От внешнего - к внутреннему

      — Секо! Ступефай! Аларате Аскендаре! — три вспышки подряд вылетели из палочки и ударились в манекен, который продолжал стоять на месте. — Р-р-р-р-р, — я ударила ногой об пол, пытаясь выплеснуть гнев. По лбу стекал пот, а на руке красовалась большая царапина. — Хорошо, мисс Аркур, — раздался голос из-за моей спины. — Я бы даже сказал отлично. У вас почти получилось. — Спасибо, сэр, — я сильно запыхалась и упиралась руками в колени. — Вам не нужно до больничного крыла? — он указал на рассечённую руку. — Нет, — я помотала головой. — Я хочу побыть здесь до окончания. — Хм-м… — профессор загадочно улыбнулся. — Боюсь, вы опоздали уже на пол-часа. — Простите, мистер Руквуд, — я бросилась собирать вещи, чувствуя, как щёки начинают краснеть. — Мисс Аркур, не переусердствуйте в занятиях, — аврор покачал головой и присел на парту, — и кстати, возьмите, — он протянул мне маленький синий флакон. — Выпейте перед сном, иначе завтра утром двигаться вам будет тяжело. — Спасибо, сэр, — я опустила глаза и взяла флакон. — До свидания. — До свидания, мисс Аркур, — он покачал головой.       Я вышла из подземелий и побежала к себе в спальню, чтобы принять душ и отлежаться. На эти дополнительные занятия приходила далеко не я одна, но уходила почти всегда в числе последних. А сегодня подняла уровень сложности на средний, и сама не заметила, как увлеклась. Во-первых, манекен смог отвечать лёгкими заклятиями, как Секо. А во-вторых, сил на то, чтоб победить его, у меня не было.       Многое поменялось с отъезда Рэймонда, не только для нас, но и для всей школы. Только дружба, ранее основанная на общей тайне, к удивлению, сохранилась. Уже следующим утром, весь произошедший в библиотеке конфликт был забыт. Неловкое молчание сгладила сцена, подобно которой сложно было представить. — Что это? — нарушив тишину первым, Реджис ткнул пальцем в огромного сокола, влетевшего вместе с совами. Он нёс такой же огромный свиток, перевязанный грязной чёрной лентой. Сокол, под взглядами всех факультетов, сделал круг почёта и устремился к столу Гриффиндора. Он опустился на него и протянул лапу ученику, которому он предназначался. Впрочем, это было предсказуемо — птица подходила ему по размерам.       Рубеус Хагрид, заметный издалека первокурсник, со странным, как будто разочарованным выражением лица, протянул руки к письму. Половина зала уже потеряла к нему интерес, а вторая, в которой были и мы, ожидала продолжения. Не столько потому, что было интересно, сколько чтобы ещё раз посмотреть на полёт этой невероятной птицы. Но обстановка менялась быстро — полувеликан застыл, открыв рот. Потом издал звук, который был сравним с рёвом медведя, и как будто шёл из самой его груди. Повисла тишина. Тишина, которая прервалась только тогда, когда он вскочил со своего места и тяжёлыми быстрыми шагами, всхлипывая, исчез в дверном проёме.       Реддл рядом вскочил. Бросив «встретимся на обеде», он двинулся за ним. Не знаю, делал это Том из сострадания, или здесь были замешаны личные мотивы, но я к этому поступку прониклась уважением.       Уже потом мы узнали, что письмо было с известием о смерти отца Рубеуса. Реджис даже выразил желание пойти и посочувствовать, но я отказалась.       Однако, учебный год неизбежно шёл к своему концу, а я до сих пор не познала спокойной школьной жизни. Шпионские игры, Грин-де-Вальд, а сначала и поиск друзей — всё кончилось. Теперь, у меня оставалось несколько месяцев, которые я решила посвятить учёбе.       