы вините всех, вините себя, и правильно делаете — вы жестокий человек. Но, пожалуйста, ради сына, не спивайтесь так, как когда ушла ваша жена. И если вам будет сложно и невмоготу, не обязательно поить блядей бурбоном и изливать им душу. Поите меня — чем больше выпью я, тем трезвее будете вы. Мне, знаете ли, знакома благодетель самопожертвования. Диего Сантана повернул голову. — Ты что-то сказал? Я засмотрелся на Вестминстерский мост. — Вы серьезно? Старик кивнул. — Красивый пейзаж. — Блядь, да идите вы нахуй, — в сердцах воскликнул я, отвернушись. — Я тут давлю такую речь, слеза течет, а вы… ой все, вы омерзительный человек. В мою должностную инструкцию не входит разговаривать с вами, слова вам больше не скажу. — Слава Богу, — прошептал петуху старик. Я уставился в окно, на витрины и летние кафе. Негодование бурлило, как горячее зелье в котле. — Сегодня идете в оперу, — буркнул я. — С Альдо. На «Бахибрамса». — Куда? На кого? Пришлось состроить выражение лица оскорбленного искусствоведа, который исподлобья смотрел на то, как плебей поднимает брови вверх. — Вот только не надо говорить, что не знакомы с творчеством Бахибрамса. Бо-о-оже, — протянул я, закатив глаза. — Йозеф Бахибрамс. Знаменитый литовский поэт-песенник, аккордеонист-виртуоз. Не? — Да не гони, парень, — в священном ужасе (видимо, представив свой грядущий досуг) пробормотал Диего Сантана. — Автора сотни хитов, в том числе саундтреков к фильму «Свадебная ваза» и литовской версии «Джеймса Бонда», вы не знаете? Боже, о чем с вами говорить. Старик переглянулся с петухом, потом с окном, потом со мной. — Это же ужас. — Это нравится вашему сыну. Только попробуйте испортить ему поход в оперу. Сразу видно, что водитель не гнушался правилами дорожного движения и светофорами — дорога до отеля с ним оказалась длиннее, чем с Финном. Высокое здание отражало блики солнца и негостеприимно встретило нас тем, что пришлось прищуриться. — С петухами, наверное, сюда нельзя, — произнес я, указав на злобную лысую птицу. — Ну останься в машине, — проговорил старик Сантана и, подхватив своего нового лучшего друга, вышел. — Чего ты ржешь, — прошипел я телохранителю за рулем и с видом сильного и независимого вышел следом.***
Судьба была известным юмористом. Она закинула меня в теплую Коста-Рику, куда я сбежал от Скорпиуса Малфоя, но так уж случилось, что человек, открывший мне не только ворота в дом, но и дверь в новую жизнь, был невероятно на него похож. Должно было пройти достаточно много времени, чтоб я понял: нордический ангел не был копией Малфоя — уж слишком спокоен, не авантюрист, напрочь лишенный обаяния. Зато его отец — вот, кто вел себя временами в точности как капризный упоротый Скорпиус. Итак, мне потребовалось еще полчаса, чтоб уговорить старика Сантана оставить бойцового петуха в номере, еще двадцать минут, чтоб отговорить старика опохмеляться пивом и еще минут десять, чтоб напомнить — Альдо все еще терпеливо ждет отца. Раньше мне казались выходки Диего Сантана очаровательными. Ровно до тех пор, как я впервые столкнулся с ними не в качестве участника, а в качестве надсмотрщика. Бедная Сильвия, что уж тут сказать. Сколько там она лет была верна картелю? Да я после этого одного сумасшедшего утра уже подумывал закодировать деда, усадить его обратно в инвалидную коляску, чтоб не сбегал и большую часть времени был под боком (уверен, это была идея Сильвии, уставшей от выходок пьянствующего начальства), или сбежать самому. И наконец сошлись звезды! Я доставил Альдо отца в целости и сохранности. Альдо Сантана не был человеком, чьи занятия могли застать врасплох. Он обычно либо жрал, либо музицировал. Когда я толкнул двери конференц-зала (замененные после вчерашней стрельбы), Альдо успешно совмещал два этих дела — водил по струнам виолончели смычком и надкусывал надетый на гриф огромный глазированный пончик. — Мой мальчик инженер, — с любовью и нежностью протянул старик Сантана. — Ваш мальчик снова жрет, — передразнил я, постучав в стену, привлекая внимания. Альдо обернулся и, сразу смекнув, что я отберу этот немыслимо огромный пончик, покрытый розовой глазурью и сахарным конфетти, сделал один гигантский укус, дабы напоследок съесть как можно больше. — Нельзя жрать между приемами пищи, булимичка, — напомнил я, стащив недоеденный пончик