***
— Ну что же вы такой грустный. Все же получилось, — выдохнув сигаретный дым в лицо старику, улыбнулся я. Дождь закончился. Мы сидели у ограждения крыши, в плетеных креслах, друг напротив друга, рядом с бассейном. Две недели назад с этой самой крыши в наркотическом угаре сорвалась атташе Сильвия. Если бы я не кинулся ее спасать, напротив меня бы сейчас сидел не старик Сантана, а Финн. — Все же получилось, — повторил я. — Соня жива. Ее голова там, по периметру могилы, катается. Почему же вы не радуетесь? Почему сын ваш не радуется? Все же хорошо, все по плану. Да? Старик молчал. — Да, — согласился я сам с собой. — Пей. — Он упорно продолжал меня спаивать. Я только не понимал, зачем. Алкоголь развязывал мне язык, с которого срывалось яростное дерьмо. Если бы ко мне подошел кто-нибудь омерзительно сочувствующий, какой-нибудь Альдо, я бы сбросил его с крыши не раздумывая. — Мы должны были бежать. Если бы я не пошел на поводу у этого конченого придурка, мы бы оставили вас в доме и сделали бы правильно, — сообщил я с остервенением. — Думаете, жалел бы я? Ни хрена подобного. Старик молчал, а меня это начинало раздражать. — Что вы смотрите на меня? Да, я готов был вас там оставить. Вы бы меня оставили. — Но я тебя вытащил, — наконец заговорил сеньор Сантана. Я замер со стаканом у рта. Кажется, там, на втором этаже, я так сильно сжимал рукой ограждение лестницы, что отцепить и поднять на ноги меня могли лишь трое здоровых мужчин. Я делал ставку больше на горничную, если честно, чем на старика, который был к выходу ближе всех. Вспомнив часть, я завис. Но больно не было. Удивительно, до этого, в кровати, для меня каждый вдох был пыткой. Вдруг я понял, для чего старик то и дело подливал мне выпивку — он лучше других знал, как топить утрату на дне стакана. — Зачем вы меня вытащили? — Пей еще, — глядя мне в глаза, повторил старик. — Я не хочу больше. — И правда уже не лезло. — Захоти. И налил мне еще. Сам же был удивительно трезв, не мог не заметить, что я пьянею все больше и больше. — Хватит спать. Если бы все беды можно было просто переспать, я бы инвестировал не в оружие, а в постельное белье, — произнес сеньор Сантана серьезно. — А ну да, бухать лучше. — Да, лучше. Надо ввести тебя в определенное состояние, чтоб все происходящее было тебе фоном. Есть цель, остальное — фон. — У самурая нет цели. Только путь. — Отлично, уже шутки пошли. Когда дойдем до анекдотов, значит, ты готов. Я сделал глоток. — Да к чему? Старик достал из пачки сигарету и тоже закурил. — Мы вернемся на виллу. Бурбон обжег горло адским пламенем, и я закашлял, скрутившись в кресле. Широко распахнутые глаза словно закололо тонким острием игл. Сеньор Сантана, внимательно наблюдая за мной, сидел в кресле со спокойствием человека, в жизни которого вообще ничего не менялось. — Нет, — откашлявшись, запротестовал я. — Нет! — Пей еще. — Я не вернусь туда. — Отшвырнув стакан я отодвинулся от столика так, будто за ним рядом со мной сидел прокаженный. — Вы сумасшедший, после всего, что там случилось, вы хотите вернуться? Что, коллекционное каберне там забыли? — Там было убито двадцать человек, которые защищали мой дом до последнего. Похоронить их по-человечески — меньшая плата. — С каких пор вам не плевать на людей? Старик резко опустил ладонь на столик, под которым подкосились гнутые ножки. — Мне нужна твоя помощь. Сейчас ты выпьешь еще и перестанешь жалеть себя, — не моргая, процедил сеньор Сантана. — Мы вернемся на виллу, расчистим там все. — Почему мы? — Потому что я уже умирал, а ты — маг. Если не брешешь. — Я не… Он снова ударил ладонью по столику. — Мы вернемся на виллу. Расчистим там все, — повторил он спокойно, но твердо. — И заберем тело Финна. — Да нечего там забирать! — Значит, возьмем пакеты, — рявкнул старик. Меня как по щеке раскаленной перчаткой ударили. — Его уже нет, никто, слышишь, никто уже не будет тебя жалеть и оберегать. Но неужели он не заслужил того, чтоб быть похороненным по-человечески? Чем больше он говорил, тем больше крутило вернувшейся болью живот. Да, смысл в словах старика был, более того, я такого от него не ожидал услышать, но, пожалуйста, без меня. Я ведь был бесполезен. Да, где-то у меня была волшебная палочка (но это не точно, она могла остаться на вилле), и я не знал, что с ней делать. Мне всегда требовалось лишних пару минут, чтоб вспомнить какие-либо годные чары, а в такой ситуации… Я не был способен даже на то, чтоб подумать о том, что осталось от тела. — Я не смогу. Унизительная фраза слабака, но, черт, я не понимаю, чего от меня ожидали. Я всегда был