***
— Я просто поверить не могу! Скорпиус Малфой аж подрагивал от злости и раздражения. Картонный стаканчик в его пальцах очень опасно мялся, грозясь лопнуть и обдать колени горячим чаем. — Я умер от того, что меня толкнули. Неудачно упал и больше не встал. Вокруг было только несколько сантиметров места, маленький угол, об которое можно было убиться, и я поймал его головой. Шанс — один на тысячу. А эта сволочь, которая еле ходит и дышит, пролетела четыре этажа, упала на каменный пол всем своим хрустальным хилым телом, и, сука, выжила?! — Успокойся, — шикнул я. Скорпиус вскочил на ноги так резко, что стул под ним жалобно скрипнул, проехав ножками по полу. Посетители кофейни оглядывались в недоумении, а сам Скорпиус был источником такого тяжелого взгляда, что чудом не взорвались визгом пожарные сигнализации во всем квартале. Я, прикрывая лицо высоким стаканом омерзительно сладкого кофейного напитка, сделал глоток. — Сядь и не отсвечивай. Краем глаза наблюдал за тем, как на террасу, тесно уставленную столиками, выглядывал бариста, явно подсчитывая, сколько еще ночных любителей кофе мешают маленькому заведению повесить на двери табличку «Закрыто». Скорпиус, поняв, что действительно привлекал слишком много ненужного внимания, вернулся за столик. — Я отказываюсь понимать, как работает этот мир. Так, ладно. Как там обстановка? — Ты сделал, что я тебе сказал? — Я повернулся к Луи. — Успел? Тот сидел как на иголках. Придвинувшись ближе он, кивнул: — Осколки бутылки раскидал. — Наверху или внизу? Это важно, потому что упал пьяным с пандуса и шампанское разбилось внизу и бутылка разбилась на верхнем этаже, а затем пьяный упал с пандуса — вообще картина разной степени логичности. — Внизу, возле Нейта раскидал. — Все, молодец, выдохни. — Выдохни? — Да, выдохни, — настоял я. — Сколько было свидетелей тому, что Нейт пил? Человек тридцать? Ну вот считай, что с двух бокалов этого доходягу унесло, потом он поговорил с тобой, расстроился, что ты, мразь такая, его не поддержал и в суде подставил, и мамку еще его натягиваешь, поэтому, когда ты трансгрессировал, он решил залить горе, и выглушил еще полбутылки шампанского. Координация хромого больного дрыща да плюс шампанское — все, в ногах запутался, упал вниз. Версия? Луи все глазел по сторонам, опасаясь, что заклятие против любопытных ушей даст сбой. — Версия, — согласился за него Скорпиус. — И хорошая версия. Ал. Он глянул на меня. — Ты страшный человек. — На себя посмотри, тюлень голубых кровей. — Луи, ты сделал все правильно. Давай без чистосердечных признаний, тем более, что Роквелл там ничего не найдет, — сказал я, про себя думая, что Луи одним только выражением лица свидетельствовал против самого себя. — А если найдет? — Да ничего он не найдет, он немного пьяненький, прицел сбит. — Парни, даже если и найдет что-то, он будет молчать, — вразумил Скорпиус. — Ему выгодно было бы, чтоб Нейт не оклемался — тот знает его маленький острозубый секрет. И если в суде он его не выдал, то это такой рычаг на Роквелла в будущем. Держать Роквелла на поводке, значит творить что угодно и с кем угодно в больнице, не боясь закона еще больше. Поэтому, отчасти, в этом Роквелл наш союзник. И серьезно оглядел нас обоих. — Но это не значит, что мы сейчас пойдем и все ему расскажем. — Да ничего не расскажем, потому что ничего не было, — отрезал я. — Пьяная хромая лошадь упала с пандуса. Все. Тебя кто-то видел? Луи изменился в лице, лихорадочно вспоминая. — Да откуда я знаю? — Значит, никто не видел. — Охренеть как все просто! — Да послушай ты, гуманитарная помощь одиноким женщинам. — Я отставил стакан и приготовился объяснять такое для меня очевидное все на пальцах. — Если бы кто-то тебя видел, то черта с два после опроса целителей тебе бы дали просто уйти домой. Опрашивали всех, кто-нибудь да сдал бы тебя. Но никто ничего не видел. Нет, конечно, если ты с такими вот глазами рассказывал, как нашел лежавшего внизу Эландера, то да, все подозрения на тебя. У тебя ж сейчас не глаза, это две лампы накаливания. Луи саркастически усмехнулся. — А если Нейт оклемается и расскажет, что его столкнул я? А? — Черт, — Скорпиус почесал затылок. — А вот это вопрос хороший. Не подумали. Я чиркнул зажигалкой и поднес крохотный огонек к сжатой в зубах сигарете. — Значит, надо чтоб он не проснулся. С двух сторон на меня обрушились яростные взгляды. Выдохнув дым, я цокнул языком. — Давайте прямо. У Эландера есть чем шантажировать Роквелла, а потому он будет продолжать эксперименты и ничего не бояться. Он будет продолжать попытки добраться до Матиаса по той простой причине, что других таких детей просто нет. Он, наверное, будет пытаться получить и философский камень, просто потому что может. Он сольет Луи. Вопрос: все адекватно понимают, что Эландера надо убирать? — Да хватит с нас. — Луи был категоричен. — Ну так-то оно так… — А Скорпиус пока мялся. Но недолго. — Нет, Ал, нельзя. — В чем проблема? Просто отвлечь внимание целителей на две минуты. Дело реально двух минут. Тихо, быстро и всем хорошо. — Ал, поджог урны на остановке и убийство сына президента — разные по весомости преступления. У тебя самоцель присесть в Азкабан? Нет, без глупостей, а тем более с твоим послужным списком. Что-нибудь придумаем, — проскрипел Скорпиус. Поставив такую себе точку в споре, он начал задумчиво смотреть в стол. Я откинулся на спинку стула. — А знаете, что самое абсурдное в этом всем? — Мы обсуждаем убийство, блядь, в кофейне среди маглов и попутно пьем кофеек. Скорпиус через силу улыбнулся. Даже Луи, закрыв лицо