с грифа. Гриф виолончели толщиной с мою руку, пончик, до того, как его обглодал Альдо, весил, наверное, не меньше полукилограмма. Альдо не стал спорить, лишь с тоской глянул на то, как пончик летит в окно, на съедение голубям. — Мне сказали, ты будешь с петухом, — произнес Альдо без приветствий, глядя на отца. — Да, так и есть, вот он. — Кто бы сомневался, что указала рука деда именно на меня. — Папа. — Альдо вспыхнул в праведном гневе. — Эти твои гомофобные каламбуры… И вдруг просиял, выпрямившись. — Ой, у вас с Финном все получилось? — Господи-Боже, за что мне это все, — простонал я, сев за длинный стол и закрыв лицо руками. — Я так за вас топил. Папа, не делай такое лицо, между ними же химия, это же видно, это же… — Единственная химия между нами — барбитураты в крови Финнеаса. Сеньор Сантана кивнул. — Вот, пидор прав. — Папа! — снова разразился гневом Альдо. Никакого желания оставаться объектом насмешек со стороны одного и толерантной защиты со стороны другого (вот и думай, что хуже) у меня не было, а потому я уже подумывал над тем, чтоб смыться. Отец доставлен, когда там эта ваша опера мне плевать, просто оставьте меня в покое. — Подожди, — окликнул меня Альдо, только я на чуток продвинулся к выходу. «Только не говори, что я нужен тебе в опере». Но Альдо указал мне властным жестом на стул, ничего не оставалось, как присесть напротив старика Сантана. — Я думал о том, что делать с начальником охраны. Похоронить по-людски, если еще не похоронили. Что с ним делать еще. — Передашь Финну, что я хочу, чтоб он возглавил охрану, — коротко сказал Альдо, протерев гриф виолончели влажной салфеткой. — Свободен на сегодня. Конечно «свободен на сегодня» звучит очень заманчиво, но я не шелохнулся. Мы со стариком переглянулись, секунду смотрели друг на друга и, не сговариваясь, единогласно отрезали: — Альдо, нет. Альдо был очень ведомым, но очень гордым и балованным. Слова «нет» в его личном толковом словаре не было. — Нет? — Нет. — На сей раз Диего Сантана сказал без моего поддакивания. — Это плохая идея. — Почему? Мне кажется, это очень хорошая идея. Старику, конечно, Финн решительно не нравился, и это было взаимно — только за вчерашний день я это заметил и уяснил. Но вот обсуждая такую своеобразную волю Альдо, дон Сантана просто подрагивал от невозможности сформулировать свой гнев и неодобрение. Уверен, будь на месте Альдо кто угодно, мощная ладонь уже бы треснула по столу, и все, никто бы ничего не пояснял — кандидатура отклонена единогласно. — Ты знаешь, чем занимается начальник охраны? Наверное, Альдо знал лучше меня. Я лично смутно представлял, чем занимался покойный Мачете, более того, толком не знал, что в обязанностях Финна, кроме как ходить за мной хвостом и раз в месяц куда-то выезжать. — У Финна нет опыта и он не вытянет. — Он все вытянет. — Альдо, кажется, был непреклонен. Что-то случилось. Что-то явно случилось между Финном и стариком, что-то, что до сих пор сохраняло Финну жизнь и крайне раздражало старика. Я это подметил еще в тот момент, когда казнили начальника охраны. То есть, он был виноват в смерти Камилы, ибо недоглядел, а двое: ученик Флэтчера и сын Флэтчера, спокойно остались свидетелями. Черт, надо было колоть Сильвию. Она должна была знать. — Ему нельзя верить. — Пожалуйста, что-то все же было, раз старика так поплавило. Но Альдо был таким же упрямым и принципиальным, как и его отец. — Он был рядом со мной всегда. — Он сливал нас всех Флэтчеру за три грамма героина. — Да перестаньте, быть не может, — одернул я. Хотя, Ал, это же Финн. Может. — Но ты ничего с этим не сделал, — напомнил Альдо. — Значит, кто-то что-то путает. Или наговаривает. Ах ты красавец. Поставил на место без ругани, эмоций и на чистых фактах, без унижения унизив оппонента. Чья это школа? Альбуса Северуса Поттера. Авторская методика. — Я не хочу обсуждать свой выбор, — прохладным тоном отрезал Альдо. — Просто ставлю перед фактом. — Ну теперь всем пиздец, — не удержался старик. И, оценив степень своей безысходности, своей незначимости, готов был взвыть. — Да, он возможно хороший парень, — мирно произнес он, склонившись над столом. — Смешной, с патлами, в толпе заметный, по-доброму к тебе настроен, да, не отрицаю. Но не подпускай его близко, Альдо, не давай ему больше, чем нужно, нельзя