Игры в богов

— … а стаканчик от МакФлури не выкидывай, в нем можно мимо охраны пронести пиво на стадион. Короче говоря, я сидел на бетонных плитах заброшенного здания, ел картошку фри, а Вэлма Вейн усердно собирала игрушку из детского набора и делилась со мной житейской мудростью. Я разрывался между желанием покинуть пыльный старый дом и страхом быть обнаруженным. Не знаю, до каких масштабов раздулись поиски, но я, не изменяя традиции, накрутил себя до самого предела. При этом между сомнением и желанием пробивался бешеный адреналин. Я все же хотел выйти и прогуляться. Пройтись по шумному городу, мимо людей, которые заняты своим и не знают историю парня, который с глупой улыбкой идет им навстречу. Подразнить собственные поиски, пересилить свои возможности– да, я чертов трус, и мне было страшно, но я хочу выйти и скалиться в глаза страху. И, самое банальное, я был в Новом Орлеане. Не впервые, но всякий раз, когда судьба заводила в этот город, я не задерживался дольше пары часов. Этот город стал символом тревоги, спешки, безумия и бедности, но я забыл о том, что гетто на окраине у озера Пончартрейн — это не весь город, это лишь одна из его неприглядных сторон. Сомнения улетучились, когда я оказался на улице. Все как по щелчку перестало болеть. Тревог не было вообще — я плыл. Плыл, как по морской воде, теплой, как молоко с медом на ночь, навстречу солнцу плыл, от которого щуриться было приятно. Плыл сквозь поток людей, которые смотрели на меня в недоумении: а как еще смотреть, конечно же видно было мои синяки и ссадины на опухшем лице. Да ладно бы просто синяки и ссадины, но я позволил попытаться их скрыть косметикой, которая блестела и выглядела толстым слоем театрального грима на лице печального клоуна. И Вэлма Вейн со мной, а значит ни о какой скрытности и речи не шло. Рядом с ней, меня было видно с орбитальной станции. Вэлма походила то ли на яркий маяк в гирляндах-лампочках, то ли на сумасшедшую, которая всем видом пыталась не выделяться из толпы. Она была очень высокой, на голову-полторы выше меня, с длинной копной нечесаных каштановых волос, с щедрой россыпью блесток вокруг огромных глаз, в джинсовых шортах, расшитом разноцветными блестками топе и очень длинной, до самых голенищ ковбойских сапог, узорчатой кофте. Она выглядела нелепо и приметно, а рядом еще со мной: побитым и лыбящимся, и вовсе составляла дуэт, заставляющий прохожих гадать, откуда мы такие сбежали. — Что это за место? — соизволил спросить я лишь когда огляделся, чтоб отыскать взглядом урну и выкинуть пустые упаковки от картошки и бургера. Мы пришли сюда машинально, о чем-то разговаривая и доедая бургеры на ходу. Не помню, как скрипнули ржавые ворота, когда Вэлма толкнула их ладонью и поманила меня в приоткрывшуюся щель. Потом сидели на бетонных плитах какого-то заброшенного магазина, а перед нами, когда я завертел головой, оказался самый настоящий салун, как в старых вестернах: со створчатыми скрипучими дверями и перекошенной вывеской. Уродливые мультяшные фигуры неподалеку — вот уж ужас под покровом ночи. Микки Маус, на котором давным-давно облупилась краска, выглядел убого и пугающе. Дональд Дак без головы — не факт, что Дональд Дак, но других уток из мультиков я не знал. Какие-то еще гиганты, покрытые граффити и мхом, даже не угадать сходу кто. Вэлма, звонко чмокнув губами, отцепила от губ бутылку белого вина. Завертев головой без малейшего понимания того, где мы, она привстала на бетонной плите. Я не понимал, что она ищет взглядом, и терпеливо ждал, пока Вэлма, улыбнувшись, не указала пальцем вперед. Я обернулся и приоткрыл рот, заметив то, что не заметить было невозможно даже в темноте. Вдали виднелась огромная конструкция американских горок. — Парк? — «Шесть флагов Нового Орлеана», — опустив подбородок на мою макушку, промурлыкала Вэлма. Спутанные волосы защекотали мне щеку. — В две тысячи третьем это было самое прекрасное место в городе. Сюда все приходили с детьми. Я ждала, чтоб мои Финн и Тара скорее подросли, чтоб прокатиться с ними на горках. Одна я боялась, а с коляской на горки не пускают, ты знал? — Быть не может. — Да, не пускают, может быть, до сих пор не пускают. Так мы и не прокатились. В две тысячи пятом парк закрыли из-за урагана, а позже закрыли и Финна. — Я завороженно наблюдал за тем, как тонкий палец очерчивает контуры путанных изгибов американских горок. — Мне нравится, что парк так и не снесли. Хотя, Финн и Тара все равно бы не захотели со мной прокатиться. Я сделал глоток из бутылки. Вино было невкусным, теплым и кисловатым. На лоб упала теплая капелька. — Вэлма, — протянул я, возвев глаза вверх. Разумеется, лица ее я не увидел, а лишь волосы. — Хочу спросить. — Как я по жизни проебалась и скатилась? — Нет, в этом я шарю не хуже. Вэлма, на миг встрепенувшись, снова опустила острый подбородок мне на макушку и прикрыла глаза. — Тогда спрашивай, лапушка. Я проговорил желание изъявить вопрос раньше, чем этот вопрос сформулировал в голове. Не знаю, зачем спросил. Меня баюкал ее мелодичный расслабленный голос, никак не вязавшийся с обликом исхудалой лохматой суки, которым мне навсегда отметилась Вэлма Вейн в памяти. Суки, к которой почувствовал когда-то такое омерзение неописуемое, такое сильное и жгучее, что вцепился зубами во впалую щеку и всеми фибрами надеялся, что мой укус заставит ее сдохнуть от заражения крови в клоповнике, который назывался домом. Ведьмы, от которой оттягивал разъяренного, словно исколотого пиками матадора быка, Финна, пока он не разорвал ее грязный рот голыми руками. Сумасшедшей, которую так любила Шелли Вейн, выросшая в ее доме здоровой, красивой и счастливой. Женщины, которая пустила меня в свой дом, а прошлой ночью, когда я, дрожа с ног до головы, глотал постыдные слезы труса, забралась рядом в кровать и, почесывая меня за ухом кончиками длинных ногтей, пела негромко старые забытые песни. Она была некогда очень красива, как на той старой фотографии с конкурса красоты. Она любила блестки, свои цветы, свою шиншиллу и свою внучку Шелли. Она не была отталкивающей — я узнавал в ее лице черты, которые были знакомыми и которые не хотелось отпускать. — Вэлма, — наконец протянул я. — Почему ты прикидываешься сумасшедшей? — Потому что она сумасшедшая, — закатил глаза Наземникус Флэтчер, расхаживающий мимо так, словно старался шагами измерить парк. — Не сумасшедшая, — отрезал я. — Ты все помнишь. Помнишь Вудсток, помнишь парк и американские горки, помнишь меня и своих детей, помнишь Шелли. Ты заботилась о Шелли и ты делала это лучше, чем могу я, а значит, ты отдаешь своим действиям отчет. Ты можешь выживать в нищете, откуда-то берешь деньги. Да, ты странная, но не сумасшедшая. Вэлма вздохнула. Я обернулся к ней. — Ты не сумасшедшая. Почему прикидываешься? Она причмокнула тонкими губами. Глаза у нее: большие, наивные, на выкате, как у пастушки из детских сказок, сузились. — А иначе с этими людьми не прожить, — мягко ответила Вэлма. Она уселась удобнее, по-турецки, и опустила ладони на острые коленки. Я сделал еще один глоток из бутылки и протянул ей. Мы коротко переглянулись, и я вдруг усмехнулся. — Что ты? — Вэлма тоже усмехнулась в ответ. — Финн бы просто охуел от нас с тобою. — От тебя бы нет. — Поверь мне. — Я перестал улыбаться и повернул голову к Вэлме. Она тоже не улыбалась, глядя вдаль. — Слушай, я не знаю, как было, что было. Но я тебе так скажу — даже у такого хренового художника, как ты, иногда получаются шедевры. Вэлма улеглась на бетонную плиту. Нечёсаные волосы рассыпались по грязному полу. — А если ты мучаешь себя тем, что проебалась. — Я лег рядом и уставился в плесневелый потолок — голова приятно кружилась. — Просто помни, что я оставил своего ребенка в ссаной забегаловке, когда нас искали, чтоб перестрелять, как бешеных псин, и пропал на пять лет. — Ну ты и говно. — Мы люди, и мы совершаем ошибки. Да, непростительные, но от наших покаянных соплей никому легче не станет. А потому нужно просто быть благодарным за то, что не стало хуже. Я, например, благодарен за то, что мой сын попал на попечение к деду, которого никто бы не заподозрил в адекватном поведении, — признался я. — А ты… Я еще раз внимательно взглянул на Вэлму. И куда уж хуже могло быть? — А ты просто знай, что твой сын перестал колоться только потому, что я сказал, как мне и сыну иногда бывает страшно, когда он не в себе. Опустившись на плиты рядом, я с опаской