***
Скорпиус Малфой поглядывал на карманные часы. Лифт гудел так, что не оставалось сомнений — они с Розой, поспешно и наперебой нажимая на кнопку вызова, что-то сломали в системе управления. Роза стояла у панели с кнопками и ковыряла ногтем одну из гаек. Ей тоже казалось, что лифт именно в этот раз едет слишком медленно. В тесном лифте висела смогом гнетущая тишина — оба думали, оба просчитывали. — Знаешь, что общего между Алом и лифтом в Вулворт-Билдинг? — спросила Роза, прервав молчание. — Что? — поинтересовался Скорпиус. — В обоих периодически входит Джон Роквелл. Шутка была такой себе, а главное — максимально неуместной в конкретной ситуации, но Скорпиус все равно сдержанно хохотнул. — У тебя есть план? — серьезно спросила Роза. — Конечно. — Врешь. — Возможно. Плана действительно не было. — Даже если сейчас сдвинуть планку на президента Эландер и ее беспредел, Ала это не оправдает, — произнес Скорпиус. — Сейчас важно перехватить Ала и поговорить с ним до того, как до него добрался… Двери лифта звякнули, открывшись. Коридор, ведущий в камеры, при ярком освещении трех дюжин парящих под потолком свечей, выглядел необычно: при свете пол оказался не черным, а из зеленовато-медных каменных плит, а стены поросли невесть откуда взявшимся примятым мхом. С потолка что-то капало, помимо воска свечей. Прямо в конце коридора виднелся Джон Роквелл. Он, быстро переговорив с одним из мракоборцев, прошел в допросную. — Твою же мать, — выругался Скорпиус. — Перехватил, гад. Роза сжала блокнот крепче. — Джон, вообще-то, на нашей стороне. — Ну да, конечно. Роквелл на своей стороне. Сейчас начнет задвигать свою тему с Сывороткой правды. — И что? — шагая следом, нахмурилась Роза. — Мне казалось, тебе зашла эта идея. — Ага, прям щас. Сыворотка правды Ала или спасет, или уничтожит. Вот и думай, чего хочет Роквелл. — Очевидно. — Он хороший парень, но насквозь человек Айрис Эландер. Вот и думай, Роза, что тебе очевидно. Что ж, раз генерал «Радуга» снова лезет вперед меня, надо потянуть время, пока я что-нибудь придумаю, а тебя отсюда не выгнали в шею. — Скорпиус приглушил голос, настигнув столпившихся мракоборцев. — Так, что у нас здесь, почему не зовут консула, почему я должен подслушивать под дверью, когда объявляют об аресте подданного британской короны? И деланно строго оглядел мракоборцев. — У меня закралось ощущение, что Скорпиусу Малфою и Розе Грейнджер-Уизли в Вулворт-Билдинг не доверяют…***
Я смотрел перед собой. Но не на стоявшего напротив Джона Роквелла, а в дверь за его спиной. Дверь в допросную была массивной, тяжелой, но так и чувствовался десяток взглядов, ее сверливших снаружи. Вдобавок, я слышал шаги совсем рядом. Так и вышло — в допросной мы остались вдвоем, но в то же время и под прицелом. Роквелл проследил мой прямой взгляд в дверь. Обернувшись, он достал волшебную палочку из кармана и медленно очертил на двери крест. Крест вспыхнул белым светом и растворился, словно впитавшись в металл, как в губку. Улыбнувшись, я кивнул. Теперь-то действительно тет-а-тет. Но… и что теперь? Не зная, как себя вести и чего вообще хотел до того, как заклятие от любопытных ушей поразило дверь. Какая-то незримая баррикада оттолкнула меня назад, и я сел на жесткий стул. Роквелл сел напротив. Нас разделял стол. — Где вампиры? Я вскинул бровь. Не такого вопроса ожидал. — Какие вампиры? — Которых ты выпустил, — сказал Роквелл. — Я никого не выпускал. Вампиры сломали решетку, убили мракоборца и напали на всех, кто был в камерах. Глаза у Роквелла удивительные, цвета льда. Взгляд всегда строгий, но я смотрел в переносицу, борясь с искушением моргнуть. — Не лги мне, — попросил Роквелл без приказного тона. — Он тебе верит. Берет на понт, чтоб раскололся, если врешь. — Голос Наземникуса Флэтчера прозвучал так близко у уха, что я напрягся и аж вытянулся на стуле струной. — Взялся брехать — бреши до конца. Я усмехнулся и раскинул руки. — Посмотри на меня Джон. Во мне силы как в пятиклашке. Да мне тогда даже дышать больно было, ты видел. И ты правда думаешь, что меня бы хватило на то, чтоб все это устроить? — Камера 4-В, в которую тебя перевели. В которую ты просил тебя перевести, — напомнил Роквелл. — Раскуроченная плитка в полу под скамейкой. Пришлось что есть сил сохранять спокойствие. — Решетка в камере вампиров не сорвана, а открыта снаружи. Мракоборец убит ударом в шею, на нем ни единого укуса. У выживших контрабандистов другая версия. — Он тебя топит, сынок. — Наземникус обошел стул, за которым сидел Роквелл. А то я не понимал! Нет бы, старый хрыч, чего умного присоветовал, так нет же. Констатировал и умолк. Кажется, ему было любопытно наблюдать, а не помогать. Хотел довериться Роквеллу — вот, получи, Ал, и распишись. Нельзя верить человеку, у которого есть власть. Будь готов, что он спустит на тебя псов. — Совета хочешь? Что ж, — Наземникус нахохлился в собственной важности. — Собирать свои котомки и линять в Сальвадор — вот, что надо было делать. — Альбус. — Голос Роквелла вытянул из пучины мыслей. — Я хочу тебе помочь. — Ой, блядь, сиди, помощник, — отмахнулся Флэтчер, придвинувшись к стене. — Сынок, Диего, конечно, та еще армия спасения, но! Он тебя легавым не сдал бы принципиально. А этот уже отполировал тебе кандалы. Я скосил взгляд на него, затем обратно на Роквелла. Сердце билось рваным ритмом. — Тебе нельзя лгать. Я пытаюсь продвигать процесс показаний с использованием Сыворотки правды. Это шанс оправдать тебя, — произнес Роквелл, наблюдая за мной. — Скажи мне правду, а я подумаю, как перефразировать вопросы, которые задам тебе перед судьей. Чтоб и задать вопросы по всем пунктам обвинения, и тебя не подставить. Где-то далеко-далеко во тьме вспыхнул огонек надежды. — У тебя не выйдет. — Выйдет. — И ты этого не сделаешь. — Сделаю. — Он тянет из тебя показания, — Наземникус едва головой об стену не бился. — Разуй окуляры, Поттер! Я тебя не узнаю! Он кричал так громко, что я не услышал вопрос, заданный Роквеллом. Я повернул голову в сторону, чтоб хоть взглядом, хоть мимикой уговорить Флэтчера помолчать. Но тут же вздрогнул — Роквелл щелкнул пальцами у моего лица, призывая обратить внимание на себя. — Пожалуйста, ответь мне. Я растерялся, хватая воздух ртом. Вопроса-то не услышал. — Что? Рука Роквелла прижалась к моей пылающей щеке. — Как ты себя чувствуешь? — Что? — выдохнул я. — Порядок. — Смотри на меня. Я повиновался, не дыша. Но Наземникус в ту же секунду отпрянул от стены и обошел стол. Титанических усилий стоило не смотреть на него и не гадать, что он снова задумал. Я сдался, терзаемый опасением услышать очередные заглушающие прочие окружающие звуки комментарии, и отвел взгляд вслед за аферистом, не выдержав смотреть на Роквелла. Роквелл нахмурился и отнял ладонь от моего лица. — Куда ты смотришь? Я снова перевел взгляд, встретив холодные ясные глаза. В горло пересохло, а в груди тянулись зыбкие щупальца нарастающей паники. — Куда ты смотришь, сынок? — говорил Наземникус насмешливо. — Когда же ты снимешь чехлы со здравого смысла