***
— Это додуматься нужно было! — сокрушался Диего Сантана, разговаривая то ли с попутчицей, то ли с маленькой иконой на бардачке, то ли с самим собой. — В одних трусах рассекать по трущобам Мехико. — Это шорты, — прорычала Доминик, глядя в окно. — Тьфу на тебя, если это такие шорты. И чтоб язык отсох у тех, кто ругал Доминик за то, что она много говорит — мужчину за рулем было не переговорить. То бубня себе под нос, то перекрикивая шум, с которым сигналил толпе прохожих на дороге, то жестикулировал, забывая, что руки должны быть на руле, он лил в уши девушки, которую видел второй раз в жизни воспитательную тираду, что не могло не утомлять. Вдобавок ехали очень медленно — узкая дорога была полна людей, машина на солнце казалась раскаленной коробкой, а передвижение по метру вперед каждые три минуты заставляла думать, что пешком было бы быстрее. Если, конечно, точно знать, где именно был расположен этот чертов синий шатер! — Пешком было бы быстрее, — буркнула Доминик в итоге. — Так иди, я тебя не держу. Может еще не по всем закоулкам голым задом сверкала. — Знаете что! — вспыхнула Доминик. — Да даже если бы и голым — это никому не дает права меня преследовать. Женщина — не товар для конечного потребления. — Женщина, ты выперлась в купальнике гулять по трущобам Мексики. Как тебе в первые пять минут мешок на голову не натянули и в подвал не запихали, не знаю. И никто бы тебя уже не нашел. Ты хоть про торговлю людьми почитала, прежде чем приезжать в Мексику и уж тем более одной в таком виде ходить. — А вы откуда знаете? — Поверь, я знаю. Доминик отвернулась. И тут же молниеносно вспомнила, кем, говорил Альбус, был его тесть по роду деятельности. — Остановите машину. — Нет, все, продам тебя. — Но, заметив, что девчонка отсела максимально далеко и, вжавшись в дверь, уже щупала рукой, как ее открыть, усмехнулся. — Да успокойся. Смотри, где там твой шатер. Послушно глядя в окно, чтоб высмотреть синее пятно вдали, Доминик все же не рисковала придвигаться ближе. — А вообще это мерзко! — вдруг ощетинилась она. — Вы так спокойно говорите о том, что девушку могут украсть. Вы отсюда? — Нет, я из Сальвадора. Это вся чернуха Мексики помноженная на сто, поэтому я знаю, что такое опасность на улицах для женщин. Я же не пугаю. Все, помолчи и не отвлекай, людей много на дороге, чтоб не сбил никого. — Вы знаете и нормально к этому относитесь? Это… это ужасно! Это пользование женщиной, как вещью, обесценивание человеческой свободы, — негодовала Доминик, повернувшись на сидении. — То есть надо, чтоб женщина вела себя как-то иначе, а не чтоб государство решало проблему с торговлей людьми, чтоб мужчины пересматривали свое отношение? — Ты сейчас в багажнике поедешь. — Вот опять эта модель поведения. Женщина создана для того, чтоб быть удобной и не раздражать мужчину. Нет, я не говорю, что это именно здесь так заведено, никакого расизма! Я уверена, что среди латиноамериканцев есть люди, которые уважают право женщины на неприкосновенность, и их большинство. Вот именно из-за меньшинства и растут корни расизма. Но нельзя оправдывать и закрывать глаза на то, что женщине можно надеть мешок на голову и пользовать как вещь только потому, что она существует…***
— Луи, ты нормальный? Я спросил не для того, чтоб обидеть, а просто уточнить. Повторюсь, Луи всегда был поддержкой, не генератором авантюр. Он был наиболее взвешенным и адекватным на Шафтсбери-авеню: взрослый даже для нас, спокойный, хороший папа, а главный показатель его вменяемости — он был в процессе переезда, дабы молодожены Малфой начали немного взрослеть и строить свой быт. Луи никогда не лез на рожон — более того, только он способен был осаждать Скорпиуса, главного генератора бреда нашего скромного коллектива доморощенных алхимиков. И вот я слышу от единственного насквозь нормального парня в моей жизни (да, даже так) самоубийственный фарс. — Пока ты мнешься, время идет. Заказчик, уже, может приехал, — цокнул языком Луи. — И хрен бы с ним. Камень у нас. — Но Эландер… — Пока он не должен мне денег, мне плевать кто это. Нет, ну интересно было, но не прям так, чтоб рисковать и подставляться. А рисковать Луи собирался не собой — не похож он на вора, эскортник есть экскортник. И даже не мною. — Сын Наземникуса Флэтчера, что может быть лучшей рекламой для вора? — Не знаю, что угодно. Нет, я сказал. Луи сжал губы. — Ну будь ты чуть умнее. Он пойдет на что угодно ради тебя. — Ты нахуй давно не ходил? — Пока ты мнешься, мы теряем время! — Луи, камень у нас. Пусть с этим Эландером разбирается министерство. — С каких пор ты топишь за министерство? И я чуть было не сказал, что с тех самых пор, как отец сказал вчера нам не лезть. Меня это устраивало полностью, нет же, местный рыжий диссидент собирался куда-то совать свой нос. И даже не свой нос, а десяток раз сломанный шнобель Финнеаса Вейна. Опять. — О, ну как услышал. Или ты подслушивал? — возмутился праведно Луи, а я вздрогнул, когда дверь тихо закрылась и за спиной бесшумно прошел Финн. — А-а… Финн подхватил оставленный пистолет, который я накрыл пакетом и, присев на корточки перед своим рюкзаком, достал небольшую коробочку. — Вас ищут. — Что? Мы с Луи переглянулись и бросились к нему. — Еще раз. Финн высыпал из коробочки на ладонь несколько патронов и, щелкнув рукояткой пистолета, вытянул пустую обойму. — Ты угрожал мне пистолетом, который не был заряжен? — возмутился я. И поймал тяжелые взгляды. — Финн, а сейчас серьезно. — Че серьезно, думаешь, у кого-то в деревне есть мотивация тебя не выдать? Рукоятка пистолета снова щелкнула, а Финн выудил из кобуры, скрытой безразмерно-огромной серой футболкой, второй. Я закрыл лицо рукой. — Михаил нас сдал? — Блядь, я не ходил и не спрашивал, там Салам экскурсии по ваши души водит. — Финн зарядил второй пистолет и снова взглянул на меня. — Собирайся, че ты замер. Финн был не очень умен, но в такие моменты, требующие молниеносных реакций, я об этом забывал и полностью передавал ему лидерство. Вот я и заметался по комнате, не зная, что собирать, хватал какие-то вазы-пледы, лишь потом вспомнил, что у меня нет вещей. — Стоп-стоп! — замахал руками Луи. — То есть мы сейчас просто убежим? — На тебя мне похер, мне его надо вытащить, — честно сказал Финн. — Нет, я так-то с вами, просто так быстро, у нас нет плана… — На, — сказал Финн, сунув Луи один из своих пистолетов. — План такой — ебашь каждого, кого не знаешь. Да на себя не направляй, конь. Луи чуть не выронил пистолет от неожиданности. — Это что? — Девяносто вторая Беретта. Здесь одиннадцать патронов, целься чуть выше переносицы. Не бледней, ты языком чесал прям как-то увереннее. — А чего ты мне не дал пистолет? — Чтоб ты себе ноги отстрелил, рукожоп? — Остановитесь! — воскликнул Луи, одернув нас и всучив оружие обратно Финну. — Мы ничего еще не знаем. Я начал беситься. Может, это моя беда: я привык, в любой ситуации, где жизни что-то угрожало, единственное, что нужно делать — не говорить Финну под руку и беспрекословно делать все, что он говорит. И Луи этого не объяснить, как и никому не объяснить, почему в один миг вся моя рациональность выключилась, конфликты забылись, и я готов был молча бежать, ориентируясь только на слова не самого благонадежного