максимально рациональным и трусливым. Каким чудом во мне сейчас должен был проснуться яростный берсерк? Я с трудом, собственно, моргал — какая от меня могла быть польза? Когда старик ушел, было ощущения, что от горла отняли давящую на него ногу. Над головой снова сгущались тучи, готовясь пролиться очередным залпом горячего дождя, и я, не став сидеть и смотреть на то, как чернеет небо, потопал обратно в квартиру. Находиться в которой оказалось невыносимо, если не заставлять себя спать. Я боялся покидать пределы комнаты, будто меня поджидали в коридоре дикие псы. Походив туда-обратно, я сжимал пальцами руки до красноватых следов на коже, быстро выдохся и вернулся обратно в смятую постель. Только тело приняло горизонтальное положение, как глаза тут же начали слипаться. Кошка, упорно решившая составлять мне компанию, осторожно вскарабкалась на грудь и начала гипнотизировать, глядя своими пронзительно-голубыми глазами, щуря их в такт урчанию. Это было лучше упаковки снотворного, я снова уплывал в дремоту, и уплыл бы дальше, но тело начало сопротивляться — столько спать нельзя было. С усилием встав, я отодвинул кошку подальше и запрокинул голову назад. Опустил ладонь на дверь, отодвинул ее в сторону и вышел в коридор снова. Медленно шагая по мраморному полу, навстречу свету из главной комнаты, я щурился. Кошка, звеня бусиной колокольчика на ошейнике, обогнала меня и свернула на кухню. Я, замерев в проходе, снова встретил взгляды тут же обернувшихся ко мне. Сильвия, стоявшая у кухонной тумбы так, будто уже долгие часы чего-то дожидалась, подняла на меня глаза. Ее взгляд был настолько мерзко горьким и сочувствующим, насколько только могла сочувствовать двуликая сучка, у которой еще не было «Оскара». И Альдо повернулся, все так же сидевший на диване. — Ал, когда Финн приедет? — окликнул меня Матиас, оторвавшись от телефона. Я, фыркнув, трансгрессировал, туда, где будет всяко комфортнее, чем с ними.***
— Блядь! — Старик Сантана с трудом выровнял руль, после того, как едва не въехал в машину впереди, когда я появился на переднем сидении его внедорожника. Я косо на него глянул, он, включив поворотник, тоже скосил взгляд. — Они не горят, — произнес я негромко. — Ничего, загорят. Цокнув языком, я обессиленно сгорбился на сидении, закрыв лицо рукой. Я столько выпил там, на крыше, но хоть бы в одном глазу была размытая картинка, хоть бы одна мысль казалась расплывчатым бредом. Но больше всего меня раздражал тот факт, что снова, когда было больно и плохо, рядом со мной был какой-то чужой мужик-преступник. Не друзья, не отец — опять какой-то старый преступник. Наземникус Флэтчер открыл мне рай Коста-Рики, Диего Сантана вез меня в ее ад. «И кто в этом виноват, Ал?». — Вы рветесь туда за Соней? — протянул я, расправив плечи. — Глянуть, как она там? Старик не ответил — смотрел перед собой на дорогу. — Да? Плевать вам на всех остальных? — Да. — Я получил короткий, но ёмкий ответ. — Хреново она там, — сказал я. — У нее голова отдельно от тела. Я внимательно наблюдал за стариком, который и зубы не стиснул. Так хотелось сделать ему больно, да кому угодно больно, чтоб то, что корежило меня в три погибели как вирус разлетелось и кололо все вокруг. — Хорошо, что она не увидела такого. От такого зрелища просто голову сносит. Сеньор Сантана повернулся. — Да. И аж на части рвет. Я отвел взгляд и прикусил свой поганый язык. Дорога из Сан-Хосе до виллы была довольно долгой, но никогда не казалась долгой. Я не раз ездил со стариком в одной машине этим путем, и всегда мы спорили: то о политике (он не понимал, что я не знаю, как хорошо было в США во время президентства Рейгана, потому что я англичанин и родился в две тысячи шестом); то о религии — (не знаю, как работала схема, когда старик раз в месяц побормочет молитву, а за это ему все простится); то о воспитании детей (вообще без комментариев); то о тупости поколений (старик упорно считал молодежь — деградантами, я же подмечал, что не человеку, который собирал конструктор внука в шесть раз дольше, чем дошкольники, об этом судить). Наша коммуникация всегда была построена на споре, а за спором время проносилось молниеносно. Но вот мы ехали тихо, впервые, и дорога казалась бесконечной. — Сколько человек вы убили? Я задал вопрос спустя долгое время молчания и бесцельного рассматривания, как за окном пролетают редкие машины, оказавшиеся на соседней полосе. Сеньор Сантана снова и бровью не повел. — Больше, чем тебе говорили. — Больше? — Намного больше. — И как? — поинтересовался я. — Так же, как отвечать на твои вопросы. — Сложно? — Утомительно. И