***
Я шла по коридору, отнюдь не собираясь заглядывать в Больничное крыло. Кровь из носа и из подбитой губы — небольшая потеря. Саднящие костяшки и скула, на которой зрел огромный синяк, заботили меня чуть больше. Но самой неприятной была ноющая боль в животе, и ощущение, что скоро меня стошнит. В любом случае, это было лучше её сломанного носа. Надеюсь, эта тварь навечно останется ещё и лысой. Сдерживать улыбку было совершенно невозможно. Я даже почти начала напевать себе под нос, хотя никогда не замечала за собой такой привычки. Я ни в чём не раскаивалась, но боялась грядущего наказания. Конечно меня могут исключить! Меня должны исключить! Но тогда должны исключить и её. Разве она не сделала тоже самое? И не она ли собиралась побить меня? Будь я Реддлом, я бы отомстила иначе. Запугала бы её, пробралась к ней в комнату в образе змеи и ночью попыталась придушить, или подлила что-то мерзкое в кубок, отчего она рассказала бы мне все свои тайны. Но тогда бы никто не узнал, что это сделала я. Оставили бы они меня и Эллу в покое? Теперь её никто не тронет. Не посмеют. Я шла по коридорам первого этажа к туалету. Мне нужно было смыть с себя кровь и пыль, а ещё отклеить комки волос, присохшие к ранам. Мерзко и очень больно. А потом найду Тома и всё ему выскажу. Он ведь сам виноват, если бы не пропал, то мог бы меня остановить! Ха, очень глупые мысли. Конечно, я бы всё равно это сделала. Но как хочется иногда найти виноватых! Я открыла дверь. Том стоял там, напоминая худой сгорбленный призрак, склонившийся над чёрным силуэтом, распластанным на полу. Вода из нескольких сорванных кранов промочила его одежду и обувь, и, со временем, начала затекать в открытый проход Тайной комнаты. Тома, похоже, ничто из этого не волновало. Он обернулся на меня резко, словно его отрывали от чего-то смертельно важного. Несколько секунд Реддл с трудом фокусировал взгляд на мне, а когда узнал, снова отпустил глаза, не выразив никаких эмоций. Даже не прокомментировав мой внешний вид. Он вглядывался в бледное лицо с открытыми в ужасе глазами Миртл Уоррен. Считал пульс, приложив два пальца к шее и затаив дыхание. — Она совсем мертва? — почти шёпотом спросила я, прикрывая за собой дверь. — А может быть наполовину? — он поднялся и отряхнул мокрые пальцы, но глаз от Уоррен не оторвал. Я почти не боюсь мертвецов. Следует бояться их убийц — они куда более опасны, поэтому страх трупов иррационален. Но тело Миртл — слишком живое и словно застывшее во времени. Может, дело в том, что я была с ней знакома. Сложно смириться с той мыслью, что человек был и его вдруг нет. Мне ли не знать. Я обошла её так далеко, как смогла, и подошла к Реддлу. — Ну и как ощущения? — А? — сказал он, как будто я исчезла, стоило мне замолчать, и появилась неожиданно для него. — Ты спрашивал летом, что чувствуют убийцы. — Ах это… — он кисло улыбнулся. — Я сделал это сознательно, но не своими руками. Ты сочтёшь это за «правильное» убийство? Я кивнула. Он на меня не смотрел, и просто продолжал говорить. — Признаться, я разочарован. Я не так это представлял. Больше всего жаль, что это была именно она. Первое убийство, как первый секс, запоминается навсегда, — Том наклонился и провёл рукой по её лицу, откидывая с него мокрые волосы. — Она слишком жалкая, для такой чести. Мы помолчали. Том прав только наполовину. Ты не просто помнишь их — ты видишь их в кошмарах каждую ночь, слышишь голоса и улавливаешь отражения в зеркалах, если, конечно, ты не полнейший психопат. — Как это вышло? — Глупо, — пожал он плечами. Я потребовала объяснений. Том вздохнул и стал говорить очень медленно, словно речь давалась ему с трудом. — Я был поглощён своими мыслями, когда зашёл сюда. Не проверил кабинки. За шумом труб не расслышал её всхлипов. Потом открыл комнату, а она начала кричать, чтоб я убирался. Аша учуяла грязную кровь, или расслышала громкие крики этой дуры и выползла наружу. А потом… Мордред, потом она меня не послушала, хотя я велел ей исчезнуть. Я бы ни за что не убил кого-то в Хогвартсе, Аркур. Но она видела меня и змею. Я стоял между ними, хотел стереть девчонке память, но у меня не вышло. Потом я отступил в сторону, и она умерла. Скончалась мгновенно, даже не успела ничего понять. — И что мы будем делать? Может, стоит отнести тело в Тайную комнату? — запаниковала я. Мысль о потерявшей всяческий контроль гигантской змее весьма способствовала такому состоянию. — Нельзя. Я не доверяю ей. Если она попробует кровь грязнокровки, то кто знает, что она решит делать дальше, — Том имел ввиду змею, но говорил о ней уже не как о простом оружии. — Какой ты спокойный, — вздохнула я. — Лучше справляешься. Но нам нужно идти. — Нельзя, — повторил Том. — Мне было нужно это убийство. Я нашёл способ. — Способ сделать крестраж? — я удивилась и уставилась на Реддла. — Слизнорт