и поймешь, что он тянет из тебя показания? Очнись, он не будет тебя спасать. Твой арест — его премия. Я крепко зажмурился. Его голос звучал, казалось, из каждой щели меж каменными блоками. — Где Матиас? — спросил я, чтоб расслышать хотя бы собственные слова. — В безопасности. Как ты узнал, что он здесь? Кто тебе сказал? Назенимникус снова гадко рассмеялся. — В безопасности? Мальчик-вампир, который наделал шуму на всю страну и за ее пределы, в безопасности здесь, в Вулворт-Билдинг? После того, как в убийстве сына президента подозревают картель Сантана? Очнись же наконец, он врет тебе, а ты развесил уши и млеешь! — Альбус, — вернул меня в реальность все еще сдержанный голос Роквелла. — Ты прятался в Новом Орлеане? — Нет, — отрезал я раньше, чем он успел договорить. — Я знаю, что ты скрывался у Вэлмы Вейн. — Давай, сынок, отблагодари бедную глупую Вэлму за ее доброту тем, что натравишь на нее мракоборцев, — кивнул Наземникус. — Все правильно, не всех Вейнов еще извели наркотики, тюрьма и МАКУСА. Больше, чем хотелось сохранить свободу, я боялся за сумасшедшую Вэлму, которая виновата была лишь в том, что по своей глупости открыла мне дверь. Я нарочно напряг мышцы, чтоб не дрогнули руки, мотнул головой и решил про себя: пусть не очень понимаю, что реально, а что нет, пусть не слышу своих мыслей, но я буду лгать. Лгать и держать себя на месте, хвататься за собственную ложь и не слышать больше ничего, лишь бы никто из тех, кто мне помог, не отплатил за это. — Я был во Фресно, — проговорил я, глядя на собственные ладони. — Там раньше стояли склады картеля. И было убежище. Я был там. — С кем? — Мать моей покойной жены. У нее там дом. — А Диего Сантана? Я вскинул бровь. — А что он? — Где он? — Живет в Гальвестоне. — И ты не видел его? — После первого сентября — нет. — А как узнал о том, что Матиас здесь? Наши взгляды пересеклись. — Отцовское сердце подсказало. Флэтчер загоготал. Даже Роквелл усмехнулся. — Ну да, конечно. — Тебе не понять, у тебя нет детей, — протянул я. Роквелл даже не стал делать вид, что поверил мне. Он сцепил руки в замок и глянул на меня очень внимательно. Я не двигался. — Я тебе не враг, — просто сказал он. — После всего, что было, что вскрылось и что еще вскроется, Альбус, я тебе не враг. — Да конечно, пизди больше, — снова не удержался от комментариев Наземникус, застав прямо рядом со мной. — Врагов у тебя здесь, поверь, меньше, чем тех, кто готов бороться. — Голос Роквелла заглушил злобный ревнивый клекот старого жулика. — Ты не один. Есть хороший шанс тебя оправдать. Просто помоги немного, хватит врать. В горле застыл тугой ком. Кто готов бороться? Тем более за меня. Я очень плохой инвестиционный проект. Я уже хотел было рассмеяться, но вдруг подумал — старик. Вот уж опытный инвестор в человеческий фактор, он готов был бороться за мое спасение, даже если и со мной самим, даже если и в угоду своим мотивам. — И я на сто процентов уверен, что ты не убивал Натаниэля Эландера, — произнес Джон. Я заморгал рассеянно. В голове закралась далекая и неуверенная мысль о том, что я действительно не один. А мои попытки сопротивления спасению смешны и глупы. — Послушай себя, задумайся! — Наземникус гаркнул не своим голосом. — Никто не будет рисковать своей шкурой и положением ради тебя! Ты думаешь, у тебя здесь друзей вагон и спасителей телега? Его голос заглушил даже грохот сдвигаемых стен допросной. — Диего — человек с честью шакала, за просто так никогда никому помогать не будет. У него на тебя свой план и свой расчет. Роквелл — козырь закона, никогда не станет покрывать тебя в ущерб своей должности. Точно так же, как и Малфой, как и твой отец. Никому не нужно подставлять себя ради твоей скудной душонки, Поттер. И когда ты, наконец, поймешь, что никому не сдался, кроме одного меня, когда перестанешь разбазаривать доверие и прочие светлые чувства на тех, кому плевать, вот только тогда ты поймешь… — Да заткнись ты уже! — рявкнул я, резко повернувшись на стуле. — Оставь меня в покое! Воспаленные и заплывшие морщинами глаза Наземникуса Флэтчера смотрели на меня с иронией. Я смотрел в его одутловатое пропитое лицо, ощущал запах дешевого табака со сладкими нотками вишни, перегара и жутчайшего одеколона. И тяжело дышал, как после долгого бега. Джон, отклонившись на спинку стула, отодвинулся еще дальше. Я вовремя спохватился и повернул голову в его сторону. Не знаю, о чем он думал. Вдруг в голове вспыхнуло — передо мной за столом сидел не кто-угодно, а Джон Роквелл. Не впервые мы в этой допросной, и ни разу он меня не подставил. — Джон, — спохватился я. — Джон, я не убивал Эландера. — Я знаю. Еще вопрос. Я закатил глаза. — Ты видишь еще кого-то в этой комнате? — Что? — Я не поверил ушам своим. Роквелл захлопнул свои записи. — Мне можно сказать. Не под запись. — Да ладно тебе! — Без шуток. Скажи мне, что… Стены дрогнули, а тяжелая дверь с лязганьем распахнулась. В серовато-землистую допросную из коридора проникал теплый свет. В дверях, подпирая низкий проем головой стояла высокая волшебница в плотных черных одеждах, казавшихся не по-сезону теплыми. Пшеничного цвета полосы были собраны в нетугой, нависший над шеей узел, а ладони судорожно переплетали длинные, полускрытые рукавами пальцы. Я жадно уставился на Айрис Эландер и улыбнулся приоткрытым ртом. Давно не доводилось смотреть на кого-то с такой жадностью. Я даже не увидел, как позади мелькнуло встревоженное лицо Скорпиуса Малфоя. Даже лица Роквелла напротив не видел. Видел только госпожу президента. — Джон, — произнесла она. — Оставь нас. Роквелл сцепил руки. — Это плохая идея, Айрис. Мы с мистером Поттером не закончили. — Джон, — шепнул я. — Оставь нас. Он нехотя поднялся на ноги и направился к двери. — Не делай еще больше глупостей, — пересекшись с ней рука к руке у двери, шепнул Роквелл. Но президент, не слыша его, подошла к столу и отодвинула в сторону пустой стул. Я смотрел на нее снизу-вверх. — И вот мы здесь. Ее ладони опустились на стол. Президент наклонилась. — Ответь мне. Ты это сделал? Я не сводил взгляда с ее подрагивающей на столе ладони. И, снова улыбнувшись, накрыл ее своею. Президента словно разрядом тока проняло. — Вы задаете мне прямой вопрос. Наконец-то, — произнес я. — А как вы надеялись услышать ответ, если ждали, что я сдохну в камере? — Ты убил моего сына? — выдохнула президент мне в лицо. Ее колотила дрожь. Я чувствовал ладонью каждое подрагивание ее руки. И сжал пальцы сильнее. — Я задал вам вопрос раньше. Вы не ответили. Не хотите в диалог? — Ответь мне: да или нет! — Бледные губы выплюнули это сквозь слезы и злость. — Ответь мне, я хочу ответ! Она дернула руку, но я пригвоздил ее ладонь своею к столу сильнее. — Нельзя без диалога. Политика — это диалог. Диалог — оружие умных. Дурак, дорвавшийся до власти — это опасно, вы понимаете? — спросил я негромко. Наши взгляды встретились. Президент Эландер замерла. — Вы ведь были дома в ту ночь? Оправлялись после падения сына, жалели его, жалели себя. Были не так далеко. — Я широко улыбнулся. — Но ничего не смогли сделать, чтоб спасти его. И никто не помог вам. Вам только мешали. И сейчас мешает одна высокомерная мразь, которая держит вас за руку и несет весь этот бред. По впалой щеке на металлический стол скатилась слеза. — И вот я хочу спросить вас, госпожа президент. Как вам это чувство? — Я моргнул лишь потому, что вспомнил об этом. Пальцы на ладони президента Эландер разжались. Она одернула руку тут же, словно я ее ужалил. — Ответь мне, — глухо прошептала президент Эландер. — Ради того, чтоб знать — вы чувствуете эту боль, и никуда, и никогда она не денется, я пережил бы эту неделю еще раз. Вот, что я вам отвечу. Президент Эландер резко утерла слезы. — В камеру, — бросила она, когда вышла, мракоборцам. Я проводил ее высокую фигуру торжествующим взглядом. Даже если я проведу в этой камере остаток жизни, даже если судья вынесет неутешительный приговор, а Джон Роквелл меня обманул, плевать. Я уже победил.***