лег и уставился в потолок. Темный хлипкий потолок перед глазами плыл и вспыхивал искрами. В бок упирался какой-то то ли штырь, то ли камень. — Иногда я думаю, — протянула Вэлма, очерчивая пальцем узоры. — А как бы было, если бы было иначе. — И как бы было? Она улыбнулась. — Волшебно, котеночек. Но я все равно бы где-то налажала. — О, это ты даже не сомневайся. В тот момент я понял для себя одну вещь. Нет, не глубины испорченной души многодетной матери из южного гетто, и не очередной для себя посыл для оправдания мудаков. Я понял, почему мне было в тот, конкретно в тот момент комфортно и мягко с Вэлмой Вейн. Она допустила тысячи ошибок, многие из которых оказались фатальными, но не ныла, не рассуждала и сожалела о них безмолвно, про себя, не привлекая к театру одного покаяния ненужных свидетелей. Мне до сих пор считается это правильным: не можешь исправить, так молчи и не рви на себе волосы, никому из тех, кого ты уничтожил, не нужны билеты на твой спектакль. Я лежал и наблюдал за узорами, которые плавно очерчивал ее длинный палец на потолке. Когда где-то в округе послышались хриплые ритмы музыки, пришлось привстать, но не из страха быть обнаруженными — шум просто мешал. Я снова сел, подобрав под себя ноги, упер руку в лишенную стекол оконную раму и выглянул. Музыка звучала откуда-то неподалеку. Глупая, совершенно незапоминающаяся, напоминающая звук отбойного молотка, наложенного на музыку школьного оркестра. Музыку разбавляли голоса и смех. Неподалеку загорелся белый свет фонариков мобильных телефонов, тогда-то я и рассмотрел силуэты: долговязые, худые, громкие. Подростки. Ощущение того, что нас в заброшенный парк аттракционов ночью привели исключительно ноги, неадекватность Вэлмы и ее воспоминания, куда-то делось. По спине пробежал холодок. Когда я обернулся, Вэлмы, расслабленно лежавшей на бетонных плитах, уже не было. Голоса подростков и музыка раздавались где-то совсем рядом — белые лучи света из мобильных телефонов тянулись длинными щупальцами по темной земле. Я задержал дыхание, чтоб не быть обнаруженным, и проводил группу подростков взглядом. Сверху навис невесомый щит — длинные спутанные пряди упали на мое лицо. — Не зря же говорят, что нельзя гулять на заброшках, — прошептала Вэлма мне в самое ухо. — Всякое ведь может случиться. Я медленно повернул к ней голову. — Несчастный случай на заброшке? Так вот, как ты охотишься… Боковым зрением я увидел ее лицо — рот растянулся в очень широкой усмешке от уха до уха, обнажая острые крепкие зубы. Точно акулий оскал Матиаса… А пока я пытался найти связь между этими двумя, которые друг друга в лицо, слава Богу, никогда не видели, Вэлму как ветром сдуло. В следующую минуту я увидел ее худой силуэт с длинными растрепанными волосами уже издалека — на одной из вершин рельсового пути американских горок. Я не знал, как она там оказалась так молниеносно, как забралась на самый верх и как собирается потом спускаться, но знал, зачем: с высоты опасного заброшенного аттракциона она выслеживала себе легкую жертву, которая отобьется от группы и заблудится в темном парке вот уже совсем скоро. «Предупредить их? Шугнуть, чтоб шли по домам?» — подумал я. Наверное, этого от меня ожидалось. Но я медленно уселся по-турецки и приготовился внимательно наблюдать. Прошло то время, когда я сыпал милосердием — мне тогда не было жалко никого.

***

Мистер Роквелл был усталым, но беззлобным. Ночь выдалась привычно бессонной, желудок стягивало острой болью от обилия выпитого натощак крепкого кофе, в голове же было ясно. Он уже несколько минут занимался тем, чего не делал уже по крайней мере лет десять — смиренно ожидал аудиенции под кабинетом президента. Помощница президента поглядывала на него виновато, но серьезно. В конце концов, за антитрансгрессионные чары отвечала не она. Рядом с мистером Роквеллом на оббитом мягкой кожей стуле сидел молодой невысокий мракоборец, всеми силами делающий вид, что Роквелла видит впервые в жизни. Помощница президента поглядывала на обоих с интересом и уже заранее подготовленным выводом. Молодой Свонсон, конечно, прыткий и послушный, но до такого Роквелла не дотягивал, как в прямом, так и в переносном смысле. Не хватало ему стати, холодного спокойствия, опыта, да он и сам, бедолага, это понимал. Свонсон сидел прямо да все поглядывал в сторону бывшего начальника, ожидая не то совета, не то приказа, не то разъяснения, что вообще происходит. Так ожидал, что даже не особо глазеющему по сторонам мистеру Роквеллу осточертело ловить на себе взгляды. — Это неплохо, что ты пытаешься меня подсидеть, — негромко сказал он. — Ты ничем и никак мне дорогу не перейдешь. Я за должность не держусь, поэтому расслабься, Свонсон. Свонсон расслабился с тем же успехом, с которым бы расслабился человек, которому под подушку подложили моток взрывчатки. — Тебе лет сколько? — поинтересовался Роквелл. — Двадцать один, — буркнул Свонсон. — Сколько-сколько? И уже в начальники лезешь? Ох, сынок… — мистер Роквелл потер лоб ладонью, улыбаясь. — Ну что же ты делаешь, куда ты лезешь? Свонсон хотел было возразить, но не нашел слов, несмотря на то, что мистер Роквелл его сознательно не перебивал. — Ты поработай здесь еще годик. Только не штаны в кафетерии просиживай, а именно поработай. Так, чтоб с рассветом ты в Кентукки, ловишь ругару, к полудню — в Неваде, побегу из тюрьмы препятствуешь, а на три часа дня у тебя совещание в Конгрессе, где ты должен доказать, что не дурак. А к вечеру еще президент работы подкинет, — проговорил мистер Роквелл. — И вот если через годик-другой поймешь, что это твое место — вот тогда лезь выше. А по учебным пособиям и с серьезным лицом… поспешил ты, Свонсон. — Вы просто завидуете. — Ну да, конечно. А чему я, прощу прощения, завидую? Вопрос поставил молодого мракоборца в тупик. — Должность же… — А, ну это да, — кивнул мистер Роквелл серьезно. — Должность серьезная. Жалование очень достойное. — Вот-вот. — Только тебе его тратить некогда будет. Ты же будешь семь дней в неделю занят. — Не буду, достаточно просто правильно расставить приоритеты. — Ну да, ну да. — Мистер Роквелл усмехнулся. Мракоборец Свонсон начинал беситься. — Вас послушать, так я недоучка неспособный ни на что. — Ты способный пока что только переписывать лекции в тетрадку. Еще раз говорю: поработай год, а там уже решай, что тебе нужно — должность или спокойный сон. Маленькое острое лицо Свонсона исказилось раздражением. Повернувшись, он поймал вопросительный и нарочито отеческий взгляд мистера Роквелла, отчего взбесился еще больше. — Вы просто заговариваете мне зубы, Джон. — Не льстите себе, Свонсон. — Улика с виноградом. Вы хотели ее утаить! Мистер Роквелл вскинул брови и одарил мракоборца коротким, но выразительным взглядом. — Во-первых, будущий начальник, никогда не орите об уликах в коридорах, — проскрипел он. — У стен большие уши. Помощница президента всеми силами демонстрировала занятость, подстригая листья пышного цветка на высокой подставке. — А, во-вторых, если вы доносите до президента улики, факты, что угодно — эта информация должна быть проверена десять раз и отработана. Госпоже президенту некогда слушать ваши домыслы. Нужны четкие неоспоримые факты. Вот вы, ладно, не осуждаю, прослушали меня и донесли про виноград. Вы отработали эту улику? Свонсон растерялся. — Вот поэтому и остались в дураках. Поэтому я и разнес вас, — кивнул мистер Роквелл. — Запомните, все, что доносится до президента, должно быть проверено, отработано и точно. А иначе вы будете дураком. Гулкие шаги в коридоре заставили молчание повиснуть гнетущей пеленой. Лишь клацанье тонких ножниц, срезающих сухие листки с разросшегося в горшке цветка, прерывало неестественную тишину. Президент Эландер, облаченная в наглухо застегнутые черные одежды, стуча квадратными каблуками, появилась в преемной, крепко сжимая свернутую в трубочку газету. Молодой мракоборец вскочил на ноги, но его не удостоили и взглядом, как и любого в этом здании, если в поле зрения президента Эландер попадал… — Джон, — произнесла президент Эландер. — Заходи. Мистер Роквелл кивнул и, открыв перед президентом дверь, зашел следом. Дверь закрылась, а мракоборец Свонсон, ожидавший аудиенции все утро, снова плюхнулся на стул и раздраженно закрыл лицо руками. — Что я делаю не так? Помощница президента Эландер, приманив чарами изящную лейку, фыркнула со знанием дела. — Они давние любовники, — перегнувшись