Игры в богов

— … если провести черту и подытожить — вы хотите сказать, что у вампиров права на жизнь в обществе нет? — Проблема нашего общества как раз в том, что мы раздаем всем права налево и направо. Двадцать, тридцать лет назад всем миром травили эту чуму и еле вытравили. Почитайте статистику, расспросите стариков о тех временах, и вы узнаете страшные вещи о том, как целыми поселениями люди гибли страшной смертью, потому что неразумный подвид был голоден. — Вы считаете вампиров неразумным подвидом паразитов? — Совершенно верно. А то, что происходит сейчас, это глумление, это романтизация катастрофы. Литература, кино, СМИ — грязнокровки знатно приложили к этому руку, и вампиры уже не паразиты в глазах вашего поколения, а загадочные герои. Нет, послушайте меня, послушайте, я вас не перебивал! Вы — правозащитник, и защищаете права вампиров. А я — правозащитник, который защищает права людей. И я считаю, что защищать неразумных голодных паразитов — это сознательно разрешить им бесчинствовать и убивать людей. Сейчас вы оправдываете людоедство. А завтра вы решите, что в принципе все в мире можно оправдать и наделить правом на самовыражение. Это анархия. То, что вы делаете. — С позиции радикального мышления — да, это анархия. Все, что не вписывается в рамки чистокровного белого населения — это анархия. — Подождите! — Нет, теперь я скажу, позвольте, сенатор. Люди, которых мы считаем людоедами и кровожадными чудовищами… — Это не люди, давайте называть их своими именами. — … не выбирали такую участь. И второсортное отношение, травля… — И будем пускать чумных в оперу, ну в самом деле! Вы сейчас, ваше поколение, своей терпимостью уничтожаете этот мир. Чего далеко ходить, вспомните как оборотень, по всем параметрам — опаснейшая тварь, бросился на талантливого молодого ученого, изуродовал его лицо. Что получила мать? Сына-калеку. Что получила тварь? Ученую степень и хорошую работу. — Если вы о Натаниэле Эландере… — Да какая разница, о ком я. Вы не видите катастрофы в том, что природа одних уничтожает других. Мы люди, и не живем по законам джунглей, мы не должны оборачиваться на хищников… На старенький волшебный радиоприемник, деревянный и массивный, опустилась ладонь. Деревянный корпус коротко треснул, когда оказался сплюснут в гармошку, а подкаст, в котором уже второй час и по пятому кругу спорили приглашенные гости, на этом и закончился. Любитель за радио — парень, то и дело подкручивающий бегунки звука, гневно глянул в сторону, но, поймав тяжелый взгляд черных глаз, не стал огрызаться — вампир, требовавший тишины, был в два раза шире, на голову выше и выглядел свирепо. — Тише, — мягко напомнил гость, убрав руку со сплюснутого приемника. От компании вампиров он начал уставать не меньше, чем от студентов. Оставалось лишь согласиться с подкастом в том, что вампиры — неразумны. Иначе не объяснить, что из трижды повторенной фразы «тишина пять минут, пожалуйста» было непонятным. Тишиной и не пахло. Когда радио «сломалось», тощий парень заговорил сам: — Из-за таких радикальных придурков, как сенатор Кляйн, нам в МАКУСА жизни не будет. Парень был жадным до внимания — уже не первый раз провоцировал всеобщее рассуждение на большие темы. Вампиры, вынуждено осевшие в заброшенном трамвайном депо, молчали, видимо, уже подустали от такой компании социально-активного собрата. — И в чем он не прав? — протянул гость, усиленно моргая, чтоб глаза перестали слезиться от едкого дыма тлеющих в миске трав. — В чем не прав Кляйн? Вы издеваетесь? Как можно с ним соглашаться? — Поживи с мое. И заткнись, — посоветовал гость. — Тихо. И снова склонился над ржавой миской, на дне которой огарки необычайно медленно тлеющего сухоцвета размеренно плавали в густой смолистой жидкости. Даже немногочисленные волшебники поглядывали с интересом, гадая, что происходит. Рука с широко расставленными пальцами удерживала тяжелую миску. Миска покачивалась, и раскалялась, словно на конфорке плиты — едва заметное пламя, что растягивалось меж ладонью и покрытым ржавчиной дном, подогревало содержимое посудины. Содержимым были сухие пучки невзрачных на вид трав и черная густая жидкость, появившаяся в миске сама собой. Она походила на растопленное малоприятное желе и противно оседала на стенках, стекая медленно, густо и едва не застывая. Гость смотрел в булькающую жидкость, не щуря распахнутые глаза от едкого дыма. Губы медленно двигались, а из приоткрытого рта доносилось едва слышимый и ранее заглушаемый радиопередачей хрипловатый шепот. Маглы держались подальше. Они, толпясь по разным краям помещения, окружили гостя и молчали, внимательно наблюдая за каждым редким движением. Инстинкт работал безотказно: вампиры, которым не довелось увидеть изнанку волшебного и теоретически несуществующего мира, побаивались и раскаленных рук, и варева в миске, и едкого серого дыма, и шепота заклинателя. Волшебники же, то ли хвастая познаниями в области тайных знаний магии, то ли подчеркивая превосходство, к ритуалу и тому, кто не носил волшебной палочки, относились с недоверием. Более того, один из волшебников — вертлявый мужчина в старом спортивном костюме и с таким выражением лица, словно все было в этом мире очевидно, а тупое стадо в трамвайном депо этого не понимает, не просто не молчал по требованию сохранять тишину. А наваливал на и без того нервных вампиров еще больше паники. — … куда пропадают? Ха, в ваших газетах этого точно не напишут, — фыркнул он громким шепотом, ткнув локтем стоявшую рядом женщину. — Вампир по частям стоит куда дороже человека, после того, как их изучили… изнутри, так сказать. Женщина, и без того бледная, как утопленница, побледнела еще больше. — То-то из тех, кто бежит поодиночке, редко кто выходит на связь потом. Они даже до самолета не доходят, их разворачивает таможня и грузят куда надо. Выпускать из страны такую статью бюджета, даже такой дурак, как Локвуд, не станет. Это всем известно. — Кому известно? — буркнула нетерпеливо короткостриженая ведьма, уже не в силах снова слушать этот бред. — Трем читателям твоей желтобрюхой газетки? — Да всем известно, идиоты, что вампиров пилят на органы и сырье для волшебных палочек. Не хотите верить — Бог судья, а я — свидетель… Коротко рыкнув, нависший над варевом в миске гость резко глянул перед собой — безошибочно отыскал источник шума. — Вот же… — побледнел волшебник. — Это же та самая чертовщина! Раскосые глаза, глядевшие на него, сияли белесой слепотой. Моргнув и вновь обратив на вампиров тяжелый черный взор, гость процедил: — В третий раз просить тебя заткнуться, я не буду. Только вздохни, и я брошу тебя таможне под стол, пока остальные убегут на самолет. — Ну и пожалуйста, — ввернул волшебник, скрестив руки на груди и шагая вглубь захламленного ржавым мусором депо. — Мое дело — предупредить. Странный ритуал вываривания вонючих трав в дегте хоть и был прерван сначала лаем собак, потом радиопередачей, а потом спором, закончился на той же внезапной ноте, что и начался. Гость мягко подул в миску, раздувая мелкие угольки и пепел, которым обратилась густая черная жижа, отчего вонючий едкий дым столбом потянулся вверх и рассеялся по помещению. Как густой туман он ощущался липко ощущался кожей. Гость, расправив затекшие сутулые плечи, размял шею и прикрыл явно усталые глаза. Такая требуемая им тишина повисла лишь когда все закончилось. Видимо, закончилось действительно внезапно. — И, — протянула осторожно, но звучно, молодая девушка со второго этажа. — Что теперь делать? — Просто дышать, — не открывая глаз, ответил гость. — Дышать? — Глубоко и носом. Дышим, дышим. Открыв глаза, лишь когда перестал ощущать жжение под сомкнутыми веками, гость моргнул и, фокусируя зрение, оглядел вампиров в депо. Несмешная ситуация, надо признать, выглядела комично. Вампиры медленно расхаживали по напоминающему жестяной амбар помещению и шумно вдыхали носом пряную вонь. «Я мог просто поджечь кусты и руками поводить», — думал гость, глядя на них. — «Они настолько боятся и хотят свалить отсюда, что поверили бы во что угодно». Когда послышался внезапный звук, с которым грюкнула о пол миска, гость резко повернул голову, уже заранее приготовившись подзатыльником снести голову придурку, который полез так близко к источнику дурмана, рискуя выжечь себе глаза, лицо и остатки сознания. Но застыл, опустив каменную руку с пожженными лоскутами вместо неуцелевших в огне бинтов, не в силах поверить своим глазам. Мальчик, тут же отпрянувший от миски с остатками пепла, был настолько крохотным, что стены за его спиной казались еще выше. Потупив взгляд хулигана, которого застали на месте преступления и сейчас будут ругать, мальчик вжал голову в плечи и начал нервно одергивать края своих летних шортов. И попятился к стенке, волоча за собой кривую палку, когда гость встал с деревянного ящика и медленно зашагал к нему. Гость присел на корточки и сощурил глаза. Нос делал мелкие вдохи, недоверчиво принюхиваясь. Мальчик застыл, глядя на быстро меняющие форму, как извивающиеся змеи, черные обугленные следы, покрывающие бронзовую кожу, и выглядел не менее пораженным, чем тот, кто на него глядел. — Кто ты такой? — негромко поинтересовался гость. Мальчик смотрел на его черные шрамы, не слыша и не видя — аж рот приоткрыл, из которого виднелись редкие острые зубки. Но тут же вздрогнул и повернул голову, изумленно глядя гостю уже в лицо — тот резво облизнул раздвоенным языком лоб и, поймав взгляд, подмигнул. — Сколько тебе лет? И, глядя на продемонстрированную ладошку с одним загнутым пальцем, присвистнул: — Четыре? Да не может быть. Выглядишь на пять с половиной. Мальчик смущенно кивнул, робко поглядывая — так и следил за тем, как меж острых зубов мелькнет снова длинный раздвоенный