Президент Эландер упала в кресло и закрыла лицо руками. Ее до сих пор колотила дрожь. — И что это было? — мистер Роквелл вошел в кабинет следом. Он опустил руки на спинку одного из стульев за широким, изогнутым рогом столом. Президент Эландер, встрепенувшись, подняла взгляд. — Что это было? — с издевкой переспросила она. — Это была попытка узнать правду. — Блеск. Чего ты добилась кроме доведения себя опять до истерики? Мистер Роквелл поднял изящный кувшин, в котором плавали колечки тонко нарезанного апельсина, и налил в высокий стакан доверху воды. Обойдя стол, он поставил стакан напротив госпожи президента. — Если бы расследованию потребовалась очная ставка, я бы поставил тебя в известность. — Мистер Роквелл открыл один из многочисленных шкафчиков, вмонтированных в стену и практически незаметных, и, покопавшись немного, выудил из него небольшой пузырек капель. — Все беды МАКУСА начинаются, когда в дела мракоборцев лезут кто-то, кроме мракоборцев и ликвидаторов проклятий. — Я президент! — Значит, тем более держи себя в руках, — посоветовал мистер Роквелл, капнув из пузырька в стакан. Густая маслянистая капелька вмиг окрасила воду в едва-едва уловимый сиреневый цвет. — Пей. — Думаешь, успокоительное мне поможет? — Я не хочу думать еще и об этом. Да, тебе сложно, да ты в полной заднице, но ты президент МАКУСА. В этом здании полно людей, которые идут за тобой. И полно людей, которые ждут, когда слетит твоя корона. Здесь пресса и британцы. Поэтому выпей успокоительное, возьми себя в руки и пройди это достойно. — Иногда ты бываешь чудовищно циничным, — пробурчала президент Эландер, сжав стакан. — Зато я Непростительными заклятиями детей не пытаю. Стакан снова звонко опустился на стол. — Джон… — Я отказываюсь искать этому оправдание. — Ты не знаешь, что это за мальчик. Ребенок? Это не ребенок, это дьявол. Такая же расчетливая ехидная дрянь, как и Поттер. И я бы не применила то заклятие, достаточно было напугать, чтоб приручить. Это ведь ради справедливости. — У нас с тобой разные понятия о справедливости. Роквелл, устав спорить, налил воды и себе. — Что говорят твои адвокаты? Президент Эландер отмахнулась. — Какая разница. Ты все равно не поддержишь мою правоту. — Хоть в этом я согласен с тобой, — кивнул Роквелл и вытянул руку. Стаканы звякнули. — Ты обдумала мое предложение? — спросил Роквелл, не пытаясь юлить. — Да. Это исключено. Роквелл опустил стакан и, выдвинув стул, сел за стол. — Сыворотка правды — самый быстрый, самый точный и самый правильный способ узнать от Поттера правду. Не нарушая закон, и не подставляя себя перед британцами. Почему это исключено? — Потому что я так сказала. — Или потому что Поттер виновен принципиально и другая версия не принимается? Президент Эландер отвернулась и уставилась в панорамное окно. Мистер Роквелл раздраженно вздохнул. — Хорошо, отметаем версию, что Нейт мог умереть своей смертью на больничной койке. Обвиняя Поттера и не желая ничего слушать, ты не даешь возможности искать настоящего виновника. — Виновник сейчас сидит в камерах и смеется с нас. — Пусть смеется. Если виновен — Сыворотка правды его выдаст. И пусть засмеется снова. В лицо тебе, мне, судье, британскому правительству, прессе. Своему сыну. — Я ответила. Нет. В дверь робко постучали, заставив президента и экс-мракоборца обернуться. — Добрый день. — Скорпиус Малфой заглянул в кабинет госпожи президента еще более робко, чем до этого постучал. — Простите, искал мистера Роквелла. Президент смотрела на незваного гостя, не скрывая раздражения. — Нет, если я не вовремя… — Что вы хотели? — позвал Роквелл, когда Скорпиус, пожав плечами, собрался прикрыть дверь за собой. — Ничего срочного. Просто юный мистер Сантана устал общаться с прессой, где-то добыл спички и средство для розжига, а сейчас интересуется, что будет, если поджечь макет Западного полушария в вашем отделе… Роквелл округлил глаза, вскочил на ноги и пронесся мимо Скорпиуса прочь. — Подумал, что надо вам сообщить, — скромно вжавшись в дверь, протянул Скорпиус, когда Роквелл уже умчался спасать Западное полушарие от произвола скучающих подростков. И невзначай глянул на госпожу президента. — Что ж, Малфой, прошу. — Президент Эландер указала на стул напротив себя. — Давай пообщаемся наедине. Скорпиус вошел, плотно закрыв за собой дверь. В просторном кабинете его шаги по начищенному до блеска полу звучали гулко. — Значит. — Президент Эландер прожестикулировала стаканом в руке. — Мне шах и мат? Сев на стул, Скорпиус сложил ладони. — Ну, — задумался он. — Да. Президент Эландер презрительно фыркнула. — Поттер не виновен в смерти вашего сына. Это факт. — Вы так уверены или снова блефуете? — Посудите сами. Если бы он убил Натаниэля, что мешало ему потратить время и силы на вас? — Скорпиус пожал плечами. — Уж точно не личная привязанность, учитывая, что я в жизни не видел старого друга счастливее, чем после того, как он, пардон, разнес вашу боль утраты в щепки. Змеиные глаза Малфоя горели задорными огоньками. Президент Эландер с сомнением глянула на стены своего кабинета — ей начало казаться, что в каждой щели, в каждом стыке есть лазейка, сквозь которую этот хитрый белобрысый полоз наблюдает за каждым шорохом в Вулворт-Билдинг. — А вы, стало быть, подслушали? — Боже упаси. Но не о том речь. — Скорпиус скромно отвел взгляд. — Я пришел обсудить конфликт. — Ах вот как! — глаз госпожи президент задергался. — И какой на этот раз? — Тот, которым может закончится вся эта история и который мы с вами обязаны не допустить. — Скорпиус Малфой предлагает мне мир? — И такое бывает. — Скорпиус улыбнулся. — Давайте закончим все мирно. Сыворотка правды нашему дебоширу и будь что будет. Виноват — экстрадиция, прочь от вас подальше. Не виноват — что ж, достаточно будет публичного оправдания. Президент Эландер, вновь не отделываясь от ощущения, что уши Малфоя повсюду, скривилась. — Я не дам разрешение на использование Сыворотки правды. — Вы не поняли, госпожа президент. Я не прошу вашего разрешения. Я описываю ход наших действий. Скорпиус снова чуть улыбнулся. — Шесть лет, с