парня. — А как же Доминик? — спохватился Луи. — Что за Доминик? — У Финна память на имена очень тугая, он и мое часто забывал. — Я не знаю, где она шляется, — буркнул я грубо. — Ничего, у тебя есть еще одна сестра. — Ал, очнись, мы не можем просто бежать, — почти вопил Луи. — Доминик, твой отец, камень… нам некуда бежать, и мы не знаем, кто нас ищет. Блядь, ты готов при малейшей опасности сорваться с места и делать все, что говорит этот шаромыжник? — Блядь, да, Луи. — У меня две заряженные Беретты, ты щас вообще зря на меня быканул, — выплюнул Финн. — Так, ну хорош, нашли время! — Я тут же расставил руки, уперев их в двух упрямых баранов, которые друг на друга уже косились крайне недружелюбно. — Луи, я не собираюсь уточнять, кто нас и зачем ищет. У нас философский камень, это уже сама по себе причина валить отсюда. Давай, звони своей сестре, где она лазит, а я папе в стену азбукой Морзе сигнал бедствия простучу. Луи достал телефон из кармана, косясь на меня с недоверием. — Да пошутил я, Господи-Боже. Звони! За широкой спиной Луи я увидел мелькающие в грязном витражном окне тени. Луи, увидев, как вытянулось мое лицо, медленно обернулся. Телефон сестры, на который он звонил, запиликал приятной мелодией где-то в кровати. В дверь вежливо постучали. — Открывай, — медленно нашарив за пазухой волшебную палочку, прошептал Луи. Я умоляюще перевел взгляд на Финна. — Открывай, открывай. В дверь постучали снова, что немного отрезвило. Черта типичного меня — еще ничего не случилось, а я паниковал. Нарисовав себе в голове немыслимое чудище и одновременно думая о том, что вместо всех там этих ужасов, что я надумал, в комнату стучит преспокойная Доминик, я опустил ладонь на ручку, медленно опустил ее вниз и распахнул дверь. Первое и единственное, что я увидел — ослепляющая белая вспышка, окрасившая ярчайшим белым цветом все. За спиной, будто через толстую стену, услышал выстрел, который будто разорвал белую пелену — хлопок, и я погрузился в контрастную темень.***
Открыл глаза и увидел яркое черное ничего. Первой мыслью было неутешительное заключение — в меня попала пуля. Конечно, у меня не было пулевых ранений до этого, слава Богу, но показалось, что это ощущается именно так. В ушах звенел шелестящий белый шум, во рту пересохло, перед глазами — темнота. Я панически начал себя ощупывать в поисках раны, влажного кровяного пятна на одежде, болевого сигнала тела, хоть чего-то такого, чтоб уж точно иметь причину для ужаса. Но, как оказалось, я был вполне целым: руки-ноги шевелились, ничего не болело адски, кроме коленки, которой ударился обо что-то твердое, фонтан крови не бил из меня в потолок. А несколько глубоких вдохов помогли немного заглушить гул в ушах, но глаза! Я таращил их, жадно моргал, а передо мной — ничего. Густое черное полотно ничего. Будто я закрыл глаза и пытался при этом вглядеться в темноту плотно сомкнутых век. Тогда, на двадцать девятом году жизни я понял, что боюсь темноты. Меня за руку кто-то резко дернул вверх — сердце чуть не остановилось. Я, привстав на коленах, схватил дернувшую меня руку запястье. Запястье тонкое, я почти мог обхватить его, как кольцом, кожа теплая, сухая, у выпирающей косточки пальцы нащупали глубокую выемку давнего шрама — Финн. Я с облегчением позволил рывком поднять себя на ноги. Ощупал, для достоверности, пальцы поднявшей меня левой руки: большой — крест, указательный — голова льва, средний — «РВ», безымянный — якорь, мизинец — полумесяц. Татуировки, конечно же, не выпирали никак, на ощупь их не распознать, но я знал их, и как же это успокоило, провести коротко рукой по пальцам сильной руки, мысленно шепча: «Крест, лев, буквы, якорь, месяц» Финн рядом, если меня будут бить, его будут бить со мной. — Норм? — услышал я. — Угу. — Сделай свет. «Ну и как по-твоему?» — хотел было взбелениться я, но снова не сразу вспомнил, что я волшебник. Вытянув ладони и растопырив пальцы, я отчаянно представил, как под кожей, переплетая вены и мышцы, растягиваются теплые нити света. — Люмос. Теплые комки желтоватого света растянулись дугой между моими ладонями, мягко осветив ближайшие несколько метров. Финн зажмурился, видимо, не одного меня свет заставил прослезиться. Опустив взгляд вниз, не столь чтоб не смотреть на свет, как оглядывая, что там под ногами, я увидел причудливый линолеум. Плотный, рыже-коричневый, но довольно грязный, вдобавок, плотно устланный на пол. — Идите сюда, — раздался шепот где-то вокруг. В темноте и не сказать точно. Я и забыл о Луи в замешательстве этом. Но нашел его быстро, лишь обернувшись. Луи сидел на корточках и ощупывал руками стену. Повернув голову, он кивком головы поманил нас. — Потрогай. — Пошел ты нахуй, еще трогать тебя, — бросил Финн. — Да не меня, конченый. Стену. Я с некоторым опасением дотронулся до стены и тут же одернул руку. Но поняв, что ничего омерзительного нет, и что моя паника снова бежит впереди паровоза, снова медленно прижал ладонь. И несколько секунд не мог понять, чего хотел Луи. — Это кожа. Шарики света парили рядом со стеной, и я отчетливо видел текстуры крокодиловой кожи, его же, шероховатый и теплый, нащупал Луи в темноте. Самые странные обои в моей жизни. Крокодиловая кожа, натуральная, и запах дорогой кожи, мускусный немного. В дорогих галантереях так пахло. У меня кошелек такой — самый дорогой аксессуар, дороже всего гардероба. И меня озарила безумная мысль. Вскинув руку, я взметнул вверх шары света — максимально отдалившись, они стали казаться меньше золотого галлеона, тем не менее вполне отчетливо осветили стены из все той же крокодиловой кожи, меж ними — узкую линию потолка, посреди которой блестела сияющая стальная балка. — Это… что? — задрал голову Луи. — Замок. Мы в чемодане, — произнес я нелепое умозаключение. — Да ты гонишь, — прошептал Финн. Я глянул на Луи. Тот возражать не спешил, лишь оглядывал нашу узкую темницу. И правда, узкая оказалась, если подсветить, похожая на длинный коридор, да еще и уставленная коробками. — У кого есть что-то, чтоб прорвать стену? — Луи уже смотрел в угол, где кожаная обивка казалась примятой. В ответ тишина и шорох в одном из ящиков — Финн полез искать полезное. А я не отрывал взгляда сначала от застежки наверху, а затем, попытался применить взрывающее заклятие на стену без палочки, раз уж я такой чародей, но не добился ровным счетом ничего, лишь свет, который был хоть каким-то проводником потух. — Люмос, — снова шепнул я, прежде чем Финн возмущенно ругнулся. Очередной шар света огромным светлячком облетел чемодан по периметру, и замер напротив. — Дверь. — Что? — Луи как раз нашел в одном из углов пришитую намертво бирку размером с полотенце, обернулся на мои слова и, увидев такую же обшитую крокодильей кожей дверь, выпрямился. — Ну… пошли? — Я первый не пойду. Оставалось догадаться с трех раз, кто из нас троих самый бесстрашный и глупый, но Финн, уже нагруженный какими-то вещами, высыпал их к моим ногам. — Короче, я нашел в ящике скотч, гвозди, и бутылку растворителя. — Как ты понял, что это растворитель? — повертев в руках бутылку без этикетки, поинтересовался я. — На вкус. И, вот, еще у меня есть зажигалка. Луи саркастично показал большой палец. — Как это поможет нам выбраться? Финн прищурился. — Лично