рукой, рассмеялся. — Давайте расходиться. — Скорпиус наконец опустил мятый стаканчик. — А то, и правда, мы вообще ни разу не подозрительные. Луи — домой, спать. Если завтра начнут снова допрашивать и будет какая-то секретная информация для следствия — звони, соберем консилиум лучших умов… и Альбуса, если к утру он снова не напьется в хлам. — Знаешь, Скорпиус, — бросив окурок в пепельницу, сказал я. — Если бы на месте Луи оказался ты и позвонил мне, я бы не стал придумывать идею с бутылкой шампанского. Я бы вызвал мракоборцев и полицию прежде, чем ты успел со мной поздороваться. — Я знаю, брат. — Скорпиус мягко хлопнул меня по руке. — Ладно, идем. Трансгрессировать на наводненной людьми даже ночью улице было крайне сложно. Ярко освещенные фонарями, вывесками и огромными рекламными щитами тротуары не давали шанса на незаметное исчезновение, а потому пришлось пройти два квартала и отыскать относительно темную подворотню между двумя ресторанами. Я трансгрессировал первым и с полным ощущением того, что стоит пропасть из виду, как друзья будут уверенны на все сто в том, что если утром Натаниэль Эландер будет найден в палате бездыханным, то виновник тому очевиден. Когда я вернулся в комнату, то к своему ужасу, Матиаса, мирно посапывающего в кровати, не застал. В голову начали лезть всякие ужасы, но самым очевидным оказался тот, что накануне дедушка Гарри решил воодушевленно поговорить про Хогвартс, красоты Годриковой Впадины и безопасность, а Матиас, вежливо выслушав и поняв, что его непутевый папаша снова налажал, в знак протеста сбежал в Ильверморни по пожарной лестнице. Однако, несмотря на то, что я уже четко представлял в голове этот разговор и даже слышал интонации отца: терпеливые, мягкие, но серьезные, теория не подтвердилась. Как только я нашарил выключатель настольной лампы и щелкнул им, как увидел силуэт Матиаса на балконе. — Поэтому, если бы я надумал поработить мир и стать непобедимым волшебником, я бы в крестраж превратил воду, набранную в чашку или в ладошку А потом вылил бы эту воду в реку. Ну тип кто додумается искать воду в воде, да и как можно вообще уничтожить воду? Плюс еще река впадает в море, а абсолютное большинство морей — в океаны, то есть, можно считать, что мой крестраж будет распространяться по всей гидросфере. А если еще учитывать круговорот воды в природе — испарение воды, перемещение пара по воздуху, и выпадения в виде дождя и снега, можно сказать, что мой крестраж будет, фактически, везде. Им будут дышать и его будут пить все живые существа во всем мире, и если это не мировое господство, то я тогда не понимаю… — Блядство, — выругался я и, поспешив на балкон, утащил Матиаса в комнату. — Спокойной ночи, — успел бросить Матиас, вытянув шею. Директор Института Дурмстранг, соседствовавший с нами по правую сторону, стоял на балконе и, широко раскрыв рот, моргнул. — Малой, что за дела? — возмутился я. — Кто тебе разрешил разговаривать с незнакомцами? А если бы он тебя напугал? По правде говоря, кто кого напугал бы больше — стоит обсудить. — А ты где был? — спросил Матиас. — Сказал, что скоро будешь, и я не ждал тебя в ближайшие десять лет. — Давай спи, магистр тьмы, пока дурмстрангский директор не прибежал звать тебя к ним на полную стипендию. Ворча, что его отчитывают за широкой кругозор и эрудицию, Матиас забрался под одеяло. — Ал, через пару часов тридцать первое августа, — вдруг повернувшись на бок, сказал он. — Мне нужно успеть вернуться домой, собрать чемодан и Леону, чтоб первого числа рано утром быть на таможне в Хьюстоне, там отстоять очередь и получить портал до Ильверморни. — Я помню, — кивнул я, хоть и про транспортные особенности МАКУСА не знал. Думал, у них тоже поезд до школы. Матиас смотрел на меня внимательно. В полутьме его глаза блестели, и мне начало казаться, что он понимал — у меня есть цель, но нет плана. Я не нашел компромисс: отец уверен, что завтра днем мы возвращаемся в Лондон, Матиас думает, что ему предстоит очень насыщенный день сборов в Ильверморни. — И что делать? Даже вопрос он задал интересный. Вроде и уточняя сказанное, а вроде и интересуясь, что творится в моей голове. — Спать, — просто ответил я.***
Старательно делая вид, что не слышит шепота подчиненных за дверью, мистер Роквелл оглядел толстую стопку пергаментных листов, перевязанных накрепко плетеными шнурками. Чернила на пергаментах местами выцвели, а уголки рассыпались в руках трухой — документы были старыми, не один год никем не тронутые, а лишь занимавшие большую часть полки под потолком. Посомневавшись немного, мистер Роквелл опустил стопку в камин. Присев на корточки и кочергой придвинув пергамент ближе к огню, объявшему поленья, мистер Роквелл повернул голову на стук в дверь. — Да. В кабинет заглянул молодой мракоборец и не без опаски огляделся. Роквелла подчиненные побаивались. Вечно в плохом настроении, раздраженный и куда-то спешащий, требовательный и постоянно придирающийся к мелочам: от смятой формы и беспорядка на рабочем месте. О таких препятствиях, как очень тяжелый начальник, необходимо предупреждать еще в академии, чтоб потом не шокировать молодых магов в первый же рабочий день. — Здрасьте, — брякнул мракоборец, съёжившись под взглядом ледяных серых глаз. — Здрасьте, — кивнул Роквелл. Смутившись, молодой мракоборец даже едва не забыл, зачем пришел. А в кабинет начальника прийти добровольно — да с такой же отвагой можно прыгать в пропасть. Роквелл чуть вскинул брови, как бы напоминая, что ждет чего-то, с чем пришел подчиненный. — Есть версия, — спохватился мракоборец. — Так, хорошо. Какая? — Это