язык. — С кем ты здесь? — спросил гость, и тут же повернул голову вслед за указывающим вдаль пальцем. — Твоя мама? — Да. Вздрогнув, почему-то не ожидая, что мальчику умеет говорить, гость проследил взглядом за усталого вида блондинкой, суетливо сматывающей провода зарядных устройств в большую сумку. — Тогда не отходи от нее. Давай, бегом. Оглядываясь то и дело, мальчик быстро побежал на другой конец утлого задымленного помещения. Гость хмурился, провожая его тяжелым взглядом. А фанатик паники не унимался тем временем — его зловещее бормотание было слышно на все депо. — … МАКУСА молчит, потому что так выгодно. В президента Келли пересадили и сердце, и костный мозг от вампира. Потому-то он и прожил еще столько, сколько нужно. — Да Боже, я шестнадцать лет проработала в «Уотерфорд-лейк», что за бред ты несешь! Никто из волшебников не может пересаживать костный мозг! — Потому-то Келли и скопытился в итоге! Не прижилось! Не хотите верить, пожалуйста, но когда всех повезут на каталках под нож, вспомните, что говорил Франклин Уэббер! Когда обстановка накалилась настолько, что вампиры готовы были разорвать сородича, который не затыкался, уверяя всех в том, что их всех правительство по частям перепродаст больным богачам, за металлическими дверями послышался собачий скулеж и довольный заливистый лай. Шум затих, спор прервался, и единственное, что слышалось в тишине — возня собак и звон побрякушек на костлявых запястьях. Сладкий запах зова был едва различим. Даже едкую пряность дыма в помещении заглушали душные восточные духи. Гость, бросившись к тяжелым дверям, приоткрыл небольшую щель. — Быстро, не проветриваем! И, стремясь удержать драгоценный дурман как можно насыщенней, втащил Вэлму за руку. Ее браслеты и цепочки звенели, как копилка, полная монет. За ней в узкий открывшийся проход заскочила еще одна женщина, моложе и с выражением лица не столь одухотворенным. — Боже, — глаза ее выпучились, а руки натянули ворот футболки по самую переносицу. — Что за вонь? Вэлма, заметив вонь только когда о ней спросили, с наслаждением вдохнула едкий дым. Огромные подведенные блестками глаза расширились и преисполнились верой в светлое будущее, но не отражали ни намека на то, что она понимала, что происходит в трамвайном депо. — В аэропорту тишина, — коротко объявила вошедшая с ней молодая женщина. Ее бледня веснушчатая кожа обгорела на солнце и казалась красной даже в полутьме здания. — Можно пробовать заказывать билеты. Взгляд ее скользнул в сторону гостя, которого прежде она здесь не замечала. — Дакота. — Северная или Южная? — рассеянно спросил гость. — Это мое имя. — А-а. Ясно. Просвети меня, вы всем этим скопом в одно время собираетесь штурмовать аэропорт? Вэлма повернула косматую голову. — Все летят в разные места. Нужно попасть в аэропорт. Может даже группами. Гость кивнул. — Берите телефоны и прямо сейчас заказывайте свои билеты. Призыв не тянуть вызвал не меньше беспокойства, чем россказни о торговле органами. — Я могу скрыть ваш запах и след, вы пройдете мимо и вас забудут, но если сегодня вас не найдут даже поисковые собаки, то завтра дурман будет работать хуже. А послезавтра — еще хуже, — раздраженно проскрежетал гость. — У вас нет недели или месяца. Сейчас! Все чаще вспоминая, почему в свое время предпочитал держаться в одиночку, он сердился на глупость и слабых, таких еще человеческих вампиров. — Или побег, или расходитесь по домам. Пока не узнали, куда вампиры пропадают на самом деле. Резко повернув голову навстречу взгляду, который почувствовал щекой, и увидев белобрысого мальчика, выглядывающего из-за тонкой фигуры матери на шум который взрослые подняли за секунду, гость с большим усилием закрыл рот и не выплюнул в паникующих сгусток пламени и поток брани. Вэлма, словно сотканная из сладкой ваты, легкая и не отсюда, снова потеряла суть происходящего. Она, что-то напевая себе под нос, рассеянно направилась к ближайшей куче бесхозных железок. Женщина по имени Дакота скорбно закрыла лицо рукой. — Это невозможно, — пожаловалась она негромко. — Они слушают только ее. А она сумасшедшая. — Она не сумасшедшая, — отрезал гость с ухмылкой. Но согласиться с этим было сложно. Единственный общий авторитет в трамвайном депо присела на корточки перед ворохом мусора и гремела, перебирая старые жестянки. Когда гость приблизился, она задумчиво смотрела в кусок зеленого осколка от лимонадной бутылки. Когда хрустнуло что-то под ногой приближающегося, Вэлма обернулась. Сжав ее предплечье, гость шагал по коридору, заваленному старой перевернутой мебелью. Под ногами хрустел мелкий мусор, а шаги Вэлмы, спешные, бегущие, глухо стучали высокой платформой шлепанцев. — Нет, не время, — одернул гость, когда Вэлма остановила взгляд на одиноко торчавшем в пыльной вазе искусственном цветке и жадно потянула руку. Когда очередная дверь заброшенного депо разделила их с помещением, похожим на металлический ангар, и голоса стали неслышны, гость обернулся. — Зачем ты в это вписалась? Вэлма моргнула. — Ты притащила почти сотню вампиров со всей страны в свой город. Быстрым бегом до твоего дома — десять минут, у тебя дома — человеческая внучка, о чем ты думала? Гость махнул рукой в сторону стены. — Я привез ее, чтоб спрятать от опасности, которая может рухнуть на Салем, и куда? В город, где голодные вампиры вот-вот вырвутся из депо и устроят кровавый пир? Вэлма, приди в себя. Их много, они напуганы и очень голодны. — Наклонив голов и почти соприкоснувшись лбом с напудренным лбом Вэлмы, гость прошептал. — Знаешь, как пахнет Шелли? Мы оба знаем. Щелкнув пальцами у виска Вэлмы и заставив ту вздрогнуть, гость прищурился и уставился в ее лицо. — Она — самое важное, что у нас есть, и мы должны ее защищать. У меня есть сила, и я ее применю, если кто-то приблизиться. Но у тебя есть на них влияние. Сделай так, чтоб они не приблизились и покинули страну, как хотят, уже завтра. Да? Вэлма снова моргнула. И снова без малейшего понимания происходящего во взгляде. — Да. — Она выглядела так, словно ее сюда подбросили. — Ты — королева этого трамвайного депо. Давай, жги. Потому что если я буду жечь… короче, лучше ты. Не в силах с полной уверенностью сказать, поняла Вэлма хотя бы что-то, гость смиренно вздохнул и направился прочь, обратно в помещение, где маялись от духоты и голода беглецы. Позади глухо зашлепала платформа открытой летней обуви. — А куда отправишься ты? — полюбопытствовала Вэлма. Гость повернул голову. — Обратно. — Ты можешь остаться. — Еще чего. — Ты же хотел остаться. — Слушай, Вэлма, — резко оборвал гость. — Я привез твою внучку на каникулы. И впрягся помогать только чтоб разогнать этот табор, который ты собрала в депо. Мне все равно, доберутся они до мест или нет, главное, чтоб их не было в десяти минутах от твоего дома. Вэлма нахмурила тонкие брови. — Они доберутся. — Не знаю. Безопасней сидеть на месте. — Пропадают. — Некоторые, которые привлекают внимание. Тех, кого ловят на границах, пропадает куда больше. — Куда их забирают? — спросила Вэлма вдруг без привычного тумана в голосе. Гость фыркнул. — Думаешь, я знаю? — Да. Скрипнув острыми зубами раздраженно, гость вздохнул. — Скажем так, если меня за сегодня кто-нибудь здесь еще выбесит, то я продам его перекупам на черном рынке и куплю остров посреди океана, где меня никто трогать никогда больше не будет. И вдруг задумался. — Черт, это отличная идея. Ты ведь ни к кому здесь особо не привязана, да? Вэлма даже не моргнула. Ее большие глаза с размазанными вокруг блестками смотрели, не мигая, так пристально, словно тщательно выискивали на лице гостя каждую пору. — Кровь вампиров дорогая, — сообщил гость, когда они шагали обратно. — Это компонент для зелий. Из костей делали сердцевину для волшебных палочек. Не знаю, насколько правда то, что про органы рассказывает этот конченый, но не хотелось бы попадаться лишний раз. И уж точно не таким количеством сразу… В памяти шевельнулся образ, и гость поинтересовался, понизив голос: — Там есть ребенок. Ты видела ребенка? Мальчик, четыре года. — Не помню, — пожала плечами Вэлма. — Наверное… не знаю, может он не настоящий. Гость нахмурился. — Он настоящий. Ребенок. Как? — М-м? — Вампиры бесплодны. Откуда взялся мальчик? Вэлма, кажется, не видела причины ломать голову над таким вопросом. — Какой мальчик? — Мальчик, — процедил гость. — Четыре года. Он здесь с мамой. — Чьей? Гость выругался про себя. — У вампиров не бывает детей. — Почему? — полюбопытствовала Вэлма. — Потому что… не бывает, они бесплодны, у них не работает это все. В смысле, так-то все работает, как надо, но не как у людей. Без последствий зачатия. Понимаешь? Гость готов был поклясться, что слышал, как в пустой голове Вэлмы Вейн недоумевает кукушка, эхом разнося в черепушке радостное «ку-ку, ку-ку». — Откуда хоть дети берутся, ты знаешь? — Шелли взялась сама по себе. — Блядь, другие дети! — Кисонька, конечно, знаю, я несколько раз сама рожала. — Сколько раз? Вэлма нахмурилась. — Я тебе не математик, чтоб считать. «Боже, ебнутая какая», — благоговейно заключил гость, наблюдая за тем, как Вэлма, покачиваясь, шагает вдаль по коридору. — Так, а что за мальчик? — послышался звонкий вопрос. Гость ускорил шаг. — Среди вампиров есть мальчик, ему четыре. Он здесь с мамой, — терпеливо повторил он. — Ты видела раньше детей-вампиров? Вэлма неопределенно покачала головой. — Они долго не живут. Поэтому я и не всматривалась. Отмахнувшись, потому как проще задавать вопросы клену на дороге, чем Вэлме Вейн, гость замолчал. И сунув руку в карман, вдруг понял, что из всех, кто был в депо, только сумасшедшая Вэлма не обратила ни малейшего внимания на черные живые следы клятвы, извивающиеся на его коже. Тоже не всматривалась. — Ты можешь остаться у