подтвердил мои догадки. Убийство раскалывает душу. — Бред. Тогда бы куча людей была бессмертными. А Грин-де-Вальд — и подавно, — возразила я. — Это не весь ритуал. Там есть ещё несколько пунктов, но это достаточно просто. Я могу начать сейчас, а закончить в более безопасном месте. Мне нужен лишь крохотный кусок плоти, чтобы совершить «действие противное человеческому естеству». Я сощурилась, думая, что же скрывается за этой формулировкой. Когда до меня дошёл смысл его слов я даже вскрикнула от негодования. — Ты не будешь есть труп! Только через МОЙ труп! Мерлин и Моргана, Том, ты совсем спятил? Сначала убийство, потом это! Может тебе каких зелий пропить, а? — За бессмертие нужно платить жизнью, — мрачно сообщил Реддл. — Цена вполне приемлема. — Да ты… — задохнулась я от возмущения и ткнула его пальцем. Нащупала значок префекта, отцепила от его мантии, потом прикрепила на свою, и всё это под пристальным взглядом Тома. — Теперь здесь я голос разума! — объявила я. — И как голос разума я тебе говорю: если ты покромсаешь тело бедной Миртл, что я уже считаю кощунством, то нас найдут и посадят в Азкабан, потому что змея — змеёй, а куски тел она отрезать не умеет. И будешь ты не только бессмертным, но ещё и бездушным в обществе дементоров. Я сделала перерыв, чтобы набрать в грудь воздуха и продолжить возмущённо на него шипеть. В своём бескорыстном порыве, стараясь говорить, как можно тише, я окончательно заговорила по-змеиному. Очень забавный язык, многих человеческих слов в нём нет, поэтому приходится искать альтернативы. Например, «придурок» можно перевести как «задница змеи». Возможно, в дословном переводе мой дальнейший монолог звучал бы весьма забавно. — Ты вообще понимаешь, что Хогвартс могут закрыть? Что мы тогда будем делать? Наша задача сейчас — это скрыть, что мы вообще к этому причастны. Мерлин мой, я тебе обещаю, мы возьмём тех двух придурков и спланируем ещё убийство, если тебе так хочется, но будь в конце концов человеком! Испугайся просто ради приличия! И уже начни выдумывать своей гениальной башкой план, который вытащит нас отсюда! Том смотрел на меня широко открытыми глазами, будто был чему-то удивлён. Я сама была удивлена не меньше. Хотя гнев мой весьма оправдан. Как он может быть таким спокойным? Да, Мордред его раздери, мне просто ужасно завидно, что даже убийство Тому даётся легко. Почти как сходить пообедать, только после этого придётся за собой убрать что-то большее, чем тарелку. А будут ли ему вообще снятся кошмары? И как далеко он может зайти, если для него это так просто? — Успокоилась? — хмуро интересуется он, после моей речи. Я промолчала. Том удовлетворился и этим ответом. — Тогда ты знаешь, что Хогвартс — мой единственный дом, и я не допущу его закрытия, и не причиню ему вреда. Мы обставим это как несчастный случай. Придётся кое-кем пожертвовать, но это решит мою проблему. А крестражи… — он кинул неприязненный взгляд на тело. — Я повременю с этим. Найду кого-то более достойного на эту роль. Сейчас мы все у Дамблдора как на ладони, и я не хочу вызывать подозрений. Хотя стоит признать, очень жаль упускать такой шанс. — Фух… — я тяжело вздохнула. — Только давай обсудим этот твой план на берегу, хорошо? Надеюсь, там нет больше трупов? — Нет, — он покачал головой. — Но есть чудовища. А если конкретней — акромантул. Их яд парализует жертву, и все мышцы в теле сокращаются, так, что оно кажется окаменевшим. В замке есть такой паук, и если об этом узнает директор, то вся вина будет на том, кто принёс паука сюда. Нужно только, чтобы на ней были порезы, напоминающие следы от укуса. Я думал использовать Секо, но боюсь, что наши палочки будут проверять. Я была более чем удовлетворена этим планом. Нет монстра — не опасности, нет опасности — нет закрытия школы. Может нам даже не придётся никому и ничего рассказывать, потому что директор сам соотнесёт все эти факты, и подумает, мол, в школу пробрался какой-то паук, убил ученицу, и уполз. Вода уже натекла по щиколотку, и стала затекать мне в ботинок ещё и сверху. Я вздрогнула, вспомнив, что она начала вытекать и в коридор. Нам в любом случае лучше убираться отсюда как можно скорее. — Я знаю, как оставить следы, — сказала я, вынимая серебряный стилет из кармана. Я подошла к Миртл, стараясь забыть её лицо и не смотреть в распахнутые глаза. Опустилась, занесла руку над головой, но не смогла заставить себя отвернуться. Короткое лезвие вошло в горло больше, чем наполовину. Вода вокруг стала быстро краснеть, и я с удивлением обнаружила, что из-за сжавшихся мышц, кровь девочки брызнула достаточно далеко. Я приготовилась ударить ещё раз, но потом обернулась на Тома и протянула стилет ему. — Это наша общая проблема. Так что окажи честь. Вообще-то мне хотелось просто вызвать его на эмоции. Хоть на какие-то. Даже отвращение