было убийство. — Мистер Эландер жив, — напомнил Роквелл. Мракоборец, вспомнив, кивнул. — Тогда попытка убийства. Кто-то подошел к нему сзади, ударил по голове бутылкой от шампанского и тот упал вниз. «Господи, помилуй, как это вынести?», — едва не простонал вслух мистер Роквелл. — Хорошо, — сказал он вместо этого — Отрабатывайте версию. Молодой мракоборец приободрился. Когда дверь за ним закрылась, Роквелл уткнулся лбом в каменную отделку камина. Ситуация накалялась. Успокоив, а вернее уверив себя в том, что успокоился, Роквелл продолжил разгребать залежи документов на полках, отправляя неугодные и ненужные в огонь. Кабинет постепенно наполнялся жаром и запахом тлеющих углей. Шум за дверью стихал — мракоборцы, утомленные утром, и пока еще не привыкшие работать с перерывами в несколько часов перед сменами, расходились. Когда в дверь снова постучали, мистер Роквелл подумал, что опять кого-то из решивших все же посидеть подольше подчиненных осенила гениальная теория касательно падения Натаниэля Эландера, и уже заранее приготовился с серьезным лицом слушать бред. Но в дверь постучали коротко и увереннее. — Да, — устало отозвался Роквелл. Мистер Поттер вошел и на мгновение открыл взору изумленных и явно навостривших уши мракоборцев, прежде чем закрыл за собой дверь. — Решил заглянуть к тебе перед отъездом. Не отвлекаю? — Нет, садись. Роквелл убрал с кресла большую коробку, полную свитков. Мистер Поттер кивнул. — Слышал об Эландере. Случилось вечером, а уже с раннего утра разлетаются совы с экстренным номером «Призрака». Что думаешь? — Что думаю, — протянул Роквелл. — Думаю, что у Фемиды свои планы на всех нас. Можно выйти победителем из суда, но напиться на радостях, что все сошло с рук, и рухнуть с четвертого этажа. — А что тогда там расследуют твои люди? Роквелл глянул в дверь, словно пытаясь сквозь нее увидеть работу подчиненных. — Пусть расследуют хоть что-нибудь. И бросил в камин еще несколько бумаг. — Все-таки решил уйти? — поинтересовался мистер Поттер, наблюдая за генеральной уборкой кабинета. Поправив кочергой угли, норовившие выпасть из камина на пол, мистер Роквелл коротко кивнул. — Дело, конечно, твое. Но подумай. — Над чем здесь думать? После всего, что случилось в августе, мне не работать здесь. — Президент тебя в жизни не уволит. — Мне некому доверять, никто не доверяет мне. Я несколько лет пытался в одиночку удержать то, что расклеивается. Айрис не слышит меня, и не видит ничего, кроме своего сына. — Роквелл провел ладонью по лбу. — Мы в таком дерьме, Гарри. По шею. И мы ничего не можем сделать. Вернее, мы обязаны что-то сделать, но без людей и без огласки — мои руки связаны. А мы молчим под приказами и клятвами, чтоб не портить моральный облик правительства и не поднимать шумиху. Надеемся, что все как-то само собой. Я устал от этого. — Но ты же заговорил. — И теперь я враг номер один. Да и я рассказал менее, чем о половине. Кстати, Метаскас решил что-то о турнире? Мистер Поттер неопределённо пожал плечами. — Скажем так, прямого и категоричного «нет» Турниру Четырех Волшебников никто не объявил, но, насколько Малфой дал понять, детей из Хогвартса в октябре уже никто никуда не везет. — Слава Богу. — Роквелл улыбнулся. — Вот видишь, а завтра конгрессмены и пресса скажут, что этот Роквелл сорвал долгожданный турнир. Поспорить с этим было сложно. Наблюдая за сборами, мистер Поттер произнес то, зачем пришел, пока мрачные мысли не заставили забыть: — Джон, я пришел извиниться. Роквелл так и замер с бумагами у камина. Край стопки подхватил огонек и вспыхнул. — За что? — Я так на тебя напористо наехал в нашу последнюю встречу. Кстати, здесь же. — Перестань. Я понимаю. Хотя, — Роквелл спохватился и бросил бумаги в камин до того, как огонь обжог пальцы. — До конца все равно не пойму, у меня, к счастью, нет детей. — Ну почему «к счастью»? Дети — цветы жизни. «А Альбус — колючий сорняк», — едва не ляпнул Роквелл, но вовремя прикусил язык и тактично произнес: — Но пусть эти цветы лучше растут на соседской лужайке. Поттер усмехнулся, не став спорить. Они с мистером Роквеллом были больше коллегами, чем друзьями, да и взглядов друг друга на жизнь, помимо службы, не разделяли. Роквелл был одиночкой, никогда не распространялся о личной жизни, даже после пары бокалов в неформальной обстановке, к семье не стремился, а на неуместные вопросы касательно стакана воды в старости с улыбкой отвечал тем, что предпочитает тройной ристретто и никому, кроме себя, не доверяет варку кофе в принципе. Мистер Поттер же неуместных вопросов не задавал, про себя в такие моменты думая, что некоторым членам совета безопасности лучше бы обсуждать безопасность, а не то, что их по определению не касается. — Я меньше всего хотел с тобой разругаться, — произнес мистер Поттер. — И обвинять в чем-то. Просто Альбус… он сводит меня с ума. Мистер Роквелл опустился в кресло и понимающе кивнул. — Эта ложь везде, в каждом слове. Я все время в ожидании того, что он снова что-то вытворит. Честно говоря, не будь он ночью в гостинице, возле меня, я бы всерьез думал, что Эландера столкнул он. — Гарри, это слишком уже. — Я знаю, что слишком. Но я не знаю, есть ли какая-то грань, через которую он не может перейти. — Понимаю, что слабое утешение, но он сдал мне кучу таких аморальных уродов, что подвалы камер ломились. Альбус спас не один десяток жизней тем самым. — Он сам из их числа, вот что меня пугает и бесит. И он даже не скрывает этого. За каждым «все нормально», стоит требование не лезть в его дела, а я боюсь представить, какие там