тех самых пор, как началась та давняя возня с чемоданом вашего сына, я был осторожен, как канатоходец, боялся даже дыхнуть в сторону МАКУСА. Меня сделали провокатором и виновником, по рукам и ногам связали контролем, чтоб молчал и забыл, я молчал, но не забыл. И вы могли подумать, что я не использую шанс за это отплатить, когда вы будете уничтожены? Вы действительно уничтожены, а я с честью поднесу к вашему погребальному костру факел, просто помните об этом. А могу не подносить. Все что нужно — сделать так, как я говорю. — Высокомерный бессердечный ублюдок. — Спасибо, старался. Итак, — довольно сказал Скорпиус. — Сыворотка правды будет. Честный суд будет. Публичное оправдание в случае недоказанной вины — тоже будет. А я за эту милость не заявляю в Международной Конфедерации Магов о том, что вы скрываете инферналов. Президент Эландер побледнела на глазах. — Ты… — Вы закрыли рот Грейнджер-Уизли. Думали, хуже вам уже не будет? Но вот мой джокер в рукаве сыграл. — Скорпиус внимательно наблюдал за тем, как женщина, сидящая напротив него, уже не бледнела, а серела. — Ну что же вы молчите. Мне казалось, мы договорились. Сделайте мне любезность и согласитесь, и никто не узнает об инферналах. Нужно идти навстречу друг другу. Политика — это диалог. Диалог — оружие умных. Дурак, дорвавшийся до власти — это опасно. О том, в каком контексте и при каких обстоятельствах вы сказали когда-то эту фразу, никто тоже не узнает, если мы договорились. Президент Эландер застыла на месте. Успокоительное в стакане не подействовало — ее снова колотила дрожь. — Я передам ваш ответ мистеру Роквеллу, — кивнул Скорпиус. — Спасибо. И, бесшумно поднявшись на ноги, направился к выходу. Так и чувствуя, как проклятия летят ему в спину, он закрыл за собой дверь. Шагая по коридору, и гадая, специально ли все в небоскребе затихли, чтоб слушать его громкие шаги, Скорпиус нажал на кнопку лифта. Двери распахнулись сразу же. Ехал вниз он менее пяти секунд. Лифт остановился этажом ниже. — Она согласилась, — просто ответил Скорпиус, вошедшему и остановившемуся у него за спиной мистеру Роквеллу. — Хорошо, — кивнул Роквелл. — Как у вас получилось? — Элементарно, Роквелл. Сказал, что вы гей, потом отговаривал ее выходить в окно с горя от неразделенной страсти, в процессе чего уровень доверия между нами вырос, и госпожа президент согласилась на мои условия. Роквелл цокнул языком. — Вы закончили? — Да, — кивнул Скорпиус. — Извините, больше никаких шуток. Роквелл сухо кивнул. — Не злитесь. — Скорпиус подмигнул. — Хотите загадку? — Давайте. — Как вы думаете, что общего между Альбусом и этим лифтом…***
За свою недолгую, но уже порядком потасканную жизнь, я побывал в залах суда четырежды. Может пятикратно, не помню, но точно знаю, что какой-то из своих приговоров слушал в состоянии такого нестояния, что упал бы на присяжных, если бы конвоир не пристегнул меня наручниками к решетке. Вспоминая недавнее заседание «МАКУСА против, но не совсем против, ибо мама президент, Натаниэля Эландера», на котором я присутствовал в качестве отца пострадавшей стороны и гражданина, который громче всех орал с места, мне довелось вывести несложную теорему жизни. Звучала она так: тот, кто побывал за решеткой один раз, может не побывать снова, но тот, кто побывал дважды, обязательно вернется на скамью подсудимых еще раз. Ночь в камере прошла неплохо, как в не очень хорошем хостеле. Я не боялся, что меня будут бить снова: во-первых, вряд ли мое тело можно удивить новым оттенком синяков, во-вторых, Скорпиус Малфой, перехвативший меня после допросной «именем британского законодательства» и подсунутой мракоборцу шоколадкой, долго зачитывал мои права и обвинения, и в процессе сунул мне в карман крохотный штопор. Зная себя, вернее узнав после недавних событий, я успокоился. В принципе, маленького острого чего-то мне в состоянии аффекта достаточно для того, чтоб выйти против трехсот спартанцев и разогнать их по домам. Мне не нужна была волшебная палочка — только подставило бы нас обоих наличие этой вещицы, да и спрятать ее в кармане непросто. А вот штопор, который в кулачке помещался, согрел душу. Я и шел в камеры, уже готовясь вгонять его в шеи тех, кто подсядет, не соблюдающих обязательных социальных дистанций. Уже знал, что сейчас меня загонят в клетку, свет резко потухнет, а мракоборец, который стоит на страже, развернется и уйдет. И в этот раз оно мне на руку — свет потухнет, страж уйдет, а я просто всех прирежу, потому что у меня адски болит в груди и есть штопор. Но, каково же было мое удивление, когда этого не понадобилось. Я был в камере подальше, один, в коридоре было очень светло и тепло, а на выходе стояли двое мракоборцев. На тот момент я не знал, что в здании полно репортеров, но где-то на уровне интуиции и опыта горения жопы от неприятностей понимал — в Вулворт-Билдинг какая-то проверка. Иначе, после побега, да после такого побега, меня бы в самую темень швырнули прямо в медвежьи объятия Михаила, которого, кстати говоря, в камерах не наблюдалось. Было спокойно настолько, что глобальной проблемой на тот момент стала скука. Благо меня развлекали ребусы из рубрики «Найди десять отличий между реальностью и нет», эпизоды самокопания и архив старых анекдотов в голове. Ночь прошла спокойно, а утром меня повели в зал суда. Вот на этом этапе спокойствие мое закончилось. Говорят, тот, кому нечего боятся, ничего и не боится. Ложь. Я проходил мимо, казалось, мимо коридора тысячи людей. Их лица плыли мимо, единой краской смешавшись. Щелкали и дымились камеры, летели искры, пахла жженая пленка. Окружали голоса, шепот, улюлюканье — не могло быть иначе, ведь на моих запястьях тяжелели кандалы. Толпа встречала убийцу. Удивительно, какая она интересная, эта толпа. Таким же количеством и, скорей всего, тем же составом, она улюлюкала вслед Натаниэлю Эландеру, презирая его зверские эксперименты. Она готова была растерзать его, не скупилась на комментарии, встречая его у дверей зала суда. И вот она встречала его убийцу. Точно так же, ненавидя, презирая. Как же легко сделать козла отпущения национальным героем — достаточно просто его убить. Интересно, если меня убьют, толпа будет так же ненавидеть человека, которого за это осудят? Их пустили в зал. Не всех, но за спиной я слышал грохот шагов, опускаемых сидений, скрежет штативов камер о мраморный пол, шелест мантий и шепот голосов. Я шагал дальше, мимо сидений. Надеялся, что выпадет место за столом сбоку, скромное, не на виду, где сидел неделей ранее Натаниэль Эландер. Рядом со мной сядет адвокат… был у меня адвокат? А может Роквелл сядет? Я был бы благодарен. Руки дрожали, ноги подгибались, в глазах то и дело темнело — все как пять лет назад, когда я ожидал, что будет со мной после того, как я притащил несчастную маглу на кишащую инферналами виллу Сантана. Может и в этот раз Джон Роквелл подсядет ко мне украдкой, сожмет дрожащие руки своими и шепнет, что я вернусь домой. Но в самом центре зала, окружаемое амфитеатром скамеек, стояло железное кресло. Я