меня, — проговорила Вэлма. — Не здесь. Гость покачал головой и первым вышел в душное, все еще воняющее приторным дурманом помещение. Как действовал дурман и каковы границы его возможностей достоверно не знал ни гость, ни та, кто его этому научил. Тяжелый спертый воздух казался до сих пор горячим и не менее удушливым. Он колол раздраженное горло, словно ожог после неосторожного глотка горячего чая, заставлял глаза слезиться, а тело делал обмякшим, слабым, как безвольное тесто. Не хотелось ни говорить, ни ходить, ни даже бояться — в депо обстановка была сонной и на редкость спокойной. От вампиров не пахло ни зовом, ни голодом — лишь усталостью. — … а молчит МАКУСА, потому что, говорят, кто-то на самой его верхушке из наших. — Волшебник-эксперт в теориях заговора говорил вопреки дурману, усталости и тому, что на него шипели, уже не в силах ругаться во весь голос. Гость цокнул языком, и снова повернулся. — Мама волнуется? Белобрысый мальчик, крутивший в руках телефон, пожал плечами. Выглядел он невесело, как и его мать — женщина сидела у розетки, от которой тянулся провод зарядного устройства ее телефона, и судорожно проверяла кучу документов в тонкой пластиковой папке. — Конечно, волнуется. Если вы завтра улетаете. Не злись на нее. — Я не хочу уезжать. — Вы должны, — гость прикрыл глаза устало. — Ты же взрослый парень, выглядишь на пять с половиной. А это уже немало. Злятся только дети. Поймав завороженный взгляд, гость усмехнулся и закатал рукав заношенной рубашки, обнажая живые черные следы на предплечье. Мальчик оживился, словно вмиг сбросил с себя дремоту. — Что это? — полюбопытствовал он бесстрашно. — Лишай. Руки с мылом вовремя не помыл. И все. Заметив, как сжались крохотные пальцы в нетерпении, гость нехотя разрешил: — Можешь потрогать. Робко и недоверчиво вытянув руку, мальчик боязно прикоснулся пальцем к одному из черных следов. И, подняв взгляд, показался немного разочарованным — его не ударило током и даже не оторвало пальцы! — Видишь, все мы здесь немного особенные, — проговорил гость, глядя на полукруглый шрам укуса, казавшийся красноватым на светлой коже вытянутой к нему руки. — И ты тоже. Взгляды встретились. — Твоя мама, — гость быстро глянул в сторону, и снова повернулся к мальчику. — Перед непростым выбором. Бросать здесь все и начинать заново, чтоб уберечь вас обоих. Не злись на нее. Ты должен помогать женщине, которую любишь, а не капризничать. — Я не хочу уезжать. — Мальчик поджал губы. — Но кто тогда защитит твою маму на новом месте? Ты же не ребенок какой-нибудь, а мужчина, вся надежда на тебя. Мальчик слушал, но снова смотрел на чудную руку с черными следами. Косо усмехнувшись, гость нащупал и распустил затянутый узел на запястье. Стащив с руки браслет с круглыми камешками черного агата, он показал его мальчишке. — Он волшебный. — Врете, мистер, — выпалил мальчишка. — Видел, как я рукой тазик нагреваю? И вообще руку мою видел? Это все браслет, он волшебный. — Гость провел пальцем по холодным камешкам агата. — Он дает большую силу и защищает от бед, но при условии, что тот, кто его носит — ничего не боится и ни на кого не злится. Два простых правила, и будет такая же крутая рука, как у меня. Мальчик облизнулся, на секунду обнажив мелкие острые зубки. Дважды обернув нитку браслета вокруг его тонкого запястья, гость плотно затянул узелок. Черные бусины тяжело опустились, окружая детскую руку. — Он будет тебя защищать. Но нужно пообещать не бояться и не злиться на мать. Таковы правила, не я их придумал, — серьезно сказал гость. — Иначе волшебство не работает. Обещаешь? Мальчик закивал. — Врешь, — прищурился гость. — Не вру! — Тогда бегом к маме, клясться, что больше не будешь разговаривать с незнакомцами и уж тем более у них что-то брать. Подорвавшись на ноги и молниеносно, как ветром сдутый, мальчик понесся прочь и спустя две секунды уже крутился возле матери. А гость, облегченно вздохнув, откинулся назад и раскрыл отложенную книгу. Придвинувшись ближе к свету кемпингового фонаря, он пару раз моргнул усталыми глазами и углубился в чтение, сдвинув закладку из конфетного фантика. Но не успел прочитать и пары страниц, как рядом скрипнул ящик, на который присел очередной скучающий любитель компании. «Как же вы заебали», — подумал гость мученически, снова прикрыв книгу. И поднял взгляд. Рядом опустилась, не отрываясь от телефона, женщина по имени Дакота. Она успела переодеться после вылазки и даже расчесать свои темно-рыжие волосы, которые казались очень пышными. — Привет. — Дакота оторвалась от телефона. Гость кивнул и снова уставился в книгу. И недовольно скривился, когда ее чуть повернули, чтоб заглянуть в обложку. — Гончарное искусство раннего Средневековья? — Да. — Ясно, — хмыкнула Дакота. — Любишь керамику? — Да, у моего парня гончарная мастерская, — улыбнулся гость. Улыбка на тонких губах женщины сползла, как потекший грим. — О, понятно. — Она тут же сунула наушник обратно в ухо и, поднявшись с ящика, направилась прочь. — Стой, подожди, ну куда же ты, — очень негромко протянул гость ей вслед, закрыв лицо книгой. Но и с третьей попытки погрузиться в чтение не сумел — шипели голоса, шуршали документы, ругались у розеток заряжающие гаджеты, шлепали шаги, гремел металлический мусор, звучала разногромкая музыка из нескольких телефонов. — … и вообще не факт, что в Канаде будет безопаснее. Черный рынок, знаете ли, границ не имеет. — И не унимался доставучий теоретик. Вылетев из помещения наружу, гость ругался себе под нос. Рыкнув на сторожевых собак, тут же бросившихся к нему, он перевел дыхание и подставил лицо приятной ночной прохладе. Оглядев темные силуэты построек и металлолома, он быстро зашагал к рельсам и в один гигантский прыжок вскарабкался на старый трамвайный вагон. Опустившись на его еще теплую, не остывшую от дневного зноя крышу, гость смотал дреды на макушке в объемный узел и, подложив его под голову, как подушку, улегся и резко распахнул книгу. Свободной рукой перебирая объявшее пальцы пламя и подсвечивая им страницы, он погрузился в долгожданное чтение и тишину. Сосредоточено листал страницы и разглядывал редкие картинки старинных посудин, он пролежал так не больше десяти минут — и снова чтению помешали. Вскочив, стоило лишь унюхать знакомый едва-едва сладкий запах, гость задул огонь, в котором лениво потрескивала левая рука. — Ты издеваешься, зефирная голова? Едва не рухнув с пожарной лестницы, Шелли дрогнула и резко обернулась, отчего увесистый тубус на ее спине, пристегнутый, как рюкзак, тяжело покосился. Уперев руку в фасад здания, гость тяжело дышал — расстояние в пятьсот шагов от депо он преодолел с такой скоростью и усердием, словно два километра бежал за последним поездом. — Ты не уехал? — восторга в голосе Шелли прозвучало больше, чем вопроса. Гость возмущенно обернулся назад — через дорогу, гудевшую и мигающую фарами автомобилей, за линией магазинов и мотелей находилось в опасной близости заброшенное трамвайное депо. Затем, задрав голову и глянув на Шелли, попытался подыскать слова, чтоб высказать это возмущение и не ляпнуть лишнего. — Какого черта ты здесь, а не дома? Шелли нашарила ногой ступеньку и, спустившись, самым честным взглядом проводила прохожего, переходившего дорогу неподалеку. — У меня здесь обсерватория, — заявила она. Гость внимательно оглядел десятиэтажное здание. — Это дом. — Это единственная крыша в городе, где мой телескоп настраивается за три минуты. Поэтому это — обсерватория. — Почему ползешь по лестнице? — Меня не пускает консьерж. Гость цокнул языком. — Рошель, почему именно тогда, когда тебе сказано сидеть дома и не отходить от вредноскопов, ты шатаешься ночью по такому огромному городу и не где-нибудь, а возле заброшек депо? Шелли моргнула в недоумении. — А что на заброшках? — Проститутки и наркоманы. — О, так это мои соседи по улице, мне нечего бояться. Тем более в такой день! Гость вскинул брови. — Вернее ночь, — уточнила Шелли. — Рискну спросить. — Ночь, когда я начинаю свой следующе-семестровый проект посвященный физико-энергетическим последствиям метеорного потока со стороны созвездия Персея. Гость едва удержался от того, чтоб закрыть лицо рукой. Шелли, выглянув из-за его высокой фигуры на дорогу и убедившись, что свидетелей ее ночного альпинизма на горизонте пока что не виднелось, нацелила волшебную палочку на камеру наблюдения под карнизом. Камера щелкнула и выпустила белесый дымок, а Шелли, вновь схватившись за лестницу, поползла вверх. — Если правильно рассчитать интервал максимальной активности метеорных потоков и отклонения наблюдаемой скорости, можно предсказать множество явлений, — вещала Шелли, усиленно карабкаясь по пожарной лестнице и старательно не глядя вниз. — От нереста гиппокампов и до средней длительности эффекта оборотных зелий. Я серьезно. — Верю, верю, — отозвался гость, то и дело отклоняя голову, когда тубус на спине Шелли задевал макушку. Шелли вскарабкалась на крышу и, отряхивая руки, потянулась. — С трансгрессией, конечно, было бы легче. Но увы. Так… Она стащила со спины тубус и внимательно оглядела пустую крышу с установками вентиляционного оборудования. Гость, поднявшись следом, подхватил тубус за крепкий ремешок. В тубусе что-то звякнуло. Шелли оглядела звездное небо, походила по крыше, словно пробуя ее на прочность, и заключила, опираясь невесть на что. — Здесь. Забрав у гостя тубус и вытряхнув из него треногу штатива, она повозилась, закручивая гайки и устанавливая конструкцию. Затем, расстелив рядышком клетчатое одеяло, которое тоже вытянула из тубуса, опустилась на колени и собирала телескоп, долго подбирая и проверяя многочисленные линзы. Рука Шелли то и дело ныряла в тубус, расширенный внутри, кажется, до размеров хорошего погреба. Она