дела, — сообщил мистер Поттер. — Я хочу спасти его и рад поверить снова, но появляется новая ложь, новые вопросы без ответа и очередной побег. И так год за годом, с тех самых пор, как твои люди привезли его в Лондон после тех семи лет, что он был пропавшим без вести. Роквелл нахмурился. — Мои люди? Когда? Мистер Поттер возвел глаза к потолку, подсчитывая. — Да вот… лет шесть назад. Семь может. — Гарри, ты что-то путаешь. Мои мракоборцы занимались тогда поисками Альбуса на территории МАКУСА и ближайшего радиуса влияния. Мы тогда напали на его след в Новом Орлеане, но глухо. Потом, несколько лет спустя, в Мехико, уже с результатом — его видели, но он куда-то ускользнул. Поиски были масштабными, но мы его не нашли, — сказал Роквелл без тени шутки. — Я точно помню, в те времена Айрис только-только заступила в должность президента, и она тогда нагибала весь мой этаж: от мракоборцев до таможенников, потому что пропал сын того самого Поттера и, возможно, что где-то у нас. Мистер Поттер выглядел растерянным. — А кто же его тогда привез? — Я не знаю, — покачал головой Роквелл. — А с чего ты взял, что это были мракоборцы МАКУСА? — Да… как же. Форма. — Форма? Роквелл вытянул руки и осмотрел рукава пиджака так, словно впервые увидел. — Нашивка, — протянул мистер Поттер. — И представление. — Гарри, почему ты не написал мне? — поразился мистер Роквелл. — Не позвонил в тот же день? Я бы тебе точно сказал, что никакие мои люди твоего сына не обнаружили, а перед тобой и перед вашим министерством — самозванцы, у которых есть форма. Я тебе больше скажу, прежде чем кто-то из моего подчинения отправится к вам с любой миссией, он пройдет десять кругов ада канцелярской тягомотины. И без пяти подписей, моей в том числе, никакая таможня его не пропустит. Роквелл, все еще не веря, вскочил на ноги и начал расхаживать по кабинету. — И это выясняется сейчас, абсолютно случайно, в контексте! Почему никто не проверил? Никто не спохватился? Не было ни объяснений, ничего. Нам просто дали отбой, мол, Поттер нашелся. — Я ничего не понимаю. Это не было сделано тайком. Была пресс-конференция, с репортерами… — Какая пресс-конференция, если я, начальник, не знал, что Альбуса нашли и привезли мои подчиненные? Услышь меня, Гарри. — С тревогой глядя в глаза Поттера, выражавшие непробиваемую пелену недоумения, мистер Роквелл напрочь позабыл о беспорядке на столе. — Тебя и всю магическую Британию обвели вокруг пальца. Поттер вдруг резко дернулся и хлопнул себя ладонью по колену. — Это вот то, о чем я говорю, понимаешь? Альбус захотел вернуться красиво и чтоб самому ничего не объяснять. Выходит, ложь началась задолго до этого. А в итоге в дураках остались все. — Он был вне себя от злости, но слишком смиренным и усталым, чтоб рвать и метать. — Как я мог так легко поверить? Да я даже лиц тех ряженых не запомнил… как же так? — Ты был не в том состоянии, чтоб выбирать, какая версия нравится, а какая нет, — пожал плечами Роквелл. — Как и все. — Да, так оно и было. Главное, что вернулся живой. — Да уж конечно. Они с минуту смотрели друг на друга, кивая и соглашаясь с точностью неоспоримых фактов. — Погоди, — проговорил Роквелл задумчиво. — Если была пресс-конференция, то была и огласка. Правильно? — Правильно. — А почему по факту огласки не было? Взгляды посерьезнели. — Это хоть в какой-то газете вообще было потом? — протянул мистер Поттер, лихорадочно вспоминая. — Ты меня спрашиваешь? В наших — точно нет. Мистер Поттер мотнул головой, словно это помогло бы вытряхнуть ненужные мысли. — Было, конечно было. Про Альбуса много писали. — А про пресс-конференцию? Хоть кто-то на нее ссылался? — Я не знаю, — не очень уверенно сказал мистер Поттер. — Это все так масштабно началось, но так быстро заглохло, будто… — Кто-то вкинул мысль, что Альбус вернулся и все в порядке, а потом заставил забыть о шумихе? — Да. — Как очень сильный Конфундус? Мистер Поттер замер и задумался. — Вот же засранец. — Но кто-то же его привез. — Да какой-то ряженный клоун. — Нашу форму не купить на барахолке. — Роквелл завис на мгновение, глядя в камин. Высокий лоб хмурился сильно, но недолго. — Так, в любом случае, пусть эту загадку разгадывает мой преемник. Если посчитает нужным, — с усилием расслабился Роквелл. — А если не посчитает, его можно понять — дело давнее, Альбус нашелся, да и своих проблем куча. — Это правильно, — невесело согласился мистер Поттер. — Надо колоть Альбуса. — Ага, вперед. Если хочешь, чтоб он снова исчез лет на пять. Понимая правоту и принимая поражение, мистер Поттер поднялся на ноги. — Что ж, — оглядев кабинет и его пока еще владельца, проговорил он. — Видимо, придется пожелать тебе удачи и попрощаться. Но, позволь быть наглым и дать тебе совет. Роквелл тоже поднялся. — Пожалуйста. — Не руби с плеча. Возьми паузу. Приведи мысли в порядок, восстановись, отдохни сколько нужно. А потом возвращайся и наведи здесь порядок. Тот, кто сядет в этот кабинет вместо тебя, этого делать не будет. Невесело усмехнувшись, мистер Роквелл крепко пожал протянутую ему руку. Когда мистер Поттер направился к выходу, за дверью послышалась поспешные шаги — навострившие уши мракоборцы разбежались по рабочим местам, симулировать бурную деятельность. Время в смиренной и неспешной уборке тянулось медленно. Камин был полон пепла, а добрая половина полок пустовала. Огонь уже не горел — от углей тянулся едкий белесый дым. Открыв окно, чтоб проветрить, мистер Роквелл выглянул наружу. Лицо обдал неожиданно свежий и прохладный ветер. В надвигающихся серых облаках гремел гром, предвещая обещанный