было бы лучше, чем ничего. Том сделал это спокойно и аккуратно, даже кровь брызнула не так сильно. Я вытерла оружие об край испачканной рубашки — всё равно её придётся сжечь — и мы поднялись на ноги. Потом Реддл встрепенулся. — Туда, — велел он, толкая меня в сторону Тайной комнаты. — Быстро. Я тоже услышала шаги и голоса, и уже бежала впереди него, попутно молясь Мерлину и Моргане. Проход закрылся за нами в последнюю секунду, когда, прячась за стеной и приложив к ней уши, мы услышали всплеск воды, а потом пронзительный крик. Я с удивлением узнала Оливию Хорнби в этом испуганном вопле. Входная дверь хлопнула и раздались быстро удаляющиеся шаги. — Бежим, — скомандовал Том. — Сейчас сюда придут профессора и место опечатают. Я буду сушить следы, а ты проверяй, чист ли путь. Я никогда не чувствовала такой радости от пробежки, как в тот день, когда я бежала от гипотетического срока в Азкабане. Хотя в моём случае возможен только смертный приговор. Мы перемахивали через самый пустынные лестницы и пропускали тёмные коридоры, скрываясь в тенях и за массивными шторами. Мы бежали тайными проходами за гобеленами и сквозь кабинеты, которые имели два выхода. Если бы не шёл урок — нас всё равно могли бы поймать. Потом мы откинули последний гобелен и оказались в той самой «нашей» комнате. Тут сидели два, очевидно прогуливающих урок, и очень напуганных силуэта. — Мы за тебя пере… — начал Реджис — Твою ж мать! — закончил Долохов — Пять минут! — Том поднял вверх обе руки, требуя дать ему время в тишине и без расспросов, а потом соскользнул по стене и осел на полу, устремив взгляд в никуда. Я не разделяла его желания. Шёпотом попросила у Реджиса зеркало, и стала вытирать с себя кровь. Хорнби, Миртл, моя собственная — вся одинаково мерзкая и липкая. Была только одна разница: моя кровь и кровь Хорнби с лица оттёрлись легко, мне хватило платка, а вот над кровью Миртл пришлось попотеть. Её не взяли все знакомые чистящие чары, хотя я и знаю их не так много. Помог только Долохов, который долго бормотал над моим лицом русские слова. Могу поклясться — он ругался половину этого времени. Пятна с лица почти ушли. Синяк и губу мне подлечил Реджис. Но потом мы обнаружили ещё одну проблему. — Твои волосы! — вскрикнул он вслух, хотя пять минут ещё не вышли. Я оглядела косу. Рыжие волосы покрывали круглые красные пятна, начинающиеся примерно с середины, и заканчивающиеся у ушей. Ни я, ни Реджис, ни Антонин — никто не смог их вывести. — Это можно только обстричь, — подытожил Лестрейндж. — А потом сжечь. — Отлично. Нам ещё нужно избавиться от рубашки, — хмыкнула я. — Ванная старост неподалёку, — мы услышали потусторонний и глухой голос Реддла, который ещё не вернулся из своих мыслей. — Долохов даст тебе запасную рубашку. Пароль — Коготь гиппогрифа.***
Мы оставили Тома наедине с собой. Ванная старост состояла из нескольких комнат, недалеко от входа в башню старост. Все комнаты покрыты белым мрамором, на окнах — витражи, а над бассейном, от воды в котором исходил мягкий пар, изображение русалки. В комнате, где мы обнаружили раковины, я переоделась, после чего мы оглядели масштабы поражения волос. Верхнее пятно было над ухом, в самом видном месте. Мне не жалко волос — они отрастут, но Вальбургу хватит сердечный приступ. И Реджис не очень доволен. — Режь, — велела я ему. Долохов молча обводил пальцем узоры на витраже позади нас. Лестрейндж, неуверенно, принялся орудовать палочкой. — Кого вы убили? — хмуро и неожиданно поинтересовался Долохов — Миртл. Случайно, — отвечаю я, стараясь оставаться спокойной, но боясь его реакции. В этот день всё, что мы делаем, вышло из разряда детских шалостей и теоретических преступлений. — Ты в порядке? — Я думаю, — промедлил он. — Что совместное сокрытие убийства — отличный повод сделать татуировки. Что думаете? Реджис закашлялся. С Лестрейнджем было всё и так понятно — он нас прикроет, а за реакцию Антонина переживали мы оба. Он может бросить нас, и мы даже не будем его осуждать. Его отец боролся с убийцами и преступниками, которыми мы собираемся стать. — Тони, ты не обязан… — начала я, но он меня оборвал. — Обязан. Я многим вам обязан. В Хогвартсе я стал другим человеком, и должен сказать вам за это спасибо. Мы с Реджисом переглянулись, и я заметила на полу длинные рыжие пряди. Тошнота, после удара в живот, вернулась, хотя я обещала себе больше не нервничать. Потом Долохов продолжил. Он, судя по всему, давно хотел высказаться. — Вы думаете, я хочу быть похожим на отца? Он герой и я люблю его, но, когда я покинул Дурмстранг, я понял, как он ошибался. Он учил меня всегда быть одному, полагаться только на себя. Неудивительно, с такой семьёй, как у него, — Долохов грустно усмехнулся. — Попав в ковен к Нотту, я увидел другую жизнь. Они все были одной большой семьёй, несмотря ни на