через стол, прошептала она довольно. — Это всем известно. Президент Эландер опустила газету на стол и выдвинула свое широкое кресло. — Есть хорошие новости? Мистер Роквелл скрестил руки за спиной. — Есть. Алиби Поттера-младшего подтверждают кадры камер видеонаблюдения, а также слова его тестя. Он все рассказал, готов повторить свой рассказ столько раз, сколько будет нужно. Свечи в подсвечниках на столе вспыхнули. Президент Эландер сжала губы. — Я спрашивала про «хорошие» новости. — Это и есть хорошие новости. Облить Поттера-младшего безосновательными обвинениями и ждать милости потом от британского министерства — не лучшая перспектива. — Позволь я сама буду решать, что для меня лучшая перспектива. — Сколько угодно решай сама за себя, но для людей, которые живут в этой стране, еще одна ссора с британцами — действительно не лучшая перспектива. Еще раз тебя призываю к холодной голове. Президент Эландер отодвинула подлетевшую к ней стопку документов. И подняла на экс-мракоборца полный показного терпения взгляд. — Хорошо. То есть, улика с присланным мне виноградом — это не улика в пользу Поттера? Мистер Роквелл облокотился на край ее стола. — Ты меня вчера слышала. Свонсон молодой, перспективный, но еще очень неопытный. Услышал, не разобрался и высказал всем. — Это называется «доложить». — Это называется подставить нас перед британцами. Еще раз. — У меня полное ощущение того, что ты захотел задружиться с Малфоем. — Малфой нравится мне не больше, чем тебе. Но давайте не будем снова раздувать с британцами гонку кто кого сделает. Не хочу больше спорить на эту тему, пусть тебе Свонсон советует. — О, он насоветует! — Зато ты всегда будешь права. Президент Эландер покачала головой. Ее блестящие пшеничные волосы, собранные в тугой узел, отливали золотом в ярких огоньках свечей на столе. Мистер Роквелл опустил взгляд на госпожу президента. — Есть записи с камер видеонаблюдения. Поттер был на автовокзале в ночь на первое сентября. — Штучки не-магов будем еще рассматривать всерьез, да? — скривилась госпожа президент. — Если потребуется, будем рассматривать и наскальные рисунки неандертальцев, Айрис, — снисходительно ответил мистер Роквелл, наклонившись ниже. — Хочешь ты, не хочешь, но это улика и факт — Поттера не могло быть в больнице в ночь на первое сентября. Плюс, показания его тестя. Президент Эландер повернулась в кресле и закинула ногу на ногу. Квадратный носок ее туфли отбивал по ножке стола незамысловатый ритм. — Это какой тесть? Не дедушка ли случайно этого мальчика-вампира? — Он самый. — Ну какое же совпадение! Не тот ли этот дедушка, который в один выстрел на глазах у не-магов убил моего дворецкого? — Полиция этого не подтвердила. — О, значит, Сесил умер внезапно и от естественных причин. Ничего не напоминает, Джон? Мистер Роквелл смолчал. — Эта мерзкая семейка безнаказанно перебралась на территорию МАКУСА после всех тех зверств, которые совершила. И от них за десять дней — два убийства. Которые выставлены как несчастный случай от естественных причин. Сесил застрелен. Нейта столкнули с пандуса. Мне прислали виноград как угрозу. Фамилия Сантана за скобками каждого этого преступления. И никто не виноват, а эта семейка ничего не боится! Самое абсурдное, что их всего двое, а весь МАКУСА уже на взводе. Вот скажи мне. — Президент Эландер уткнула кулак в подбородок. — Какого черта весь МАКУСА, мы с тобой, должны терпеть в нашей стране одного тупого не-мага, да еще наркобарона… — А тебе напомнить, почему? Президент Эландер цокнула языком. — Напомнить, что там в Сан-Хосе, в доме того наркобарона? — Мистер Роквелл скрестил руки на груди. — Напомнить, что пока ты там пыталась давить на Поттера-младшего своими регалиями и полномочиями, этот тупой не-маг успел сделать фотографии и инферналов за забором, и наших мракоборцев, и тебя в разных ракурсах. И где сейчас эти фотографии, тебе напомнить? И где окажутся, если с ним или его внуком что-то случится. — Я помню, — раздраженно произнесла госпожа президент. — Меня просто бесит, что мы вынуждены плясать под дудку преступника. — А потому что надо было сразу дать мне в помощь ликвидатора и спасать того парня из погреба, а не играть в великую шантажистку, — огрызнулся мистер Роквелл. — Теперь огребаем. Поэтому, Айрис, пока этот дедушка не пересмотрел условия сделки и не включил в них неприкосновенность зятя, давай делать все по закону, а не на эмоциях, еще раз прошу. Президент Эландер мученически прикрыла глаза. — И эти фотографии не достать нам вообще, да? — Они уже в интернете. Мистер Сантана лишь периодически отсрочивает таймер, чтоб они не попали в общий доступ. — Черт. — Нет, теоретически, можно просить Конгресс согласовать запрос на связи с не-магами, чтоб те переговорили с кем надо и удалили фотографии с сервера. Но это значит раскрыть Конгрессу и общественности инферналов. Ты пойдешь на это? Я — да, просто дай команду. — Все, Джон, я поняла. Президент Эландер была раздражена еще больше и казалась сплошным натянутым нервом. — Наши действия сейчас. Как скажешь, так и будет. Мистер Роквелл ненавидел эту формулировку. Карт-бланш, который на деле оказывался эшафотом. — Никаких эмоций и одолжений. Я найду улики, Поттер не виноват. Если виноват — другой разговор, но по состоянию на сегодня, со всей базой, что есть — я считаю, что он невиновен. Президент Эландер уставилась в окно. — Джон, почему ты защищаешь его? Мистер Роквелл вскинул брови. — У меня нет резона его защищать. — А выглядит иначе. И это меня беспокоит. Так и чувствуя на себе взгляд, мистер Роквелл не ответил. — Если мне покажется, что ты намерено его защищаешь, — прошептала президент Эландер. — В Конгрессе узнают о том, что ты вампир. Мистер Роквелл усмехнулся и опустил руку на стол. — Что? — не поняла президент Эландер и насторожено отодвинулась. — Айрис, я двадцать лет во всем этом дерьме варюсь. Не надо играть со мной в шантаж и интриги, я тебя переиграю. Расскажи Конгрессу, имеешь право и обязана. Но тогда и я расскажу, что получил укус, когда пытался договориться с колонией под шумок, о чем ты, кстати говоря, Конгресс в известность не поставила. Президент Эландер закрыла лицо рукой и громко вздохнула. Мистер Роквелл снова усмехнулся и похлопал ее по спине. — Десять лет плечом к плечу, давай хоть со мной не соревнуйся. — Прости. Крыша едет уже. Эти вампиры из камер, резня эта… британцы, эти Сантана, Малфой, чертов Поттер… Нейт. — Президент Эландер закусила губу и развернула газету. — Полюбуйся. Грейнджер-Уизли продолжает обсасывать тему. Полюбуйся. И ткнула пальцем в совершенно не нуждавшийся указанию мерцающий заголовок первой полосы:

«ЭКСПЕРИМЕНТЫ НЕЙТА — ПОТЕРЯНЫЙ РАЙ ИЛИ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ ЗАГОВОР?»

— Ты читала? — протянул мистер Роквелл. Президент кивнула. — Эта сука строит себе имя на его костях. Она раскрыла эксперименты Нейта. Теперь Нейтом или восхищаются, или ненавидят. Ничего не изменилось, одним словом. Не смотри так, я знаю, что ты из числа тех, кто считает его чудовищем. — Нет. — Ну конечно. Мистер Роквелл вздохнул, но спорить не стал. Президент Эландер снова опустила взгляд в статью, словно пытаясь меж плящущих мерцанием строк вычленить скрытое послание. Посланий, разумеется, не было — Роза Грейнджер-Уизли была из тех, кто скрытым обращениям предпочитал правду и в лоб. — Значит, поступим так, — выдержав паузу, произщнесла президент Эландер. — Мнения у нас с тобой разные, но цель одна — Поттера нужно найти. Как суд решит, так и будет. Обвинений с него никто не снимает. Никаких больше уговоров, Джон. — Никаких, — согласился мистер Роквелл. — Все должно быть по закону. А что до экстрадиции? — Подумаю. — Хорошо. Мистер Роквелл склонил голову в мирном согласии и направился к выходу. — Свонсона позови, — окликнула президент Эландер. Дверь закрылась за экс-мракоборцем, дребезжа витражными вставками. Свонсон, суетливо подскочил на месте и, получив радушное приглашение, робко заглянул в кабинет президента. Президент Эландер подняла на него взгляд и поманила к себе пальцем. — Госпожа президент, — услышал мистер Роквелл прежде, чем двери закрылись. Поймав ехидный взгляд помощницы президента, которая все так же обрезала сухие листья на цветах (такое ощущение, что для изображения бурной деятельности, она снесла все цветочные горшки к себе за стол, с целью облагородить Вулворт-Билдинг), мистер Роквелл прошел мимо.