синоптиками ливень. Мыслей в голове мистера Роквелла было много. Внутреннее разбирательство, куча объяснительных на тему «почему все произошло так, как произошло», подопытные вампиры, так и сидящие за решеткой в подвалах, ведь никто не знал, что с ними делать: отпустить, как жертв, арестовать, как опасных для людей тварей, или стереть память, ведь все они были не-магами. Инферналы в Коста-Рике, которых вряд ли до сих удерживают защитные чары, наложенные одним-единственным мракоборцем неделю назад, и с которыми никто ничего не сделает. Контрабандисты арестованные, которые видели слишком много и представляют тем самым угрозу. Президент Эландер, которая не будет этим всем заниматься — ей нет нынче дела ни до чего, даже до угрозы импичмента, все ее мысли о сыне. Столько всего, требующего срочного одновременного решения, а мистер Роквелл, безучастно глядя на затянутое облаками небо, вдруг понял, что устал как никогда прежде. Повесив пиджак на спинку кресла, он вышел из кабинета в неожиданно опустевшее общее помещение. Не став себя утруждать выяснением, куда пропали подчиненные и уж точно не став вылавливать их по коридорам и в кафетерии, мистер Роквелл прошел между рядов рабочих столов к выходу, и не сразу заметил, как прошел мимо восседающей за одним из столов волшебницы. Ее скучающее веснушчатое лицо отражало крайней степени недовольство, а пальцы монотонно барабанили по столу в такт первым дождевым каплям. — Что вы опять здесь делаете, Роза? — устало спросил мистер Роквелл. Роза Грейнджер-Уизли подняла на него взгляд. — Здрасьте. — Здравствуйте. Какими судьбами? — Меня задержали ваши прямоходящие павианы, уж спасибо, не мордой в пол на этот раз. Мистер Роквелл нахмурился. — Где задержали? Не в «Уотерфорд-лейк» ли часом? Роза скрестила руки на груди. — Даже если и там, я имею полное право там находиться. Во-первых, докажите, что я пришла туда не мигрень лечить, и, во-вторых, даже если вам и скажут, что я залезла в палату к Натаниэлю Эландеру через окно, то кто вам судья, что такое отношение к прессе, как к тараканам… Роквелл, от концентрации слов в секунду и сам подумал о том, что неплохо бы отправиться в «Уотерфорд-лейк», лечить мигрень. — Вы разминулись с вашим дядей, увы. А почему вы одна? Где… мои прямоходящие павианы? — Не знаю, сказали ожидать. Роквелл звучно закрыл лицо рукой. Роза громко фыркнула. — Идем, — бросил Роквелл и направился к широкой двухстворчатой двери. — В допросную? О, нет, мне здесь комфортнее. Мистер Роквелл обернулся у двери и устало глянул перед собой. — Вам озвучили обвинения? Роза нахмурилась. — Нет. — Тогда идем. Напрягшись, Роза подхватила свою мешковатую сумку и поспешила на выход. Мистер Роквелл нажал на кнопку вызова лифта. — Вы что, меня отпустите? — сжимая сумку так, чтоб отбиваться ею в случае чего, опешила Роза. — Да, — коротко ответил Роквелл. Роза аж посторонилась. — А так можно? — Еще целых четыре часа я остаюсь начальником штаб-квартиры мракоборцев. Поэтому можно. Двери лифта со звяканьем отворились. Пропустив Розу вперед, мистер Роквелл вошел следом и быстро ткнул пальцем в нужную кнопку на панели. — Вы что, уходите? — спросила Роза, хмурясь. — Вы дурак? Роквелл снисходительно усмехнулся. — Возможно. К слову о дураках, я знаю, что вы согласились не издавать ничего о том, что видели в Сан-Хосе. Заключили сделку с президентом Эландер, отказались от такого резонанса, и зачем? — Чтоб спасти вас, Роквелл. Вас сливали, уж слишком глубоко копнули. — Это я знаю. Но, повторюсь, зачем вам это? Лифт остановился на восемнадцатом этаже. Внутрь тут же набилось не менее полудюжины волшебников, отчего пришлось потесниться и умолкнуть. Шумная компания служащих, болтая о чем-то суетливо, была нагружена, вдобавок, тяжелыми папками, острые углы которых впивались то в бок, то в локоть прижавшейся к стенке Розы. Нагруженный под завязку лифт с тяжелым гудением направился вниз. Когда двери окрылись снова, на сей раз в холле с блестящим черно-белым полом, похожим на шахматную доску, все вздохнули с облегчением и повалили на выход, Оставшись, по итогу, вдвоем, мистер Роквелл и Роза Грейнджер-Уизли коротко переглянулись и тоже вышли, друг за другом. — Потому что вы хороший человек, — произнесла Роза, шагая против течения толпы вслед за мракоборцем. — И вы на своем месте. Поэтому, ваша отставка — это глупость. Да, понимаю, как у вас пригорает от того, что произошло и еще произойдет, но только панибратство с президентом Эландер и позволило вам пойти против нее и против всех. Вы думаете, эти ваши павианы будут что-то с инферналами пытаться решать? Или с вампирами? Или с экспериментами над людьми? Да всем насрать, они бы так и провели турнир и молчали. А вы сдаетесь. Какого черта, вы же борец, Роквелл. Они быстро преодолели лестничный пролет — казалось, что Роквелл ускорял шаг, чтоб сбежать от то и дело его нагоняющей спутницы. — Ладно. — На крыльце их встретил такой силы ветер, что спутанные волосы обернувшейся Розы взметнулись, загородив обзор. — Ну… спасибо что ли. Заправив волосы за уши, она взглянула на мистера Роквелла снизу-вверх. — А вы-то зачем меня вытащили? Роквелл задрал голову, критически оценив шансы на то, что новый шквал ливня прорвет из огромного чугунно-серого облака над Вулворт-билдинг. — Потому что вы тоже хороший человек, Роза. — Ответ дался ему просто, хоть и с каплей сомнения. Роза фыркнула. — Вы уволились. Моей карьере конец, бестселлера про инферналов не будет, придется снова писать про круги на кукурузных полях и снежного человека. Раз мы оба хорошие люди, почему же