тебе — хуй его знает, а себе я сделаю из этого коктейль Молотова. Аж захотелось потрепать Финна по его отсутствующим и давно потерянным в острых скулах щекам, приговаривая: «Ути, моя умница!». Я так загордился, будто это моя идея была. А Луи прям на глазах подобрел. Ну надо же, какой у меня, оказывается, полезный шаромыжник! — Ты можешь сделать из этого коктейль Молотова? — Я из южного гетто, я могу из чего угодно сделать винт и взрывчатку, — скромно, но с достоинством, пожал плечами Финн, отвинчивая от бутылки с растворителем крышечку. Наблюдать за процессом создания бытовой взрывчатки было, конечно, увлекательно, но мне не давала покоя дверь впереди. Я почти бесстрашно прижался ухом к кожаной обивке. Ни черта не было слышно, разумеется, но я закрыл глаза, надеясь, что этот нехитрый прием поможет каким-то образом настроить слух. — Не верю, что добровольно это говорю. — Ко мне подкрался Луи. — Но он крут. — Кто? — раздраженно шепнул я. — А? А, да, он такой. И снова настроился слушать. Какой-то шелест был — может, за крокодиловой кожей шуршала обивка… не знаю, что там под этой кожей. — Думаешь, там есть кто-то? — Луи понизил голос на всякий случай. Я невольно оторвался от двери. — Помолчи. Я пытаюсь слушать. — Просто если это так, то спасения ждать только от Доминик. — Тогда мы в жопе. — Да, тогда мы в жопе. Луи тоже прижался ухом к двери, прислушиваясь. Что-то шумело. — Слышишь? — одними губами спросил я. — Как будто слушаю, что происходит внутри пуховика, — признался Луи. Я только раскрыл было рот, чтоб высказать этому следопыту, что его место у шеста, но Луи прижал палец к губам. Приняв это за знак, я прижался щекой к шершавой обивке и прислушался что есть силы. Что-то там было. Едва уловимый скрип. Как вдруг позади послышался резкий рвущийся звук, заставивший нас с кузеном вздрогнуть и треснуться лбами. — Вы че? — оторвав от своей футболки кусок и смочив его растворителем, забеспокоился Финн. — Фу ты, прости Господи, — выдохнул я. — Иди сюда. Попутно опустив край оторванного мокрого лоскута в бутылку, где уже плескались гвозди, Финн бесшумно подкрался к нам и тоже прижался к двери. — Открыть можешь? Я снова растерялся, и снова вспомнил, что я волшебник. — Наверное. Но штурмовать вход или выход этот было страшно. Хорошо, если там, за дверью, ничего нет, а шуршал и скрипел там сквозняк… моль… фантазия моя, что угодно. Но, если мы в чемодане не одни? «Если мы в чемодане не одни?» — надо запомнить эту фразу, однажды скажу ее своему психологу. Я осторожно прижал руку к скважине. — Сначала бьем, потом спрашиваем. Финн закивал, ему такая идея нравилась всегда. Луи выдохнул и отошел от двери. Замок щелкнул, Луи толкнул дверь ногой, Финн, отшвырнув меня в сторону, кинулся вперед. Я зажмурился, но всеми руками был за: — Финн, убей всех, кого видишь! Рты рви, глаза выдавливай! И приоткрыл глаз. Потому как звуков потасовки не было. — Что? — В комнате, куда мы заскочили, было светло. Пахло так же — дорогой кожгалантереей. Я нетерпеливо растолкал преграждавших мне обзор Луи и Финна, застывших истуканами, протиснулся между ними вполне себе бесстрашно. В комнате, оказавшейся такой же узкой, но светлой и обжитой, похожей чем-то на каюту корабля, на нас троих обескуражено смотрел человек, сидевший в кресле-каталке. Наши с ним взгляды пересеклись. Мы явно друг друга не ожидали увидеть, хоть и, клянусь, этот человек в кресле-каталке был мне не знаком. — Чего ты замер, ебашь его, — толкнул я Финн в бок. — Да че ты ну как-то я хер его знает, — растерянно пробормотал Финн. — Заткнись, — шикнул на меня еще секунду назад воинственный Луи. Я смотрел на незнакомца, незнакомец смотрел на меня. Изучая худое землистое лицо, глубокие темные синяки под воспаленными глазами, тонкие соломенные волосы, аккуратно зачесанные назад, я опустил взгляд ниже, на тонкие ладони, силы в которых не больше, чем в детских, на укутанные клетчатым пледом ноги, на большие колеса кресла каталки, которые и скрипели по причудливому полу из этой крокодильей кожи. — Эландер? — вырвалось у меня. В ту же секунду тонкие канаты метнулись в мою сторону, словно выпущенные змеи, и пока я успел подумать, как их миновать, оказался прижат к балке позади, больно стукнувшись о нее лопатками. Вдобавок, в плечо врезался плечом Луи, а руку обожгло болью, когда в нее вжался с другой стороны Финн. Человек в кресле повернул голову, не дожидаясь, пока канаты примотают нас троих к балке намертво. — Сесил, — с легким укором произнес он. Неприметного вида человек в простой, но холенной, аккуратно наглаженной одежде, медленно провернул волшебную палочку. Последний узел каната завязался прямо у моего горла, мешая сделать глубокий вдох. — Оставь нас, Сесил. Сесил даже не шелохнулся. Человек в кресле предпринял усилие, чтоб повернуться к нему, и лишь после этого, Сесил развернулся, нашарил рукой выемку в отделанной крокодильей кожей стене, сдвинул ее в сторону и, шагнув в открывшийся проход, закрыл его за собой, словно створчатую дверь. Чувствуя рукой, что Финн тихонько начал подпиливать канат гвоздем, я вытянул шею, надеясь, что узел будет давить на горло меньше. И взглянул сверху вниз на человека, разглядывающего нас с интересом. — Меня зовут Натаниэль Эландер. И, Бог свидетель, я не думал, что так все получится.***
Я стараюсь и ныне побороть в себе грех предвзятого мышления. Но редко меня подводил этот грех — только я увидел большие колеса кресла-каталки, полускрытые клетчатым пледом, сразу же вспомнил свое знакомство с Диего Сантана: тот немощным и больным сидел в инвалидной коляске, потом встал, и присели все. И я смотрел на Натаниэля Эландера без малейшей идеи кто этот человек, но уже заранее ожидал от него коллапса. — Не смотрите на меня так, я вас калечить не собираюсь, — вразумил Эландер. — Надеюсь, это взаимно. Луи цокнул языком, а Финн закатил глаза. Эландер сложил белые жилистые ладони. — Я не думал, что все так получится. — И поэтому мы связаны, — прошипел я. Эландер взглянул на меня, широко распахнув глаза. — Вы пришли меня убивать. — Нет, — запротестовал Луи. — Да, — отрезали мы с Финном в один голос. Узел так давил на горло, что я с трудом сглотнул, надеясь смочить слюной ком в горле. — Вы украли наш философский камень, — произнес я. — Ну ты прям с козырей зашел. — А можете рыжему заткнуть рот? Луи откинул голову назад, стукнувшись затылком о балку. — Я не воровал ваш философский камень. Наши взгляды пересеклись. Я присмотрелся к Эландеру снова. Нет, определенно я его видел впервые, но заключил, что он ненамного старше нас, вряд ли ему было хорошо за тридцать. Кожа гладкая, хоть и казалась туго натянутой на череп, глаза больные, воспаленные, но живые, блестящие. И говорил он спокойно, но как-то шутливо, будто ему было интересно, а что же дальше. — Это Сесил, — только и сказал Эландер, да таким тоном, будто все разложил по полочкам и вопросов быть вообще не могло. Я фыркнул, и такое ощущение, что кроме меня в диалог с этим потенциальным антагонистом вступать не собирался. Финн медленно, но упорно пилил гвоздиком канат, Луи уставился на старые напольные часы, шепча стрелке в такт. — Ну раз Сесил, все понятно, расходимся, вопрос снят, — фыркнул я. — Сесил — мой дворецкий и моя связь