что. А потом меня приняли вы. Мне больше не пришлось притворяться таким, каким он хотел меня видеть. С вами я могу быть собой, делать то, что нравится мне. Он умер потому, что у него не было людей, которые прикрыли бы ему спину. Он был один против армии, потому что никогда не имел друзей. Я не буду как он. Мы замолчали. Какое-то время были слышны только хлопки режущего заклятья. Я бы не смогла представить Долохова одиночкой, даже если бы захотела. Он любил компании, любил дурачиться и вписываться в авантюры. Серьёзный и одинокий Антонин — это нонсенс. — Я тоже думаю, что это хороший повод, — подаёт голос Реджис. — И змея станет вдвойне символична, — я издала нелепый смешок. Антонин и Реджис поглядели на меня с удивлением. Я ещё не видела свою новую стрижку, но постаралась не думать, что дело в ней — Сейчас всё объясню, — я развела руки в стороны и пустилась в объяснения.***
Том был неприятно удивлён собственным безразличием. Он ожидал сомнений, душевных терзаний, или затмевающей разум радости, от которой бы перехватывало дыхание и темнело в глазах. Вместо этого он получил — пшик! Самым сильным его чувством был страх, что он всё испортил. Что его поймают, или что ему никогда больше не представится подобной возможности. С одной стороны, останься он там, его бы могли поймать. А с другой, момент был выбрал идеально. Он уже знал, что делать, и не боялся идти до конца. Существовали два способа совершить «действе противное человеческому естеству», но из них ему был подвластен только один. Конечно, есть чужую плоть — это отвратительно. А думал ли он хоть секунду? Решение было принято на месте, без сомнений и заминок. Второй вариант ведь куда сложнее: совершить убийство, которое немыслимо для тебя. Преступить честь или обещание, убить свою любовь или любимого родителя — всё это для него невозможные вещи. Ведь у него нет ни чести, ни любви. Он сам не знал, как так получилось, но это всегда было с ним. Не было такой вещи, которую он бы не совершил ради того, чего желал. В раннем детстве Том никогда не плакал. А если бы воспитатели были чуть внимательнее, то заметили бы, что он никогда и не улыбался. Самое первое его воспоминание было о том, как один из мальчишек в приюте, когда им было около четырёх лет, улыбается миссис Коул, и та даёт ему ещё одну конфету в обед. Потом Том долгие часы стоял у зеркала, тренируя свою собственную улыбку. Тогда он не понимал, что делает, но со временем это превратилось в игру. Он вызывал у других детей эмоции: бил их, толкал, воровал вещи или показывал фокусы. А потом повторял эмоции: грусть, злость, удивление и так далее. Он исследовал, что они чувствуют, пытался понимать их и управлять. Том научился многому, но не всему. Он не знал, ни что должен чувствовать сейчас, ни что точно чувствует на самом деле. Словно в собственном разуме ему приходилось ориентироваться на ощупь, методом проб и ошибок искать нужный путь. Реддл поднялся с пола, ощущая себя человеком более свободным, чем когда-либо. Он обошёл комнату несколько раз, проверяя, в порядке ли его тело. Покрутил головой, руками, ногами — всё было на месте, но ощущения от каждого движения казались острее, чем были ещё час назад. Потом он отряхнулся, поднял и прицепил на место свой значок, поправил волосы и улыбнулся сам себе. Первые мысли отступили окончательно, и он снова смог начать здраво размышлять. К приходу остальных, план уже был почти готов. — Долго же они горели, — жаловалась Аркур. — Может, нужно было жечь по частям? Том поставил в голове заметку: она сказала, что он «справляется лучше». Лучше, чем кто? Это нужно будет выяснить. Хранить от него секреты — это нехорошо. Все трое замерли, стоя вряд, и смотря на него, как на опасного зверя. Ещё чуть-чуть и станут тыкать палкой, проверяя, сошёл он с ума, или ещё нет. Он сам решил нарушить молчание. — Отвратительно выглядишь, — хмыкнул Том, презрительно разглядывая новую стрижку. — Садитесь и слушайте. У нас много дел. Всё ещё глядя на него с подозрением, они сели на диван, а Том встал впереди, сложив руки и распрямив спину, как строгий учитель перед классом запуганных детей. — Тело уже обнаружили. В течение получаса поднимется паника, значит у нас осталось минут десять до созыва в Большой зал. Опаздывать нельзя. Оттуда, я уверен, всех загонят в спальни, а префекты и старосты будут на побегушках у авроров. Пока тело дойдёт до Мунго, они уже начнут проверять версию с убийством. Искать среди школьников последователей одного известного мага, если можно так выразиться, или прочих асоциальных личностей. Кто у нас первые подозреваемые? Оливия Хорнби — она часто задирала её. Потом… Реджис поднял руку, словно они и правда были на уроке. Нагини шикнула на него, но Лестрейндж отмахнулся. — Пока ты был э-э-э… немного занят, произошло кое-что, о чём тебе стоит