И первое, что я решила выучить, тут же нарушило этот план. Как я выбежала из библиотеки в тот день — так сразу помчалась в спальню. Я вытащила потрёпанный блокнотик и стала судорожно его листать: Дары Смерти, Дары Смерти, Дары Смерти — отдавалось в моей голове. — Мордред! — я открыла нужную страницу и бросила блокнот на кровать. Под надписью «Бузинная палочка» было много имён, и одна пунктирная линия шла к имени Волан-де-Морта. Под «Воскрешающим камнем» было только «Кольцо Мраксов», а под мантией — «Поттеры». Могу ли я доверять этой книжке? Думаю, что могу. Даже скорее всего могу доверять только ей — столько совпадений просто не простительны. Совпадений вообще не бывает — Вселенная не ленива. — Что ты делаешь? — раздался писклявый голос от двери. Я сунула блокнот за спину и вскочила с пола. — Ничего. — Пф, странная, — небрежно ответила мне Миртл, и пошла к своей кровати. Кто-то испортил ей настроение.       Так я и осталась сидеть у камина в гостиной, перебирая страницы и ожидая, когда комната опустеет. Собственные записи были очень интересны, в особенности потому, что некоторые слова были мне непонятны или незнакомы. Я стала выписывать их на обложку и искать какие-то связи, дополнения или, может, даже расшифровки. Большинство страниц представляли собой схемы и списки с разными зарисовочками по краям. Некоторые я узнала. Возле незнакомого слова «крестражи» среди прочего, была диадема, которая была изображена и на бюсте основательницы в гостиной. Меч Годрика Гриффиндора, протыкающий непонятную мне книжку, уже на другой странице, я тоже узнала. Это превратилось в настоящий квест, которым я увлеклась так надолго, что продолжила это даже после ужина, и просидела почти до десяти часов вечера, когда гостиная опустела. Но мне, как и в каждое новолуние, спать не предстояло. Боль во всём теле, которая росла в течении дня, а к ночи стала почти нестерпимой, напоминала мне о моём первом перевоплощении.       Это всё началось в пять лет, ближе к шестому дню рождения, но казалось, что так давно, как будто было и не со мной. Я помню, какие холодные у нас были со старшей сестрой отношения до того дня — мы всё время делали друг другу гадости, даже не осознанно.        Согласно «семейной традиции» до первого обращения ко мне обращались по первому имени — Нагини. Так делал только отец, по крайней мере я помню только его. На нашем семейном древе таких «Нагини» было много: это упрощало жизнь всем. Ребёнок с проклятьем мог и не пережить первое обращение — поэтому с его именем не было смысла особо фантазировать. Да и так было куда легче разобрать, кто из нашего рода был, а кто не был проклят.       Потом, если первая ночь прошла, считай, успешно — обращались к тебе по второму имени. Эту «традицию» прервала только моя тётя — её назвали в честь родственницы со стороны деда, как нам сказали, и дали только одно имя.        Проклятье настигло меня впервые поздней весной, ближе к шестому дню рождения. К этому моменту моя магия так и не проявилась, не было даже магических выбросов — но все знали, что сквибом я не останусь, потому что тётя спокойно сняла кольцо и с радостным воплем испарилась на какое-то время из нашей жизни.        Около десяти вечера того дня я почувствовала боль во всём теле, и сестра решила, что я свалилась с жаром. Она пошла к отцу — он разбирал документы в «кабинете», видимо, сбежав от жены с двухлетней Друэллой на руках, в место, где не царил хаос. — Отец, сестра больна, ей нужны лекарства, — лениво протянула она.       