верить хитрецу, чья валюта — зависимость. Не повторяй моих ошибок. Зная Альдо, зная, как обижен на то, что его учит жизни человек, который постоянно его обманывал, я уверен, что он бы сейчас отправился в любую точку мира, дабы назло всем и всякому объявить Финнеаса Вейна не только начальником охраны, но и Властелином Карибского побережья. Поэтому я снова сунул нос не в свое дело. — Альдо, послушай. Альдо перевел тяжелый взгляд на меня. — Никто не сомневается в том, что ты умеешь принимать здравые решения, — сразу сказал я. — Ты молодец. Но послушай, пожалуйста, меня. Не отца, меня. Я лучше вас всех знаю Финна и отношусь к нему с большой симпатией. Не в этом смысле, дон Сантана. Дед уже скривился, шепча что-то злорадное себе под нос. — Но тем не менее, я согласен с твоим отцом. Финну нельзя давать руководство. — Почему? — Альдо вздернул нос. — Он действительно зависим. Сегодня он адекватный, завтра его ломает и он будет не в состоянии. — Я об этом и говорю! — с жаром воскликнул Диего Сантана, но я треснул его ногой под столом. — Тебе нравится Финн. Тебе не может не нравиться Финн, — сказал я, глядя в распахнутые лазурные глаза. — Но, поверь мне, лучшее что мы можем сделать, чтоб отблагодарить за все — просто оставить его в покое и не трогать. Очень льстило, что Альдо меня слушал. Старый Диего этого не мог не заметить. — А если Финн подлечится? — спросил Альдо. — Да нихрена он не подлечится. — И снова я пнул старика под столом. — Если Финн подлечится, то он будет безмерно тебе благодарен за такую возможность, — заверил я. — Я, конечно, не в праве тебе указывать, несмотря на то, что хотелось бы. Но, мне кажется, мои советы никогда не бывают плохими. Конечно не бывают. Альдо хоть и высокомерен до невозможности, но знал, что я глупостей не насоветую. Я мог бы вить из него веревки, покойный Флэтчер этого бы и добивался. Но зачем? — Пускай Финн лечится. Это ему от тебя премия за верность, и это для него хорошая премия. Но охрану пускай возглавит не он, а человек, у которого есть и необходимый опыт, и навыки, и достаточная сила, и, главное, у него единственного есть четкая и не денежная мотивация тебя защищать. Я кивком головы указал в сторону старика. Старик вскинул бровь. — Финн может и кинет. Вряд ли, но может. Папа тебя не предаст никогда, — вразумил я. — Этот тот вариант, который правильный. Уверен, Сильвия бы тебе предложила то же самое. Альдо не ответил мне. Но и не возразил. — Есть хочу, — лишь сказал он, встав со стула и осторожно прислонив виолончель к столу. — Это твое нормальное состояние. Куда же в него лезет? Уверен, что вышел из конференц-зала он за очередным пончиком. А может, подустал от моих нравоучений. А может, хотел принять решение загадочно, на пафосе, как любит. В любом случае, мы со стариком снова остались одни. — Не злитесь, что я опустил вашу карьеру от главного босса до всего лишь начальника охраны? — Молодец, — только и сказал мне Диего Сантана. — Молодец. — Просто я не вижу другой мотивации для вас не уходить в загулы, кроме как защита сына. — Я же сказал, молодец. Я протер стекла очков о край рубашки и глянул в окно. — Сколько мы еще здесь пробудем? Старик снисходительно на меня взглянул. — Вообще-то, это к тебе вопрос. Твоя задача разведать обстановку дома. — Моя? Черт, ну да, Сильвия же и этим занималась. Вот каким только образом? — Пока не скажу, никто никуда не поедет, — обозначил дед, и у меня отлегло. Ох, ну хоть не моя ответственность. — Иди. — Куда идти? — А мне ли не похуй? У меня планы есть, я с сыном иду в оперу, а чем ты там будешь заниматься и знать не хочу. Пока начальство так расщедрилось, я не видел повода не использовать такой шанс. Не знаю, кто присмотрит за бойцовым петухом (надеюсь, кто угодно, но не я), не знаю, как там будет звучать «бахибрамс», но безо всякого желания продвигать нос все дальше не в свое дело, я вскоре покинул отель.***