уже знал, для кого оно предназначалось. Я прошел мимо тех, кого узнал — во втором ряду сидел мой отец, пришлось смотреть нарочито вперед, на кресло. Еще ничего не началось, а я уже сходил с ума. Шум, разный, приглушенный и громкий: голоса, скрип скамеек, вспышки камер, шаги, скрип перьев, шелест пергаментов — я снова не слышал собственных мыслей, в голове эта симфония жужжала, как осиный рой. Запахи тоже смешались: жженая пленка, мускус, пот, духи сладкие, духи терпкие, мятная жвачка, табак, чистящее средство, что-то смутно знакомое, головокружительно-сладкое. Я сидел на жестком стуле, мелко дышал через рот. — Вопросов минимум. Закончим это быстро, незачем устраивать спектакль для прессы, — наблюдая с балкона за суетой в зале суда, проговорил мистер Роквелл. Балкон под высоким потолком подпирали мраморные колонны. Прямо у колонн располагался длинный судейский стол, пока еще пустующий. — Айрис, ты сделала правильный выбор. — Будто у меня был выбор, — проскрежетала президент Эландер, тоже глядя вниз. — Я изучила вопросы Поттеру. Она протянула Роквеллу пергамент. — Этого недостаточно. Мистер Роквелл нахмурился. — Чего не хватает? — Ни единого вопроса о том, что Поттер устроил в камерах. Убийство мракоборца, освобождение вампиров, побег. Где это все? — Светлые глаза президента сверкнули. — Мне все больше начинает казаться, что ты намеренно покрываешь его. — Если я кого и покрываю, то это тебя, — бросил мистер Роквелл. — Если я задам вопрос о том, что произошло в камерах, Поттер расскажет правду. О том, как сидел двое суток в темноте, без еды и воды, с контрабандистами, которые его убивали. И о том, что охрана этому способствовала и сознательно покидала пост. И кто окажется под ударом? Кто отдал мракоборцам такой приказ? Президент Эландер сжала рукой холодное ограждение балкона. Лицо ее белело. — Поэтому, когда я требую не лезть в дела штаб-квартиры мракоборцев, надо прислушаться, — сказал мистер Роквелл. — А так, имеем что имеем. И снова посмотрел вниз. — Нам пора. Джон Роквелл зашел в зал последним, и двери за ним захлопнулись. Я смотрел на президента Эландер — она заняла место прямо напротив меня, сложила руки и впилась ненавидящим взглядом, даже не пытаясь выглядеть непроницаемо для репортеров. Когда за спиной застучал молоточек судьи, я вздрогнул и дернулся назад. Мне бы быть спокойным и уверенным, но нет. Оставалось только гадать, каким меня видят люди напротив. Молоточек стучал в голове еще долго. Все то время, что судья, лица которого я не видел, представлял судейскую коллегию и что-то читал, шурша длинным свитком пергамента. Я же, дуралей, вместо того, чтоб навострить уши, бегло осматривал амфитеатр перед собою. Все эти дюжины лиц, боялся средь них встретить взгляд отца. «А чего ты боишься, Ал?», — вдруг подумалось мне. — «Ты не должен бояться. Пусть они все боятся. Ты здесь убийца». Я украдкой ухмыльнулся. Камеры задымились и резво защелкали — о, ну как же не запечатлеть улыбку на лице душегуба. Зажмурившись и открыв глаза снова, я отыскал в первом ряду белобрысую фигуру Скорпиуса. Наши взгляды встретились. Он подмигнул, едва заметно дернув веком. — Вам понятно обвинение, мистер Поттер? — услышал я за спиной. Я вздрогнул снова и хотел было обернуться, но спинка кресла вдруг выпустила в спину тупые шипы. Все поняли, что слушание началось, кроме меня. — Да, сэр, — в слепую ответил я. — Вы признаете себя виновным в преступлении? — Нет, сэр. — Видит Бог, чуть не ляпнул: «Да, сэр». В зале ожидаемо зашептались. — Вам будет предложено доказать свою невиновность Сывороткой правды, — пробасил судья. Я не видел его лица, сидя спиной, но фантазия так и рисовала широкое щекастое лицо и нелепый судейский парик, как в старину. — Вам известно о действии данного зелья? — Да, сэр. — Вы согласны выпить Сыворотку правды перед лицом закона? Я запнулся. Что, разумеется, не осталось без внимания. — Да. Сэр. Судья явно отвел взгляд и перестал глядеть в мой затылок. Аж дышать легче стало. — Мадам Эландер. — Густой голос эхом пронесся по залу. — Вы согласны на проверку Сывороткой правды? Больше меня напрягся, кажется, только Роквелл. Так напрягся, что, казалось, в последний раз моргал в октябре прошлого года. Президент Эландер сжала пальцы так сильно, что я услышал хруст суставов. — Да, — произнесла она громко. — Согласна. И снова по залу пробежал шепот. Я не понял, в чем великая милость этого разрешения, что кое-где послышались аплодисменты. Из-за спины появился мракоборец — молодой и перепуганный, кажется, не меньше моего. Он открыл небольшую шкатулку, похожую на сплошной деревянный брусок, и выудил небольшую пробирку, на самом дне которой поблескивала прозрачная жидкость. Я дрогнувшей рукой принял протянутую пробирку, из которой по мановению волшебной палочки вылетела крохотная пробка. Накатила моя верная подружка — паника. В голове заметался рой мыслей. Пей, но не глотай, держи во рту, за щекой. Сыворотки совсем мало, она не прольется, если заговоришь. Или раскуси пробирку и проглоти острое стекло — сдохнешь, но не расколешься. Я не сразу вспомнил, что это был тот редкий случай, когда правда была мне на руку. Уже в голове картинки того, как сожрать пробирку и задохнуться, но здравый смысл робко постучался и напомнил о себе. Я осушил пробирку в один глоток, лишь языком почувствовав прохладные капельки, которые на вкус и запах напоминали ничто. И смело сглотнул, сквозь ком в горле. Причем в большей степени ради Роквелла, которого пожалел — тот от волнения аж с цветом собственных глаз ледяных сливался. — Если его посадят, чур, его клоповник в Паучьем Тупике сдавать мигрантам буду я, — Роза Грейнджер-Уизли сунула в камеру новый моточек пленки и шепотом поделилась перспективой. — Мистер Поттер, — проговорил судья. — Скажите, сколько вам лет? — Девятнадцать, — ответил я. И тут же осекся. — Нет, подождите. Больше. Тридцать… И затупил. — Больше. — Блядь, ну только я так могу. Перед судьей и кучей людей завалить проверку Сывороткой правды на первом же вопросе про собственный возраст. — Не подсказывайте, — шикнул Роквелл, обернувшись на Скорпиуса, который отчаянно шептал мне и на пальцах что-то показывал. — Где вы учились? — новый вопрос, и снова не по делу. — Хогвартс. Факультет Гриффиндор. — Вы вампир, мистер Поттер? В зале зашумели. Я моргнул. — Да, сэр. И снова зашумели. Ой, такие все прям удивленные оказались! А то раньше не просекли, что я, имея тринадцатилетнего сына и пятнадцатилетний криминальный стаж, выглядел как шестикурсник. Я вдруг подумал о том, чего мне будет стоить правдивый ответ на данный вопрос. — Вы сознательно обращали людей в себеподобных? Мой взгляд на мгновение пересекся со взглядом Роквелла. — Нет, сэр. — Вы состоите на учете? — Да, сэр. — На каком конкретно учете не уточнялось, а потому я не соврал. Я был на учете в полиции, в частном кабинете лечения алкоголизма гипнозом, а еще у аллерголога появлялся стабильно раз в год. Давайте еще спросите, с кем я сплю и как часто, а то вон, Роза в третьем ряду заскучала