знать, прежде чем делать выводы. Он вкратце рассказал об Аркур-младшей, о драке, и о том, куда увели Оливию. — В своё оправдание, — предупредительно подняла руки Аркур-средняя. — Хочу сказать, что у меня хотя бы есть алиби. — Хреновое у тебя алиби, — он сдвинул брови, и его самоконтроль предотвратил ещё одно убийство. — Ты так и не дошла до Больничного крыла. И кричала, что убьёшь её. А ты меньше всех нас хочешь в руки к аврорам. — Зато меня все видели и запомнили. А вот что она делала у туалета, если её послали в Больничное крыло — большой вопрос. — Это ты и узнаешь, — решил Том. — Сегодня в той части замка должна дежурит ваша декан. Когда вас запрут по спальням, она останется для обеспечения безопасности. Ты расспросишь её, и притворишься, что переживаешь за то, что твоя бедная беззащитная соседка не вернулась в спальню. Разрыдайся, если того потребует ситуация, и придумай оправдание обрезанным волосам. А потом у меня для вас с Реджисом ещё одно задание. Лестрейндж вытянулся, готовый слушать. — Как только поползут слухи, а они поползут в течение пары часов, начните намекать всем на акромантулов. Мол, вам сказал кто-то другой, что тело нашли парализованным, а яд действует именно так. А потом ненароком заикнитесь, что больше всех об акромантулах знает один человек, или получеловек, что учится на вашем курсе. Нам нужно натолкнуть их на эту догадку и подготовить почву. Но ничего не говорите прямо. Ясно? Слухи дойдут до авроров, и, быть может, нам не придётся высовываться лишний раз. Я бы не хотел сам докладывать директору. Оба кивнули. — Антонин, тебе тоже придётся обработать Слизнорта. Но про полувеликана ни слова, сделай вид, что ты о нём ни сном, ни духом. Но это вторично. Когда я переезжал в башню старост, я оставил некоторые свои вещи в старом сундуке. Там же завалялся рецепт антидота для сыворотки правды. Собери и нарежь все ингредиенты, со Слизнортом под рукой добыть их будет не сложно. Мы должны закончить зелье к первым допросам, потому что Реджис и Нагини учились с ней на одном курсе, а, следовательно, их вызовут одними из первых. Я не сомневаюсь, что прибудет сам глава аврората. Это всё. Остальное обсудим, когда будет такая возможность. Бегом в зал! — велел Реддл. Он снова остался один, и, не спеша, направился в сторону туалета. Его догадки были верны: школьники стекались к дверям Большого зала, а лицо профессора Уркхарта, преподавателя полётов на мётлах, который пронёсся мимо Тома, чуть не свалив того с ног, было бледным и испуганным, ничуть не хуже Кровавого Барона. Том брёл медленно, стараясь не прийти на место раньше преподавателей, но и не опоздать слишком сильно. Скоро он увидел всё ещё расширяющуюся лужу, которая уже вытекала в соседний коридор. Не обращая на неё внимания, туда-сюда по неё хлюпали помощники целителя: парень и девушка в лимонных халатах. Рядом с ними стояло трое любопытных авроров из охраны, совсем ещё молодых и скучающих, потому что находились далеко от места преступления. За ними — Горгана Танака. Девочке, кажется, только что было плохо: лицо зелёное, глаза опухшие, и резкий запах желудочных соков. — Том, иди сюда! — позвала она, чтобы авроры дали ему дорогу. — Что-то серьёзное? — Реддл сделал обеспокоенное лицо (примером ему долго служила миссис Коул, потому что для неё это выражение лица в его присутствии было постоянным). — Нужна помощь? — Там, — всхлипнула девочка, а потом опустила голос до шёпота. — Там труп! Она схватила его за руку, но Том резко от неё отпрянул, испугавшись, что она заляпает его мантию. — Я пойду посмотрю, — оправдался Реддл. За поворотом людей было больше. Глава школьной охраны: полный мужчина с залысиной, директор Диппет, дежурный целитель, женщина в министерской мантии, и профессор Бэнкс. Они говорили громко, кажется, спорили, но потом Том услышал ещё один голос. Эти всхлипы — этого не может быть! Он упустил их один раз, но не второй. Миртл? Нет, он сам воткнул в её шею нож. Он видел, как она умерла! Даже Горгана сказала, что там именно труп. Вот тут Том позеленел так же, как Горгана. Это было на пользу: он выглядел напуганным не меньше остальных. — Том, мальчик мой! — донёсся до него голос Диппета, возвращая Реддла в реальность. — Ты очень вовремя. Нам понадобится вся помощь старост. — Вы уверены, сэр… — начала женщина. — У него самые крепкие нервы, — уверил её Диппет. — Отправляйся к главным воротам, туда скоро прибудут ещё люди из Министерства, и приведи их сюда. — Да, сэр, но могу я узнать… Кто там? — он указал на туалет. Вопрос сразу многогранный: относится и к живому голосу, и к мёртвому телу. — Мисс Миртл Уоррен, — скорбно покачал головой директор. — И её призрак.***