Финнеас Вейн сыскался на кухне. С задумчивым видом молодого поэта, подбирающего рифму к слову «маракуйя», он помешивал в кастрюле кипяток и читал инструкцию на пачке цельнозерновых макарон. — Ты не в портупее? — Нет. — Намек не понял, да? Финн нахмурился, а я отмахнулся, решив перейти сразу к козырям. — Я купил тебе пористую шоколадку. Несмотря на то, что в этой невинной фразе не было ничего такого, бдительный Финн уловил три абзаца скрытого подтекста и, опустив пачку макарон на кухонную тумбу, сел за стол. Как не убирай дом в Паучьем тупике, грязь появлялась сама собой. Вот и опять — к столу липли рукава рубашки. — Что случилось? — спросил Финн без предисловий. Смысла отбрехиваться не было, поэтому я не стал долго юлить. — Альдо хотел, чтоб ты занял место начальника охраны. Я его отговорил, думаю. — Спасибо, — коротко сказал Финн, на секунду задумавшись. Все он прекрасно понимал, хоть и мозгов как у того кипятка в кастрюле. — Финн, я не хочу, чтоб ты где-то оступился и оказался в итоге под виноградом. — Да я тоже. Нахер мне эта ответственность. Как же хорошо, что он действительно понял меня. Как же здорово, что в нем вдруг не проснулся падкий до власти кто-то, вроде меня самого. Кто-то, кто бы разинул рот и начал выть, что я подлец, посмевший сунуть в очередной раз свой пятак в не свое дело. — И еще Альдо отправляет тебя в реабилитационный центр. — А вот здесь уже впору прикрываться пористой шоколадкой, как щитом. — Че? — фыркнул Финн. — Это была его идея, я туда даже не лез, — пришлось соврать. — Это же Альдо, с ним невозможно спорить, если что-то вобьет себе в голову. У Финна на впалой щеке дрогнул мускул. — А с другой стороны, — тут же добавил я. — Ну и что плохого? Реабилитационный центр в Коста-Рике — это же чистый курорт. Ну походишь там, подышишь воздухом, повырезаешь из цветной бумаги снежинки, все как ты любишь. Ну и подлечишь свои проблемы с наркотиками. — С чего вы все взяли, что у меня проблемы с наркотиками? — С того, что ты наркоман, например. Финн закинул ногу на ногу и отвернулся. — Финн, тут без вариантов. Альдо сказал, что или в центр, или под виноград, ты просто его уже заебал своими воспаленными глазами. — Тогда лучше в центр. Я хлопнул в ладоши. — Вот и молодец, вот это правильное распределение приоритетов. Кушай шоколадку. А вообще, представь, посидишь там пару неделек, я буду к тебе приезжать, привозить кровь, сигареты и портупею, на случай, если ты захочешь надеть ее, когда я буду встречать тебя на выписке. Вернешься красивый, отдохнувший, румяный — саснее сасного кузена. — Да? — Финн даже чуть улыбнулся. — Ну конечно. А если ты будешь в портупее, у него вообще шансов не будет. — А причем здесь портупея? Я едва не закрыл лицо рукой. — Ладно, забудь. Не запоминай это. Финн поднялся на ноги и снова отправился помешивать кипяток. Я смотрел ему в спину, слушал тишину, лишь едва слышимый треск огонька конфорки. У нас не было общего досуга. Да и интересов тоже. Вот на часах лишь чуть за полдень, мы оба свободны, пока капризные Сантана морально готовятся к опере, а я не знаю, чем занять нас обоих. — Может, самое время не только деду вспомнить, что он отец? — подсказал Финн, когда, наконец-то, разобрался с инструкцией макарон. — Мелкий наверху. Черт, я снова (опять, в который раз) забыл про Матиаса. Наверняка сидит, уткнулся в новенький телефон, и даже вообще не замечает ничего вокруг. — Что мне с ним делать? — сокрушенно спросил я. — Мультик глянуть? — Какой мультик, — фыркнул Финн. — Я ебу, ну поговори с ним. Тот самый разговор отца и сына. — А не рано? — Чувак, он год уже влюблен в воспитательницу из детского сада, такие сообщения ей пишет, я сам чуть не потек. — Он пишет какой-то тетке романтические тексты? — опешил я. — Сам? — Не, ну я, конечно, помогал немного. Но так — сам. Не об этом ли мечтает каждый отец пятилетнего малыша? Какой ужас. Слава Богу, что помогал Финн, а не дедушка Диего — иначе мой пирожочек был бы первым в истории детсадовцем, судимым за сексуальные домогательства. Судя по косой усмешке, Финн подумал о том же самом. На лестнице я обернулся, чтоб еще раз взглянуть на него. Финн был каким-то ровно настолько же сказочным, насколько и приземленным невежей. Я знал точное количество дред на его голове, уверен, что выучил наизусть всю карту татуировок на теле, историю шрамов правда не знал, думаю, такого уровня доверия еще не достигнуто. Он часто понимал то, что я не мог даже сформулировать, чтоб сообщить ему. Он всегда рядом, действительно, всегда. Возможно, да даже уверен, я знал далеко не все, кроме одного, в чем Альбус Северус Поттер был уверен точно — что бы там не ворчал злой Диего, Финн будет последним, кто когда-либо предаст.