доставала раз за разом увесистый блокнот, свернутые гармошкой звездные карты, керосиновую лампу и налобный фонарик, большую упаковку кукурузных палочек и термос, а когда окружила себя всем необходимым и уселась перед телескопом на мягкую подушку, то обернулась на гостя. — Ты можешь остаться. — И помахала упаковкой кукурузных палочек, завлекая. — У меня есть хрустики. Гость рассмеялся. — Только тихо, — уже строже сказала Шелли. — Не отвлекай меня. — Тихо? — Да. — Шелли прищурила один глаз, когда прижалась к телескопу, подкручивая бегунок. Молча усевшись рядом с керосиновой лампой, гость косо глядел на треногу штатива. Шелли, прикусив язык от усердия, усиленно крутила бегунок, невесть на что настраивая инструмент. Вытянув из-за пояса штанов книгу, гость раскрыл ее на закладке из фантика и опустил взгляд. Послышался негромкий смешок. Гость в очередной раз оторвался от книги, не прочитав и двух строчек. — Что? — Да ничего, — фыркнула Шелли, перестав глядеть на обложку и снова уставившись в телескоп. — Ой, а сама, — прогнусавил гость презрительно. — Лунные коровки, нерест гиппокампа… Шелли умолкла и с пару минут щелкала механизмом телескопа, настраивая высокую точность. Затем, не отрываясь от окуляра, подтянула за ремешок свой тубус и сунула руку по локоть. — На, — бросила она, вытянув из тубуса футляр для очков. — У меня плюсовая линза для чтения. Гость перевел взгляд на протянутый сиреневый футляр. — Мне не нужно. — Ты щуришься так, что со стороны выглядит, будто ненавидишь эту книгу. Щелкнув кнопкой-застежкой футляра и вытянув за тонкую дужку большие круглые очки, гость снова уставился в книгу. Шелли, больше не проронив ни слова, неподвижно застыла, глядя в направленный ввысь телескоп, и не оборачивалась ни на ветер, трепавший ее бледно-розовые волосы, ни на писк сигнализаций где-то неподалеку, ни на острый взгляд, изучающий ее куда как внимательнее, нежели позабытую на пару минут книгу о гончарном искусстве раннего Средневековья. В повисшей безмолвной тишине громкого ночного города, зашелестела, наконец, перевернутая страница.

***

Несмотря на моральные принципы, рядом с которыми, конкурируя в высоте, Эверест казался утлым пеньком, Эл Арден не была карьеристкой. Тем не менее из всех, кому когда-либо пророчили большое будущее в штаб-квартире мракоборцев, она ближе всех оказалась к уровню профессионализма «Джон Роквелл в последние годы». — Как же я заебалась, ну ебаный рот, ну почему я? Почему сейчас? Вы не потерпевшие, вы, сука, дебилы, — выла Эл, едва не плача от досады. За ней стайкой летели красные конверты Громовещателей. — Все, я не выдерживаю, у меня уже давление триста на триста, есть здесь что-нибудь выпить? Шел третий день официального отпуска директора штаб-квартиры мракоборцев. Капитан Арден находилась в состоянии, близкому к тяжелому тревожному расстройству. Эл, наивно полагавшая, что в этом мире она уже способна на все и даже больше, явно переоценила несокрушимость своего внутреннего стержня. Внутренний стержень, как первый гвоздь в гроб, вбила сначала эпическая поездка на волшебном автобусе до города Арлингтон, едва не закончившаяся инвалидностью. Затем следовало дело в самом Арлингтоне, жители которого наперебой и загадочно шептались о том, что на каждом соседе заклятье Империус — Эл исписала три свитка путанных показаний и долго плелась от дому к дому, опрашивая очередного чокнутого, кляузничающего на ближнего. Затем поездка на автобусе повторилась, на сей раз менее травмоопасно, но еще унизительней — никогда прежде на Эл так не наваливались, даже в самых смелых фантазиях, как сделал это стокилограммовый волшебник, не устояв на ногах при резком повороте транспортного средства. Эл ругала себя за то, что при тряске автобуса не сумела отыскать взглядом информацию о правах и обязанностях пассажиров, а также водителя, чтоб иметь веский повод закрыть всех в этом автобусе в камерах за грубейшее нарушение всего, чего только можно. Но ругала недолго — драка задержанных карманников в камере не оставила времени на себя. Не успела Эл и подоспевшие на помощь мракоборцы растащить нарушителей порядка по разным углам, как Патронус одного из коллег, серебристый пес, сообщил, что в подвалы доставили тело стюардессы — той самой, что едва не стала еще одной в списке участниц зловещего культа. Рыская по Вулворт-билдинг в поисках хоть каких-нибудь свободных ликвидаторов проклятий, Эл совершила стремительный марафон, оббежав небоскреб трижды. Поднимаясь на лифте из подвалов, красная и едва дышавшая от усталости, она не снимала форменный пиджак исключительно потому, что в должностной инструкции не было ни слова о разрешении мракоборцам демонстрировать татуировки. В лифте столкнулась со служащими из архива, которые были настолько расслабленными и счастливыми, что Эл захотелось, чтоб тросы лопнули и лифт рухнул нахрен в шахту. И только удалось ступить на этаж штаб-квартиры, как на нее набросились конверты-Громовещатели из Арлингтона — параноики требовали немедленных ответов и решительных действий. Так, влетев в общий зал штаб-квартиры, матерясь как в далеком детстве после субботы с крестным, Эл сходу успела сразу две вещи: снять форменный пиджак и офигеть от жизни, когда увидела у кабинета начальника терпеливо ожидающего посетителя. — …ной матери, — заглохла Эл в эмоциональной тираде, встретив взгляд Скорпиуса Малфоя. Скорпиус Малфой так крепко сжал собственное колено, будто намеревался вырвать себе ногу и швырнуть ее в Эл. Эл, машинально выпрямившись, зашагала навстречу. И отгоняла навязчивые мысли о том, как это выглядит со стороны в глазах немногочисленных коллег. — К какой-какой матери? — уточнил Скорпиус, поднявшись на ноги. — Это с греческого, — заверила Эл. — Чем… Он напряжение между ними захотелось втянуть живот. — … обязаны? Кто пустил без пропуска? — Мне не нужен пропуск, меня знают в этом здании. — В случае второго пришествия пропуск сюда понадобится даже Сыну Божьему, сэр. Пока я здесь работаю. Скорпиус оглядел общее помещение поверх макушки Эл. — Можем поговорить наедине? Эл, кивнув, опустила полупустую бутылку с теплой водой на стол и направилась в узкий коридор. Минуя закрытую дверь в кабинет начальника и переговорную, она указала на проход в комнату, где не было ничего, кроме огромного шкафа для свитков и зелий, а также стола и скамьи. На столе, ковыряя клювом щепку, сидела, дожидаясь работы, небольшая коричневая сова. Наглухо закрыв дверь, Эл обернулась. В повисшей тишине и напряжении, ничуть не сошедшем даже в уединенной комнате и без свидетелей, она не могла протолкнуть вдох в легкие. «Будто мне снова тринадцать, а учитель арифметики наябедничал, что я тупая», — подумала Эл, очень хорошо помня тревожное ожидание реакции. Но, вспомнив, что ей уже не тринадцать, она не тупая, а капитан мракоборцев, указала ладонью на скамью, предлагая посетителю присесть. — Я пришел не уговаривать тебя одуматься и вернуться домой. — Отлично. — Но все в силе, только дай знать, — напомнил Скорпиус. — Нет, я с места не сдвинусь. — Даже не попытаешься подумать? — Нет. Стало гораздо проще говорить слово «нет», когда оказалось, что кикбоксинг у меня получается лучше, чем живопись, — сообщила Эл. — Это на случай, если кто-нибудь из домовиков или изголодавшихся министерских служак попытается привести к тебе за руку. Да? Скорпиус поджал губы и закатил глаза. — Я действительно здесь не за тем, что тебя уговаривать. Мне нужен Роквелл. — Всем в этой стране. Но мистер Роквелл на данный момент и до одиннадцатого числа следующего месяца включительно находится в официальном отпуске. Двенадцатого июля, с пропуском и печатью в приемные часы с тринадцати и до тринадцати сорока пяти в порядке живой очереди — пожалуйста. Скорпиус выглядел так, словно ему залепили пощечину. — Это серьезно? — В мою смену — да, — кивнула Эл. — Инструкция. А пока я за него. — Ты? — Я. Капитан Арден. Эл склонила голову. — И все же, я бы хотел поговорить именно с Роквеллом. Вызовешь его? — Из законного отпуска? Нет. Двенадцатого июля он выйдет сам. — Бет, это не шуточки, это срочный вопрос, — строго процедил Скорпиус. — У меня приказ выяснить, на каком основании по какому праву МАКУСА закрывает свободу перемещений для граждан Британии. — О-о, — Эл присвистнула. — Это не к Роквеллу. Это на двадцать седьмой этаж, в департамент международных отношений и к Айрис Эландер лично. Скорпиус сжал руку на пряжке мантии, оттянув ее, чтоб сделать глубокий вдох. — Я надеялся ускорить бюрократическую карусель и начать с того, кто конкретно ответственный и может дать внятный комментарий. — Не положено, — занудно кивнула Эл. — Вопросы международных отношений — двадцать седьмой этаж. — Айрис Эландер меня пошлет… — Директор Роквелл тоже пошлет и обидней, если дернуть его во время отпуска. — … к президенту Локвуду, — ледяным тоном прошипел Скорпиус. Эл смущенно уставилась в стену. — А президент Локвуд попросит изложить вопрос в письменном виде и направит его на рассмотрение к Айрис Эландер, с обещанием ответа через семь рабочих дней. Не мне тебе рассказывать, как работает эта адская карусель. — Скорпиус заговорил мягче. — А потому мне нужен быстрый и внятный ответ мистера Роквелла. — Быстро и внятно мистер Роквелл ответит вам после отпуска. — Бет! — выпалил Скорпиус, кажется, потеряв терпение. — Что? — Ты хочешь, чтоб я трансгрессировал к нему на порог и доложил, что его капитан препятствует международному магическому сотрудничеству? — Нет. — Вот. — Не трансгрессируете. Не положено, протокол «Дорожная пыль», — ответила Эл. — Максимум — автобусом. И подметила, что глаз у дипломата задергался в такт жилке на виске. Прежде Эл видела подобное у мистера Роквелла, когда она продемонстрировала ему авторское