***

Яркое убранство гостиницы мерцало — хозяйка с самого утра приказала домовым эльфам натереть полиролью лаковый пол и начистить обшитые алыми гобеленами стены. Мерцала даже старинная трехярустная люстра, пылинки не затерялось ни в единой ребристой выемке бронзовых рам. Хозяйка гостиницы то и дело поправяла туго завитые локоны и довольно улыбалась. Настроение у нее было с самого утра хорошее — утром, пока Скорпиус Малфой, забирал ключ от комнаты на третьем этаже, с хозяйкой гостиницы минут пять пококетничал молодой рыжеволосый красавец, сопровождавший гостя. — Итак, что мы имеем. — В отличие от хозяйки гостиницы, Скорпиус Малфой этим утром был не так и доволен. Но, дабы не губить и без того упаднический настрой союзников, решил начать с позитивного. — Мы имеем штаб. И нас отсюда не выгонят и подслушивать не будут – я заплатил галлеонами, а хозяйка потекла от нашего Луи. И оглядел союзников. Луи скромно отвел взгляд. — И еще мы имеем блокноты для поддержания нашего духа и укрепления внутриколлективных отношений. Пожалуйста, разбирайте, у меня их еще четыреста шестнадцать. Роза Грейнджер-Уизли скривилась. — Это сейчас серьезно? — Да бери, пока дают, — первым потянулся к блестящему блокноту мистер Сантана. — Какая противная девка, ужас, кто тебя такую замуж возьмет. — Вообще-то я… — Спасибо, мистер Малфой, очень мило, — прервал межнационально-межгендерную войну, которая грозилась вспыхнуть в долю секунду, мистер Роквелл. — Но, давайте уточним, как блокноты помогут нам восстановить справедливость? Скорпиус этого вопроса ждал и боялся. Недовольно скрестив руки на груди, он отвернулся. — Элементарно, Роквелл, — протянул мистер Сантана. — Если нам попадется какой-нибудь твой легавый, можно будет вырывать из блокнота страницы и запихивать ему в глотку, пока не задохнется, если не заговорит о том, что задумала ваш президент. — Не скажу, что ваши методы мне близки, но мне нравится креатив и самоотдача, — сказал Скорпиус, сев на кровать. — Давайте теперь к делу. Какой настрой у президента? Мистер Роквелл сцепил руки в замок. — Утром говорил с ней. Про улики выслушала. Согласна не пороть горячку. — И ты ей поверил, — фыркнула Роза. — Нет, именно поэтому я до сих пор здесь. Некоторые из нас, скажем так, не менее импульсивны и категоричны… — Это он сейчас про тебя, — вразумил мистер Сантана, указав на Розу пальцем. — … но на вас хотя бы я могу повлиять. Айрис настроена принципиально, все ее заверения, сложилось впечатление, были лишь бы я поскорее ушел. — А свой козырь не использовали? — поинтересовался Луи. — Какой козырь? — Главный козырь. — Луи чуть вскинул брови и указал взглядом вниз. Роквелл цокнул языком и отвернулся. — Вы ни для кого не откроете тайну, что думаете только тем, что ниже пояса, мистер Уизли. Затяните ремень покрепче, не трясите извилинами почем зря. — Роквелл, вам не кажется тенденцией, что вы здесь никому не нравитесь? — Это вы все ко мне пришли. Поэтому, попрошу, терпеть мои методы и не совать нос куда не следует. Скорпиус нетерпеливо присвистнул. — Давайте все пересремся друг с другом опять! Давясь доселе невиданным чувством ощущения себя самым спокойным и взвешенным среди присутствующих, Скорпиус произнес: — Роквелл, какие есть мысли? Считаем, что идем по пути закона. Мистеру Роквеллу формулировка не понравилась, однако требовать чего-то иного он не стал. — Виноват или нет, но Альбус совершил ошибку, сбежав. Это играет не в его пользу. Понимаю, что для него это был вопрос выживания. Но пока для общества все выглядит так, будто преступник сбежал из-под стражи. Роза, я вижу по твоим глазам, что ты собралась говорить — нет, нельзя освещать в прессе то, что произошло в камерах. Ты достаточно раздраконила Айрис, сегодняшняя статья — вишенка на торте. Не надо, хватит. Роза развела руками, недовольно сжав губы. — Ваши предложения, — проговорил Скорпиус. — Экстрадиция не спасет ситуацию. Альбус по-прежнему останется преступником, но только в государственных рамках другого государства. — Мистер Малфой, экстрадиция — это право, а не обязанность государства. В экстрадиции может быть отказано, и скорей всего будет отказано. Айрис закон знает, и сейчас идет на принцип. Я вижу одну лазейку в рамках закона — Сыворотка Правды. — А так можно? — спросила Роза, не особо веря в процедуру. Роквелл кивнул. — Если сторона защиты настаивает, а сторона обвинения согласна, то да, так можно. Подозреваемому вручается сыворотка, задаются вопросы с обеих сторон. На основании правдивых ответов судья оправдывает. Но мы возвращаемся к началу — для проведения процедуры нам нужен Альбус. Где его искать пока не знает никто. Скорпиус зацокал пальцами по изголовью кровати. — Зря вы, Роквелл, отказались пронести в кабинет президента что-нибудь золотое. Так бы хоть знали, что там наприказывала Айрис Эландер. — Позвольте я не буду оправдываться в том, что не стал содействовать шпионажу за президентом своей страны. — Как же хорошо, что вы такой принципиальный. — Мистер Малфой, еще раз напоминаю, это вы держитесь за мою помощь, а не я за вашу. — Сейчас озвучу то, о чем думают все, — сказал Луи, глядя в окно. — А если Сыворотка Правды сыграет не в помощь Алу? Если он признается не в невиновности, а наоборот? Мистер Роквелл и сам об этом думал. — Как работает Сыворотка Правды? — с хрипотцой спросил мистер Сантана, повернув голову в его сторону. — Вы знаете хоть что это? — Представь себе. Как она работает? — Это к чему вопрос? — Скорпиус тоже мало доверял подозрительно тихо сидевшему до этого сальвадорцу. — Мы еще вчера уяснили, что ваши методы борьбы недопустимы. Вы здесь место занимаете только затем, чтоб думать, где Альбус может быть. Вздрогнув, когда пальцы беспардонно приподняли его подбородок, Скорпиус вытаращил глаза. — Ты очень громкий, — проговорил Диего Сантана. — И очень глупый. Опасная смесь. Парень-то, беглец наш неуловимый, тоже говорит много. Но он потолковее будет — знает, когда рот надо прикрывать. Поэтому, сынок, ты тоже рот прикрой, когда указываешь где мне место. И резко разжал пальцы. — Я хочу понять, как работает Сыворотка Правды. Тот же принцип, что у полиграфа? — Я, кажется, понял, к чему вы. — Мистер Роквелл нахмурился. — Сколько раз вы проходили полиграф? — Четырежды. — И всякий раз успешно? — Смотря для кого успешно, — уклончиво ответил мистер Сантана. — Судя по тому, что вы долгое время оставались на свободе, я понял. Ну, как сказать. — Роквелл замялся. — Полиграф считывает реакции тела на вопрос. Сыворотка правды же, честно говоря, понятия не имею, по какому принципу работает. — А вот надо понять. — Подождите, — вклинилась Роза. — Мы сейчас скатились в вероятность того, что Альбус все же виноват. — Это уже дело третье. — А не первое? То есть, вы будете за него топить, даже если он виновен? Мистер Сантана глянул на нее, как на идиотку. Тем же взглядом оглядел и всех присутствующих. — Нет, я буду как его папаша — схвачусь за сердце и уйду в себя. — Это уже лишнее, — тактично сказал Скорпиус. — Мистера Поттера можно понять, его кроет сейчас, как никого из нас. — Пускай кроет сколько угодно. Но своих бросать нельзя, даже если они такие пидоры, как этот. Виноват, не виноват — надо спасать, а потом уже самому, дома, ноги переломать. Мистер Сантана вытянул из пачки мятую сигарету и чиркнул зажигалкой. Роза, стоявшая у окна, скривилась. — Вообще-то есть балкон. — Вот и выйди, — посоветовал мистер Сантана. — Так, я все это к чему. И, сделав затяжку, явно вспоминал, из-за чего так взбесился и о чем вообще говорил. — Поймем, как обмануть Сыворотку Правды — выиграем. Не виноват парень — отлично. А если виноват, будем готовы ему нашептать что делать. Скорпиус и рад бы был придраться, но не мог. «Старик хорош, конечно», — невольно подумал он к своему стыду. — «Главное, этого не показать». — Противно признаться. Но я с вами согласен, — все же принял поражение Скорпиус. — План для подстраховки хорош. Луи, сможешь из больницы вынести пару пузырьков? Луи задумался. И глянул на часы, прикидывая, через сколько времени начнется его смена. — Не факт, что такое варят в лабораториях. Но гляну. Скорпиус кивнул. И тоже изучив циферблат настенных часов, вздохнул. — Я поговорю с Поттером-старшим. Он отходчивый. Ну а вдруг. Роквелл, если у меня не выйдет, подхватите, переубедите его. — И не подумаю, — проговорил Роквелл. — Моя