снова я умолк. И снова дорога в тишине, бесконечно длинная, прямая. Единственный монотонный звук — стук о лобовое стекло обмотанного за деревянные бусы о зеркало заднего вида крестика. Я задремал, уткнув голову в ладонь, устал медленно моргать и сражаться с новыми приступами сонливости. Алкоголь и солнце за окном сделали свое дело — я в итоге вырубился. «Врубился» так же резко. Старик ударил меня ладонью под дых. — Дороги нет, — сказал он, когда я разлепил глаза. — Что? — не понял я. — В смысле? Потерев лоб, я глянул в лобовое стекло и не понял, в чем дело. Рядом уже была золотая линия пляжа, мы стояли посреди узкой односторонней дороги, по обе стороны усаженной пальмами, и, если проехать вперед, и обогнуть холм, будет нас встречать всем своим белоснежным великолепием вилла. — Дороги нет, — повторил старик раздраженно. Я посмотрел на него, на дорогу впереди, вскинул бровь и развел руками. — Где? — Я не понимаю, что вы от меня хотите. — Я вижу разворот, его здесь не было. Всерьез задумавшись над тем, что старик за руль трезвым не садился принципиально, я вышел из машины и хлопнул дверью. Вышел вперед, уставившись на старый знакомый путь вперед, обернулся, но сеньор Сантана развел руками. Цокнув языком, я пошел дальше и вдруг замер — показалось или нет, но перед глазами картинка поблескивала. Я моргнул и присмотрелся. Словно стекла очков кто-то присыпал блестками: пейзаж напротив блестел, как глянцевая открытка. Медленно вытянув руку, я зачерпнул воздух. Кончики пальцев словно поднесли к тлеющему костру, кожу обдало жаром. — Езжайте вперед, — вернувшись в машину, сказал я. — Здесь нет дороги. — Есть там дорога, вы по ней двадцать лет ездили. Старик поймал мой взгляд и на удивление послушно завел мотор. Машина плавно сорвалась с места и, быстро разгоняясь, промчалась вперед. Старик вдруг инстинктивно зажмурился и с силой надавил на педаль газа — видимо, ехал прямиком в невидимое мне препятствие, но столкновения не произошло. Внедорожник ехал по старой знакомой дороге, целый и невредимый, а сеньор Сантана, крепче сжав руль, напряженно следовал маршруту, видимо, проехав созданный Маглоотталкивающими Чарами тупик, он теперь видел то же, что и я. Высунув голову из окна, я наблюдал за едва заметными изменениями на пути. По краям дороги и прямо над головой переливалось на солнце некое подобие едва заметного тоннеля, в котором ехал наш одинокий внедорожник. Тоннель — несомненно чары. Он был невесомым, но так и хотелось вытянуть руку и дотронуться, чтоб проверить, напоминает ли он наощупь упругое прозрачное желе, как напоминал на вид. — Я не закрыл гараж, — вдруг встрепенулся сеньор Сантана. — Ничего страшного. — Что «ничего страшного»? Там четыре винтовки на стене. — Ничего, говорю. Я уже не сомневался, что вокруг нас те самые Маглоотталкивающие Чары, и похожий на прозрачное желе тоннель мне не привиделся. Я знал этот фокус. Чарами скрывали громадные сооружения лагерей и стадиона на чемпионатах мира по квиддичу, ими прятали школы магии, концерты, заповедники, дома волшебников, и принцип действия был один — по какому-то чуду оказавшийся критично близко магл внезапно вспоминал о неотложном деле, которое как идея-фикс тут же заседало у него в голове, и бросался прочь. Наблюдая за дорогой, я не помню, о чем думал — уж точно не о том, кто наложил эти чары. Помню, что внутренности будто сцапала чья-то ледяная рука, когда за холмом мелькнуло белое пятно виллы. — Какого черта, — прошептал старик, притормаживая, чтоб не сбить людей на широкой подъездной дороге. Люди, облаченные в одинаковые темные одежды — наглухо застегнутые темно-синие рубашки без воротника и удлиненные пиджаки, были похожи на тех, кто снимает в этих краях фильм. У высоких ворот с острыми пиками была натянута искрящаяся алая лента, чуть поодаль располагался большой складной стол, заваленный бумагами, на противоположной от машины стороне, около размашистой цветущей магнолии стояла палатка. Первой мыслью, нелепой, но имеющей право быть, стало то, что журналисты со всех телеканалов страны засели под воротами дома уважаемой семьи Сантана, чтоб выяснить, почему со стороны знаменитых виноградников тянутся высокие столбы дыма. Людей было не так много — пятеро. Они стояли в причудливом порядке, вытянув руки вверх, будто пытались дотянуться, но неба. В сжатой руке стоявшего ближе всего я заметил волшебную палочку. Явно не ожидая, что Маглоотталкивающие Чары дадут трещину, волшебники обернулись на подъехавшую машину. Упругое полотно, так похожее на прозрачное желе, прогнулось и начало