мороженое из замороженного в ледышку бульона от лапши быстрого приготовления со вкусом говяжьего фарша. «А что случилось? Адская карусель бюрократии раскрутилась и оборвала твои паучьи силки?» — Эл почему-то чувствовала азарт. — Хорошо, — проговорил мистер Малфой, улыбнувшись. — Где я могу ознакомиться с расписанием автобусов? Эл немало удивилась. Представив горделивого дипломата в мантии с иголочки и выражением лица императора на гладиаторских боях просто летающего по салону от лихих виражей автобуса, она ответила честно: — Доска объявлений на каждом этаже. И у администратора в холле. Но не советую. Во-первых, у мистера Роквелла отпуск, а во-вторых, на Массачусетс-авеню одностороннее движение и нет официально установленной остановки общественного транспорта. — А ты откуда знаешь, что там есть, а чего там нет? — Я провела там несколько ночей. Кожаная перчатка так и шмякнулась на пол, выпав из ослабевшей руки. Скорпиус вытаращил глаза. «Опять я что-то не так сказала», — едва не цокнула языком Эл, уже подустав от того, что ее через слово считают или гордой дурочкой, или неразумным ребенком. — И ты думаешь, это нормально? Думаешь, тебе место здесь? — Конечно, я теперь капитан мракоборцев. — Дожили, баронесса Элизабет Мари-Аполлин, это то, к чему мы стремились! — прорычал Скорпиус скорбно. — Я — да, — протянула Эл. Звонко закрыв лицо узкой ладонью, Скорпиус простонал: — Пожалуйста, собирайся и возвращайся домой, я устал просить… — Так не проси, я не поеду. Короче, — Эл вскипела. — Цель вашего визита не достигнута. Нет двух составляющих: мистера Роквелла на рабочем месте и времени на споры у меня. Поэтому, двадцать седьмой этаж, дипломаты, Айрис Эландер. — Бет, послушай… Эл резко обернулась у двери, чувствуя, что готова кулаком пробивать стены. — А знаешь, что меня бесит больше всего? — выпалила она, опустив плечи. — Даже больше того, что ты обманул стольких людей, плевал на Селесту, и ни разу со своей заботой и помощью не влез тогда, когда это действительно нужно было. На виллу с инферналами, где две идиотки со светлой верой в возложенную миссию, рылись в поисках сраной запонки, которой там нет. Знаешь, что бесит меня больше этого? Скорпиус побледнел на глазах, не смея даже брови вопросительно вскинуть. Лицо, так похожее на его собственное, смотрело безъяростно, но не привычно, по-детски смущенно и виновато. — Стань я хоть гением, хоть баристой, хоть капитаном мракоборцев, пробей любое дно — ты никогда не будешь доволен. Тебе или все равно, или спокойней, если я за стенкой, играю на арфе. Третьего не дано. Сглотнув ком в горле и вздохнув, Эл отрывисто добавила: — Двенадцатое июля, пропуск и с тринадцати до тринадцати сорока пяти. Стремительно шагая прочь по коридору, который казался еще уже, Эл и не заметила, как в два счета добралась до общего зала мракоборцев. У входа ее поджидала стайка парящих красных Громовещателей, принципиально не взрывающихся, а ожидающих, пока конверты распечатают. Помешивая разбухшую в чашке лапшу, милосердно залитую кипятком кем-то из коллег, Эл рассеянно глядела на количество почты, собравшейся на столе за прошедшие менее чем полчаса, как услышала оклик. — Эл, можно тебя? Сунув вилку в рот и обернувшись на мракоборца, ссутулившегося у волшебного макета Западного полушария, она приблизилась. — Что там, Даг? Тот задумчиво почесывал подбородок. — То ли уже кажется, то ли… найди десять отличий. Что труда бы не составило. Каждый в штаб-квартире так часто и подолгу глядел на макет, что наизусть выучил не только рельеф и местоположение населенных пунктов, но и всяческие отметки. Впрочем, усталая Эл, собирая мысли в кучу, заметила странное не сразу — с секунд двадцать изучала макет, наблюдая за медленным движением потоков и искорок, пока не спохватилась. — А где? И ткнула вилкой в штат Луизиана, который, разумеется, никуда с макета не делся. В отличие от скопления мерцающих красных огней, которых в последние несколько дней там скопилось столько, что очертания самого штата не были видны. — Вампиры пропали? — не веря в собственные слова, проговорила Эл. — Не все. — Третий мракоборец, заглянув ей через плечо, указал на несколько редких точек, разбросанных по штату. — Да здесь весь штат казался красным. — То-то и оно, — согласился Даг. Еще с работы в архиве на должности упорядочивателя старых документов и штатной брызгалки зеленых насаждений Эл помнила, что читала в давних сводках. Новый Орлеан был бедовым всегда. Географическое положение штата Луизиана и, если верить «экспертам» многочисленные энергетические дыры, так и притягивали стихийные бедствия. Культурное же разнообразие волшебников делало город столицей самой смешанной магии. Французский квартал облюбовали бежавшие из Европы после Второй магической войны вейлы (что принесло в город не только лишь красоту и изящество, но и периодические исчезновения мужчин). В городе был и свой культ вуду, а вернее несколько, постоянно между собой конкурирующих — уже десять лет как ликвидаторы проклятий внимательно следили за деятельностью каждого из членов, впрочем, пока безрезультатно (луизианские жрецы боялись бушующего Обскура не меньше, а то и больше). В Новом Орлеане находились кишащие нечестью болото Манчак. И мало кто удивился, что эпидемия вампиров, распространяющаяся по стране так быстро, что не отследить было «нулевого пациента», началась именно в Новом Орлеане! Никто не удивлялся, если там что-то появлялось — Новый Орлеан на большом волшебном макете всегда мигал огнями, как рождественская елка. Но когда что-то исчезало, да так резко, да так много… к этому жизнь молодых мракоборцев не готовила. Мракоборцы, столпившись у макета, глядели на штат Луизиана и пытались думать. Красные огоньки, которыми карта отмечала вампиров, оставались хаотично разбросаны по всей стране: то там, то здесь, то по-одному, то группками, но Луизиана, которая еще утром совершенно наверняка была красной вся от обилия опасности, казалась едва ли не самым спокойным штатом. — Ну, погодите, — не выдержал мракоборец с ежиком темно-каштановых волос на макушке. — Пропали и пропали. Главное, что не появилось новых. — Напомните кто-нибудь, а почему все это время мы просто наблюдаем за колонией вампиров, и ничего не делаем? — Потому что, — ответила Эл прежде, чем поняла, что не знает ответа. — Потому что должен быть какой-то договор… мол, они не нападают на людей, а МАКУСА просто держит на контроле. Наверное, так. — Но они нападают на людей, вот какая штука. — Как и красные карлики, банши, водяные черты, и еще семьдесят процентов существ, которые обитают на территории Штатов. Не может же штаб-квартира поубивать всех. Эл задумчиво смотрела макет. — И что делать с этим? Это плохо или хорошо? С такими моральными дилеммами она еще на службе не сталкивалась. — Сбежать не могли, их отслеживают на таможенных пунктах и разворачивают обратно, — поделился рыжеволосый мракоборец Андресон. — Это сто процентов, я на таможне в Остине проходил практику. И сказал это с таким знанием дела, словно лично отловил и развернул назад не менее трех десятков вампиров-беженцев. — Тогда что, если сбежать не могли? Что делать? И надо ли что-то делать вообще? — Да что думать? Звать Робокопа. — Мистер Роквелл, простите, что отрываем от вашего первого за десять лет отпуска, но у нас пропали вампиры в Новом Орлеане, помогите, — прогнусавила Эл. — Робокоп до двенадцатого числа недоступен. — Он сам сказал его информировать. — Если что серьезное, — напомнил Даг, тоже не горящий желанием беспокоить начальство. — Подумайте. Третий день без Роквелла, а мы уже обосрались и зовем на помощь. Мнения разделились. Гордых и самостоятельных оказалось меньше. — Но куда-то же они делись. — Версия. Взрыв газа или пожар в здании, где все этим вампиры находились. И все. — Вампиры не держатся муравейником, как ты себе представляешь? Они вместе все в отель заселились? — Никак не представляю, но других вариантов что-то не слышно. — Эл, тебе решать. — Внезапно ситуация изменилась от споров до требования конкретных действий. Эл ждала и боялась этого заключения. Снова глянув в макет, словно надеясь на то, что сейчас красные огоньки на Луизиане вновь замерцают и вопрос решится сам собой, Эл задумалась. — Давайте понаблюдаем. Если любое движение шкалы Тертиуса туда-сюда в Луизиане и рядом — я сама зову Роквелла. Как ни странно, ее решение устроило всех — града возражений на белобрысую голову не посыпалось. Так или иначе мистер Роквелл настоятельно рекомендовал и даже требовал не переусердствовать в работе и покидать Вулворт-билдинг четко в установленное регламентом время окончания рабочего дня. Уж неизвестно что заставило главного трудоголика Вулворт-билдинг дать такое указание подчиненным, но сверхурочно снова и с перерывами на сон работать не хотелось даже Эл. Впервые за все время службы она устала настолько, что хотела доползти до дома и упасть на диван. Рабочее время было жестко ограничено регламентом, однако на загруженность это не влияло — успеть до конца рабочего дня хоть что-то оказалось труднее, чем оставаться в небоскребе до поздней ночи. — Если у всех сознание плюс-минус ясное, значит, это не Империус, — рассуждала Эл из последних сил, когда после внезапной беготни по Нью-Йорку за гоблином-фальшивомонетчиком, все же добралась до «Дела чокнутых», чтоб попытаться раскрыть его в последние полчаса до конца рабочего дня. — В меньше, чем трех километрах от города — Арлингтонская тюрьма, в которой вместе с не-магами сидят иногда и волшебники. Это не секрет. В Арлингтоне нет ничего, там никто не работает, но за что-то живут, кроме пособий. Вариант, что местные могут что-то нехорошее растительное выращивать для торга с заключенными, и их самих наперло в итоге