задача — искать улики и свидетелей, а не оказывать услуги психолога. — Давай я подхвачу, если что. — Пожалуйста, не надо! — ужаснулся Скорпиус, так и представив диалог поверженного правдой Гарри Поттера и насмешливого наркобарона. Луи покинул комнату первым. Малфой и Роквелл переглянулись. — Я вас прошу, — взмолился Роквелл. — Без государственных переворотов. Ни к чему хорошему это не приведет. — Я понимаю, — буркнул Скорпиус, негодуя внутри. Однако негодуя не из-за запрета на громкую бурную деятельность. Негодуя из-за бессилия и растерянности — он, Скорпиус Малфой, приехал сюда бороться и кричать, но, листая утреннюю газету, слушая Джона Роквелла, оценивая в голове шансы на невиновность Альбуса, понимал, что громкая борьба действительно не сыграет на руку. Не его методами, не политической гонкой. И не методами Розы — кричать, испытывать газеты и терпение президента на прочность. Не методами Луи — толку ждать и надеяться на работу и честность мракоборцев. «Буду орать в голос, если сработают как раз методы наркобарона», — хихикнул про себя Скорпиус. И не позволил себе с этим согласиться. На их шахматной доске ферзем все еще был Джон Роквелл. «Этот не дурак. Законы знает, лазейки тоже». Как он, правда, поможет, в случае, если Альбус признает вину, уверенность пока умалчивала. Роквелл принципиальный белый рыцарь — этот сольется первым, как только что-то выйдет за рамку его чести. И, пожалуйста, трансгрессировал. Вряд ли бежал с тонущего корабля, но объяснять ничего не спешил. Не доверял. — Мы в дерьме. — Скорпиус стоял на балконе и, наклонившись над огоньком протянутой ему зажигалки, прикурил. И задумался. — А нет, все правильно. Мы в дерьме. Мистер Сантана щелкнул стальной зажигалкой, убрал ее в карман и не ответил. — Вы верите в невиновность Альбуса? Между нами, — спросил Скорпиус, уставившись вдаль. — Какая разница? — Вообще-то большая. Мистер Сантана вскинул рассечённую давним шрамом бровь. — А ты веришь? Между нами. — Нет. — И я нет. А веришь ли в то, что он поступил правильно? Я — да. — А я… Скорпиус задумался. — Эландер заслужил этого. Я столько лет пытался прищучить их семью, столько думал, и не этого ожидал. — А чего ожидал? Грязью не обляпаться? Не ответив, Скорпиус вернулся в комнату. Мистер Сантана, не сводя с него взгляда, зашел следом. Роза сидела в мягком кресле и нетерпеливо пристукивала ногой в такт песне из старенького радио. — Все при деле, а мне что делать? Скорпиус посерьезнел. — Сиди и притворись фиалкой. — Так, знаешь, что… — Роза, нельзя писать про беспредел в камерах! Не сейчас. Разнесешь их, когда с Ала снимут обвинения, сейчас, Роквелл прав, ты только взбесишь президента. Как же она не понимала! Нет, уперлась рогом в баррикаду. — Ты — сиди, просто сиди, — взмолился Скорпиус. — Вы. И обернулся к мистеру Сантана. — Сидите и думайте, где можно искать Ала. Границы закрыты, порталы отслеживают, его ищут — он прячется где-то в США. Вы знаете Ала, возможно, лучше всех нас, некоторые стороны его жизни так точно. Подумайте. — За последние пять лет мы виделись дважды, — сухо бросил мистер Сантана. — Подумайте. Выжатый, как лимон в графин с холодным чаем, Скорпиус вышел из комнаты. С тяжелым сердцем и в предвкушении катастрофы, он спустился в холл. Руку холодили начищенные перила, ватные ноги едва не путались в устилающем ступеньки ковре. — Мэм, — Скорпиус улыбнулся сквозь силу хозяйке гостиницы. Та, обмахиваясь веером из павлиньих перьев, поднялась с кресла. — Не подскажите, в каком номере остановился мистер Гарри Поттер? — Обычно не в моих правилах давать такую информацию, — важно ответила волшебница, но, скосив взгляд, накрыла рукой протянутый ей золотой галлеон. — Но в виду исключения… И, порывшись в одном из ящиков стойки, выудила журнал. Раскрыв его и просмотрев самый низ последней заполненной страницы, она подняла взгляд вновь. — В виду исключения, скажу, что в сто седьмом. Скорпиус довольно улыбнулся. — Большое тайное спасибо, — прошептал он и повернулся в сторону узкого коридора первого этажа. Коридор венчала арка с растянувшимся над ней бронзовым китайским драконом. Кольца дракона переливались в свете люстры, а шипастый кончик хвоста указывал на вывеску со схемой расположения комнат. Шагнув в коридор, отличавшийся от коридоров на верхних этажах лишь наличием скамеек с пухлыми подушками, Скорпиус дошел до сто седьмой комнаты. И, уже понимая, что лепить разговор будет на ходу, сжал руку в кулак и не очень уверенно постучал в дверь.

***

— Вот так вот и живем. В говне по уши, и убеждаем себя в том, что это «Нутелла», — проговорил я и протянул Вэлме бутылку. — Раньше такой хуйни не было. — Хуйня всегда была. Ты просто был еще крохой и ничего не замечал. Мы растянулись на диване у телевизора, где в беззвучном режиме шло ток-шоу с наигранно охающими зрителями, пили розовое вино и лениво щурились от проникающего в темный дом сквозь шторы свет. Мои руки снова были в крови. Пальцы хоть и вытер, а в ногти следы въелись, были уже не красными, а темно-коричневыми, но пахли кровью. Интересное ощущение было, знакомое. Не пугающее, нет. Если бы я умел готовить, то сравнил бы это со, скажем, оставшимся на руках запахом маринада, в котором томилась перед запеканием куриная грудка. Где-то на задворках сознания теснилась совесть. Я не пил человеческую кровь, помнил, как она бывает своеобразна на вкус: может горчить, может кислить, может казаться омерзительно маслянистой и тягучей. Запах имеет разный: от привычного металлического до подтухшего, как у лежалого в пакете куска мяса. Помнил, что она насыщает быстрее, но насыщение проходит так же быстро. Помнил муки совести и бесонные ночи, которые проводил, думая, как он там, мой подножный корм, оклемался ли или… никаких или, девятнадцатилетний Ал, ты же не убийца! И вот я вспомнил вкус. Не сказать, что особенный, чуть горький. Вспомнил запах, который заполнил, казалось, весь заброшенный парк. Запах соли, металла, чего-то пряного и теплого, сладковатый, как перезрелый персик, такой тягучий, манящий. Я растеряно и жадно вдыхал, не веря, что так сильно может пахнуть самый обычный человек. Человек, один толпы, мимо которой я проходил ежедневно, не оборачиваясь на запахи. Толпа пахнет потом, духами, шампунями, сигаретами, жареной едой, лекарствами, чем угодно, но не может она пахнуть так гипнотически, как пах тот парень лет семнадцати, который, прежде чем лежать навзничь на сухой траве, неосторожно застыл, глядя вверх, когда почувствовал щекочущие бритую макушку волосы Вэлмы. Если бы толпа пахла так, как этот парень, я бы сошел с ума давным-давно. Что это был за запах? Адреналина, страха, угасающей жизни, струйки крови, желания? Чем больше я задумывался, тем больше не понимал, как устроена эпидемия, которой по глупости положил начало. Я завороженно, с высоты второго этажа заброшенного салуна, наблюдал за тем, как Вэлма выслеживала его сверху, карабкаясь по рельсам извилистых американских горок. Как спрыгнула вниз без единого шума и скрылась невесть куда, как шумела лязгом старых ворот и грохотом мусорным баков. Как разделила напуганную шумом группу подростков, и как выследила одного, отвлекшегося на шум и отставшего на шагов двадцать, не больше. Как в мгновение ока Вэлма оказалась на колышке фонарного столба, чудом балансируя и цепляясь за штырь, на котором колыхался неработающий фонарь, не то каблуками ковбойских сапог, не то чем-то, чего я не понимал. Как в миг нырнула вниз, зацепившись за штырь согнутыми коленами, подтянула к себе оказавшегося прямо под ней парня и, зажав ему рот, дернулась вверх. Парень дернулся следом, слетев с места, как поплавок из воды при подсечке умелого рыбака, и пропал в темноту, куда позже подтянулся на запах и я. Но, это же не убийство? Не мое. А если нас найдут? — Ты еще чего-то в этом мире боишься? — Наземникус Флэтчер явно устал и от меня, и от моих метаний. — Если да, вали все на нее. Она ебанутая, всем известно. Я бы так не смог, как Вэлма. Духу бы не хватило, сноровки и подавно. Мне все еще не верилось, что это ночью была она — вот она была рядом со мной: рассеянная, пьяненькая, ленивая и на своей волне, напевающая под нос песни. И лишь запах на моих руках, отсутствие горечи и сухости во рту и затертый багряный след крови на животе Вэлмы опровергали мысль о том, что мне прошлая ночь приснилась. Вэлма