стремительно растягиваться, образовывая самые настоящие дыры. Да, мне не показалось, это был тоннель — мир сквозь быстро растягивающиеся дыры был значительно четче. — Держим, держим! — крикнул низкий мужской голос, и волшебники тут же задрали головы. Невесомое прозрачное полотно будто давило на них. Я видел, как ведьма, под взглядом которой дыра в тоннеле затягивалась, тяжело выдохнула и попыталась размять шею, не опуская рук. Я так засмотрелся на пелену, на это вот желе подрагивающее, что вздрогнул, когда стремительно приближающийся мужчина нацелил на нас волшебную палочку. — Назовитесь. — Сами назовитесь, — прорычал старик. — Что вы делаете, опустите, — шипел я, пытаясь сдвинуть его напряженную руку, сжимающую пистолет. Я не сомневался, что старик мог выстрелить. Волшебник сжал палочку, и я застыл между ними, готовясь разнимать, что, чую, будет самоубийственно. Повернув голову к волшебнику, я скользнул взглядом по нему. На вид ему было немного за сорок, но жесткий ежик волос на выбритых висках белел сединой, глаза усталые, блеклые, высокий лоб бороздила глубокая морщина. Я узнал эти признаки преждевременного старения. Добавьте к этому униформу — передо мной стоял стопроцентный мракоборец. И не нужно было быть Шерлоком и блистать дедукцией, чтоб не понять, что нашивка в виде расправившего крылья орла на фоне звездно-полосатого флага принадлежит мракоборцам МАКУСА. Мракоборец сделал быстрый взмах палочкой и тяжелый пистолет выпорхнул из руки старика Сантана. Старик, медленно подняв руку, только что потерявшую оружие, прижал палец к наушнику в ухе, который я и не замечал. — Можно. В то же мгновение залп пуль невесть откуда просвистел, дырявя землю под ногами держащих тоннель над головами мракоборцев. Те, заметавшись и завертев головами, снова потеряли концентрацию — и снова тоннель расплылся, образовывая дыры. — А теперь угадай, большой босс, где в этой идеально просматриваемой местности засели снайперы, — проговорил старик. — Не на тот порог вы ступили. — Мы здесь жили. Это наш дом, — поспешил хоть как-то сгладит ситуацию я, но кто меня слушал? Мракоборец, отшвырнув пистолет, кинулся помогать своим коллегам держать желейный тоннель. Выставив руки вверх, он прошептал какое-то длинное и путанное заклинание — дыра в тоннеле прямо над его головой начала спешно затягиваться. — Держать! Джун, смени Эбернетти! И, осторожно опустив руки, отошел назад. Ведьма, стоявшая рядом с ним, напротив, развела руки шире. — Мы здесь жили, — повторил я, закрыв собой старика. — Альбус Поттер. Мракоборец вскинул брови. — Да, тот самый Поттер, — уточнил я, закатив глаза. — Джон Роквелл. Директор штаб-квартиры мракоборцев МАКУСА, — полностью подтвердив мои предположения, произнес мракоборец. — А вы… — Это хозяин дома. — Если сейчас я не услышу, что здесь происходит, стрелять будут уже по вашим людям. — Сеньор Сантана знакомиться решительно не хотел. Роквелл повернулся к нему, глядя неприязненно. — Это я у вас должен спросить, хозяин дома. Что у вас здесь творится? Послышался хлопок — к воротам трансгрессировал еще один мракоборец. — Сэр, радиус становится шире на запад. На пляже нашли еще четверых, они не горят и не падают. «Не горят». — Только я услышал этот отрывок, сразу понял, о ком речь. — Жертвы? — Шестеро не-магов. — Джон, — окликнула тут же ведьма, сгорбившись. — Коридор сейчас рухнет, я больше не могу. Директор штаб-квартиры мракоборцев провел по лбу ладонью, не зная, куда бежать и за что хвататься. Я не очень понимал, что происходит, хотя догадывался. — Джон, сделай что-нибудь! — Ведьма кричала, а желейный тоннель над ней снова начал расползаться на дыры. И не только над ней. Что бы это ни было, что бы не держали мракоборцы с таким усилием, они выдыхались. Сеньор Сантана медленно прижал пальцы к наушнику, но я, треснув его по руке, снова выскочил вперед. — Мистер Роквелл! Мракоборец моргнул и глянул на меня. — Я могу помочь. Скажите, что нужно делать. С сомнением на меня глянув, Роквелл провел ладонью уже по черным волосам, стянутым в узел на затылке. Разрываясь между долгом допросить меня, и мольбой своих людей о помощи, он вертел головой. Один из служащих требовал его реакции на то, что радиус расширялся, ведьма кричала, один из магов опустился на колени, впрочем, не опуская рук. Я понадеялся, что сейчас Роквелл, разрываемый между долгом и явной нехваткой ресурсов на его исполнение, позволит мне помочь, а старик что-нибудь в это время придумает и попадет за ворота без меня. Но не свершилось. Во-первых, то, что обычно без меня придумывает старик в итоге расхлебывает