Аджакс Аркур хотел отмахнуться от неё, но его взгляд упал на лунный календарь. — Значит, пора, — хмыкнул он. — Принеси ключ от подвала.       Это был один из тех немногих разов, когда отец побывал в нашей комнате. Он подошёл к моей кровати, но воспоминания мне рисуют всё так, как будто видела я это со стороны. Я была в колючей ночной рубашке белого цвета, на лбу выступил пот, а глаза покраснели и слезились. Я укрывалась тонким одеялом и меня била дрожь. Не могу точно сказать, сколько он так стоял. — Встань, Нагини, — мягко сказал отец, — и пойдём за мной.       Я поднялась из последних сил: не привыкла с ним спорить. Ноги плохо меня держали, и я не видела, куда иду. Он спустился в подвал вперёд меня, придержав, чтобы я не упала вниз. Внизу, у двери с большим замком, уже стояла Вальбурга. — Зачем она здесь? — удивилась сестра. — Ты открыла дверь? — он обратился к ней. — Д-да, — она толкнула её, открывая достаточно большое помещение с голыми стенами, где не было пола, а только земля и пару досок в углу.       Я почти потеряла сознание, начав падать на пол. Отец подхватил меня и завёл в это помещение, опустив в центре комнаты. Я села, почувствовав рыхлую холодную землю под собой и озадаченно смотрела ему вслед. Он вышел, взял из рук сестры ключ. Мне стало страшно. — Отец? — тихо спросила я, и услышала собственное эхо из коридора. — Отец?       Дверь стала закрываться, забирая с собой последние лучи тепла и света. — Папа?!       Ключ щёлкнул в замке, и я оказалась заперта в полной темноте. Страх охватил меня с ног до головы, я даже почувствовала в себе силы встать и дойти до двери. — Папа, не оставляй меня здесь! — я ударила руками в дверь. Я ни разу до сегодняшнего дня не звала его «папой».— Папа!       Я чувствовала, как ледяные слёзы бегут по моей адски горячей коже, а воздух в лёгких начинает заканчиваться. Я кричала и била руками в дверь, надеясь, что меня кто-то слышит. — Папа! Мама!       Всхлипы стали исчезать, потому что боль становилась всё невыносимее, и от неё я начинала задыхаться.       А потом меня как будто ударило током — боль вспышками стала появляться в разных местах моего тела, вырывая изо рта нечеловеческие крики. Всё слилось в одну длинную и протяжную пытку — чешуя, зубы, глаза, кости и внутренние органы менялись. Это шло долго, как будто целую вечность.       Я не разобрала, сколько времени прошло, но как только она утихла, я в мокрой и липкой рубашке растянулась в центре комнаты и уснула.       Разбудил меня звук щелчков в замочной скважине. Я открыла глаза и повернула голову, в них ударил слабый свет свечи, а потом уже яркий, от магии.       Первым я увидела перекошенное ужасом лицо сестры — оно, к тому же, было красным и опухшим, а одежда грязной и помятой (более чем обычно). Она бросилась ко мне, как только увидела, что мои глаза открыты, и встала рядом на колени. Отец подошёл тоже, вместе с ярким магическим огоньком. — Молодец, Элизабет, — хмыкнул отец, смотря на меня как-то странно, а потом обратился к сестре: — постирайте одежду. И купите что-то на обед, — он вложил в её руку три серебряные монеты, и вышел из подвала, сразу покинув домик.       Только потом я поняла, что липкой и мокрой одежда была не от пота. Земля подо мной и рубашка были пропитаны кровью насквозь, а лицо и руки — в бордовой каше из крови с землёй.       Мы с сестрой в тот день спорить перестали, даже подружились. Извинились за всё, что сделали друг другу. А через несколько месяцев Друэлла тоже оказалась в нашем доме.