сделал глоток вина из горла зеленоватой бутылки. Бледный плоский живот под расшитым блестками топом напрягся — затертый след крови, казалось, растянулся шире. Интересно, она чувствовала то же, что и я? Побитое тело не болело. Оно плыло, как будто после сильного наркоза, казалось одновременно и невесомым, и плотным, по крайней мере, когда я отважился и ощупал синюшного цвета бок, палец наткнулся будто на слой дополнительной плоти. Прикосновения не почувствовал, палец стучал как не по телу, а боли не было. Что ж, наверное, это хорошо. Больно не было. Было любопытно. Что чувствует Вэлма? Я не спрашивал. Судя по привычной чуть придурковатой улыбке и рассеянным движением пальцами, Вэлма была счастлива. — Так, что говоришь, котеночек, вы давно вместе? — Она протянула бутылку. Итак, подведем итоги. Я явился в дом Вэлмы Вейн едва живым и в истерике. Меня ищут, и я понимаю, что не сбегу. Никто не поможет, спасения не будет — Вэлма не знает о моих преступлениях ничего. Вчера ночью я видел вампира на охоте. Она охотилась так не впервые, парк развлечений — ее угодья. Она быстрая, сильная, немыслимая. Я не знаю ничего о ее возможностях. И после этого всего мы обсуждали что? Правильно, жизнь и мужчин. И, знаете что? Я был не против. Стеснялся правда немножко — я никогда и ни с кем не говорил о личной жизни. Чтоб без шуток, чтоб по-взрослому, как в кино. — Да мы не вместе, — протянул я. — Просто иногда встречаемся. — А почему не вместе? Я замялся еще больше. — Мы говорим о мужчине, — напомнил на всякий случай. — Да? Ну ладно. Я прищурился. Вэлма повернула голову и протянула мне бутылку. — Что? — Шутки про педиков будут? — А ты педик? — Нет конечно. — Ну вот и все. — Вэлма хлопнула меня по ноге. — Расслабься. Необычное ощущение, потому что я уже ожидал ехидную шуточку, коих на моей памяти прозвучало чуть менее миллиарда. Все еще ожидая услышать что-то похожее, я не терял бдительность, но язык был развязан. Но, черт, как же это неловко! Когда хочется говорить, а внутри будто рука сжимает за голосовые связки. Стыдно ужасно, говорить о личном с серьезным лицом. Я никогда этого не делал, да и не собирался — личное на то и личное, чтоб не рассказывать о нем. Не рассказывая никому, я умудрился наслушаться столько шуток и издевок, что хватило бы на трехтомник. Я даже Скорпиусу ничего не рассказывал, несмотря на то, что в далекой прошлой жизни был в курсе всех его душеных терзаний, любовных мечтаний и причин грустных лежаний лицом вниз в кровати. Впору задуматься, что в моей жизни пошло не так, раз я обсуждал личную жизнь с Вэлмой Вейн. Вы просто вдумайтесь. Личное. С Вэлмой Вейн. — Меня все устраивает, его тоже. Он старше, гораздо. Знаю, что его бесит во мне многое: как живу, как зарабатываю на жизнь. — Я задумался, багровея. — Знаю, что есть кто-то кроме меня. Он знает, что я знаю. Он меня не любит, я его тоже уже нет. Но нас все устраивает. Так и живем. Периодически. Большие глаза в ореолах блесток внимательно смотрели на меня. А может мне так казалось, хотелось казаться. Я закусил разбитую губу. — А почему грустный? Раз все устраивает, — мягко спросила Вэлма. — Да как-то не так это все. Не так я хотел. Понятно, что как раньше не будет. Но мне тогда показалось, что будет. Но показалось. Вот если бы мне дали прослушать эту фразу позже, я бы не понял ничего из сказанного. Уверен, что Вэлма тоже не поняла — не производила она впечатления умной женщины. — Почему? — Я третий куст в левом шестом ряду. Номер в телефоне и адреналиновое приключение в командировке, не больше. Нет, не обидно это. Просто рано губу раскатал. Но всех все устраивает — мы прекрасно используем друг друга вот уже почти пять лет. Зачем заговорил? Ничего не болело, и вот стало не очень. Сам нашел себе проблему, сам ее озвучил, сам начал загоняться. Дожили, вот только делами сердечными голову занимать. — И что думаешь? Он поверил, что я никого не убивал? П-ф, — я фыркнул, уже перепрыгнув на другую вообще тему, о которой моя несмышлёная собеседница не знала ничего. — Конечно. Если присяжные скажут, что я убивал, он закивает, всем посочувствует и кинет меня за решетку первым. Блядь, ну это же надо было так вляпаться! О да, давно я не жалел себя. — Короче, я все это к чему, — решил подытожить, чтоб не скатиться в истеричные воспоминания недавних дней. — Раньше лучше было. И так уже не будет. И, с моим счастьем, я все это просрал. Видимо, на Вэлму мой путанный прыгающий рассказ произвел настолько неизгладимое впечатление, что она на пару секунду застыла с приоткрытым ртом. Я не знаю, о чем она думала, и вообще что там было в этой голове, кроме сквозняка и перекати-поля на нем шелестящего, но не стал гадать, а сделал глоток розового вина. Поняв, что это надолго, я взял пульт в руки, немного потупил, потому как телевизором в последний раз пользовался лет в… шесть, и прибавил ток-шоу громкости. Вэлма «отлипла», услышав звук. И повернулась ко мне. — Хочешь шиншиллу погладить? Я уже говорил о том, что эта женщина была просто феерически тупой и не от мира сего? — Похуй, да, — согласился я тем не менее. Потому что нет в мире причин, чтоб отказаться погладить шиншиллу. А там, даст Бог, у меня не окажется на нее аллергии. Вэлма пронеслась мимо блестящим вихрем. Темные космы взметнулись и шлепнули меня по лицу. Я же, со смирением человека, у которого все идет по плану, оценил свои отсутствующие перспективы, оглядел комнату и пожал плечами. «Жизнь закончена, так хоть шиншиллу поглажу», — потянувшись к полупустой бутылке, подумал я. Вэлма вернулась вскоре, однако не с ураганной скоростью — видимо подустала. Она шла неспешно, сонно, что-то мурлыча и баюкая в руках трепещущий дымчато-серый комочек. Осторожно усадив мне на колени шиншиллу, Вэлма присела на корточки. А я замер, боясь пошевелиться. Зверек был мягким и смешно дергал усиками, щекоча мне руку. — На редкость прекрасное создание, — признался я. Но пошевелиться боялся — а ну как шиншилла испугается, а Вэлма испугается за шиншиллу и оторвет мне голову? Я поднял взгляд, чтоб услышать подтверждение тому от Наземникуса, но его не было. Как-то я потерял момент, когда он исчез. Настолько привык, что он был рядом в последние дни, что, не обнаружив его взглядом в пределах комнаты, почувствовал неприятный укол предательства. «И ты, старый?». Да, я ненавидел этого обрюзгшего жулика всеми фибрами за предательство, за использование меня, но он был рядом. Да, недолго, появлялся и исчезал, но оставлял чувство того, что меня не забыли, что я не умру в тесных влажных камерах, ведь обо мне помнят. — Не бойся, погладь. — паучьи пальцы сжали мою ладонь и опустили на шелковистую шерстку дрожащего зверька. — Не бойся, — смеялся когда-то давно тот, кто делал так же, заставляя меня преодолеть брезгливость и почесать опоссума. — Погладь. Опоссум был явно бешенным и боялся меня куда больше, чем я его, но пальцы, отмеченные татуировками, упорно тянули мою ладонь. Рука опустилась на мягкую шерстку. Шиншилла дрожала, но не убегала. Я рассеянно опустил взгляд и почесал тоненькое ушко. Вэлма улыбнулась и начала что-то ворковать нежному зверьку и почесывать длинным ногтем. Я тоже улыбнулся. А в дверь вдруг громко постучали. Острый взгляд Вэлмы скользнул к двери, явно опережая движения тела. — Ты кого-то ждешь? — спросил я шепотом, изо всех сил надеясь на положительный ответ. Кого она может ждать, Ал? Сумасшедшая тетка в гетто, кому она нужна? Она осторожно сняла с моих колен шиншиллу и указала взглядом наверх. Я кивнул и, пригнувшись, трансгрессировал. Вэлма, неспешно и напевая что-то нежным голосом, опустила шиншиллу на диван, несколько секунд искала десять отличий между пустующей гостиной сейчас и гостиной, в которой сидел на этом самом диване я, ничего не поняла, пожала плечами и направилась в сторону кухни. В дверь постучали снова, на этот раз настойчивее, и Вэлма, вспомнив, запахнула свою длинную кофту с бахромой и направилась к двери. Полицейский, утирая потный лоб, занес кулак для очередного стука в тот самый момент, когда дверь открылась. — Здравствуй, Вэлма, — неприязненно сказал полицейский, шагнув назад. Вэлма задумчиво смотрела перед собой, явно перебирая в голове варианты того, кем может оказаться гость в полицейской форме. Большие глаза мигали, сверкали блестками на веках и не выражали ни малейшего понимания, что происходит. Полицейский