с внешним миром. Лучшего слуги не найти, он готов исполнить любой мой приказ без обсуждений и пояснений. Я не интересуюсь его методами, знаю лишь, что он видит цель и не видит препятствий. Эландер будто пытался произвести на меня впечатление. Он говорил, чуть гордясь, чуть глядя в сторону, заламывая пальцы — сомнений не было, он не старше нас, он будто неловко хвастал взрослым тем, какой у него здоровский слуга. Я не знал, что к нему чувствовать. Жалость, ненависть… наверное ненависть, так или иначе, он начал всю беготню с камнем, просто пожелав его и сказав об этом своему безотказному слуге. — Я надеялся, что Сесил договорится о сделке. Но, чтоб так, через ограбление, черный рынок, нападение. Это Сесил, он видит цель и не видит препятствий. — Вы знаете, у кого вы попытались украсть камень? — уточнил я. На всякий случай. Может, если Луи не внушал угрозы, а Доминик и вовсе хотелось обнять и плакать, то Скорпиус мог из ничего устроить государственный переворот, а я был ни много ни мало преступником. На месте Эландера я бы поинтересовался у роскошного безотказного Сесила, кто создал камень и что стало с теми, кто им в этом мешал. — Знаю, — подтвердил Эландер. — Мне показалось, вы неплохие ребята и мы могли бы договориться о цене. Я чуть не выматерил его. Уже и Луи пнул, чтоб тот что-то сказал, но Луи смотрел в часы, Луи был занят. — Понимаю, какое впечатление производит тот, кто живет в чемодане, — попытался пошутить Эландер, но я глядел на него, как на школьника, несмешно шутканувшего про гениталии. — Но я мог бы заплатить за часть камень ту сумму, которую вы назовете. Я говорю «за часть». Мне не нужен весь. Вы ничего не теряете. — Пиздит, — прошептал мне в ухо Финн. — А вот и не пиздю, — непроницаемо ответил Эландер, что вырвало у меня смешок. — Назовите цену. — Все, пароль назван, этот сейчас всех кинет, — хрипло прошептал Луи. «В принципе, ему нужна часть камня… насколько маленькая часть?» — как раз задумался я, чувствуя, как взгляд Эландера сверлит мне переносицу. — «Вопрос задачи: сколько денег выложит Эландер, если у Альбуса Северуса нет чести, но есть одна интересная запонка?» Интересно, думал ли Финн о том же? «Я — слабое звено. Эландер понимает». Я мотнул головой, отгоняя мысли. Узел впивался в горло сильнее. — Понимаю, зачем вам камень, — произнес я. — Но мы не договоримся. — И зачем мне камень? — Ну… Я неловко опустил взгляд на большие колеса кресла-каталки. И как это сказать? — А, это, — отмахнулся Эландер. — Мое тело — клетка. Но я смотрю далеко за ее пределы. Я знаю, что один из вас доктор. Наверное, вы. На доктора учиться долго, вы подходите по возрасту. Луи скосил взгляд и с хрустом шеи отвернулся. — Блядь, все, потек святоша, — сплюнул на пол я. Наверное лучше быть таким жлобом продажным, как я, честное слово. — Вы поймете меня. Ведь тоже знаете, как великий мир магии отстает от примитивных немагов на уровне медицины. — Эландер подъехал ближе. — Сорок минут у примитивных немагов занимает простая операция, которая спасает жизнь ребенку. Меня лечили кореньями великие целители. — Луи, прежде чем ты развесишь уши, подумай головой, — сказал я, толкнув его головой. Эландер повернулся ко мне. — Мне жаль, что с вами так произошло. Но сделки не будет. — Вы даже не дослушали меня, Альбус. — Я не буду вас слушать. Как вы поняли, что Альбус — именно я? — Знаю, что философский камень создали красавец, эксцентричный аристократ и щуплый аллергик. Финн фыркнул. — Хер вам, а не камень, — прорычал я обиженно. Эландер смотрел на меня с неподдельным интересом. — Позволите? И, не дожидаясь моего ответа и вообще хоть какой-нибудь реакции, он вытянулся в кресле и дотронулся ладонью до моего лица. Я, аж перестав дышать, вытаращил глаза. Приподняв большим пальцем мою верхнюю губу, Эландер внимательно присмотрелся к зубам. А я, понимая, что он рассматривает, принюхался к его руке и обнаружил, что он не пах ничем вообще. — Я читал о вампирах, но не такими себе их представлял, — сказал Эландер, попробовав пальцем, насколько острый у меня клык. — Вы наделали столько шуму в Новом Орлеане, я иначе вас себе представлял, Альбус. Наши взгляды пересеклись. Эландер убрал руку. — У вас есть все, чего нет у меня. Магия, сила, здоровье, бессмертие. Камень. Время. Что вы делаете со всем этим сокровищем, парни? — спросил Эландер, растянув губы. — Я хочу спасать людей, хочу уравнять их шансы со смертью. Это ведь, ваш камень, это панацея, это вакцина от всего. А сейчас мне показалось, что он даже младше нас. Глаза у него так горели. — Я хочу спасать людей, но у меня нет камня. А у вас есть камень, но чего хотите вы? В принципе, я не терял ничего… хоть и не верил в исключительно чистые помыслы, не верил в мотивацию Эландера вовсе, но, как было сказано, я ведь не терял ничего. Наверное, все же слабым звеном, которое нужно было раскручивать, был не сердобольный святоша-доктор, а я. Какая-то информация у Эландера была о малолетках, которые играли с зельями и создали артефакт, интересно, какое было досье на меня? «Болтлив, жаден, аллергик. Дайте ему капли для носа, и он сдаст камень, семью, друзей и страну»? Я смотрел в распахнутые серые глаза Эландера, который был очарован тем, что такой нелепый, смешной Альбус имеет столько всего, ему чужого, и понимал, что, будь я один, уже бы продал камень. Эландер тоже это понимал. Когда рядом раздался громкий треск, я словно отрезвился и перестал разглядывать в глазах Натаниэля Эландера вселенные. Показалось, что трещит балка, к которой мы были примотаны канатом, даже канат стал сдавливать не так сильно, вот уже даже он болтался вокруг кольцами, а узел, давивший на горло, я, опустив взгляд, увидел на уровне груди. Треск стал громче. Но на этот раз сопровождался судорожным вздохом-рыком. Мне потребовалась минута, чтоб понять — «трещит» и рвет канат Луи. Я увидел, как он просунул покореженную руку сквозь канат. Под синеющей кожей бугрились вены, и вот снова треск — запястье согнулось неестественно прямым углом, кожа натянулась и лопнула, пальцы дрожали. — Ебать, кузен у тебя там эпилепсия на нервной почве? — повернул голову Финн, впрочем, не спеша сбрасывать канат. Просунув вторую руку, мощную, мокрую от крови, Луи подцепил негнущимися пальцами лоскут лопнувшей кожи и, прерывисто рыча, стянул с ладони, как перчатку. Под кожей вместо плоти топорщилась пропитанная кровью бурая шерсть. — Твою мать, — в ужасе прошептал я, глядя на то, как напольные часы отбивали полночь. И стало действительно страшно. И канат все еще ограничивал мои движения, а я чувствовал, как примотанного ко мне Луи сейчас разорвет. А потом оборотень оклемается и разорвет меня. Громовой треск на сей раз отозвался и нечеловеческим криком. Луи так и согнулся, а на его выгнувшейся колесом спине водночасье треснули футболка, кожа и кости. — Сэр. — В узкую, похожую на каюту комнату бесшумно вернулся безотказный дворецкий Сесил. — Сэр! Но его сэр благоговейно смотрел на то, как в судорогах подрагивает замеревший на миг оборотень. Я, тяжело дыша, смотрел на то, как согнутая спина ходит ходуном с треском и щелчками, и как из глубоких ран торчала комками жесткая бурая шерсть. — Не подходи, Сесил, — благоговейно прошептал Эландер. И мягко вытянув