***

      Том вытащил пыльный чемодан из-под дивана и плюхнул на кровать — пришло время паковать книги. Он прекрасно знал «злое проклятье» этого замка: тебе кажется, что ты будешь здесь вечно, но стоит тебе оглянуться, как ты трясёшься в поезде в Лондон. И больше не в мирный Лондон, где хотя бы улицы были безопасны, а в военный, где каждый день, в который ты остался жив — чудо.       Том не жаждал возвращаться в приют. Он и попадать-то туда не жаждал, но это за него решили свыше. Раньше он боялся его — теперь ненавидел. Всей душой. В особенности за то, как это здание отличалось от волшебного замка.       В приюте были серые стены, серая одежда, серая мебель — как в чёрно-белом фильме, на который их водили тем летом. Том тогда посмеялся — волшебные фото двигались давно и тоже без звука, а про портреты и говорить нечего.        Он бы всё отдал, чтобы узнать о магии чуть раньше, не было бы тех почти одиннадцати лет страха, с которыми он столкнулся. Зато, благодаря им, он точно знал, чего хотел.        Первым в списке его желаний стоял поиск почившей родни; он старался долго не размышлять над этим, потому что на душе становилось гадко.       Но он подобрался близко, особенно рад был книге некоего Мракса. Тот вполне мог быть его родственником, но это можно было проверить только одним способом. Для этого книга понадобится ему на каникулах.       Но тогда вставал неприятный вопрос. Если дед со стороны матери, то есть некий Марволо Мракс (или Слизерин, к примеру) — волшебник, тогда почему она умерла? Этот вопрос мучил его постоянно. Разве не победила бы волшебница смерть, чтобы быть рядом со своим сыном? Или не заколдовала бы пару хороших маглов, чтоб он жил хорошо и ни в чём не нуждался? Она бы исцелилась, если бы могла.       К отцу у него было гораздо больше вопросов, но к нему пока ничего не вело, как будто в мире магии такого и не знали.       Вторым Том решил, что раз уж у него есть этот дар, то кощунственно будет им не воспользоваться, а остаться бытовым магом, пашущим как лошадь в Министерстве за кнаты. В планах было открыть пару-тройку значительных вещей, аки «12 способов применения крови дракона», написанные профессором трансфигурации, жить на эти деньги и заниматься магией, может, и политикой. Правда политика сюда прибавлялась только в порывах злости и жалости к себе — вопреки обычному расчёту. Особенно после каждой новости об «упрощении школьной программы в целях лучшего внедрения магглорожденных студентов». Уже на его третьем курсе обязательных предметов стало на один меньше, что не помешало ему взять всё, что можно было уложить в расписание и применить на практике. Так, его интересы стороной обошли нумерологию (которую было решено учить самостоятельно), прорицания (боялся не выдержать и нагрубить этой мордредовой самке пятинога), магловедение и этикет. Он надеялся, что танцы на балах ему не пригодятся, а с магглами после совершеннолетия контактировать не придётся вовсе.       Он твёрдо решил — станет таким волшебником, что его имя было на первых же страницах истории Мира Магии. Чтоб само его имя и означало «Магию».       К сожалению, сейчас, когда эра Тёмных магов в разгаре, а к его совершеннолетию уже будет окончена, к этому вёл лишь один путь — путь бюрократии и министерских издержек. Мерзость редкая — но иного пути, если, конечно, не брать в расчёт победу над Грин-де-Вальдом, не существовало.       Таких иллюзий он, к счастью, не строил. И начал воплощать свой план, применяя особую магию — магию обаяния и манипуляций. Собственные эмоции часто шли вразрез с этой тактикой, так, что их он душил на корню, оставляя для моментов, когда он будет наедине с собой.       Голым расчётом был и случай в Большом Зале. Том вскочил и бросился за полу великаном, когда тот выбежал во время завтрака. Это было в первую очередь хорошим штришком для его портрета отличного ученика и прекрасного товарища, а во-вторых, было смертельно интересно, что такого происходит у великанов, что могло вызвать такую бурную реакцию. — Ты в порядке? — запыхавшийся Реддл нагнал его в одном из пустых кабинетов. — Всё хорошо, — мальчик всё ещё хлюпал и заикался. — Зачем ты пришёл?       