до бреда? «Просто пальцем в небо, а не версия», — думала Эл, записывая на клочке пергамента тезисы для того, чтоб перечитать завтра и понять, гениальна она или тупая, как пробка. У коллег с работой под конец дня тоже не все ладилось — хоть в этом Эл не была одинока. — Вот куда их? — сокрушался мракоборец, уже полчаса бегающий по небоскребу с важнейшим вещественным доказательством — двумя старушечьими пальцами в банке, которые то и дело крючились и «молодели». — В архив принимать отказываются, а у ликвидаторов на них все приборы жужжат так, что треть окно за день лопается. — Блядь, уже не могу. — Еще один мракоборец откинулся на спинку стула и задрал голову к потолку. — Как написать для отчета «малолетние дебилы вызывали Сатану, за что получили пизды»? — Если для Роквелла — так и пиши. — Ага, а для Локвуда, не хочешь? — С несовершеннолетними участниками деструктивной группы, уличенной в организованном дьяволопоклонничестве, проведена разъяснительная беседа, — протянула Эл. У мракоборца из руки выпало перо, оставив на пергаменте кляксу. — А можно еще раз, и медленно? Конец рабочего дня ознаменовал бой часов, заставивший вздрогнуть. — Даг, заканчивай с малолетними дебилами, — бросила Эл, подравняв стопку документов на столе. — По домам. Мракоборец, которому выпало дежурить в ночь, уже устроился у волшебного макета, вытянув ноги на соседний стул. Махнув рукой, он развернул вечерний выпуску «Нью-Йоркского Призрака» и удобно откинулся на спинку кресла. Уж чему Эл действительно оказалась благодарна, так тому, что снимала квартиру в черте города. Волшебный автобус, почему-то не соблюдающий ни правил дорожного движения, ни правил общей безопасности, доставил ее до дома за менее чем семь минут — даже голова закружиться от резких поворотов и мелькающих за окном красок не успела. Споткнувшись на тротуаре, когда автобус высадил ее (вернее выплюнул, рывком толкнув вытолкав из салона), Эл даже не обернулась, чтоб рявкнуть на водителя угрозой пожизненной заключения. Едва передвигая гудящие ноги, она поднялась на нужный этаж и, не с первого раза попав ключом в замочную скважину, распахнула дверь. В душной квартире с наглухо зашторенными окнами было темно. Открыв окно настежь, впуская в комнату свежий воздух, Эл сняла пиджак и расстегнула на рубашке маленькие пуговки. И, опустившись без сил на диван, долго смотрела в окно — на вечер, который не обещал ничего, кроме еще нескольких часов до наступления темноты. Если бы Эл попросили задокументировать, как прошел ее вечер, и вообще последние вечера, она бы долго сидела, грызя перо, у пустого пергамента. Эл не помнила, что делала вечером. Казалось, ее, глядевшую в окно и дышавшую, как загнанная гончая, в один миг выключили и включили звоном будильника ранним утром. Она не помнила, как вылезла из кровати и натянула шорты, как долго и по какому маршруту бежала пустыми непроснувшимися улицами, что играло в наушниках и мелькало перед глазами. Помнила шум воды в душе и бульканье молока, которое наливала в стакан, помнила, как застегивала пуговицы на рубашке и завязывала шнурки. День, словно скопированный с предыдущих четырех, начался. Сначала Эл семь минут трясло в переполненном автобусе — волшебники не летали по салону на виражах лишь потому, что набились, как сардины в банку. Затем ведьма у стойки администратора в холле встретила фирменной дружелюбной улыбкой и горой посылок для штаб-квартиры мракоборцев. Потом подъем в лифте с улыбающимися счастливыми людьми, впрочем, снова жалующихся на неудобства в связи с введенным протоколом «Дорожная пыль». И опять, не успела Эл выйти из лифта и показать портрету Вебстера Бута пропуск, как ее атаковали поджидающие Громовещатели из Арлингтона — новенькие, полные новых ругательств и претензий. Плюясь ругательствами, Эл вошла в еще пустой общий зал, отмахиваясь от Громовещателей, и застыла. У кабинета мистера Роквелла в несусветную рань снова ожидал гонец из британского консульства. — Да ты издеваешься, — процедила Эл шепотом. И, с грохотом опустив посылки на ближайший стол, она направилась навстречу. Скорпиус Малфой повернул голову, услышав шаги. — Доброе утро, капитан Арден. — Доброе, доброе. На столе — фирменные календарики, выбирайте любой, — произнесла Эл. — Я пришел не за календариком. — Странно, потому что сейчас не двенадцатое июля, и календарик помог бы сориентироваться в датах. Едко усмехнувшись и глядя сверху вниз, Скорпиус протянул: — Я действую настойчиво в том, что касается моей работы. Мне нужен Роквелл. И я жду. Эл вскинула бледные брови. — Пропуск, разумеется, британскому консульству не нужен? — Как видите, капитан, Вулворт-билдинг открывает мне двери. — Круто, — кивнула Эл. — У нас здесь как раз улика пропала. А посторонних нет, все с пропусками. Ах, да, не все. Тонкие губы Скорпиуса перестали давить полуулыбку. — Поэтому я сейчас спускаюсь на двадцать седьмой в международный, и говорю госпоже Эландер, что из штаб-квартиры мракоборцев пропали секретные данные, а под кабинетом директора вторые сутки без пропуска ошивается британский дипломат, — кивнула Эл. — А вас госпожа Эландер ненавидит куда больше меня. Вот весело будет. — Ты раздуешь международный скандал только потому, что уперлась? — А к обеду мы получим ордер и придем в консульство с обыском. И, спорим, что-то найдем? Шкатулку, письма от агента Свонсона, еще какие ценности… Скорпиус не верил своим глазам. — Какая же ты зараза, Бет. Я и подумать не мог… — И почему-то просиял на мгновение, прежде чем снова прищуриться и прошипеть ледяным тоном. — А можно просто вызвать Роквелла и прекратить наш бессмысленный спор. — А можно просто уйти отсюда очень тихо, пока мракоборцы не все добежали на рабочее место, а госпожа Эландер пьет утренний кофе, — посоветовала Эл. — И вернуться двенадцатого числа с пропуском и в приемные часы. — Да я не могу ждать до двенадцатого! — Не положено. — Мне нужно дать ответ на вчера! — Инструкция. — Бет, это вопрос государственной важности! — Отложите государственную важность до двенадцатого числа. — Каким образом?! — Не моего ума дела, я не дипломат. — А ты подумай, раз такая умная! — Я не думаю, я действую в соответствии с должностной инструкцией. — И, по-твоему, это поможет международному магическому сотрудничеству?! — проорал Скорпиус, теряя терпение. — Мне похуй. — Бет, не борзей! — Бет не борзеет, а капитану Арден похуй. Покиньте штаб-квартиру, до международного скандала осталось две минуты. Восторжествовать своей непоколебимости и хоть немного улучшить настроение Эл не успела. Не успела даже понять, возымела ли успех и чем закончился небольшой конфликт. Услышав оклик мракоборца, не успевшего даже рюкзак на стол опустить и галстук ровно повязать, она бросилась к волшебному макету. — Что это? Ты видела такое раньше? Эл без указания пальцем поняла, куда смотреть. На вчера еще чистой и спокойной Луизиане растягивалась тревожная метка. Большая темно-красная точка с неровными контурами подрагивала, рассеивая вокруг себя черную рваную дымку. — Кто-то из ликвидаторов уже на месте? — дрогнувшим голосом спросила Эл, даже не обернувшись, когда краем глаза увидела, что нежелательное лицо из британского консульства тоже смотрит в макет и находится в не меньшем ужасе. Двери в общий зал хлопали. Мракоборцы, в неплохом расположении духа, едва зашедшие, посерьезнели и бросились к макету. На темнеющую по краям красную точку безошибочно смотрели все. — Капитан, что делаем? — Приближай, где оно конкретно? — Эл склонилась над макетом. — Еще, еще, нихрена не видно. — Это проклятье? След? — Я не знаю, вроде похоже. Шагнув назад и глядя на то, как мракоборцы суетятся, Скорпиус Малфой сжал обтянутую перчаткой руку и вылетел из штаб-квартиры так стремительно, словно действительно побоялся угроз капитана мракоборцев. — Блядь, — простонала Эл, глядя на очень увеличенный заклинанием масштаб карты. — Опять аэропорт. И резко обернулась, встретив дюжину взглядов мракоборцев. Тяжелая трансгрессия, как сквозь толщу воды и на одном вдохе, высосала сил не меньше, чем дементор. Покачнувшись на ногах и схватившись за стену пункта магической таможни, Эл завертела головой. Рядом раздавались хлопки, с которыми трансгрессировали мракоборцы. Волшебники на таможне затихли, прервав привычный скандал. Все глазели на внезапно явившихся мракоборцев, что могло значить лишь одно — случилось страшное. Поймав взгляды опешивших таможенников, одетых в форменные серые мантии, Эл хмурилась. — Почему тихо? Когда затихли недовольные скандалисты, которым отказали в порталах, на магической части аэропорта действительно повисла тишина. Тяжело дыша, Эл бегло оглядывала таможню. — Почему так тихо? Взгляд остановился на крайне чувствительных к любым угрозам детекторах. Вредноскопы не шевелились, и даже сверхточные маятники на тонких серебристых нитях, висели под потолком без малейших движений. — Все спокойно, никаких сигналов, — уверенно произнес таможенник. С магловской части аэропорта приглушенно слышались рекламные объявления. Один из мракоборцев поднял волшебную палочку и обвел широкую дугу. — Фините инкантатем. Бледно-голубой луч вырвался из палочки, но тут же рассеялся. Мракоборцы недоумевали. — Репаро, — произнес кто-то, нацелив палочку на вредноскопы. Все так же безрезультатно — детекторы были исправны. — Может, макет подвел? — И пятерка по шкале Тертиуса? — Или они снова сбежали… Эл слышала обрывки фраз, приглушенное звучание рекламы и стук колесиков багажа по полу. Губы ее подрагивали, а рука, сжавшая палочку, расчертила воздух размашистым крестом. — Специалис ревелио! — проговорив и глядя на белесую вспышку, она не узнала звучание своего голоса. Который тут же растворился в оглушительно-высоком писке оживших вредноскопов.