вся Коста-Рика, а, во-вторых, Роквелл молча указал на палатку. Я, сомневаясь, вошел, а мракоборец, уточнил: — Оба. Сеньор Сантана молча зашел внутрь. Палатка оказалась чуть больше магловской. Единственным отличием был тесно приткнутый в угол очаг — он искрился и дышал жаром так, что дышать в и без того душном климате было невыносимо. Роквелл указал на складные стулья. Я начал кипеть от злости, понимая, что сейчас будет. Как проходят допросы у мракоборецев я знал. Мой отец был мракоборцем, а мой учитель в подвалах их штаб-квартиры имел личную камеру с кальяном и памятной табличкой — «Здесь сидел и творил Наземникус Флэтчер». Опять же, столько, сколько меня допрашивали об истории с философским камнем, не допрашивали покойного Флэтчера в самые бурные годы преступной деятельности. И я знал, как это происходит. Сначала у нас спросят имена и попросят подтвердить личность, затем монотонно и невесть зачем зачитают права, потом начнут долго расспрашивать о предпосылках дела, вихлять меж фактами и хвататься за каждое криво вставленное слово, за каждую интонацию и взгляд. Будут задавать миллион уточняющих вопросов и повторять их спустя некоторое время, и, нет, это не закон подлости, это регламент работы мракоборца — тянуть время, изматывать человека в допросной повторяющимися вопросами и нагнетанием обстановки, чтоб тот физически и морально не был в состоянии отбрехиваться в итоге. И, нет, это не голословный вывод доморощенного психолога с двумя курсами образования университета Сан-Хосе, это реально действующая стратегия допроса, которую мне как-то слил подвыпивший старший брат-мракоборец. Я понимал, что мы здесь настолько надолго, насколько позволит все существующее в мире время: сейчас только сутки будут выяснять что именно о магии знает Диего Сантана, как давно, и от кого. Но, вы бы видели, как у меня отвисла челюсть, когда Роквелл утер ладонью испарину со лба и просто спросил: — Вы вообще понимаете, что происходит? — Нет, — в один голос соврали мы со стариком. Роквелл взглянул мне в переносицу, но ощущалось это так, будто его стально-серые глаза прожигали мне сетчатку. — Мистер Альбус Поттер, — произнес он. — Расскажите, каким образом в стране, где нет магов, в этом самом доме внезапно образовывается эпицентр проклятия, которое создает инферналов? — Что? — Что «что?», — передразнил старик. — Даже я все понял. — Это инферналы? — переспросил я. — А вы думали, кто? Я не думал, если честно. Я для того и спал столько, чтоб не думать. Но это не было бы аргументом, наверное. Кто такие инферналы, знали все (по крайней мере в семьях волшебников), но на уровне страшилок, которыми пугает старший брат, когда вы остаетесь дома одни и в доме резко тухнет свет (вот совпадение!). Ожившие трупы, поднятые из могил темным магом, плотоядные безмозглые марионетки в руках злого кукловода — это было сказочным клише, залогом успешной истории, которыми старшие пугают младших, друг другу шепчут у камина перепуганные грозой и полтергейстом первокурсники, отдел «Ужасных книг об ужасах» в книжных магазинах Косого Переулка пестрил проходным чтивом об армиях мертвецов. Но мракоборец не шутил и страшные глаза рассказчика жутких историй не делал. — Что здесь случилось? Как ответить? Что ответить? Я так хотел переглянуться с сеньором Сантана, чтоб он мне покровительственно показал бровями, глазами, жестами, что делать, как в тот раз, когда мы давали показания в суде. Но старик молчал. — Мы играли в богов, — просто ответил я то, что первое пришло в голову. Роквелл нахмурился. — Та-а-ак. И? — И проиграли. — Понятно, — вздохнул мракоборец. — Хорошо. Он раскрыл одну из папок на столе, и, подцепив пальцами фотографию, протянул мне. — Знаете, кто это? С фотографии на меня смотрела своими сияющими глазами-лунами Палома, одетая в старое платье с кружевным белым воротником. Она мне игриво подмигнула. — Это одна из самых разыскиваемых в мире преступниц, — ответил вместо меня мракоборец. — Адепт культа, цели и верования которого не известны никому, кроме нее самой. Раз в тридцать лет выходит в люди и устраивает массовое жертвоприношение. Ее засекли здесь и вот мы имеем что имеем — инферналов, которые лезут изо всех щелей. Откуда вы знаете это существо и как оно попало в этот дом? Но каково же было облегчение, когда от вопроса, на который ответа не было, послышался хлопок. Мракоборец Роквелл, что-то углядев из палатки, и думать забыл о вопросе, который задал. В палатку, осторожно отодвинув рукой брезент, вошла высокая женщина в твидовом костюме с длинной клетчатой юбкой. Гладкие пшеничные