Том увидел, как взгляд его скользнул на зелёную оторочку и слизеринский значок. Он понял, на что надо давить. — Я хотел узнать в порядке ли ты. Никто из ваших ведь не сделал этого, я не мог остаться в стороне. — Его даже передёрнуло, от того, как эта ситуация была похожа на разговор с Рэймондом. — Ты уверен, что всё хорошо?       Сомнения терзали Рубеуса несколько секунд, после чего слёзы снова навернулись на его глаза, и он стал всхлипывать громче: — М-мой о-отец о-о-о-он…. — Он умер? — аккуратно спросил Том, опускаясь на соседнюю парту. — Д-да, — подтвердил полу великан, утирая большую слезу. — У м-меня был т-только он и… — Ты остался сиротой, — закончил за него Том, покачав головой. Но вместо сочувствия, внутри он почувствовал зависть — Рубеус знал своего отца так много лет. Первокурсник поднял на него глаза, которые наполнились пониманием схожести их положений. — Спасибо, что пошёл за мной, — искренне поблагодарил полувеликан. — Мне лучше. — Да, не за что. Обращайся, если понадобится помощь, — кивнул ему Том и пошёл к выходу.       Реддл думал о Рубеусе, пока делал Историю магии в библиотеке — конечно, не в одиночестве. Тут сидели и Розье с Мальсибером — которых под конец года загрузили работой. Мальсибера — за плохую успеваемость и прогулы, а Розье — за то, что завалил практику по ЗОТИ, заставив загореться не то, что следовало, а мантию однокурсницы. Ещё пара слизеринцев постарше и поглупее, которые не нашли себе места в более взрослой компании, сидели с другого края стола и пытались вызубрить Руны. Рядом сидела Нагини, которая, забросив очередное эссе, листала книжку по огненным чарам, перебрасываясь с Реджисом ленивыми фразами. Лестрейндж же, которому учёба давалась сложнее, рисовал астрологическую карту, переспрашивая у всех вокруг, чего на ней не хватает. — По-моему ты забыл созвездие Лебедя, — подошёл сзади аккуратно одетый Сигнус Блэк. — Аркур решила поджечь школу со своими экспериментами? — он осуждающе посмотрел на потрёпанную книгу с золотистой надписью «5 курс». — Зачем же сразу школу? — меланхолично ответила она, хотя Том краем глаза заметил, что глаза-то у неё вспыхнули от злости. — Я потренируюсь на тебе.       Сигнус развернулся и ушёл, что-то бубня себе под нос, а девочка выждала минуту и швырнула книжку на стол: — Вот же придурок! — Ты и правда можешь нас всех поджечь, — заметил Реджис, чертя указанное созвездие. — А вот и не… Да ну вас, — она скрестила руки на груди, но вдруг что-то вспомнила. — Не я же одна с самого утра думаю о Рубеусе? — она многозначительно посмотрела на Реджиса и Тома, так как вопрос был адресован только им. — А что о нём думать? — Реддл чувствовал, куда дует ветер, и не собирался заводить этот разговор. — Это не такая редкая ситуация в наше время. — Ну его же не убили, — отмахнулась она, но разговор продолжила: — Вы хоть представляете, где он теперь будет жить? — Там же, где и жил, — пожал плечами Том, — у себя дома. — А ты знал, что у него дом в лесу? На что он будет жить? — девочка возмущалась куда-то в пространство. — Ты сама говорила, что вы живёте в лесу, — он понизил голос так, чтоб остальные за столом этого не услышали. — Не в лесу, а на окраине леса, — фыркнула она. — Просто не даёт мне покоя вся эта ситуация… — Может, сменим тему? — устало предложил Реджис. — Я наслушался этого ещё на зельеварении. — Я согласен. Что там с экз… Его слова прервала встрёпанная, непривычно дёрганая для образа стальной леди, миссис Вилкост, которая влетела в библиотеку как ураган. — Вы что, не слышали объявления? Быстро все в Большой Зал. Живо, я сказала! Мистер Маккиннон, не смейте притворяться, что не слышали меня, или я сниму десять очков с Гриффиндора! Быстро! Быстро! Почему вся школа должна вас ждать? — Почему мы не слышали объявления? — тихо спросила Нагини, когда они шли по коридору за профессором. — В библиотеке чары тишины, — так же тихо ответил Том, — но я не знаю, что произошло. Должно быть, что-то колоссальное, — он кивнул на взбитые волосы профессора. — Бомбёжка рядом с замком. Разнесло рельсы, по которым ездит Хогвартс-Экспресс, — Реджис шёл рядом поникший, и наконец стало понятно, из-за чего. — Думаю, нам расскажут о войне маглов.