***

Содрогнувшись от внезапного писка, заглушившего звук динамиков и даже заставивший лопнуть витрины ближайших к невидимой маглам таможне, торговых островков, гость резко обернулся. — Вот блядь, — выдохнул он, глядя, как сквозь толпу виднелись люди в синих пиджаках. Под веками пощипывала боль, а зрение в очередной за последнее время раз решило внести свои коррективы. Картинка перед глазами плыла — фигуры людей, спешивших в разные стороны, совсем смазалась, напоминая неаккуратные рваные мазки акварелью. Синие фигуры вдали становились то бледней, то чуть ярче, без возможности отследить их перемещение и разглядеть в толпе. Усиленно моргая и тяжело дыша, гость крепко зажмурился и распахнул глаза снова. Писк вредноскопов, который подхватили сигнализации в аэропорту, заставил людей застыть на месте и опасливо глядеть по сторонам. Гость обернулся назад. — Бегом! — и заорал, оглушаемый писком детекторов. Те, кто знал, что надо бежать, стремглав бросились вперед, расталкивая людей. Сцапав мальчишку за шкирку и огромный чемодан его матери, гость обогнул скопление людей у мелких магазинчиков и, углядев впереди перепуганную блондинку, махнул ей рукой. — На регистрацию! В чистую зону и затеряться, их не пустят в чистую зону аэропорта! Все на регистрацию! Они все бежали в одном направлении, просто прочь, напрочь позабыв о том, что у всех разные рейсы. Рядом мелькнул красный луч. Закрыв рукой голову расплакавшегося мальчишки, гость обогнул эскалатор и, лихорадочно выискивая взглядом указатели, выругался, когда перед глазами снова расплылась картинка. Вспышка заклинания прозвучала ближе. Кого-то сбило с ног, что прозвучало как хороший отрезвитель — взгляд настроил четкость, и вмиг углядел, куда бежать. Рядом мелькнули темно-рыжие волосы Дакоты, быстро юркнувшей в поток людей зала ожидания. «Не туда!» — почти орал гость, бегло глядя то на одного вампира, то на другого, в панике разбегающегося куда глаза глядят. — «Бля-я-ядь, куда?!» Вновь углядев блондинку в толпе, гость выпустил мальчика и толкнул к ней. — Не отходи от мамы! Не бойся! — крикнул он вслед. И снова завертел головой. Мракоборцы разделились, пробиваясь сквозь большой зал. Разбежавшиеся вампиры, не имеющие ничего, кроме желания скорей покинуть страну, обезумели и совсем пропали из виду.

***

Эл задрала голову. — Туда! Рыжую лови! Рыжеволосая женщина, отшвырнув со своего пути двух мужчин, как пластиковых манекенов, со скоростью пули пронеслась прочь — лишь ее растрепанные волосы взметнулись. — Арден! — крикнул мракоборец. — Они разбежались! Перекрикивать воющие вредноскопы было невозможно. Горло саднило не меньше, чем горели от громкости писка уши. Лихорадочно выискивая фигуры, бежавшие так быстро, как невозможно просто спешившим на посадку людям, Эл крикнула: — Ребенок! — И не поверила своим глазам. — Что, ребенок? В толпе людей, застывших без движения, действительно на бешеной скорости пронесся совсем крохотный мальчик, цепляясь за женскую руку. Суета и хаос мешали сосредоточить взгляд хоть на чем-то. Уследить за бегущими вампирами было невозможно. — Петрификус Тоталус! — крикнул кто-то. Как подкошенный, вмиг замедлив бег, рухнул головой вниз худощавый мужчина. Эл, перепрыгнув через него и оставив коллегам, бросилась вперед. — С дороги! — И сама расталкивала маглов, боясь потерять из виду рыжие волосы убегающего вампира. Вампир, пригнув голову от зеленого луча заклинания, обернулась и швырнула в Эл чей-то огромный чемодан с легкостью, с которой бросила бы волейбольный мяч. Свернув в сторону и не обернувшись на крикнувших позади людей, Эл быстро трансгрессировала и, с хлопком появившись всего в сотне шагов, у очереди к стойке регистрации, уже видела перекошенное от злости и страха лицо рыжеволосой женщины. Эл видела только ее, не успевшую даже замедлить бег и свернуть в сторону, нацелила волшебную палочку, как вдруг стену снесло, оглушив рокотом вырванных из конструкции здания частей. Жар обжег кожу, и Эл, не веря своим глазам, смотрела на то, как пелена кромешного огня, расползается по стенам. Обволакивая здание, огонь растягивался, накрывая зал смертоносной жгучей пеленой. Сквозь крики и метания в захлопнувшейся ловушке, Эл смотрела, как огонь плавно спускается вниз, поглощая покинутые торговые точки у стен. Люди, позабыв про багаж, жались друг к другу. — Разворачивай людей, и уходите отсюда, — прошептал в ухо Эл хриплый голос. — Или аэропорт вспыхнет быстрей лабиринта Мохаве. По спине пробежал холодок, несмотря на то, что дыхание, окатившее макушку, было горячим. — Быстрее, мне тяжело его держать, — прозвучало у уха снова. — Пока еще никто не умер. — Тяжело держать? — спросила Эл, облизнув сухие губы. — Тогда мы подождем еще. Она слышала, что мракоборцы где-то вдали не стояли истуканом — они тушили пламя, которое лишь шипело, как гневная кошка, не поддаваясь гигантским струям воды. — Финита! — крикнул кто-то так громко, что выкрик пронесся эхом. Огонь не поддавался, продолжал медленно наступать, спускаясь со стен. Он напоминал густой соус, медленно стекающий со дна почти пустой банки — вот уж фантазия сработала лучше, чем чутье опасности. Разрывались вредноскопы, дребезжа стертыми шестернями. «Он же блефует», — хотела кричать Эл, так и чувствуя дыхание в макушку. — «Ловите вампиров, он просто вас отвлекает!». Она потеряла след рыжеволосой женщины, которую едва не догнала. И не знала, лихорадочно оглядывая жавшихся друг к другу, но заторможенных заклинаниями и затихших маглов, где скрывались беглецы. Среди них, или дальше, или покинули аэропорт… Гость тоже оглядывался. Бегло глянул наверх, проводив взглядом юркнувшую в выход для персонала Дакоту и прохрипел, не разжимая кулак. — Ты уже совсем не боишься огня, Бет? Даже после того, как я убил в нем твою маму? Щелчок в голове заглушил даже надоедливый писк вредноскопов. Эл резко обернулась, но спиной уже почувствовала сквозняк — гость умчался так быстро, что мелькнули лишь его спутанные сухие дреды, которые рука, потянувшись, сжать не успела. Снова обернувшись на месте, Эл тяжело задышала. Кулаки судорожно сжимались. Взгляд пронесся снова, долго изучая неинтересных людей и мракоборцев, тушивших огонь. Пока не остановился безошибочно на силуэте высокой фигуры, которая махнула рукой из-за панорамного окна. Их разделяло лишь толстое стекло и расстояние вытянутой руки. Фигура, переплетая обугленные пальцы, вдруг метнула сгусток пламени, не больше теннисного мяча, в сторону парковки. Дорога вспыхнула, и на ней уже не было ничего — из окна виднелся лишь огонь. Гость шагнул назад и прямо сквозь огонь унесся прочь, быстро исчезнув из виду. Эл, не имея ни единой связной мысли, махнула палочкой в сторону окна. И, ринувшись навстречу тысячи мелких осколков, на которое разлетелось толстое стекло, бросилась вперед. Стена огня опустилась. — Авада… Но навстречу полетел поток пламени, заставив Эл припасть к земле. Бегло углядев поджигателя, который, ссутулившись, хрипло кашлял, уперев дрожащую руку в согнутое колено, Эл не могла упустить шанс. И ударила ладонью по крыше, на которую их отнесло поистине разрушительное сражение. Гребень плотного льда, ринувшись вперед, сковал поток пламени. Гость, выплюнув сгусток крови, рявкнул громче: — Инферно! Ледяной гребень навис над ним, столкнувшись с поток пламени и, в недолгом противостоянии враждующих стихий, рассеял вокруг густой горячий пар. Словно завесой тумана скрыв всяческие очертания, он застыл, мешая разглядеть хоть что-нибудь. Гость, тяжело дыша, смотрел в темноту — он не видел ни пара, ни то, чем закончилась атака ледяного гребня. Раскосые глаза слепо уставились вперед. — Ты рассказала, Бет?! — кричал гость надрывисто в темноту. — Про лабиринт Мохаве? Готов поспорить, ты рассказала все, кроме того, как сама пришла за мной! Он резко