руки, дотронулся дрожащими пальцами до еще смутно напоминавшей человеческую руку когтистой лапы застывшего в агонии оборотня. Воцарилась тишина, и я даже боялся вздохнуть. — Посмотри на это, — шептал Эландер, бережно поглаживая бурую шерсть. — Это же… Но очередной треск собственного тела заставил чудовище, мало напоминавшее еще пару минут назад рыжеволосого красавца, встать на дыбы и треснуть лапой глупого неосторожного Эландера по лицу. — На пол! — рявкнул я, когда канат упал к моим ногам, а комнату трансгрессировали какие-то люди. — Авада Кедавра! — прогремел хор незнакомых голосов. — Не трогайте! Нет! — кричал на полу Эландер, цепляясь за перекинутое на бок кресло. Залп зеленых вспышек ослепил на секунду, я лишь беспомощно прижимался к шершавой крокодиловой коже пола, вцепившись в дреды Финна, и осторожно глянул перед собой лишь когда зеленая дымка рассеялась. Оборотень, даже не дернувшись, растянул огромную клыкастую пасть в далеком подобии хитрой усмешки Луи Уизли, подцепил когтистыми пальцами сползавшую хлопьями с лица кожу и стащил с мерзким звуком, словно маску. Финн потряс меня, и очень кстати, я почти от впечатлений был в обмороке. Очки перекосились на переносице, я размыто увидел, как дворецкий Сесил бросился к своему господину и трансгрессировал, а оборотень упал на четыре лапы, отряхнулся от ошметков человеческой кожи и в гигантском прыжке бросился на стоявшего ближе всех нападавшего. — Что-что-что что ты хочешь? — нервно напялив то и дело сползавшие в дрожащих руках очки, пролепетал я. — Валим! — крикнул Финн, сквозь хлопки трансгрессии, крик боли не успевшего бежать человека, и протяжный вой. Подхватив палочку человека, крик которого стих, когда оборотень упер лапу ему в грудь, и пригнувшись, я сделал шаг в сторону. Желтые глаза оборотня тут же уловили движение — закосить под то, что мы два бледных напуганных манекена не получилось. — Давай его вырубим, — одними губами прошептал Финн. Под лапами оборотня затрещал стол, на который он запрыгнул. — Да его не вырубить, — вразумил я. Оборотень осторожно принюхался. Ну конечно Луи знает мой запах, он знает своих. Я вспомнил, как Скорпиус носил ему одежду ранним утром после полнолуния, как бурый волк растягивался на диване в гостиной квартире на Шафтсбери-авеню, практически как гигантский пушистый хаски. — Луи, я же твой брат, — напомнил я. Оборотень ощерился и издал протяжный рык. — Ладно, двоюродный, — тараща глаза и придерживая очки, которые чуть не унесло, пробормотал я. Но диалога с ним было не построить, а потому, нащупав рукой дверную ручку, я распахнул дверь, в которую не так давно мы втроем воинственно ворвались, бить лицо гнусному похитителю чужих философских камней. Выбежав в темный коридор, пахнущий дорогой галантереей, мы прижались к двери, но оборотень был куда сильнее — так и пропихивал морду, целясь отгрызть кусок плоти. — Сделай что-нибудь! — навалившись на дверь, крикнул Финн. — Что?! — возмутился я. — Где твой коктейль Молотова? Чудище так толкнуло дверь, что Финн чуть не полетел носом вперед. Я задрал голову, чтоб увидеть хоть какое-нибудь окно, щелочку, что-нибудь, но вспомнил, что мы в чемодане. И осенила запоздалая мысль. — Асцендио! — гаркнул я и схватил Финна за руку. Волк прорвался в темный коридор, но заклинание уже выталкивало нас вверх, словно батутом. Я подогнул ногу, в которую мой возлюбленный кузен едва не вцепился, молился, чтоб очки удержались на лету, и едва успел сделать палочкой торопливый, когда увидел блестящий замок, похожий на огромную перекладину. Чемодан захлопнулся, оборотень приглушенно взвыл, я, распластавшись на грязном дощатом полу, сделал глубокий вдох спасенного утопленника. Но тут же вскочил, и ощупал чемодан. Да, это действительно был чемодан. Из дорогих, отделанный крокодиловой кожей, с блестящим замком, удобной ручкой, но я беспардонно плюхнулся на него сверху. Чемодан подо мной трясся, видимо, разъяренный оборотень крушил все, но это было просто ничем по сравнению с тем, как трясся я. Сердце колотилось, в груди щемила тупая боль, а я, секунду рассматривая дрожащие ладони, прижал их к горящему лицу. Финн потрепал меня по плечу, но я увернулся и вскочил на ноги, позабыв о чемодане. — Тихо. — Тихо?! — рявкнул я, обернувшись. — На моих глазах только что брат вывернулся наизнанку! Это хорошо, что он двоюродный… В нос бил неприятный острый запах, и я снова осмотрел ладони, обляпанные брызгами крови. — Это пиздец, Финн! Я смахнул ни в чем не повинную вазочку с тумбы. И снова согнулся в три погибели, запустив руки в волосы. — Он мог просто нас сожрать. Просто сожрать. Сука, он правозащитник оборотней, он твердит, что они не опасны, что они могут жить в обществе… Не опасны, блядь! В волосах пальцы нащупали малоприятный липкий комок. Я брезгливо вытащил его двумя пальцами и рассмотрел — это оказался клочок человеческой кожи. Что есть силы пнув чемодан, я рухнул на кровать. — Вот зачем он поехал за камнем, жрать вора. Скорпиус знал лунный цикл, я клянусь, он знал, что так будет. Зачем мне об этом говорить, действительно, я же знаю, что Луи оборотень, что меня вообще могло удивить? Меня будто прожевали и выплюнули. В один миг я почувствовал себя не в состоянии даже возмущаться. Оставалось только беспомощно закрыть глаза ладонями, чтоб перестать видеть, чтоб было темно так же, как и в чемодане, в том узком помещении из крокодиловой кожи, где бесновался сейчас оборотень. Растаскивал, наверное, остатки собственной человеческой плоти, прячет по темным углам. Финн сцапал в охапку, за шкирку, я не сопротивлялся, лишь смотрел косо на подрагивавший чемодан и слушал, как в груди бьется сильное сердце. — Я просто хочу жить нормально, — прошептал я то ли себе, то ли ему. — Чтоб не так вот. Чтоб не бегать туда-сюда. Чемодан дернулся снова, но Финн прижал его к полу ногой. — Как же я больше не могу. Сердце у него билось ровно, сильно, колыбельной, не то что у меня: у меня в груди будто по барабанам бил лопатой нервнобольной заикающийся психопат, и под этот аккомпанемент на сцену вышел конферансье и объявил: «Джентльмены, встречайте инфаркт!». — Как ты такой спокойный? — спросил я тихо. Финн опустил на меня взгляд. — Потому что, если я начну нервничать, ты вообще ляжешь и не встанешь. Что правда, то правда. Много всякого было, я всегда трус с соплей под носом, а Финн — большой и сильный. Как это работает? Где эти ресурсы брать? И пока он на меня не гаркнет, я себя не в силах собрать, забываю, что я волшебник, что я живой, что могу хоть что-то. И так ведь не всегда будет. А очень скоро и вовсе уже не будет. — Когда ты уйдешь, я же без тебя действительно лягу и не встану, — признался я. — Да куда я уйду, — буркнул Финн горько. Я расслышал, что сердце в его груди забилось быстрее. И отпрянул. Расправил плечи и наконец оглядел комнату, в которой оказался чемодан. Это была не комната, где нас застала белая вспышка. Это была тесная комнатка над баром, куда, видимо, кто-то из приспешников Эландера и перенес чемодан. — Убью урода, — спокойно выдохнул я. Финн поспешил за мной, подхватив за ручку чемодан. Но бармена внизу не оказалось. После полуночи бар был пуст. Я тоже был пуст. В этом мы были похожи. Осторожно заглянув за дверь комнаты, в