Боялась я, и боялись меня — странное сочетание. По замку уже пошли разные слухи, мол, на собрании в Большом зале меня собираются выгнать из школы. Я слышала, как другие дети шептались, но стоило мне посмотреть, они замолкали и опускали глаза, будто думали, что им я тоже что-то сделаю. Я и выглядела весьма воинственно, заправив рубашку Долохова, завернув на ней рукава, и взбив волосы. Сам Антонин назвал это творение «огненным ежом», потому что пряди торчали во все стороны, как иголки, но шутка у него получилась вымученная, так как все мы были на нервах. И все нервничали, как умели. Я мяла конфету в кармане мантии, которую стащила со стола, но не могла съесть из-за комка в горле, Реджис в двадцатый раз за одну минуту проводил рукой по волосам, после чего пытался хрустеть пальцами, а Долохов ходил с таким же выражением лица, с каким приехал в Хогвартс: злым и затравленным. Обрати на нас кто то чуть больше внимания, то сказал бы, что убийцы ведут себя именно так. К нашему счастью, переживали не только мы. — Я слышала, что нас собрали здесь, потому что убили директора! Прямо в его кабинете! — шептала одна четверокурсница другой. — Дура! — заявляла другая. — Там же защита! И учителя бы надели траур, если бы кого-то убили. — Они просто не успели, — встряла третья. — Потому что тело Оливии Хорнби… Список мёртвых за десять минут заминки в Большом зале пополнили: Диппет, Хорнби, Бэнкс, Фламбард, Уркхарт, Дамблдор (хотя он сидел за столом, но слухи уверяли, что это иллюзия), Прюэтт, Малис, Реддл (куда уж без него? Как-то до меня дошёл слух, что он реинкарнация Мордреда), и ещё человек десять, которых я даже не знала в лицо. Все уже шептались: кто-то умер. Но кто, как, где и когда — никто даже близко не подобрался к ответу. Я сидела за столом Когтеврана в удивительном просторе, потому что сесть рядом со мной никто не решился, а Мария устроилась напротив, лукавыми круглыми глазами сканируя толпу, и, судя по всему, выбирая из всех доносившихся сплетен самые разумные и реалистичные. За всеми столами в тот момент была неразбериха, особенно за столом преподавателей. Сидели там только четверо деканов, все остальные кресла никто не занимал. Профессор Вилкост, суровая в своей привычной манере, всё это время спорила с профессором Дамблдором. Тот препирался с ней в ответ. Наверняка обсуждали вопрос о безопасности остальных учеников, но за гулом волнующихся детей они не услышали бы даже друг друга. Мария тоже глядела на них, и с каждой минутой становилась всё задумчивее. — Ты их понимаешь? — шепнула я девочке, наклонившись к столу. — Читаю по губам, — уточнила она, но на меня не посмотрела. — Не очень хорошо, поэтому не мешай. — О чём они говорят? Ну скажи! — взмолилась я. Она недовольно покосилась, после чего нехотя стала говорить: — Профессор Дамблдор говорит, что ему нужно отправиться на место преступления, потому что он нужен директору. А профессор Вилкост говорит, что… кажется она выругалась прямо сейчас… она говорит, что если директор сам не справляется со своими обязанностями, то должен подавать в отставку, а задача Дамблдора оставаться с факультетом. — И всё? — Дальше я не вижу. Они отвернулись, — Мария поджала губы. — Значит, дело всё-таки не в тебе. — Не во мне, — подтвердила я. — Судя по всему. — Будь я на их месте, то исключила бы тебя не за драку, а за то, что у тебя на голове, — хмыкнула она, отпив кофе, который ей принёс один из домовиков. — Тебя только это волнует?! — я недовольно скривилась, борясь с желанием, как Реджис, пригладить волосы. — Меня волнует то, что мне достоверно известно, — подмигнула Гамп. — И сейчас мне известно только то, что это — мрак. — Вам бы с Реджисом да поженится, — проворчала я. — У вас будут самые стильные дети… Я не успела договорить, когда весь свет в Зале на секунду погас, после чего загорелся снова, но уже не так ярко. Все знамёна оказались моментально перекрашены в чёрный. Оторочки на мантиях учеников тоже словно потускнели, а на до того безоблачном небе Большого зала плыли огромные тучи. На трибуне стоял профессор Дамблдор. За его спиной — остальные деканы. Профессор Вилкост, Слизнорт и Бабблинг, недавно занявшая эту должность после провала Бири и его спектакля. — Тишина! Никто не замолчал. Даже не обернулся. — Тишина! — повторил он ещё громче, но даже Сонорус ему не помогал. — Тишина! — в последний раз сказал профессор, усилив заклятье до предела. Стёкла задребезжали, тучи на потолке сгустились, а звук прошёл вибрацией от самых моих ног до головы. Гробовая тишина наступила резко, словно неожиданно кто-то заставил меня оглохнуть. — Преподавательскому составу необходимо сделать важное объявление, — огласил он словно усталым, бесцветным голосом. — В связи с чрезвычайной ситуацией, мы просим вас сохранять спокойствие и не покидать своих гостиных до тех пор, пока обстоятельства не будут выяснены до конца. Ужин вам подадут в спальни, и я прошу вас отнестись к этому с пониманием. В замке вы