волосы были собраны в короткий хвост блестящей заколкой, украшенные перстнями пальцы сжимали картонный стакан, а большие глаза смотрели перед собой, так и очерчивая огромный знак вопроса. — Госпожа президент, — вскочил на ноги Роквелл. Я не удержался и круто обернулся на жестком складном стуле. — Джон, что за срочность? Да, вот такая вот оказалась интересная та самая президент Эландер. Честно говоря, я едва удержался, чтоб гнусаво не передразнить ее вопрос. То есть она появляется здесь, видит пульсирующий, похожий на желе тоннель, который из последних сил держат обессиленные мракоборцы, видит, как за забором до мракоборцев пытаются тянуть руки одиноко снующие туда-сюда инферналы, и спрашивает: «Джон, что за срочность?» Мистер Роквелл, впрочем, ее вопрос не передразнил. — Инферналы, которые разбрелись за прошедшие сутки, согнаны обратно на территорию дома, но радиус проклятия увеличивается каждые сорок четыре минуты, и протянут уже на двадцать миль. Вокруг практически безлюдная лесистая местность, но радиус продолжает расти — до ближайшего города остаются считанные мили, а на пути проклятия — старое кладбище. — В один момент Роквеллу не хватило воздуха. Сделав вдох, он продолжил. — Тысячи инферналов пойдут в город. Потери уже есть — шестеро не-магов. Нам нужны ликвидаторы заклятий и еще люди. Госпожа президент слушала, приоткрыв рот, и кивала. Как только Роквелл умолк, она провела ладонью по лицу. — Почему именно сейчас? Почему именно перед Турниром? — сокрушалась президент негромко. — Вы же держите оборону, купол не дает проклятию выходить за его пределы, так? Роквелл кивнул, но уточнил: — Нам нужны ликвидаторы заклятий и еще люди. — Погоди, погоди. Я не могу выделить еще людей. На носу наш первый Турнир Четырех Волшебников, ты понимаешь, какая это ответственность? Нет, Джон, я больше не могу не отправлять людей, у меня каждый сотрудник на счету. — Госпожа президент… — Нам через два месяца отправлять детей через океан в Хогвартс. Нужно столько всего успеть подготовить, а ты здесь со своими этими инферналами, если честно, не вовремя. Вы же держите купол? Вот и подержите еще, буквально сутки, завтра лично создам портал и направлю к вам ликвидаторов. Роквелл бледнел на глазах, практически сливаясь с цветом своей седины на висках. Он вывел президента Эландер из палатки и, я услышал приглушенное, но гневное: — Айрис, к вечеру проклятие дойдет до столицы. Из всех могил и моргов полезут мертвецы. Черт с ним, со Статутом о Секретности, ночью здесь будет скотомогильник. Ты действительно считаешь, что эстафета четырех школьников важнее? — Не ори на меня, Джон. Почему никто даже не попытался наконец задержать эту слепую культистку? — Потому что мы занимаемся философскими камнями и всякими турнирами. — Осторожней с выводами. — Сделай что-нибудь, нам нужна помощь, — шептал Роквелл. — Я уже сказала, что… — Мне что, Поттера просить, чтоб папе позвонил? Чтоб тот приехал и снова всех спас? — Какого Поттера? Роквелл оттянул край палатки. Госпожа президент наклонилась чуть, заглянув внутрь. — Ты так резко начал, я даже их не заметила, — призналась она. — Сын Поттера, говоришь? Президент вернулась в палатку. — Оставьте нас, пожалуйста. Я вскинул бровь, а Роквелл опустил руку на стол около меня. — У нас нет права задерживать мистера Поттера. Ему не предъявлены никакие обвинения. Мистер Поттер, — повернулся ко мне Роквелл. — Вы можете идти, спасибо. — А… — Вы тоже можете идти. Старик, сидевший так подозрительно молча, что я уж думал, он застыл в стрессе, подорвался с места. Я тоже встал. — Роквелл, я хочу с ним поговорить. — Нет оснований задерживать. Поттер, идите. Президент Эландер сжала узкие губы. — Будет тебе завтра ликвидатор. — Сейчас, — отрезал мракоборец. Вздохнув тяжело, президент взмахом руки подозвала помощника, застывшего часовым у палатки, и зашептала ему в ухо. — И прямо сейчас, Сесил, — подчеркнула она уже гораздо громче. Помощник, показавшийся мне смутно знакомым, кивнул. Президент Эландер, направив палочку на свой картонный стакан, произнесла заклинание и на вытянутой ладони протянула стакан помощнику. Тот, едва его обтянутые перчаткой пальцы коснулись картонных стенок, вмиг исчез. Президент Эландер села на стул напротив, всем видом показывая, что разговор состоится. Я тоже сел обратно, Роквелл вышел из палатки молча, а старик Сантана, сделав вид, что замешкался с поиском ключей от машины, едва слышно прошептал мне в затылок: — Если вякнешь, откуда под виноградом взялись мертвецы, я тебе голову оторву. Президент Эландер, проводив его заинтересованным