оборачивался, чувствуя запах везде. — Ты знала все это время, что там случилось. Ты рассказала? — смеялся он. — Или хорошие девочки ничем не могут себя запятнать? Вы бросили меня разбираться со всем одного! Какой низкий поступок, капитан Арден! И, рывком обернувшись, снова смог видеть — сквозь тьму проступали четкие контуры. А сквозь густой белесый пар дернулась прямая нога, ударом под дых заставив гостя отшатнуться и снова ссутулиться. И вспыхнуло пламя за сутулой спиной. Его длинные языки потянулись ввысь и, дрогнув, молниеносно направились в сторону. Эл лишь успела ощутить кожей приближающийся жар, как вдруг оказалась сметена с ног. Рука, дернув ее за плечо, чудом успела оттянуть за массивный блок промышленного кондиционера, прежде, чем волна пламени пролетела вперед. Эл повернула голову, дрогнув, когда крепкая рука сжала ее подбородок. — Он уходит! — Но тут же дернулась, успев увидеть сквозь огонь, как гость спрыгнул с крыши на нижний балкон. Но ее снова дернули, удержав на месте. Только присмотревшись, она разглядела бледное лицо Скорпиуса Малфоя. — Ты что здесь делаешь? — И задохнулась. — Дай ему уйти, — пальцы на подбородке Эл сжались крепче. — Пусть уходит. Аэропорт не горит, он затушил Адское пламя. — Пусть уходит? — Эл не поверила ушам своим. — Ну нет… И снова попыталась дернуться, но рука Скорпиуса прижала ее к металлическому блоку. — Он не нападает на тебя, он бежит! Неужели ты не поняла? Это больное чудовище, он тебя провоцирует, чтоб отвести подальше от аэропорта! — прорычал Скорпиус. Эл тяжело задышала, шмыгая носом. Чувствуя, что к нему обтянутая перчаткой рука прижала носовой платок, она заключила, что у нее снова унизительно потекла кровь. — Вызови Роквелла. Отправь ему Патронус, — дрожащая рука гладила ее по волосам. — Ты молодец, Бет, ты все можешь, пожалуйста, вызови Роквелла и вернись в аэропорт, он не горит, но там очень нужна помощь… Эл снова шмыгнула носом. Но голос ее прозвучал жестче, чем могло ожидаться: — Он убил маму. Это был он, ты был прав всегда. Все были правы, а я поверила в обратное… Он сам сказал, что сделал это! Блеклые зеленые глаза беспомощно расширились. — И ты умрешь так же, как она, если пойдешь за ним! Он отступил, больше не сунется. Все! Утерев платком кровь над губой, Эл высунулась из-за блока и глянула вперед. — Вызови Роквелла сам. Лучше я сдохну, чем Матиас снова уйдет, — бросила она и со звучным хлопком трансгрессировала прежде, чем обтянутая перчаткой рука успела схватить ее за пиджак. Хватая воздух ртом и дрожа с ног до головы, гость чувствовал, что захлебывается. Из его раскрытого в судорожных выдохах рта лилась на раскаленную солнцем крышу густая алая кровь. Глядя в темноту ослепшими глазами, моргая веками, которых не чувствовал и слыша, как у уха жужжат мелкие мушки, гость задрал голову. Не видя, но чувствуя, как худые руки судорожно перебирают его дреды и утирают кровь, он ощупывал позвякивающие браслеты и опустил подбородок на нечесанную гриву, пахнущую терпкими восточными духами. — Не бойся. Худая женщина всхлипывала и гладила его лицо. — Не бойся, — прохрипел гость снова, улыбнувшись. — Они сбегут, их никто не получит. Не плачь, пожалуйста. И прижал сухие губы к напудренному лбу. — Не бойся, моя королева, — прошептал в самое ухо, сквозь густые надушенные волосы. — Они никого не получат. Уходи. Попытавшись оттолкнуть худое тело плачущей женщины, гость пошатнулся. — Да, — проговорил он, отвечая на немую мольбу. — Наверное, я сегодня умру. Но не так быстро, у меня есть еще последний вздох. Перепачканные алым острые зубы оскалились в улыбке. — И я не сдамся до самого конца. Слушай меня. Рука крепко сжала костлявое плечо. — Беги и приди в себя. Ты должна защитить Шелли от того, что случится, когда наступит время. Не как тогда, а как ты можешь. Я люблю ее, пожалуйста, Вэлма, не подведи меня. Уходи, сейчас. Моргнув и вновь сфокусировав взгляд на размытой всклокоченной фигуре, гость сжал ее плечо. — И прости за семьдесят третий год. Хоть ты и не поймешь. — Это был не ты, солнышко, — послышалось ласковое в ответ, заставив вздрогнуть. Паучьи пальцы разжались, а браслеты звякнули. В лицо вдруг подуло сквозняком, оставив шлейф тяжелых духов и табака. Размытая всклокоченная фигура пронеслась и исчезла, словно нырнув куда-то под землю. Выпрямившись и сплюнув кровь через плечо, гость двумя пальцами сжал и размазал жирную черную муху, зудевшую у уха. — Ну иди сюда, — усмехнулся он, растягивая свободной рукой огонь между пальцами. Слыша, как рой мух за спиной жужжит, попискивая, как вредноскоп, а на крыше растягиваются черные тени, гость взметнул горящую руку вверх, чтоб обрушить на крышу волну огня, но обрушился сам: натруженные мышцы сжало короткой болью, прежде, чем корка льда поползла по телу и заключила руки и ноги в массивные ледяные глыбы. Не веря глазам своим, гость, ссутулился под тяжестью собственных рук. Скованные пальцы не могли нащупать огонь. — Ебаная баронесса, вообще не вовремя! — заорал он, попытавшись обернуться, пригвожденный к месту, но скулу обожгло сильным ударом. Маленький сжатый кулак ударил так сильно, что зрение снова подвело — в глазах блеснули лишь искры, а голова безвольно мотнулась. Отдышавшись и судорожно сжимая кулаки, Эл хрустнула напряженной шеей. И, встретив такой желанный, трусливый взгляд, достала из-за пояса волшебную палочку. — Не мне решать, что с тобой будет, — бросила Эл, отвернувшись. — Хоть и хотелось бы. Серебристый Патронус-кролик проскакал мимо, быстро растворившись в воздухе. В конце улицы, у перекрестка меньше, чем через десять секунд замерцали трансгрессировавшие фигуры в синих форменных пиджаках. Суетливо расталкивая прохожих, они бросились навстречу. Эл, подняв руки и помахав, вдруг застыла, отчетливо слыша за спиной громкий хруст. Резко обернувшись, она отскочила назад, двигаясь прежде, чем поняла, что происходит. Ссутлившаяся фигура гостя трещала. Смуглая кожа стекала вниз, как густой горячий воск. Остекленелые черные глаза смотрели, не видя. Темно-алые мышцы вытягивалась, дрожали и рвались, белые кости топорщились, тянулись выше и тут же выгибались дугами. Спина, походившая на гигантский вытянутый горб, росла вверх, поднималась выше и выше, и вдруг с омерзительным звуком рвущейся плоти лопнула, выпуская на волю огромное кожистое крыло. Которое, медленно расправившись, окатило Эл с ног до головы кровью и кусочками мяса. Эл, лишь моргая, даже не дрогнула, лишь шагнула назад так тихо, как только могла. Руки удлинялись и выкручивались, хрустели и подгибались ноги, заставив гостя припасть на колени и склонить голову. Второе крыло медленно, разрывая горб, вылезало из тела. Шея вытягивалась, вытягивалось и лишенное кожи лицо. Клыкастый рот широко распахнулся. — Беги, — послышалось едва различимое, булькающее, прежде чем улицу оглушил громовой рык. Отряхнувшись от кожи и крови, перед Эл припал на передние лапы гигантский черный дракон. Царапая когтями асфальт и оставляя в нем глубокие полосы, он взметнулся, откидывая густую гриву и, раздувая ноздри на узкой, покрытой шипами морде, оскалил огромные зубы. Длинный шипастый хвост так махнул в сторону, что снес половину жилого дома. Блестящая черная чешуя на раскаленной алой коже сияла даже под следами крови. Подоспевшие мракоборцы попятились назад, направив палочки на дракона, передней лапой свалившего козырек остановки, который прилетел прямо на проезжую часть. Эл, глядя в налитые кровью глаза, снова хрустнула шеей. Дракон, подминая под себя машины, взмыл ввысь и, расправив кожистые крылья, с которых вниз закапала кровь, раскрыл пасть. И неба не стало — его заслонило пламя. — Авада Кедавра! — кричала Эл, видя сквозь него только черные глаза плевать какого существа. И зеленый луч проклятья ринулся вверх, навстречу встречному потоку огня из клыкастой пасти.