и ничего не пишет. — Мистер Поттер, вы знали мистера Натаниэля Эландера. Накаркал. Что ж, ну хоть по делу. — Не очень близко, — ответил я, стараясь звучать спокойно. — Впервые я услышал о нем, когда он приказал украсть философский камень гоблину из биржи контрабандистов. Президент Эландер сломала карандаш в руках. Скорпиус же, с его блаженным выражением лица и совершенно невинным и не подразумевающим ничего плохого взглядом, походил на идеального кандидата в солисты церковного хора. — Мистер Поттер, — вновь обратился ко мне судья, и, пристукивая молоточком, призвал зал к тишине. — Вы виновны в смерти Натаниэля Эландера? Я чувствовал взгляды телом. Руки дрогнули в последний раз и сжали железные подлокотники. — Нет, сэр. Мой голос прозвучал негромко, но звучнее из-за того, что в один миг шум в зале стих. Но лишь на мгновение. Звенящая тишина, в которой два коротких слова прозвучали с каждым различимым выдохом, словно по щелчку пальцев прервалась суетой. — Это ложь! — орала президент Эландер, вскочив на ноги. Ее пальцы сжимали стол. — Это гадкая ложь! Камеры вновь задымились, заискрились, защелкали. Зал разразился громовыми аплодисментами. Скорпиус Малфой коротко усмехнулся мне. — Он лжет! Не стойте, сделайте что-нибудь, он убил моего сына, он лжет всем нам! — крик президента срывался в истерику. Она отталкивала помощников, которые протискивались к ней. — Вон отсюда! В особо близкую к ней камеру полетело заклятие. — Значит он обманул Сыворотку правды! Я знаю, что это он! Виноградная гроздь… его слова в камере, скажите же! Джон! Джон! И вновь все замелькало смесью красок и протяжной какофонией звуков. Я не различал лиц, а аплодисменты слышал приглушенными, далекими. Смотрел на них всех, обводил взглядом амфитеатр. Люди, которые пятнадцать минут назад желали мне сгнить в тюрьме, сейчас хлопали моей невиновности. Я попытался улыбнуться немного, но губы только дрогнули жалко. Мне бы радоваться, но… а чему? Тупые шипы втянулись в спинку стула, а кандалы на запястьях щелкнули. Судья громко стучал молоточком и даже усилил голос заклинанием, чтоб перекричать шум в зале и отчаянный крик президента Эландер, которая поспешно вылетела прочь в коридор. И снова что-то говорил, читая с пергамента. И снова я не слушал и не слышал. Вот так бессмысленно все и закончилось. Репортеры, шумя и споря, повалили в коридор первыми, надеясь перехватить меня в коридоре. Я сидел в железном кресле до последнего, наблюдая безучастно за тем, как уходят люди, как оттесняют их к выходу мракоборцы. — Что и требовалось доказать, — произнес Скорпиус, когда вышел в коридор в числе последних. — Чего мы все и ждали. Верно, мистер Поттер? И, тяжело вздохнув, когда на них с Гарри Поттером нацелились камеры, косо глянул. — Жду вас у кабинета Роквелла. Скорпиус трансгрессировал под негодование прессы. — Мистер Поттер! — репортеры кинулись на того, кто не успел подумать о побеге от всеобщего внимания. — Ваши комментарии. Кто ответит за причиненные неудобства? — Вы верили в невиновность сына до Сыворотки правды? — Правда ли, что это не первое преступление, в котором обвинялся Альбус Северус? Мистер Поттер, устало потирая лоб, мотал головой и ничего не комментировал. Мракоборцы оттеснили репортеров к лестнице, несмотря на их громкие протесты и не прекращающиеся вспышки камер. Глядя им вслед, мистер Поттер рассеянно кивал на чьи-то приветствия и похлопывания по плечу, а когда поток свидетелей открывшейся истины, наконец, прошел к лифтам и разошелся по Вулворт-Билдинг, повернулся обратно к двери в зал суда. Мы с Джоном сидели в опустевшем зале, на скамейке в первом ряду, ссутулившись и глядя в железное кресло. Только он понимал, что я истлел: такой же вымотанный, усталый, сонный и готовый ко всем чертям послать первого, кто с ним заговорит. — Спасибо, — первым заговорил я. — Не хотелось бы повторять. Я слабо улыбнулся. И снова губы задрожали. Джон скосил взгляд. — Все нормально. Дверь в зал суда тихонечко закрылась. И вот мы снова остались вдвоем — молчать.***
Скорпиус вышел из здания и зажмурился от солнца. Глаза, привыкшие к приглушенным краскам небоскреба, тут же заслезились, а потому солнцезащитные очки, всегда дожидающиеся своего часа во внутреннем кармане, пришлись очень кстати. В очках и форменной одежде департамента Скорпиус выглядел хорошо — строгая и идеально сидящая форма с острым удлиненным воротничком была одной из пяти причин, по которой карьерной лестницы удостоился именно Департамент международной магической безопасности. В строгой одежде Скорпиус Малфой выглядел действительно отлично, но, тут уж только принять и смириться, Луи Уизли в джинсах и футболке выглядел все равно лучше и ловил взгляды оборачивающихся женщин, чем и наслаждался, как солнцем. — Ну что там? — Луи дожидался в неприметном кафе у торгового центра через дорогу. Скорпиус уселся за столик, стянул очки на кончик носа и метнул в разомлевшую официантку шальной взгляд. — Шампанского. Луи усмехнулся. — Простите, у нас кофейня, — сконфуженно проговорила официантка. — Тогда две пустые чашки, за шампанским мы сбегаем в магазин. — Два эспрессо, пожалуйста, — произнес Луи. Скорпиус постучал пальцами по устланному салфеткой столику. — Рассказывай. — Луи придвинулся ближе. — Что там? По твоей довольной роже вижу, что порядок. — Более чем порядок. Ал оправдан. Прессу еще пару дней потрясет, и в итоге наш неуловимый дебошир уже не кровожадный убийца, а жертва следственного произвола МАКУСА. Роза в восторге, ее блокнот аж дымится. — Все-таки Сыворотка правды? Мне казалось, ты засомневался в итоге в идее Роквелла. — Я дал идее шанс. — И не прогадал. Да, это был риск, но нам повезло. — Ну да, конечно, допустил бы я такой риск. Ал мне слишком дорог, чтоб позволить ему свидетельствовать против себя самого. Луи посерьезнел. — Что ты сделал? — Не пошел на риск, — повторил Скорпиус. — Роквелл молодец, никто не спорит. Но он до последнего не знал, чем закончится показания под Сывороткой правды. Он запустил процесс, согласен, правильный, быстрый, точный, но основанный только на слепом доверии в невиновность. — Что ты сделал, спрашиваю? Скорпиус, с лицом человека, ожидающего камень в лицо, откинулся на спинку стула. — Скажем так, если дать одному юному сальвадорцу мотивацию и пинту крови, он может устроить в небоскребе такой апокалипсис, что никто не заметит, если жидкость без цвета и запаха, похожую на воду, подменят на воду. — Ты заменил Сыворотку правды?! — Тише. — Ты заменил Сыворотку правды? — прошептал Луи в ужасе. — Как ты… Что… И никто не заметил? — Чтоб заметить, нужно выпить. — Скорпиус пожал плечами. Когда принесли кофе, оба смолкли, старательно делая вид, что друг друга в упор не видят. Луи смотрел на дорогу. Уголки его губ подрагивали. Скорпиус поднял чашечку. — А я знал, что где-то выстрелят твои интриги, — бросил Луи, когда официантка ушла. — Что ты не сможешь просто довериться Роквеллу. Как наркобарон. — Наркобарон все правильно сделал. Слепая вера Роквелла — это ни о чем. Ала надо было