которой красовалась дыра и глубоко засевшая пуля, я увидел, что в просевшем кресле, сидел человек и крутил в руках спиннер. — Блядь, — выругался я обессиленно. Про старика Сантана, приехавшего за философским камнем, я забыл. Какой непроглядный идиот провел его через каменную стену в деревню? Старик остановил спиннер пальцем и тут же метнул его в меня. Я ойкнул и присел, а спиннер, оказавшийся отнюдь не спиннером, а заточенным сюрикеном, вонзился в стену. — Да что я уже сделал?! — Где камень? Еще один неадекват, которому нужен камень. В очередь бы что ли выстроились. Старик не был настроен шутить и говорить много — я никогда не видел его настолько прямо нацеленным. — Я перся сюда через полконтинента, где этот камень?! — прорычал он. Его черные глаза безумно сверкали в тепло свете керосиновой лампы. На виске забилась жилка. Да, этот не спокойный Эландер, этот о своих планах на жизнь час рассказывать не будет. Но я, видимо, исчерпал свой лимит эмоций — мне не было страшно. — Или ты меня обманул? — Глаза старика увеличились, широко распахнувшись. Он в секунду схватился за пистолет и, не дав нам даже вздоха сделать, выпустил несколько пуль в паре сантиметров от лица Финна. — Donde?! Я не стал крутить забарахлившее кольцо-переводчик, чтоб этот простой невинный жест не спровоцировал старика высадить в Финна всю обойму. Финн же не знаю на каких антидепрессантах сидел, но даже не ахнул. — En una maleta, — глухо отозвался он, и, подняв руку вверх, не сводя взгляда, медленно поставил перед стариком Сантана чемодан из крокодиловой кожи. Диего Сантана притянул чемодан к себе и расстегнул застёжку. Я ужаснулся от того, что задумал Финн. — Обливиэйт! — направив чужую палочку на старика, воскликнул я после того, как клацнула и вторая застежка, но до того, как из чемодана вырвался исполинский голодный оборотень. Старик подкошено рухнул лицом в кровать, я бросился к чемодану и захлопнул его с трудом, прервав громкий вой разъяренного кузена. — Ну зачем? — простонал Финн. — Такой план сорвал. — Хватит на сегодня с чемоданами, — отрезал я. Финн съехал по стене. — Что с ним теперь делать? Я перевернул старика на спину. — Не знаю пока… — Что здесь? — Дверь, уже напоминавшую решето, распахнул нараспашку отец, которого я узнал не сразу. — Кто стрелял? Бедный папа, ты еще даже не представляешь, что стряслось с твоим сыном сегодня! — Что случилось? — с упавшим сердцем спросил он, только посмотрев на меня. — Пьяный тесть стрелял по комарам, — указав на старика, пробубнил я. — Все целы. За отцом прибежала Доминик. — Ой, — увидев старика, она попятилась назад. Отец повернул мое лицо к себе. — Что с тобой? — Все нормально, пап. Интересно, что именно в моем образе говорило, что я не в порядке? Глаза на пол-лица, дрожащие руки, икота или ошметки кожи и крови на одежде и в волосах? — Мы были у Эландера, — сказал я. Вырвалось. — И отжали у него чемодан. И показал два больших пальца. — Поттер снова всех спас. Правда, чуть запнулся и едва не зашелся нервным смехом, но Финн сзади треснул меня по спине. — На, — вспомнил я, сунув Доминик чемодан. — Там, должно быть, куча личных вещей Эландера, для министерства будут доказательства. Отец закрыл лицо рукой, почему-то не радуясь такому благоприятному исходу. — А где Луи? — с опаской спросила Доминик, перехватив чемодан. — В чемодане. Спасибо, что вовремя напомнили, что он оборотень, а сегодня полнолуние. На лице Доминик застыла маска ужаса. И, как вы думаете, она испугалась за мой внутренний мир? За мои возможные увечья? — Вы что, закрыли Луи в чемодане одного? — дрожащим от возмущения голосом пролепетала она. — Он же испугается! Он совсем один! Та-дам! Меня согнуло от истеричного смеха. Доминик, глядя на меня, как на живодера, расстегнула застежку. — Уйди отсюда с ним, и хоть сама в чемодан лезь! — подавился смехом я. Перехватив чемодан поудобнее, и едва ли не баюкая его, Доминик метнула в меня уничтожающий взгляд и зашагала прочь. Финн свистнул ей вслед. — Э! Доминик обернулась. — Что? К ней полетело обручальное кольцо. — Под столом в баре нашел. Не теряй, красивое. Я сжал его футболку на спине. Доминик, рассеянно оглядев свой палец настолько, насколько не мешал обзор из-за чемодана, раскрыла рот. — Ой… — Что «ой»? Руки из жопы, нашла время терять камни, — крикнул я. — Иди отсюда, со своим братцем. Финн, пни ее, чтоб летела с ветерком. Сука, ненавижу. Я присел на край кровати, рядом с беспамятным Диего. И снова закрыл лицо руками. — На рассвете едем в Лондон. — Отец присел на корточки передо мной, как делал, когда я был ребенком. — Тебе надо выспаться. — Я не еду. Сердобольное выражение лица мигом улетучилось. — Ал, пожалуйста… — Я не еду. — Ты устал, у тебя стресс… — Папа, я возвращаюсь в Сан-Хосе, у меня ребенок! Мы переглянулись. Папа так хотел, чтоб я вернулся. На что рассчитывал, что я вернусь в Годрикову Впадину, буду хорошим, и что будто не было десяти лет пропасти? Поттер снова всех спас, а значит Поттер герой? Я не хороший, и уж точно не герой. И я никогда не оставлю Финна. — Ты сказал не лезть в дело Эландера. Я не буду лезть, с меня хватит. Пусть делают, что хотят. Я отхожу от всего, что связано с камнем. Не этого ли ты хотел? Отец сомкнул губы. — Я хотел, чтоб ты был в порядке, Ал. — Я в порядке, пап. Он вздохнул и выпрямился. — Если передумаешь… так, не вопи, просто послушай. Если передумаешь, карета будет на рассвете. — Ладно, — отмахнулся я. — Буду спать. Да не смотри, тесть в порядке. Это самый знатный синяк Центральной Америки. Отец бы еще порасспрашивал, чувствую. Но тактично не стал. Даже несмотря на то, что Финн вышел на улицу и обеспечил нам все условия для диалога. — Пап, — не сдержался я. — Кто такой этот Эландер? — Я же говорил, не… — Не лезть, да, помню. Я и не собираюсь больше делать кому-то одолжение и спасать страну. Просто интересно. Да ладно тебе, — увидев его замешательство, склонил голову я. — Я же узнаю, если мне надо. Скажи и я отстану. И утаить это не выйдет. Скорпиус же. Прекрасно это понимая, отец нехотя пошел на сделку с совестью: — Президента Магического Конгресса Управления по Северной Америке зовут Айрис Эландер. Все. Я вскинул брови. — Все. — Я тебя услышал, пап.***