мы все проебали? Мистер Роквелл горько рассмеялся. Поежившись от ветра, и ощутив нехватку форменного пиджака как никогда остро, он скрестил руки на груди. — Когда вы возвращаетесь домой? Роза развела руками. — Очевидно, когда нас с Малфоем и моими кончеными кузенами депортируют. А что? — Может, выпьем? Тонкие брови Розы так и поползли вверх в изумлении. — Так у вас же еще четыре часа рабочего дня… — Похер, — бросил мистер Роквелл, спустившись с высоких ступеней крыльца Вулворт-билдинг на тротуар. Роза, поймав взгляд охранника — то ли магла, то ли очередного административного служащего МАКУСА, поспешила в поток прохожих, догонять экс-начальника штаб-квартиры мракоборцев. — Предлагаете выпить, в рабочее время, задержанному…. А я начинаю понимать, что вас сблизило с Альбусом… Он тоже душнила, но как глаза зальет, такой веселый парниша… Ой да ладно вам, — нагнав Роквелла и тут же поймав его ледяной взгляд, отмахнулась Роза. — Вот бы еще на пятом десятке бояться, что подумают люди. Хорошо-хорошо, молчу. А хотя, какая разница, вы здесь уже все равно не работаете, пусть подслушивают…***
Скорпиус Малфой выкатил свой небольшой чемодан на лестницу и, минуту повозившись с мешавшим вращению колесиков ковром, ругался себе под нос. В итоге сдавшись — по ковру ехать чемодан не хотел никак, он взял багаж за крепкую ручку и потащил вниз. — И вы выселяетесь? — с сожалением спросила хозяйка гостиницы, приняв протянутый ключик. — Уже пятый за день. — Что поделать, — пожал плечами Скорпиус. — А, не подскажите, мэм, двое из Восточной Европы, с четвертого и третьего этажа, уже съехали? — Съехали ранним утром, — охотно поделилась хозяйка. — Очень громко ругались друг с другом на непонятном языке, разбудили два этажа и, по секрету скажу, из комнаты на четвертом этаже пропал торшер… Поняв, что делегация Дурмстранга отбыла в лучшем расположении духа, Скорпиус кивнул. — А мистер Гарри Поттер что же? — не унималась хозяйка, следуя за ним. — Тоже сегодня выселяется? — Я не знаю, — отмахнулся Скорпиус, присев на диванчик. — Не видел его утром. Мистер Поттер, напрягая все силы, чтоб сохранять спокойствие и не придушить сына на месте, снова постучал в дверь их с внуком комнаты на четвертом этаже. — Альбус, опаздываем! Гнев внутри кипел. Отнюдь не из-за того, что безответственный Альбус проспал и не подумал о том, что хорошо бы завести будильник. Или хотя бы лечь пораньше. Или хотя бы попросить соседствующего с ним по этажу Скорпиуса разбудить их с сыном, когда придет время. Очередная ложь, пусть и давняя, но глобальная, нешуточная, раскрытая совершенно случайно, заставляла мистера Поттера кипеть от злости. Лишь уговоры с самим собой и нежелание скандалить при внуке, который и без того шугался всех, удерживали его от того, чтоб трансгрессировать в комнату и сотрясти криком стены. Хотя, сотрясет ли этот крик хоть что-то, кроме стен? Вряд ли баррикады, которые выстроил Ал, дрогнут. — Да сколько можно?! — ударив ладонью по двери, гаркнул мистер Поттер, злясь еще больше от понимания, что ничего и никогда уже не дрогнет. Опоздание к порталу казалось по сравнению с этим сущей мелочью. Не дождавшись ответа ни на один из своих возгласов, мистер Поттер опустил ладонь на дверную ручку, дернул на себя и машинально надавил. Дверь плавно и без скрипа поддалась. Заглянув в комнату, в которую стучал минут десять, мистер Поттер переступил порог. Волшебница в довольно грязном переднике, громко чавкала жвачкой, расправляла на кровати свежие простыни и смотрела на постояльца недовольно. За ее спиной сами по себе стряхивала пыль с комода парящая в воздухе пушистая щетка, а мокрая тряпка, елозившая по окну, оставляла на стекле мыльные разводы. — Извините, — растеряно произнес мистер Поттер. Волшебница, смотревшая на него в упор и бесцветно, продолжала громко жевать жвачку. Подумав на мгновение, что ошибся комнатой и ломился вообще не туда, мистер Поттер попятился на выход, пока не наткнулся взглядом на кусок бумаги, приклеенный к стене в узком проходе от двери в комнату. Бумага топорщилась, крепясь на один-единственный кусочек изоленты. Содрав ее со стены, мистер Поттер опустил взгляд на короткое послание: «Вернусь один, позже. Я по-другому не могу. Прости меня, пап».***
Проливной дождь так громко барабанил по козырьку автобусной остановки, что я не слышал ни гула машин, ни собственных мыслей. Раскат грома на миг оглушил, заставив боязливо пригнуть голову. Люди, которые выбежали из здания автовокзала, за считанные секунды вымокли до нитки. Но, продолжая волочить за собой мокрую поклажу и прикрывая головы кто чем, упорно двигались к автобусу. Да еще и вдруг разразились негодованием, потому что двери его оказались закрыты. — Если до отправления еще пятнадцать минут, почему они поперлись на посадку, а не могут просто подождать в зале ожидания? — наблюдая за этим, поинтересовался Матиас. Я тоже повернулся в сторону автобуса. — Люди, малой, — нашелся ёмкий ответ. — По природе своей они не очень умные, но забавные. — Сейчас вымокнут, как псины, а нам с ними еще ехать. Тоже об этом думаешь? — заметив смятение на моем лице, спросил Матиас. — Или… Запахнув куртку поплотнее, я помотал головой. — Думаю, что если будут проверять документы, нас ссадят. У меня нет паспорта. — Да не ссадят. Я начну изображать эпилепсию, не бросят же нас на трассе в дождь. Опустив ладонь на кудрявую макушку, я легко потрепал мягкие черные волосы. Матиас был в поразительно хорошем настроении, даже ни разу не спрятался за своими большими наушниками. Даже в дождь и грохот грома, в гул автобусов