спасать, а не верить в него. — Подожди. — Луи повернул голову. — Это что получается, если Ал выпил обычную воду, то он мог соврать, что невиновен? — Да. И ему поверили. В этом прелесть плана. — Или же мог сказать правду. — Да. И ему опять-таки поверили. — То есть, мы не знаем, убивал он или нет? Скорпиус сжал ладонь в кулак. — Луи, а нам не надо этого знать. Я приехал сюда не искать убийцу Эландера, чтоб вручить ему цветы и орден. Я приехал спасти Ала. — Спасти Ала или уничтожить Айрис? — Победить, скажем так. И я победил. — Скорпиус скромно улыбнулся. — Мне плевать, убивал Ал или нет. Он был прав в любом случае. Мое мнение — шестьдесят на сорок. Но неважно. Эландер мертв. Его мать понесет наказание за все свои преступления. Ал оправдан. Роквелл наконец свободен. А юный сальвадорец может спокойно учиться в Ильверморни и не бояться, что его выкрадут среди ночи люди президента. Все выиграли. А цена тому — лишь пара капель воды в пробирке. И я не просто так тебе все это рассказал. Луи вскинул брови. — Вот как. — Ал наш друг, и я готов перевернуть за него планету. И то же готов сделать ради тебя, но не хотелось бы, чтоб ты прошел через то же, что и Ал. Красивое лицо Луи обрамила маска натужного изумления. — Это была попытка меня пугнуть? — Это была просьба, — проговорил Скорпиус. — И совет подумать о том, что следы, которые ты заметил на теле Эландера, это были трупные пятна. — Это не трупные пятна. — Это именно трупные пятна. Так бывает с теми, кто погиб от падения с высоты. — Предлагаешь мне молчать. Или это приказ? — Это просьба, я же сказал. Ты никого не спасешь, только выставишь себя дураком. И подставишь к тому же, если снова начнут копать, как именно Эландер упал. — То есть, если что-то будет не так, как ты сказал, ты меня сдашь? — Я — никогда. А вот Ал — легко. Поэтому будь осторожен. — А если я сдамся сам? — Тогда ты идиот. Хватит, Луи. Эландеры получили по заслугам. Ал свободен. Большего и не надо. И, чтоб избавить себя от дальнейшего спора, Скорпиус глянул на карманные часы. — Как думаешь, пятнадцать минут прошло? Луи отмахнулся, снова глядя на дорогу. — Наверное. А что? У тебя на через пятнадцать минут еще какая-нибудь интрига запланирована? — Нет, я сегодня свои лимиты исчерпал. — Скорпиус снова натянул очки на переносицу — циферблат часов блестел на солнце, мешая увидеть стрелочки. — Нужно заглянуть к госпоже президенту, но решил подождать минут пятнадцать. Она к тому времени как раз устанет крушить все вокруг и визжать. Чувствуя колючий взгляд, Скорпиус обернулся у выхода. Луи, не вставая, поманил его ладонью. — Хочешь совет все еще друга? Скорпиус сел обратно на стул. — Да. — Уходи из министерства. Оно уже пустило в тебя корни. Вокруг видишь только врагов и мишени. — Луи наклонился ближе. — Ал переживет, я — не гордый, утрусь, но если ты однажды увидишь врага в Доминик, жди меня в ближайшее полнолуние. Тогда и поговорим. «Что б ты еще в жизни понимал, благочестивая куртизанка», — негодовал Скорпиус с обидой, нетерпеливо дожидаясь зеленого сигнала светофора. Вернувшись в Вулворт-Билдинг и спрятав очки во внутренний карман, он, все еще слыша вспышки камер, прошел по блестящему шахматному полу к лифту. Лифт ехал медленно, кряхтя и шатаясь на старых тросах — подъем на самый верх казался ему с трудом преодолимым препятствием. — У себя? — поинтересовался Скорпиус у помощницы президента. — Не появлялась, — коротко ответила помощница. — Вы собираетесь ждать? — Да. Ждать пришлось долго — за все время ожидания Скорпиус успел восемь раз проследить маршрут, по которому скалярия в большом аквариуме изучает свои владения. Ведьма за столом у двери недобро, но с любопытством косилась, так и надеясь на свежую сплетню из первых уст. Когда же, наконец, в коридоре послышались громкие шаги, Скорпиус вскочил на ноги. Президент Эландер, вся в красных пятнах после недавней истерики, задышала, как разъяренный буйвол. — Заходите, Малфой. Скорпиус кивнул и подчинился. Президент вошла следом. Свечи в ее кабинете тут же вспыхнули. — Айрис, вы все сделали правильно. — Да хоть вы заткнитесь со своей правотой. — Не заткнусь. — Скорпиус проводил президента взглядом. — Невиновный пострадал из-за ваших домыслов и произвола. Но, повторюсь. Президент Эландер села на один из стульев у стола и притянула к себе поднос с графином и стаканами. — Вы все сделали правильно. — Довольны? — Да. С моей стороны в вашу отныне никаких претензий. Даю слово. — Мне ваше слово не нужно. — Дело ваше, — отмахнулся Скорпиус. — Просто зашел вам сказать. Инцидент действительно исчерпан. Президент Эландер нервно рассмеялась. — А зря, Малфой. Я сейчас уязвима, как никогда. Могли бы снова попытаться сделать мне гадость. — Сделал бы, — признался Скорпиус, остановившись и панорамного окна. — Но мне жаль Роквелла — ему это хлебать придется. А вообще, госпожа президент, хватит уже. У вас и без надуманных проблем хватает… И осекся на полуслове, заметив на крыше соседней высотки, подпирающей небо, темную фигуру. — Проблем хватает, — рассеянно проговорил Скорпиус, наблюдая за тем, как фигура вдруг присела. Спохватившись раньше, чем сумел сформулировать мысль, Скорпиус поднял волшебную палочку и нацелил ее на собранные у карниза шторы. Президент Эландер повернулась. — Что вы делаете? Шторы опустили, погрузив кабинет в полутьму. — Не поднимайте шторы, — посоветовал Скорпиус. — А лучше — отправляйтесь домой. И быстро трансгрессировал, не дожидаясь агрессии за свой совет. Открыв глаза, когда под ногами появилась опора, Скорпиус запахнул мантию, которую мотало на сильнейшем холодном ветру. На улице душно, а на крыше, под небом, ноги дрожали, а руки покрылись гусиной кожей — ветер буйствовал, заглушая звуки оживленного проспекта внизу. — Остановитесь! — перекрикивая ветер, крикнул Скорпиус, сжав волшебную палочку. — Шаг вперед. Мистер Сантана вздрогнул, когда за спиной услышал оклик. Опустив громоздкую винтовку себе под ноги, он выпрямился и обернулся. — Не надо этого делать, — крикнул Скорпиус, впрочем, не настолько доверяя силе убеждения, чтоб опустить палочку. — Альбус оправдан. Матиас в порядке. Айрис Эландер за все ответит, и если вы выстрелите в нее, она легко отделается и не понесет наказания! Заведя руку за пояс, мистер Сантана быстро выхватил пистолет. — Да сколько у вас оружия? Как вы это вообще провезли между штатами? — опешил Скорпиус. Предохранитель щелкнул. — Матиас в порядке, — повторил Скорпиус, подняв руки скорее для приличия, нежели испугавшись выстрела. — Он ведь с вами связался? И Ал в порядке. Вы наделаете сейчас глупостей, поэтому хватит! Да черт вас, вам дали второй шанс. Вы не сделали выводов и не почесались что-то изменить. Вам дали третий шанс, и вы снова гнете свою линию. Сколько еще вам надо трупов вокруг себя, чтоб понять, что у тех, кто поручился за вас в аду, другие планы на вашу жизнь? Мистер Сантана сжал пистолет крепче. — Знаешь мою историю, выходит? — Еще как знаю. Не знаю, правда, какие на вас планы, но одно скажу точно — если вы выстрелите