— Доброе утро, Вьетнам! — деланно бодро, как для того, кому весь остаток ночи снились рвущие на себе плоть чудища, поздоровался я, от души треснув любимого тестя по щеке. Старик Сантана приоткрыл глаза и привстал на кровати. — Ты? — А вы помните меня после вчерашнего. Это прогресс. Сев на кровати и оглядев пустые бутылки, которыми ночью мы с Финном его обложили, Диего Сантана понял мою уловку без слов. — Черт. Финн завязал на пучке из дредов резинку и протянул старику банку теплого пива. — Надо отсюда гнать, пока местные полицию не вызвали. Сделав жадный глоток из банки, старик зажмурился, когда я дернул занавеску и запустил в комнату солнечный свет. — А что было? — Сначала выпили галлон самогона и пропали, а потом принесли ведро козьего молока и сказали, что это — дар Божий, источник здоровья и долголетия, начали заставлять нас его пить, — тоже решив позавтракать пивом и «Ксанаксом» Финна, соврал я. — Мы отказались, за это вы назвали нас пидорами и начали бить. Я слишком хорошо знал, как проходит пьяный досуг начальства, а потому выставить забвение за похмелье труда не составило. — Потом пришли проститутки, и вы нас выгнали. Мы и пошли, но вовремя вернулись, потому что вы захотели метать топоры. Проститутки испугались и убежали, а вы полчаса угрожали Финну, потом рассказывали про армию, ну и вырубились. Старик протер лицо рукой. — А с камнем что? Я опешил и чуть не выплюнул на него пиво. — Философским? — тихо спросил я, не веря, что не вышло забвение. — Нет, блядь, почечным. Было очень сложно удержаться от того, чтоб переглянуться с Финном. — Блядь, ну ты бухай побольше, — буркнул Финн с претензией. — Нет твоего камня, все уже. Уехал. — Не понял, — старик размял шею. — Я жопу рвал за этот камень, чтоб ты нажрался как свинья, и проспал полночи. — А чего вы не разбудили? — рявкнул Диего, вскочив на ноги. — Вы думаете, мы не пытались? — процедил я. — Проще сдвинуть гору. Поверьте, у меня была отличная мотивация — вы вчера грозились купить мне яхту. Старик прижал пальцы к вискам и начал расхаживать, по комнате в беспомощной ярости. — Какого хера вы не помешали мне пить? — Он швырнул в нас недопитое пиво. — Вы начинали стрелять! — вразумил я, указав на следы пуль в двери. Вылетев из комнаты на улицу, не забыв меня оттолкнуть, старик рычал ругательства. Мы с Финном осторожно переглянулись. — Собирайся, — сказал я.***
— Да ёб твою мать! Седьмая уже! Откуда они лезут?! — Из бара в мусорную кучу, разбитую рядом с интим-магазином вейлы, полетела очередная тушка чупакабры со снесенной дробью черепушкой. Я брезгливо поморщился и опустил рюкзак Финна на заднее сидение внедорожника. — Резче там, — недовольно гаркнул старик Сантана сидя за рулем. — Куда вам спешить, сидите, ждите, когда промилле выветрятся, — хмыкнул я. — О, нет, хорош! И забрал у старика бутылку пива. — Вам за руль! — Иди, косметичку свою собирай, урод. Насилу забрав пиво, я зашагал к багажнику. «Какой же алкаш, фу, мерзко», — сделав из бутылки большой глоток, подумал я. — Поттер! — окликнул меня густой бас. На крыльце бара, вытирая руки полотенцем, стоял бородатый бармен. Которому я показал средний палец и отвернулся. — Давай бегом, — крикнул я Финну. — Пока дед… сеньора Сантана на солнышке не развезло! Дед газанул назад, и я едва не оказался под колесами. — Уселись оба. Один вперед, один назад, дистанция полметра. — Кажется, он был в лучшем из худших своих настроений. Не смея его злить, я отважно уселся на переднее сидение. — Я, кажется, понимаю, особенности вашего тюнинга. Если на зеркале висит крестик, значит, за руль можно прибухнувшим? Видимо, я так прихожу в норму, когда хамлю людям. Скрючившись, когда кулак треснул меня под дых, я опустил голову на бардачок. Звонкий смешок раздался у окна. Палома, явившаяся невесть откуда, бесстрашно наклонилась ко мне, опустив руки через открытое окно. — Не получилось, не повезло? — Да нет, ожидаемо, — прохрипел я, повернув к ней голову, но смотрела она сквозь меня. Ее высокий тюрбан, в который она сегодня убрала волосы, покачивался. — Оно и к лучшему, — ободряюще сказала Палома и вытянула руку, чтоб беспечно похлопать старика Сантана по ладони, сжимающей руль. — Никто не может победить смерть. И отпрянула, выпрямив узкие плечи. — Местная сумасшедшая, — зашептал я, но Диего Сантана открыл дверь машины, и даже захотел выйти, когда Палома прошла мимо него. Остановившись у мусорной кучи и поковыряв рукой старые газеты, Палома бережно, как младенца, подняла на руки обмякшее лысее тело дохлой чупакабры, которое уже успели облюбовать оводы. Кровь струйкой закапала на землю. — А если и может, — прижав мерзкую тварь к груди и баюкая, сказала Палома. — То не надо играть в богов. Существо, похожее на безобразную больную собаку, задергалось, царапая лапами ее голые плечи. Почесывая тварь за ухом, Палома заворковала что-то тихое, нежное, несмотря на то, что чупакабра рвалась на свободу. — Че едем? — Финн уселся на заднее сидение и захлопнул дверь. Старик, вздрогнув и отвернувшись на мгновение, пулей вылетел из машины. Но слепая жрица пропала, а под сваи бара забился уродливый-паразит, чей длинный лысый хвост мелькнул на прощание и пропал из виду.***
— Я знаю, что видел. И ты тоже это видел! — Да ничего я не видел. Это — местная сумасшедшая, она шарится по помойкам, — доказывал я, гуськом следуя за стариком. — Перестаньте. Старик, не здороваясь с хором приветствующих его голосов, вылетел из лифта. Я едва поспел за ним. — Потом, давай потом. — Моя секретарша Агата привстала со своего места. — Сеньор Сантана! В жарком коридоре с красным полом, ведущим в кабинеты директоров, сеньор Сантана обернулся. — Как ты мог это не видеть? — Я не закидывался утром текилой и пивом. Да постойте! Ох, блядь! Куда он летел, хотел ли от меня закрыться в кабинете и снова вволю погрузиться в раздумья? Я уж не знаю, что хуже, когда он много говорил, или когда молчал. — Сеньор Сантана. — Что за выработанный жест секретарей — сразу же привстать? Секретарь Альдо, сидевшая за стеклянным изогнутым столом, окликнула старика и чуть дрогнула, когда тот обернулся. — Зайдите к… сеньору Сантана, пожалуйста. За глаза Альдо все называли по имени, безусловно. Сеньор Сантана, зайдите к сеньору Сантана. Ну да, я бы тоже называл (а я и называл). Альдо как-то не очень вязался с таким обращением. Я надеюсь, секретарю не показалась моя благодарность очевидной и странной: старик немного пришел в себя и решительно повернул к двери в свой бывший кабинет. Я немой тенью скользнул следом. По одному взгляду на Альдо я понял, что что-то не так. Вернее, по отсутствию взгляда — Альдо собирал вещи в пластиковую корзину. — Альдо, — произнес старик. — Что? Альдо опустил корзину на стол. — Я улетаю в Мальмё. — Чего? — в один голос опешили мы с сеньором и поспешили к столу. — Я улетаю в Мальмё, — с нездоровыми нотками нервного срыва в голосе, повторил он. «Все, он тронулся», — думал я. Но, хоть это отвлекло старика о мыслях об оккультных помойницах из рынка Сонора. — Что случилось? Сядь, пожалуйста. — Я улетаю в Мальмё, к бабушке. — К какой бабушке ты уезжаешь? — Моей, у меня когда-то была мама, а у мамы есть родственники. Старик резко усадил его в кресло, прервав на полу-вздохе. Альдо хлопал синими глазами, и открывал рот, как выброшенная на берег рыба. — Где ты был? — наконец прошептал он. — Где вы все были? — Я тебе все расскажу позже… — Сейчас! И что расскажет старик? Как поехал за… философским камнем и напился в процессе? Мне даже на мгновение стало стыдно, что я устроил этот цирк с ложной пьянкой. — Ты знаешь, какая у нас ситуация, ты знаешь, что за мою голову Сьерра-дел-Валле обещает два миллиона, и ты просто бросаешь меня. — Голос Альдо дрожал. — Опять. Вы все просто меня оставили. С Матиасом. — Всего на пару дней, — напомнил я. Альдо встрепенулся, вспомнив о моем существовании. — Вчера машину, которая должна была везти меня домой, расстреляли на подъезде к Пунтаренас. А меня не было там, потому что я забыл, что рабочий день по пятницам до четырех! — весело, но страшно весело сообщил Альдо. — Мое третье, юбилейное покушение! Ты не принес мне белые розы? Я растерянно покачал головой. Альдо перестал смеяться. — Пошел вон отсюда. Диего Сантана обеспокоенно погладил его по плечам. — Я