все в безопасности, и вам ничего не угрожает. Если вам что-то необходимо, то вам следует обратиться к своим деканам, которые будут с вами на протяжении всего этого времени. Сейчас мы в порядке очереди выведем факультеты, начиная с ближайшего к выходу, проводим вас к себе. Выполняйте указания старост и профессоров, чтобы оставаться в безопасности. За профессором Дамблдором нестройной толпой первым удалился крайний левый стол Гриффиндора. Я в панике оглядывалась на Реджиса и Антонина. Если нас продержат там долго, они не смогут передать мне антидот. Надеюсь, что Реддл предвидел этот поворот, потому что иначе весь наш план пойдёт Аше под хвост. А если подумать, то она сама по себе одни большой хвост. Мы ушли вторыми. Без лишнего шума и гама, некоторые построились парами, как примерные ученики, но даже так миссис Вилкост приходилось регулярно повышать голос. Она — одна, а нас — около восьмидесяти. Впрочем, уже на одну меньше. И это не самая ужасная из шуток, что в тот момент могли прийти мне в голову. — Все расходитесь по спальням! — давала распоряжения профессор. — Не толпитесь в гостиной. У вас много домашней работы! Фоули, я вижу, что вы делаете, так что завтра принесите мне сочинение на три свитка о том, как работают те чары, которые вы пытались наложить на мистера Честера. Работу жду к обеду! А вы, мисс Аркур, останьтесь. — Да, мэм, — потупилась я и села на диванчик. О себе разом напомнило всё: ноющий живот, руки, скула. Конечно, будет разговор о моём исключении. Она строгий преподаватель и не станет жалеть меня. Или вызовут отца в школу. Ох, он будет просто счастлив! — Мисс Аркур, вы знаете, о чём будет разговор? Мы остались одни, не считая бюста основательницы и нескольких портретов. Лицо Галатеи Вилкост, усталое и в морщинах, которых я раньше не замечала, освещал свет из огромных окон с небесно-голубыми занавесками. Я видела, что смерть Миртл немало помотала ей нервы, но даже в таком состоянии она была готова отдавать себя всю работе. Искренне восхищаюсь этой женщиной! — Знаю, мэм, — ответила я. — Тогда я хочу услышать ваши объяснения. — Их не будет, — я замялась. — Я… я не жалею, о том, что сделала, но готова понести наказание, если она тоже ответит за то, что сделала она. — Не совсем то, что просил Том, но ведь его здесь нет. — А вы считаете сломанного носа и нервного срыва недостаточно? — хмыкнула профессор. Срыв, судя по всему, произошёл, когда она увидела тело Миртл. — Если вы планируете меня исключить, то нет, недостаточно. Она напала на мою сестру, мэм, и я бы сделала это ещё раз, если бы это потребовалось. Хорошо, это совсем не то, о чём меня просил Реддл. Но падать кому-то в ноги и рыдать — ниже моего и так невысокого достоинства. Да и актриса из меня как из него маггл. Я разберусь своими методами. — Мисс Аркур, — миссис Вилкост потёрла переносицу, и тяжело опустилась в кресло, потом, позволив себе наконец секунду покоя, она продолжила. — Я рада, что вы готовы отвечать за свои поступки, и рада, что вы так дорожите своей семьёй. Но вы должны осознавать: есть места и люди, в отношении которых некоторые вещи недопустимы. Что я скажу её родителям? Что вы делали благое дело? И как же это будет выглядеть? — Скажите им правду, — пробормотала я. — Скажите, что сломала Элле руку, что издевалась над Миртл, что хотела побить меня. — Я думаю, вы не понимаете, что родители видят в своих детях только лучшее. Что бы я им не сказала, они мне не поверят. И потребуют вашего наказания. Думаю, мне стоит пригласить и ваших родителей. — Нет! То есть… Зачем, если вы всё равно пошлёте меня домой? — Я не стану исключать вас, мисс Аркур, — она успокаивающе покачала головой. — Но вы будете серьёзно наказаны. Если бы мальчики устроили такую драку, то их наказали бы розгами, но вам с мисс Хорнби придётся до конца учебного года каждый день посещать отработки. Я встрепенулась. Мне нужно тренироваться: у меня нет времени на отработки. До конца учебного года ещё пропасть времени, но даже его мне не хватит, чтобы быть готовой к тому, что ждёт меня в «углу». Розги по сравнению с этим — детский лепет. — Я согласна на розги, мэм, если вы позволите. Я не боюсь боли. — Правда? — подняла изящные брови профессор. — Пятнадцать ударов, мисс Аркур, это не шутки. Но если вы уверены, я переговорю с мистером Принглом, когда всё это закончится. — Я уверена, мэм, — кивнула я. — Хорошо. Раз инцидент улажен, позволите вопрос? Что случилось с вашими волосами? — Я поняла, профессор, что за длинные волос легче ухватить в драке. Могу я тоже кое- о чём спросить? — Спрашивайте, — разрешила она. — Я не видела Миртл в Большом зале. И Хорнби тоже. Где они? Профессор напряглась, словно этот вопрос для неё прозвучал под самым сильным Сонорусом. С минуту она нервно закусывала губу, перебирала мантию пальцами и смотрела в