мне в голову, я отряхнусь и спущусь в кафе за маффином. А если я отберу этот пистолет и выстрелю вам в голову — вы спуститесь обратно в ад. Вы знаете, как убить мертвеца. И я тоже. Разница лишь в том, что я знаю, как умерли вы, но вы не знаете, как умер я. Поэтому опустите оружие, у вас нет власти надо мной, но есть ради чего не возвращаться в могилу. Отвернувшись и ругаясь одним лишь взглядом, мистер Сантана сунул пистолет обратно за пазуху. Скорпиус кивнул. — Собирайте винтовку, прячьте куда хотите, забирайте своего школьника и забудем о том, что я видел. И, поискав глазами что-то, в чем пронесли громоздкое оружие на крышу, увидел неподалеку рыбацкий чехол для удочек. — О чем вы думаете вообще? — проговорил Скорпиус, наблюдая за тем, как мистер Сантана откручивает от оружия оптический прицел. — Матиасу всего тринадцать. А он уже знает, что любая проблема может решиться тем, что дедушка прострелит нужную голову. — Он не знает. — Он не слепой и не тупой, он все прекрасно понимает, и ему не страшно от того, что он знает. Он уже бесится, если что-то идет не по его воле. Потому что привык к тому, что дедушка стреляет в головы. — Не неси херни, — буркнул мистер Сантана. — Не понимаешь ничего. Скорпиус фыркнул. — Я поговорил с Матиасом вчера. Ему не понравилось со мной говорить, просто потому что ему тринадцать, и он подросток, а я скучный взрослый в парадной мантии. И вот сегодня его дедушка целился мне в голову. Чего именно я не понимаю? Молния на рыбацком чехле застегнулась. Скорпиус облегченно вздохнул. — В следующий раз, когда соберетесь кому-то мстить, помните — вы сядете, а Матиаса будут воспитывать Поттеры. Понимая, что мистер Сантана чисто принципиально на такое не пойдет, Скорпиус поставил в голове галочку об еще одной выигранной битве против вседозволенности.***
— Дайте ему время, не надо сейчас, — услышал я снова шепот за спиной. Старательно делая вид, что все в порядке, а я глухой, сунул ключ в замочную скважину. Моя армия спасения не отставала ни на шаг, будто ожидая, что я вынашиваю планы что-нибудь из гостиницы украсть. Я не хотел быть в гостинице. Да, это лучше, чем камера, но я не хотел быть здесь, окруженный комнатами, в которых обсуждают судебный процесс. Мне не нужна гостиница, мне не нужен отдых, мне нужно уехать из этой страны. Сумбурное дежавю. Я снова в этой комнате, в этом здании. Под дверью снова маячит Гарри Поттер со своей идеей-фикс о Годриковой Впадине. Или в этот раз он не хотел уже меня увозить? Не помню, я даже не слушал — ему не понравилась моя шутка о том, что раз я невиновен, придется отменять экстрадицию и напрягать президента Эландер снова. И шутку о том, что надо ехать, ведь мой наркокартель без меня как без рук, тоже не оценил. Люди почему-то иногда не понимали очевидного. Куда уж очевидней было то, что тогда, в тот вечер, я не хотел говорить. Не хотел никого видеть и слышать, я хотел посидеть в тишине, вдали от расспросов, сочувствий и скомканных слов поддержки. Ведь я прекрасно знал: точно так же, как люди в зале суда хлопали мне после того, как желали сдохнуть в клетке, те, кто были рядом сейчас, еще утром не сомневались, что я убил Натаниэля Эландера. — Привет, малой, — слабо улыбнулся я, закрыв дверь. Матиас сидел на подоконнике и ловил телефоном связь. Черные глаза скользнули по мне. — Привет, Ал. Значит, ты не маньяк? Я пожал плечами. — Боюсь, что нет. — Херово. Я собирался понтоваться в школе тем, что мой отец — серийный убийца. — Прости, что обломал. — Не привыкать. Сев на кровать, я упер руки в твердый матрас. Матиас спрыгнул с подоконника и сел рядом. — Как ты, малой? — поинтересовался я. — Сильно испугался? Матиас мотнул кудрявой головой. — А ты как? — Как кирпич. Выгляжу не очень, но хер сломаешь. — Я вытянул руку и приобнял Матиаса. — Бояться не стыдно. Хуже не бояться. Трусы всегда думают шустрее бесстрашных. — Я не трус. — Это уж точно. Но, просто, вдруг у тебя какие-то сомнения. Странное дело. Я не хотел никого ни видеть, ни слышать, хотел уйти в четыре стены уединения и не просыпаться более, чтоб и на следующий день никого не видеть и не слышать. Но случился Матиас, с которым довелось делить комнату. И это странное чувство. То ли родственное что-то проснулось от долгого сна, то ли было в этом пареньке что-то такое… насмешливое, нейтральное, что я принял это соседство. Мы совершенно не знали друг друга, не тянулись, но в тот вечер только от ненавязчивой компании сына мне не было плохо. Я, наблюдая за тем, как он склонился над телефоном, больше меня ни о чем не спрашивая, думал, а что если бы шесть лет назад оказался умнее и уехал бы с Матиасом домой, прочь от Коста-Рики и всех потерь. Что бы изменилось и куда бы завела меня судьба? Но, вскоре понял, что туда же. Потому что ближе к ночи я сделал то же, что и тогда — оставил Матиаса с телефоном и обещанием скоро вернуться, и спустился в холл гостиницы. — Две порции, — произнес я, сев на высокий барный табурет. Полный бармен вскинул густую бровь. — Две порции чего? — Чего угодно, что вырубит меня до утра. Бармен присвистнул и повернулся к полке, уставленной бутылками. Я ссутулился, опустил голову голову на сложенные руки и тяжело вздохнул. И все ведь хорошо. Но мне было плохо. Ненавижу это чувство. И ведь действительно хорошо. Я оказался невиновен, завтра буду официально реабилитирован. Мне все верят, у них нет альтернативы. Я во всех газетах — вон, лежал на стойке свежий вечерний номер «Призрака» с моим отрешенным лицом на первой полосе. За меня теперь весь мир. Завтра Матиас уедет с дедом в Гальвестон. Завтра и я уеду куда-нибудь. И заживем. У судьбы свои планы, и только Альбус сидит со своим постным хлебалом и мечтает об эвтаназии. Ну не дурак ли? На стойку опустились два стакана с резко пахнущим виски, причем наполненные до самых краев — бармен четко понял заказ, надо бы оставить хорошие чаевые. Я отпил немного и достал телефон. Связь плохая, но все же надеяслся, увидеть уведомление о пропущенном вызове или непрочитанное сообщение, что-то вроде совсем не поэтичного «давай ко мне». Я бы провел эту ночь в Бостоне, но у Бостона были другие планы. Рядом кто-то бесшумно сел на табурет, я даже не глянул, лишь инстинктивно отодвинулся подальше. — Здравствуй, Поттер. Я очнулся, узнав давно позабытый голос. Спрятав телефон, повернул голову и с полминуты смотрел. — А я чувствовал, знаешь. — Хотелось смеяться. — Чувствовал, что, когда моя жизнь пошла по пизде, не могло обойтись без тебя. Как же плохо и хило она выглядела. Ничего общего с отпечатком в памяти. Ни гордой осанки, ни хитрого взгляда, ни утонченного шарма в стальных доспехах величия. Королевская кобра стала похожа на дождевого червя. Лишь голос тот же. Тихий, спокойный, слушая который, так и хотелось вернуть долг. Я не опрокинул ее на стойку и не разорвал этот дернувшийся в ухмылке рот, лишь потому, что она выглядела так, словно жизнь помотала ее похуже, чем меня. — Ты не могла оказать миру услугу и просто умереть, да, Сильвия? Сухие губы защипал виски. — Да.