уезжаю отсюда. Хватит. Я хочу жить в Мальмё. — Ты не знаешь этих родственников, ты видел их два раза в жизни, Альдо, пожалуйста… — Я вижу тебя всю жизнь, но не знаю и устал пытаться уже! Я улетаю в Мальмё, ты слышишь меня? Слышишь? Я не хочу быть здесь! Если я выглядел так же вчера, когда говорил отцу, что со мной все в порядке, то мне страшно. Мне даже стало жаль старика в этой беспомощности — сын в срыве мотал головой, не утирал слезы из сухих глаз, и не давал себя успокоить. — Ты не можешь прямо сейчас полететь. Билетов нет. — Сделай мне билет. — Альдо взбрыкнул и вскочил на ноги. — Хорошо, завтра будет билет, когда ты успокоишься, вместе сядем, ты выберешь место… — Сейчас сделай мне билет, или я выйду в окно. — Сядь, пожалуйста. — Я сейчас выйду в окно. — Альдо пятился к балконной двери. Я медленно обошел его стол, встав ему на пути. Старик бросил мне телефон, который я еле поймал. — Он уже звонит за билет. Ты звонишь? — Я звоню. — Он звонит, билет будет. Иди ко мне. Наконец-то и не с чужих слов он начал понимать, что его сын не в порядке. Альдо, сбивчиво дыша, повиновался. Сцапав его так, чтоб даже дышал с его позволения, сеньор Сантана, начал монотонно поглаживать его по золотым волосам. — Я приглашу нотариуса, ты откажешься от прав на картель, тебе ничего не будет угрожать. Ты поживешь в Мальмё, отдохнешь, хочешь — будешь учиться, хочешь — что хочешь, только никогда так больше не говори. Альдо, утерев багряную щеку, кажется, начал немного отходить. — Не надо нотариуса. Я уже передал права на картель. — Хорошо, молодец. В смысле? — опешил сеньор Сантана. Я могу представить, что мог Альдо в таком состоянии, с такой властью и один натворить за пару дней. То есть, он мог передать картель первому бездомному, которого встретил на улице. — Кому ты передал картель? — стараясь, чтоб голос звучал буднично, спросил я, переглядываясь со стариком. Цокот каблуков забытым отголоском неприятного воспоминания отозвался на балконе — кажется, что даже перестали в одночасье шуметь дорога, ветер и блок кондиционера, все судьба отключила, чтоб я услышал, как по плитке стучат тонкие шпильки. — … и всю отчетность мне на почту, Агата, вместе с тезисами к совещанию. В одиннадцать встреча с перевозчиком, если снова начнет увиливать, припугни его как-нибудь культурно, но впечатляюще, ты в курсе. — И аллергия резко прошла, о чудо, лишь бы я унюхал знаменитый Paco Rabanne: мандарин, терпкий имбирь и сандал. — Жду обратную связь по билетам и тому, что я просила. Ты чудо, люблю тебя. — Ей, — ответил одним словом Альдо. Наслаждаясь тем, как вытягивается мое лицо, бывшая атташе Сильвия нарочно медленно опустила смартфон. — И снова здравствуйте, — лучезарно улыбнулась она, глядя на нас взглядом самки богомола. Тонкие пальцы, украшенные алыми ногтями, мягко опустились на плечо Альдо, и тот не дернулся, как обычно, напротив, сжал ее руку в ответ. К такой коалиции против нашего со стариком режима ни я, ни старик готовы не были.***
— Никуда он не полетит навсегда, погуляет по Швеции пару недель и хватит, свалим на проблемы с визой. Займу его шведским языком, пусть учит, консерваторию по классу виолончели нашла неподалеку — договорюсь принять его в середине семестра. Он хороший мальчик, заслужил. Здравствуйте, — шагая по знакомому коридору, скороговорила в привычной атташе манере Сильвия, попутно кивнув коллегам. — Утром разбирала документы, такой жопы у нас в кризис двухтысячных не было. Поттер, у тебя десять минут на то, чтоб собрать свое барахло и выкинуть его из моего кабинета к чертовой матери. Тонкие каблуки стучали по лаковому полу, а я смотрел им вслед, надеясь, что она поскользнется. Но нет. — Или неси его сразу в архив, там твое новое место работы, будешь папки от пыли протирать. Знаете, что для меня было возвращение Сильвии? Да еще и такое триумфальное? Правильно думаете. Крах карьеры. — И ты вышла на моего сына, — причитал Диего, следуя за ней. — Сука. — Осторожно, Диего, я очень ранимая в последнее время, — беззлобно сказала Сильвия. — Никто не обрабатывал Альдо, в голову ему не лез, мы просто все это время переписывались в мессенджере. Ему нужны были советы и поддержка, кто же виноват, что их больше негде искать. Взгляд ее прохладно скользнул по мне. — И снова ты спасла мою семью, — проговорил старик. — Какая же ты молодец. Он при мне никогда не смотрел на нее так, неприязненно. Но Сильвия лучше меня знала его выходки и беспомощность. — Осторожно, Диего. — Сильвия зашла в лифт первой и завела руки за спину. — Начальник охраны Мачете плохо защищал твою семью и лишился за это головы. Я зашел в лифт последним, побитой собакой, и нажал на кнопку. — Ты — нынешний начальник охраны, и допускаешь те же ошибки. Представляешь, что я могу сделать с тобой, с моей-то фантазией? «Сломай ей шею, лифт, никто не видит, я скажу, что она сама повернула голову на триста шестьдесят градусов», — молил я, когда сеньор Сантана прижал ее к стенке. — Что ты будешь делать, если я просто тебя придушу? Сильвия коротко улыбнулась, видимо, и такими фокусами ее не удивить было. — Наверное, кончу. Старик как мог держал на лице серьезную мину, но хватило его ненадолго. Я проиграл. Каблуки с тихим стуком соприкоснулись с опорой. — Хорошо, что вернулась. Старик к ней дернулся, но я существовал и стоял рядом, а потому, как же мне жаль, что не случилось коротких тесных объятий. Они вышли на пятом этаже, не знаю зачем, что там было на пятом этаже, а я смотрел им вслед с ненавистью, пока двери лифта со звоночком не закрылись. «Да хоть потрахайтесь там, на том пятом этаже», — думал я, нажав на кнопку снова. Я определенно поехал вниз с начальством, чтоб мешать им говорить. Ведь, моя дорога была обратно на тридцать третий этаж, собирать вещи, чтоб богиню не нервировать. Несколько месяцев, которые продлились вечность, я шел по этому пути большим начальником. Секретарша Агата, печатая что-то и говоря попутно по телефону, на меня даже не взглянула, зато зеваки на балконе в курилке повыглядывали все. Я закрыл за собой дверь плотно. — Ну че ты ну? — Финн ждал меня в кресле за рабочим столом, уперев подбородок в кулак. Я вздохнул с оптимизмом человека на эшафоте. — Да че-то как-то. У меня даже не было во что сложить вещи. И вещей не было. Пришел гостем, ушел гостем. — Уже знаешь, да? — спросил я очевидное, открыв ящик стола и вытащив початую бутылку виски. — Уже все знают. — Круто. Поправил и без того аккуратно лежавшие стопки бумаг на столе. Открыл окно, чтоб проветрить — Агата жгла в кабинете своей любимой начальницы ароматические палочки, ужасная ванильная вонь. — Да ладно. — Финн хлопнул меня по спине. — Ну и че? Не затащим что ли? Он приобнял меня, убитого совсем, опять убитого. А я провел рукой по его пальцам: крест, лев, буквы, якорь, месяц. — Конечно затащим. И не такое тащили. — Шли их всех нахуй. Есть твои интересы и мои интересы, остальные подвинутся. После того, как он хотел уйти, это лучшее, что можно было услышать, чтоб понять — он остается. Со мной. — Поехали домой. — А нет, не лучшее. Я подтянул к себе аккуратно сложенную папку бесчисленных бумаг, ненароком, так уж вышло, свалив со стола хрупкий монитор. И, глядя, как ветер уносит документы прочь, согласился: — Поехали.