и шум людей, которые, боюсь представить, как били по его слуху, он улыбался. И было неловко, ведь у меня не получалось делать то же самое. — Знаешь, о чем думаю? — протянул я, наблюдая за людьми. — Что я снова протупил. Можно было просто трансгрессировать в Гальвестон. Или портал создать. А так будем на месте поздно вечером. — Ты не знаешь, где мы живем. Так что нельзя было бы. — Ну или самолетом. — У тебя паспорта нет, — напомнил Матиас. Я задумался. — Выходит, я все сделал правильно? — Выходит, что да. — Он пожал плечами. — Что-то новое, такого еще со мной не бывало. Минуту мы посидели молча. Я даже привыкать начал к такой нашей натужной манере общаться. Мне бы взять борозды в свои руки и самому начинать говорить, разжигать интерес к своей персоне, к чему-нибудь, чтоб не молчать. А я молчал, думал. — Боишься встречи с Диего? — заговорил Матиас снова первым. Я повернул голову и глянул на него. Казалось, он читал меня, как открытую книгу. А я не мог даже улавливать нотки его настроения — вот почему он был спокоен и куда счастливее на вид, чем днями ранее? Мы приедем поздно. На сборы чемоданов в Ильверморни останутся какие-то жалкие часы. Завтра рано вставать. Суд закончился ничем и одному Богу известно, безопасно ли возвращение в Ильверморни. Может сегодня, может завтра, а может к Рождеству оклемается Натаниэль Эландер с навязчивой идеей, о том, что ему во что бы то ни стало нужно предпринять еще одну попытку заполучить ребенка-вампира? А Матиас был спокоен. — Боишься? — повторил он, подумав, что я не услышал из-за грома. — Боюсь, — честно ответил я. — Я очень талантливый трус. Матиас фыркнул, вздернув нос. — Он не будет на тебя гнать. — По факту разберемся. — Не будет. А если и будет немножко, не ссы, я впрягусь за тебя. Теперь фыркнул я, уже представив эту картину. — Не ругайся, жаргон — это, блядь, низко и аморально. Ты же из приличной интеллигентной се… Задумавшись над почти сказанным аргументом, я просто махнул рукой. Матиас захохотал, щурясь от смеха. — Что? — буркнул я. — Не-не, ничего. Он хлопнул меня по предплечью и с усилием перестал улыбаться. Поковыряв пальцем нашивку, державшуюся на куртке лишь несколькими стежками, Матиас оглядел каждый залом старой кожи на рукаве, который был настолько длинным, что из-под него торчали лишь кончики моих пальцев. — Я помню его, — вдруг чуть сконфуженно проговорил Матиас. — Просто тогда специально сказал, что нет. — Знаю. — Я наконец улыбнулся. Толпа негодующих пассажиров утихла. Двери автобуса с тягучим шипением открылись, и взмокший водитель, открыв багажную полку, уже заталкивал сумки и чемоданы в тесный отсек. — Ну что, малой, погнали, — сказал я, застегнув молнию на кутке. Матиас натянул капюшон и надел на плечо рюкзак, а я подхватил за ручки футляр с виолончелью. Постояв под козырьком еще минуту, в ожидании, пока пассажиры перестанут толпиться у автобуса и усядутся, мы зашли последними. Заняли места в конце салона, приткнули виолончель в угол между свободным сидением и поручнем, и назад пути, при всем возможном желании, уже не было.***
Сжимая тонкими пальцами, побелевшими от напряжения, жесткий матрас больничной кровати, Натаниэль Эландер смотрел перед собой в темноту. Страшное ощущение того, что он проснулся, но, не в силах поднять тяжелые веки, продолжал видеть лишь темное тягучее ничто, душило его. Несколько минут судорожных попыток сдвинуться с места не увенчались успехом, но сознание, ошпаренное неудачей, просыпалось потихоньку. Натаниэль задышал ровнее. Понимая, что жив и видит не обратную сторону сомкнутых век, а темные краски ночи в палате, он жадно осматривал виднеющиеся в темноте контуры: карниз перегородки, стул, оконная рама, плотные тяжелые шторы. Что-то разбудило его, вытянуло из бесконечного падения в пропасть. Что-то знакомое — Натаниэль пытался вспомнить, что чувствовал, когда наступил самый первый момент пробуждения. Когда глаза открылись, а тело чуть дернулось вперед, но тут же рухнуло обратно в подушку. Сердце отчего-то очень быстро стучало, а дыхание — сухое и хриплое, как после бега на длинную дистанцию. Наверное, как после бега. Натаниэль никогда не бегал. Вдруг резкая вспышка ломящей боли скрутила тело так, что спина едва не выгнулась дугой. Натаниэль взвыл, но изо рта вырвался лишь несчастный полу-свист. Спина, обмотанная соскользнувшими компрессами, ныла, словно вместо жесткого матраса он лежал на иголках и битых стеклах. Притупляющие боль компрессы, пахнувшие резко травами и чем-то прелым, заставляли тело быть словно чужим, тряпочным и слабо поддающемся приказам разума. Слушались руки. Медленно, словно уговаривая собственные мышцы помочь, Натаниэль прижал ладонь к груди, из которой четко ощутил волны судорог. Не в силах повернуть шею, он, как мог, скосил взгляд на окно, за которым бушевала гроза. Сквозь щель в плотных шторах он не увидел ни золотого диска полной луны, ни кусочка ночного неба, но боль, ставшая привычной раз в месяц, была знакома. Судороги, которые не предугадать какую часть тела скуют, резкие толчки внезапной боли, сухое горло и резь в глазах — это было оно, Натаниэль понял, что разбудило его. За окном было темно, в палате — и того темнее. Глубокая ночь, бесспорно, луна наверняка взошла, но превращение не свершилось. Значит, не сегодня, а завтра. Сегодня, так сказать, репетиция для закалки тела. Вдруг глаза Натаниэля расширились. Он вспомнил, кто часто повторял эти слова, про репетицию перед полной луной. — Помогите, — прошептал он и, через силу в худых руках попытался оттолкнуться от кровати. — Помогите