взглядом до самого выхода, наконец, взглянула на меня: — Это не-маг? — Не знаю. Он в моем доме работает садовником. — В этом доме? — Да. Я смотрел на президента, точнее на ее удивительно гладкую, словно туго натянутую на лицо блестящую кожу. Когда женщина улыбнулась, кожа натянулась еще сильнее. — Я ни в чем вас не обвиняю, мистер Поттер. И поговорить хотелось бы не о том, что случилось за воротами вашего дома. — А о чем же? — спросил я, и добавил. — Мисс Эландер. — О том, что произошло в Мексике. Я невесело усмехнулся. Предчувствие не обмануло. — Когда это было? — Давно. Но последствия мы разгребаем до сих пор. — Все закончилось мирно. Мне показалось. — Моего сына укусил оборотень, — сухо сказала президент. — Не укусил, а оцарапал. — То есть, вы не отрицаете, что нападение было. — Я не отрицаю, что все закончилось мирно. — Я наклонился к столу. — Вы не знаете человека, у которого ваш сын решил украсть философский камень. А я — хорошо знаю. Поверьте, все закончилось мирно. Нашу душевную беседу прервал новый гость. В палатку, подпрыгивая, зашел невысокий человечек с залысинами и такими толстыми линзами, что его очки в черной оправе казались огромными и занимали большую часть маленького лица. Вслед за человечком вошел напряженный мистер Роквелл. — Здравствуйте, ликвидатор на месте, — смешно то ли шепелявя, то ли просто выплюнув звуки, которые как-то сложились в слово, поздоровался человечек. — Не волнуйтесь. Президент недовольно вытянула шею, взглянув на Роквелла. — А больше негде? — Карта дома есть? — суетился тот самый ликвидатор заклятий. — Есть? Очень хорошо. Мистер Роквелл, пожалуйста. Теряя терпение, президент снова повернулась ко мне. — Вы понимаете, что именно находится сейчас в руках вашего друга? — Да, понимаю. Это чемодан, а еще это главная улика, которая подтверждает, что ваш сын был там и причастен к истории с… Айрис Эландер сжала руку в кулак. — … к истории, которая случилась в Мексике, — уточнил я. — Я как-то не так сказал? Или это секрет был? — А какой масштаб карты? — Ликвидатор был на своей волне, разворачивая длинный свиток. — Это очень важно, да. — Мистер Поттер, — шептала президент Эландер, силясь делать вид, что за столом не возиться суетной ликвидатор заклятий, а над душой у него не стоит суровый мистер Роквелл. — Не надо подливать масло в огонь, который две страны пытаются потушить. Вас характеризовали, как человека, который способен идти на поводу у мыслей, а не импульсов. Вы могли бы повлиять на своего друга, который, как мне кажется, не очень настроен на возврат чемодана. — Простите, — снова вклинился чудной ликвидатор заклятий. — А в доме кто-то живой, это ваши ребята, мистер Роквелл? — Что? — Роквелл бросился к развернутой на столе карте. — Вот, смотрите, красная точечка, внизу. Вот, вот она, медленно двигается. Я оттолкнул ликвидатора и едва ли не плюхнулся животом на стол, подтянув к себе пергамент. Не знаю, где здесь можно было увидеть карту — на пергаменте были хитросплетения линий, квадратов и поблескивающих черных точек, то и дело меняющих свое положение. Но я увидел ту самую, похожую на спелую ягоду, большую красную точку, подрагивающую в нижнем углу сухого пергамента. Что-то внутри меня, что было тяжелее каменного валуна, рухнуло вниз. — И вы могли бы пойти навстречу нашим общим интересам. — Президент Эландер сжала мою ледяную руку. — Мой сын достаточно наказан, незачем наказывать других. Я не слышал и не слушал ее. В мире было нас двое: я и красная точка на карте. — Где именно? Какой это этаж? — Роквелл склонился над картой, тоже не понимая, где здесь что. — Ваши связи, ваше влияние — немножечко осадите вашего друга, раз он такой злопамятный и, говорят, не хочет идти на диалог, — гнула свое госпожа президент. — Политика — это диалог. Диалог — оружие умных. Дурак, дорвавшийся до власти — это опасно, вы понимаете? — Это винный погреб. — Я узнал в нижнем ярусе чертежей низкое подземное помещение. — Подвала в доме нет. В груди перестало хватать воздуха. — Ломайте ворота, делайте что-нибудь! — крикнул я, вскочив на ноги. Меня потряхивало от состояния, в котором если мне скажут зайти в кишащую инферналами виллу, я бы вошел. Но ладонь президента вжала мою руку в стол. — Никто не сдвинется с места без моего разрешения! — Там человек, он еще жив, вы понимаете? — хватая воздух ртом, повторял я. — А вы понимаете, мистер Поттер, всю важность того, что я вам говорю? Я не прошу ничего сверх, я прошу лишь чемодан и немного понимания, — твердила президент Эландер. — Роквелл, если сейчас хоть кто-нибудь из твоих людей подойдет