вздохнул и открыл было рот, но хозяйку дома осенило. — Вудсток девяносто девятого? Ты? — Дался тебе этот Вудсток. Больше нигде не блядовала что ли? — раздраженно проговорил полицейский. Вэлма моргнула. — Томми! Одноклассник моего мальчика! Как дела в школе? Полицейский сплюнул себе под ноги. — Что ж ты такое там нюхаешь в своем притоне… Так, хорош. Что соседи на тебя опять жалуются? Вэлма огляделась, крепко сжимая руки на кофте. — Не знаю, Томми. — И, поманив полицейского к себе пальцем, шепнула. — Мне кажется, они не в себе. — Ну да, ну да, — вздохнул полицейский. — Говорят, ты жжешь тут что-то по ночам. Позавчера, конкретно говоря. А? — Кто? — Что жгла, спрашиваю? — Я жгла? — Ты. — Когда? Ругнувшись, полицейский терпеливо вразумил: — Ты что позавчера ночью жгла? Соседи дым видели. Вэлма запустила руку в волосы и, засмотревшись на то, как блестят ногти в лучах солнца, заулыбалась. Полицейский топнул ногой. — Листья жгла, Томми, — уже строже отозвалась Вэлма. — Когда мой мальчик выйдет из тюрьмы и начнет жечь людей, не переживай, я приглашу всех соседей. Полицейский вытянул шею. — То есть, листья жгла? Вэлма кивнула. — В дом пустишь? Дверь резко прикрылась, оставив тонкую щель. — В честь чего это? — спросила Вэлма. — Открывай, или вернусь с ордером. И тогда буду искать по всем щелям. И найду, зная тебя. Я, трансгрессировав на чердак, машинально перекатился под кровать. Места было мало, в лицо давил прогнушийся каркас. Между ножками кровати растягивалась давняя клочковатая паутина, а доски подо мной были покрыты слоем пыли в палец толщиной — хотелось чихать. Я лежал и, слушая громкий стук собственного сердца, смотрел перед собой. Страшно, очень страшно. Пальцы ковыряли массивную щепку, наполовину отколотую от ножки кровати. Внизу шаги — тяжелые, гулкие. Голоса. «Уведи его», — шептал я беззвучно. — «Кто бы ни был — уведи его, Вэлма». Как назло, шаги становились громче. Я слышал скрип ступеней. Вот скрипнула громко доска у порожка — он идет сюда. — Томми, я одна, — послышался ленивый голос Вэлмы. — Соседи видели, что к тебе приходил парень. — Как пришел, так и ушел. Гости были. — Ты опять водишь шнырей с почасовой оплатой? — Ты невыносимо негативный человек, Томми. — Вэлма, клянусь, я тебя однажды закрою. Доски скрипели, тени тянулись. Лежа под кроватью и не дыша, я видел щиколотку полицейского. Шаг, еще шаг, остановился. Подошел близко. — Только и делаешь, что ебешься и плодишь нищету. Лучше бы делом занялась… Еще раз спрашиваю, что жгла? Подошел совсем близко. Если я вздохну, его брюки колыхнутся от моего дыхания. Я видел каждый шов на простроченном краю плотной брючной ткани. — Листья. Я сжал щепку. Уже перед глазами стояла картина — один быстрый резкий удар в тонкую кожу щиколотки, у кости, туда, где сухожилие. Он непременно упадет. — И что, никого действительно в доме нет? И тогда я ударю его в шею. За ним точно придут. Машина на подъездной дорожке так и будет стоять. Надо будет куда-то бежать. Куда? Доски снова скрипнули. Нога, которая была в такой опасной близости от меня, исчезла. Тени потянулись обратно. Завороженно слушая шаги, я считал их про себя. Они становились все тише. Скрипнула доска у порожка. Хлопнула входная дверь. Я, закрыв глаза, выдохнул и стукнулся затылком об пол. Чуть не убил. Но не убил же? Не знаю, сколько я так лежал с закрытыми глазами и дышал, но вскоре тишину разбавил скрип, но не пола, а кровати. Каркас надо мной прогнулся, а под кровать заглянула Вэлма. — Не бойся, котеночек. — Ее волосы подметали пыльный пол. Я попытался выползти, схватившись за протянутую руку. Вдохнув свежий (относительно) воздух, уселся на пол и, подобрав под себя ноги, откинулся на кровать. — Это… — Я обернулся к растянувшейся на кровати Вэлме. — Спасибо. Она улыбнулась и потрепала меня по щеке. Я зашипел от боли. — Слушай, меня правда могут искать, — проговорил я, когда она спустилась и села рядом, обняв колени. — Я… Я даже не объяснил, почему. Потому что сам не мог себе объяснить, что сделал. — Может быть, — протянула Вэлма. — Тебе позвонить кому-то? Я усмехнулся. — Мне некому. Не бойся, я скоро уйду. — Не говори глупостей, зайка. — Да ты не понимаешь. Она закивала и, легко поднявшись на ноги, откинула волосы за спину. — Давай я просто оставлю телефон. А ты сам решай. Я кивнул, глядя вслед ее высокой фигуре. Она, плавно покачиваясь, шагала прочь. На кровати остался мобильный телефон в чехле, щедро украшенным стразами. Позвони кому-нибудь… Ага, кому? Папе? Маме? Чтоб выслушать сначала тираду разочарования, а потом вздохи и плач. «Папа, ты только не волнуйся, я, кажется, убил Натаниэля Эландера». Я рассмеялся горько. Да даже если бы точно знать, что где-то есть кто-то, кто выслушает мою историю и не будет осуждать, я банально не запоминал телефонных номеров. Да и не так часто кому-то звонил. Позвонить бы Скорпиусу, но я не помнил его номер. Мы не созванивались, да и переписывались часто. А жаль, я бы не хотел, чтоб он тоже забыл мой номер. Роквеллу? Ха, чтоб уже через полчаса дом Вэлмы Вейн окружили мракоборцы? Сомнительная перспектива, даже хорошо, что я не помнил его номер — не было соблазна позвонить. Чтоб помнить номер, нужно было звонить. Набирать его не раз, не два, а периодически, изо дня в день, пока не отобьется в памяти каждой цифрой. Я никому не звонил так, чтоб каждый день. Я косо глянул на блестящий телефон. Хотя… не так давно, звонил. Не каждый день, но как был трезвым, так и звонил. Пользы от этого абонента не было никакой, по правде говоря. Но, что если, это лучше, чем ничего?

***

Мистер Роквелл повернул голову ближе. — Я не прошу вас оказывать мне услугу. Я прошу вас подумать головой. Да, у вас есть эти фотографии, но, выложите их в общий доступ — вы потеряете все, что есть сейчас. Вы меня слушаете? Могу по-испански повторить. Диего Сантана выдохнул дым в окно. Сосредоточенное лицо выражало злость. — Понимаю, вы готовы рвать и метать за своего зятя. Всем бы такого тестя, хвала вам, — продолжал мистер Роквелл. — Но не думайте, что с МАКУСА можно сыграть еще одну партию. Вы не сможете использовать этот свой козырь вечно. Президент помнит, что у вас есть фотографии. Но не пускайте их в ход, подумайте, что вы теряете: иммунитет и свободу. — Посмотрим еще, кто что потеряет. — Мистер Сантана, как только вы выкладываете фотографии, МАКУСА снимает с вас иммунитет. Вы не успеете увезти Альбуса в Сальвадор. Вас прямо с места забирают за решетку на ваш заслуженный срок. Думаете, что решите это? А подумайте про внука. Кому в приюте нужен плотоядный ребенок? Мистер Сантана сжал край подоконника так сильно, что на пол посыпались хлопья опилок и краски. — Есть вариант оправдать Альбуса без вашего шантажа МАКУСА. Это хороший, рабочий вариант. Доверьтесь мне. Взгляды пересеклись. Мистер Роквелл возвел глаза к потолку. — Я пытался спасти парня в подвале вашей виллы. — А я пытался не фотографировать мертвецов. Мы оба не справились. Мистер Роквелл терял терпение. — Моя работа не внушает вам доверия. Ваша работа не внушает мне уважения. Но давайте уж, сделайте усилие над собой, чтоб поверить мне. Я занимаюсь делом Альбуса. Ваши показания. Записи с камер на автовокзале. Я за сегодня нашел трех пассажиров, которые узнали Альбуса по фото. Опросил всю больницу «Уотерфорд-лейк» — никто не видел Альбуса в ночь на первое сентября, никто не видел его в этой больнице вообще никогда. Это не просто успокоение совести, это материалы дела, которые я передам в суд. Вы понимаете, что шансы у Альбуса хорошие? Незачем злить президента Эландер своим шантажом. Дверь рывком отворилась, заставив мистера Сантана, словно перепуганного школьника, выбросить в окно окурок. В гостиничный номер влетел Скорпиус Малфой, за которым, едва поспевая, спешил Гарри Поттер. — Вы! — он замер с порога. Мистер Сантана кивнул. — Я. — Вы что здесь делаете? — Приехал забрать домой моего зятя. — То есть, моего сына?! — Этот парень больше мой зять, чем ваш сын. Мистер Поттер был бледен, как гипсовая статуя. Его подбрасывало от негодования от того, с каким вызовом на него смотрел этот бесчестный человек. — Это вы. — Дрожащий палец ткнул покрытую давними татуировками крепкую грудь. — Вы втянули его во все это. — Я втянул? — Диего Сантана расправил плечи и выдернул руку, за которую его намеревался придержать мистер Роквелл. — Твой