мне… Тело обожгло новой волной боли, которая заставила скрючиться даже ватные ноги. Пользуясь этим, Натаниэль скатился с кровати вниз и плюхнулся на холодный кафельный пол. Боли от падения он не ощутил, даже когда напряглась спина. Сцепив зубы, он начал слепо ползти, едва-едва волоча себя по скользкому полу. Компрессы отклеивались, оставляя позади след от мокрых полотняных повязок и размазанной кашицы давленных трав. Слабо ориентируясь куда ползти, Натаниэль просто пытался ползти вперед. На счастье, кто-то открыл дверь палаты и вошел. Его услышали. Его спасут. — Помогите мне, — снова зашептал Натаниэль, не видя, кто из дежурных сестер или целителей вошел. Дверь тихонько щелкнула, закрывшись. Тихими быстрыми шагами рядом с Натаниэлем оказалась помощь. Он видел перед собой стройные ноги в удобных туфлях на низком ходу. Рядом с ним на корточки присела дежурная сестра. — Вам нельзя было вставать. Она с большим усилием перекинула одну руку шипящего от боли Натаниэля через свои плечи. Намучившись немало, смогла поднять и поволокла обратно в кровать. — Я знаю, кто меня столкнул, — едва дышал ослепленный болью Натаниэль, когда голова его коснулась подушки. — Помоги… Зажги свет. Дежурная сестра, бережно уложила его искалеченные ноги на кровать и укрыла одеялом. Затем выпрямилась и провела пальцами по витым свечам, торчащим из канделябра. Фитили вспыхнули длинными языками пламени. Жадно оглядывая сестру, Натаниэль облизал сухие губы. Он смотрел с надеждой на хрупкую фигурку, одетую в лимонно-желтое платье дежурной сестры, похожее на перевязанный лентой колокол, на острое лицо, в глаза, которые словно тонкой белесой дымкой были затянуты, усталые, грустные, но нежные, сочувствующие. Он смотрел на сестру, видя спасение и моля, чтоб она поняла. — Он столкнул меня, — облизав губы снова, шептал Натаниэль. — Позови Роквелла. Маму… Позови маму, я скажу все им. Он вытянул руку и, хрипло дыша, сжал край ее форменного платья. Дежурная сестра, сочувственно вздохнув, мягко накрыла его дрожащую руку своей: жилистой и горячей. Запястье приятно пахло мандарином и имбирем. — Вам нельзя было вставать. — Сестра покачала головой и отцепила руку Натаниэля от своего платья. — Позови мою маму… Ты… — задыхался Натаниэль. И оглядел дежурную сестру снова. — А ты кто? — А знаете, чего вам еще нельзя было делать? — Рука резко вытянула подушку из-под его головы. Упав затылком на жесткий матрас, Натаниэль оцепенел от сковавшей спину и шею боли. — Нельзя было связываться с семьей Сантана, — услышал он, прежде чем подушка опустилась на его лицо.***
Сжимая над головой зонт, горничная обступала все самые глубокие лужи. Стараясь не замочить туфли и подол сарафана, она осторожно обошла лужу по бордюру около клумб, и, ступив на мокрую тротуарную плитку, поспешила по вымощенной дорожке к беседке. Беседка, похожая на освещенный фонарями купол средь рощицы можжевельника, не пустовала. — Госпожа президент, — осторожно позвала горничная, не ставь заходить, но замерев у входа. Беспокоить госпожу президента она не решалась весь день. Выглядела президент Эландер плохо — изможденной и вмиг постаревшей на десять лет. Волосы, всегда собранные в аккуратную прическу, были распущенны по плечам и больше всего походили на тусклую солому. Накинутый на плечи вязанный плед наполовину съехал вниз. На столе так и остались стоять остывший чай в чайничке, мокрая от дождя (неужто в крыше где-то дыра) чашечка с блюдцем, и нетронутые разноцветные пирожные на трехъярусной подставке. Президент Эландер подняла взгляд. — Что, Лоис? — спросила она негромко и без раздражения. Горничная меньше удивилась бы тому, если бы в нее полетела чашка. — Вам посылка. — Какая? — Я не смею распаковывать, мэм. Будет лучше, если вы сами. Президент Эландер с минуту смотрела перед собой. Наконец, уперла руки в стол и поднялась. — Вот и хорошо, — выдохнула горничная и, поспешив, накинула плед на ее плечи. — Пойдемте в дом. Такой ливень. Раскрыв зонт над головой и придерживая госпожу президента под руку, горничная торопливо засеменила к дому. Не став обходить лужу у крыльца, президент Эландер шагала прямо, замочив брюки по щиколотку брызгами. Поднявшись по скользким ступенькам, горничная открыла дверь и, высоко над головой держа зонт, пропустила госпожу президента вперед. — Вот и славно, здесь тепло. Может, наверх? Я вам постелила. — Посылка где? — устало спросила президент Эландер, протянув горничной плед. — Посылка… — Горничная, на ходу сворачивая плед, завертела головой. — Я оставила ее в гостиной. Направившись вперед по коридору, президент Эландер перекинула влажные волосы на плечо. Горничная, цокая туфлями, не отставала ни на шаг. — Обратного адреса не было, а сова, которая принесла посылку, поклевала еды и уже улетела. Я и не догадываюсь, что там в посылке. Коробочка небольшая, может что-то ценное? — Откуда в моем окружении меценаты? — Открывайте скорее, — нетерпеливо посоветовала горничная. — Чего гадать, пусть уже посылка скажет сама за себя. На журнальном столике в гостиной стояла небольшая коробка, мокрая и, кажется, чудом перенесшая транспортировку в непогоду. Размокший картон рвался в руках президента Эландер при попытке открыть посылку. Оторвав кусок картона, президент Эландер, расправила остатки коробки. Горничная с любопытством выглядывала из-за спины хозяйки, но разочаровалась, увидев, что таилось в мокрой коробке. — И что само за себя должно мне сказать это? — Президент Эландер подумала, что горничная издевалась и решила ее разыграть. В коробке оказалась гроздь спелого винограда.