к воротам, я забираю ликвидатора, возвращаюсь с ним в Нью-Йорк, и сдерживайте проклятие, как хотите. Я глядел на нее, как на безумную. — Там человек в доме! — Повлияйте на своего друга. История с камнем должна быть забыта. — Что вы хотите? — Чемодан и вечный мир между нашими странами. Не очень много, правда? — Она сжимала мою руку так сильно, что кончики пальцев начало покалывать. — Вы со мной, Поттер? — Да, хорошо! — рявкнул я президенту Эландер в лицо. Лицо тут же подобрело. Она перевела свои большие глаза на мракоборца. — Действуйте, Джон. — А все уже, все, — послышался голосок чудного ликвидатора заклятий. — Точечка погасла. Я опустил взгляд на мятый пергамент только ему понятной карты. Точечка действительно погасла. Президент Эландер выпрямив спину, негромко кашлянула. — Что ж… я рада, что мы нашли общий язык, мистер Поттер. Она поднялась со стула и, обойдя меня, покинула палатку.***
— Что так долго? — сварливо спросил старик, когда я вернулся в машину. Я смотрел лишь на то, как смешной ликвидатор, похожий на шарик, бесстрашно вышагивал у ворот, глядя в свою карту. За ним, тревожно поглядывая, прошел мистер Роквелл, попутно что-то отвечая. Когда внедорожник старика медленно развернулся на подъездной дороге, мы с мракоборцем на долю секунды переглянулись. — Не так я себе представлял это все, — проговорил сеньор Сантана, когда мы выехали на дорогу, которой отныне для всех быть не должно было. — Бесцельно прокатились. — Нет, — глухо сказал я. Не сдержав довольно обеспокоенного взгляда в мою сторону, старик не стал ничего спрашивать — молча уставился в дорогу, покусывая задумчиво сигарету. — Какое сегодня число? — спросил я. — Двадцатое июля. — И, скосив взгляд снова, старик уточнил. — А что? Я откинулся на кожаную спинку сидения. — Финн прожил еще два дня после того, как мы оставили его умирать внизу. — Ты не можешь этого знать. — Это факт. Старик не сказал ничего, проявив тем самым незнакомую доселе добродетель — милосердие. — Побудешь один? Я коротко кивнул. Старик свернул с шоссе на дорогу, ведущую за город. — Вы не знаете, где я живу. — Все я знаю. Конспиратор. Остаток пути ехали молча. Пока ехали тучи снова прорвало тем самым горячим летним дождем. Капли падали на раскаленный асфальт, жар из которого заходил к нам сквозь опущенные тонированные окна. Снова жара, снова это мерзкое влажное лето. А руки были ледяными — миру было жарко, мне было холодно. Больнее того, что сегодня я потерял Финна еще раз, было только то, что рядом со мной снова был гнусный ублюдок, служивший прямым доказательством тому, что ад пуст. «Я не знаю, что мне делать». Хотя, мысль была. Озвучил я ее лишь когда машина остановилась далеко в тропическом лесу, где средь орхидей, папоротников и прочих аллергенов прятался мой ненужный дом. — Как вы думаете, — глядя в лобовое стекло, протянул я. — Сказать его матери о том, что все… это как? Старик вскинул брови. — По-хорошему, это бред. — А по-человечески? — По-человечески, конечно, надо бы. И глянул на меня. — Но это без меня. Мне плевать. — Да не плевать вам, — буркнул я. — Сами сказали, не чужие люди. Сеньор Сантана не стал оспаривать, лишь отмахнулся. — Выспись, — посоветовал он, когда я захлопнул дверь машины. — И так нормально выспался. За два дня. В доме было темно — уходя в последний раз кто-то опустил деревянные роллеты на окнах. Нашарив выключатель, я прижал пальцы к его выпирающей кнопке. Комната выглядела знакомо, но не было похоже, что я когда-либо жил здесь. «Я не знаю, что мне делать». Плеснув в лицо холодной воды, я больно оттянул кожу, склонившись над раковиной. Опять так хотелось спать — почему я все время так хотел спать? Последний сон стал самым дорогим в моей жизни. Вытерев лицо, я зашел в комнату и медленно опустился на кровать — прямо как гость, которого пригласили посмотреть на ремонт в хозяйской спальне. Сжав руками скомканную на матрасе простыню, я уставился в роллет на окне. Одновременно появилось столько времени — сидел и слушал, как щелкает секундная стрелка на часах, и столько боли — сидел и думал, что конкретно болит и какую от этого выпить таблетку. Ничего у меня не болело на самом деле. Я просто был самым слабым существом, которому всегда будет нужна волшебная таблетка от всего. И я сидел, комкая холодной рукой простыню, и думал, в какой из многочисленных коробок с вещами, которые я за три года в этом доме так и не удосужился разобрать, лежит эта самая волшебная таблетка. Которая поможет как-то пережить этот день, а за ним следующий, а за ним еще один. И так пока я не сдамся окончательно.