сын пришел в мой дом вором. Я не оторвал ему руки, а дал кров, пищу, работу и, видит Господь, сотню шансов вернуться домой. — О, как благородно! А что ж он тогда не вернулся? — А спроси себя, как время будет. Над головами двух мужчин взорвалась лампа и осыпала мелкими осколками пол. — Заткнитесь оба! — рявкнул Скорпиус, дрожа от злости не меньше, и прижал телефон совсем близко к губам. — Дом, ты на громкой связи. Повтори, пожалуйста. Мистер Роквелл подошел ближе, а между Скорпиусом и мистером Поттером протиснулась, сжимая блокнот в руках, Роза. — Уже что-то опять пишешь… Я же просил, — прошипел Скорпиус. — Да, Дом, повтори, пожалуйста. — Он мне звонил, — прозвучал из динамика нетерпеливый голос. — Только что. — Альбус? — Мистер Поттер склонился над телефоном. — Да, да! Номер не его, но это был он. Мистер Роквелл вспыхнул. Едва не сцепившись с мистером Сантана за место у телефона, он вытянул напряженную шею ближе. — Как зовут? — прошептал он. — Доминик, — одними губами ответил Скорпиус. — Доминик, меня зовут Джон Роквелл, я директор штаб-квартиры мракоборцев МАКУСА. — Здрасьте. — Здравствуйте. Что говорил вам Альбус? Из телефона послышалось шипение. Все замерли, боясь вздохнуть, словно вздох бы сломал связь во всем Нью-Йорке. — Он в порядке. Он не убивал никого, — донеслось громкое сквозь шипение. — Говорит, что он невиновен. — Пиздеж! — возмутилась Роза, на которую тут же шикнули. — Конечно невиновен, а вы уже экстрадицию собрались выпрашивать. Правильно, лучше сразу звать палача, а потом уже разбираться… Мистер Роквелл цыкнул, и мистер Сантана с видом глубоко оскорбленного человека умолк и отвернулся. — Альбус сказал, где он сейчас? — нетерпеливо спросил мистер Роквелл. Из динамика снова послышалось шипение, несмотря на то, что Скорпиус тянул телефон ближе к открытому окну. — Вы нас слышите? К шипению добавился и треск. — На балкон, — заявил Скорпиус. Балкон, с трудом уместив пятерых человек, заскрипел, не внушая доверия. Доминик, злая, что ее не слышат, повышала голос и ругалась. — Тихо, тихо, — взмолился Скорпиус. — Ал сказал, где он? — Сказал, что у тещи. — Чего-чего?! Доминик снова начала нервничать и возмущаться тому, что ее слова не вызвали ожидаемой реакции. Скорпиус, краснея, зашептал ей слова успокоения. — Где он, еще раз? — проговорил он, отключив вызов и рассеянно сунув телефон в карман. — У тещи, что не понятно, — вразумил мистер Сантана. Воцарилась зловещая пауза. — Ну слава Богу, — прошептал облегченно мистер Роквелл. — Он в порядке, живой. — Такую панику развели, нормально все, он у тещи отсиживается. А где еще, это же родной человек. Мистер Поттер выдохнул и, опершись на ограждение балкона, ссутулился. — Что замерли, поехали, — мистер Сантана нашарил в кармане ключи от автомобиля. И первым покинул комнату. Мистер Роквелл сел на переднее сидение и захлопнул дверь. — Какова вероятность, что данное авто в розыске? — Рот закрой, — ответил мистер Сантана, опустив руку на руль. — Все, сзади, усаживаемся и не болтаем под руку, щас все… И постучав по рулю, замер на мгновение. Моргнул и нахмурился. — Что? — просунув голову меж передними сидениями, поинтересовалась Роза. И едва не получила локтем в нос, когда мистер Сантана резко встрепенулся. — Какая, к ебаной матери, теща?! Я вдовец! Хозяйка гостиницы с интересом наблюдала за тем, как группа постояльцев во главе с именитым мракоборцем МАКУСА сначала выбежала на всех парах из здания, а спустя минуту вернулась, злая и недоумевающая. — Вот и что он имел в виду? — Скорпиус толкнул дверь в комнату и плюхнулся в кресло. — Я перезвоню Доминик, может она как-то не так поняла. — Эм-м-м… — протянул Роза, подняв палец. — А можем по номеру телефона пробить адрес? Или как это работает? — поинтересовался Скорпиус. — Вот и займитесь этим, — посоветовал мистер Роквелл. И сел на кровать, закрыв лицо рукой. — Гарри, я знаю, что ты хочешь сказать, не время. — Погодите… — Роза, что случилось? — нетерпеливо бросил Скорпиус. Роза осмотрела его критически и выглянула в коридор. — А борзый дед где? — Надеюсь, что заблудился, — буркнул мистер Поттер. Мистер Роквелл выпрямившись, поднялся на ноги и вышел на балкон. — Черт! На него устремились все взгляды. — Машины нет, — проговорил Роквелл, хлопнув ладонью по стене. Скорпиус выбежал на балкон и выглянул, свесившись. Увидев на парковке у тротуара пустующее место, он хмыкнул. — Не командный игрок. Сука, я был уверен, что первым нас кинете вы, Роквелл. — Я? — Ну простите. Дед мне нравился, он веселый. — Я не понимаю. — Мистер Поттер растеряно смотрел то в окно, то на волшебников вокруг себя. — Я не понимаю, что вообще происходит. Мистер Роквелл сжал ограждение балкона и взглянул прямо перед собой. — Он понял, где искать. И не нужно ему следствие, и оправдание. Он просто попытается его увезти и залечь на дно.

***

Президент Эландер заменила растекшуюся воском свечу новой, сунув ее плотно в широкий ветвистый канделябр. — Это чудо, что вы выжили в тот вечер, мистер… как вас? И бросила взгляд в сторону тихо стоявшего у стены мракоборца Свонсона. Тот суетливо принялся листать толстую папку, из которой тут же начали сыпаться плохо подшитые бумаги. Президент Эладндер закатила глаза. Сидевший на стуле фыркнул. — Не важно. — Его громоздкая фигура даже в сидячем положении грозно возвышалась над столом, а широкое лицо, густо заросшее рыжеватой бородой, выглядело настороженным. Узкие стены допросной задрожали, сдвигая каменные блоки. Президент Эландер вздрогнула. Мракоборец Свонсон щелкнул пальцами, заставив чары уняться, однако выронил папку с делом на пол. — Как вы выжили против голодных вампиров? — спросила президент Эландер. — И не заразились? Михаил размял шею и дернул плечами. Полотняные повязки на многочисленных укусах тут же промокли от выступившей крови. — Шкуру медведя прокусить непросто. — Ясно. Находчиво. Судя по количеству дел на вас, — президент Эландер опустила взгляд на стопку бумаг, которую торопливо собирал с пола Свонсон. — Находчивость — ваша главная характеристика. Дел и правда много, больше только у… да ни у кого из ныне живущих. Михаил скромно прикрыл глаза. — И вам хватает ума и наглости лезть на секретный объект МАКУСА. Везти туда темных магов со всего мира. Вы бесстрашный, как для человека, у которого есть дети. Президент Эландер уперла руку в металлический стол и наклонилась ближе. — Как вам осознание, что вы никогда больше не увидите своих детей? — Чего надо? — Михаил поднял взгляд. — Сразу к делу… вот как. Хорошо. Президент Эландер кивнула. — У вас свои счеты с Альбусом Поттером. Вы хорошо его знаете, некоторое время работали вместе, а главное — у вас есть хорошая мотивация. Доберитесь до него раньше Роквелла, и вернетесь к детям. Сидите тихо, живите скромно и будет вам счастье. Понимаете о чем я? — Понимаю. И что мне нужно сделать с Поттером? — А что угодно. У вас в камере неплохо получалось правосудие. Михаил снова фыркнул. — Так заманчиво, что аж подвохом тянет. — Сомневаетесь, — трактовала президент Эландер. — Ну, дело ваше, подумайте до утра. В тяжелую дверь коротко постучали. Свонсон поднял взгляд и, опустив папку на стол, вытянул волшебную палочку. — Нас прервали. Ничего, я к вам вернусь утром. Свонсон, проводи обратно в камеру. Свонсон нацелил палочку на дверь. Замки щелкнули. Михаил с тоской поглядел на то, как мракоборец, доходивший ему до груди, попытался обхватить руками массивное предплечье, чтоб грозно конвоировать в камеру. Шагнув в коридор, подталкиваемый палочкой в спину, Михаил вдруг затормозил и повернул голову, когда в допросную двое мракоборцев ввели кудрявого мальчишку, с которым он, потеснившись в узком проходе, соприкоснулся рукавами. Мальчишка повернул голову — нижняя половина его лица была скрыта за тугой повязкой из коричневой кожи. Взгляды коротко пересеклись, прежде чем дверь в допросную захлопнулась, а стены вновь сотряслись громовым рокотом. Президент Эландер вновь зажгла потухшие на сквозняке свечи. Мальчишку подвели ближе. — Итак, — сев за стол, произнесла она. — А почему он в кандалах? Додумался атаковать боевой магией? — Нет, мэм, унижал мракоборцев неприличными жестами. — Ясно, — протянула президент Эландер. И довольным взглядом осмотрела тяжело дышавшего мальчишку. — Итак, мистер Сантана, давайте подумаем, как сможете помочь нам в этой непростой ситуации.