стену за моей спиной. Расслабленность и покой исчезли из всех её действий, хотя ещё секунду назад мы сидели в куда более дружелюбной атмосфере. — Я была несколько разочарована произошедшим и отправила мисс Хорнби извинится. Сейчас она лежит в Больничном крыле. А мисс Уоррен, что ж, вы всё равно скоро узнаете, но пока вам не следует беспокоиться. Могу сказать лишь, что вам не следует её ожидать. А сейчас — идите. Попросите у домовиков кофе. Снова оказаться у себя в комнате было неожиданно трудно. Я ощущала себя глупо, ведь мне ничего не стоило бояться, но тем не менее, я вся вздрогнула, бросив взгляд на вещи Миртл. Пятна чернил разбрызганы по простыне, из-под подушки торчит рукав розовой пижамы, фотография родителей висит на стене, у кровати стоит пара тапочек, а в открытом чемодане кучей свалены вещи — всё, как она оставила. Это странное чувство чего-то неправильного и неуместного, когда видишь вещи покойника, зудело внутри моего черепа. Она сюда никогда больше не войдёт, никогда не напишет родителям письмо, и никогда не вернётся домой. Я сталкивалась с этим чувством так давно, что не узнала его сразу. Ту девочку звали Шарлотта, и она была магглом. Я не виновата в её смерти, но она была первым трупом, с которым мне пришлось столкнуться. Давно, когда мне было семь, и когда отец отдал нас в маггловскую школу, я дружила с ней. Но потом — её не стало. Я всегда отгоняю от себя её образ, но иногда он возвращается. У меня родилась странная мысль: маги и магглы умирают одинаково. Миртл была волшебницей, но её тело тоже скоро будет гнить в земле, как тело любого маггла. Во время войны вообще странно думать о смерти. Никто из нас давно не читает сводки убитых. Не потому, что их стало меньше, наоборот, с каждым днём гибнет всё больше людей, но это стало такой обыденностью, что никто уже не ужасается. Каждый день гибнут маги и магглы: от заклятий или под пулями, в газовых камерах или камерах Нурменгарда — никто их не запомнит. Чем особенна Миртл? Наверняка тем, что её семья будет глядеть на меня со стены ещё очень долго. Я поняла, что слишком долго стою в дверях и пялюсь на кровать Миртл. Все смотрели на меня. — Ты тоже заметила, что её нет? — хмыкнула Мария. — Мы как раз об этом говорили. Если знаешь, где она… Отложим трёпку собственных нервов. У меня есть задание, которое нужно выполнить более аккуратно, чем прошлое, а потом я смогу часами заниматься самообвинением. Мне нельзя подвести нас всех из-за того, что я буду хандрить. Ведь если кто и сможет распространить эти слухи, то они здесь. — Миртл умерла, — перевела я слова профессора Вилкост. — Поэтому мы здесь заперты. Ирма закрыла рот рукой, Мария просто удивилась, а Ава только лениво оторвала голову от подушки. Она со мной так и не говорила, и не обращала внимания, но такое проигнорировать не могла. — Умерла? Как умерла? Это сказала профессор Вилкост? — испуганно прошептала Ирма. — Умерла или её убили? — сощурилась Мария. — Главное, в безопасности ли мы? — вставила своё Ава. Я картинно пожала плечами, а потом упала на свою кровать в позе морской звезды, позволив им дальше обсуждать произошедшее. Спустя десять минут Ирма уже плакала, Ава гладила её по плечу, а Мария чарами левитации поднимала вещи с тумбочки погибшей и внимательно их осматривала. — Нет, ну это уже ни в какие рамки! — фыркнула Флинт, когда заметила мокрые пятна от слёз на своей одежде. Она оставила Ирму, и подошла ко мне, уперев руки в боки. Я приоткрыла один глаз. — Твоя сестра, твой друг — префекты. И ты хочешь сказать, что ничего не знаешь? Совсем-совсем ничего? Мы даже не знаем, о чём нам переживать. — До меня доходили некоторые слухи, — уклончиво ответила я. — И я думаю, они весьма достоверны. — Тогда говори! — потребовала она. Я села, сделав заговорщическое выражение лица, и подозвала девочек к себе. — Я слышала, что её тело было будто парализовано ядом какой-то твари. Кто-то говорит, что это мог быть один из зверей Запретного леса, или кто-то отравил её его ядом. Говорили, это очень похоже на яд акромантула. Я думаю, нам стоит узнать у того, кто в этом разбирается, потому что я не очень сильна в этих вещах, но на уроке Ухода за магическими существами мы можем спросить у Рубеуса. — Это точно? — спросила Мария. — Кто это сказал? — Это просто слухи, — развела я руками. — До меня они дошли так же, как и до всех остальных. Но у меня нет причин сомневаться. В комнате застыло напряжённое молчание. Только Ирма хлюпала носом в полной тишине. Врать было так же легко, как дышать. Даже странно думать, что так к этому привык, что и не замечаешь, как слова приходят тебе в голову. Гордиться мне собой или ужасаться? Они обсуждали что-то ещё, но я их уже не слышала, погрузившись в сон.***
Пазл по имени Том Реддл приобрёл для Альбуса ещё один кусочек, но так и не приобрёл понятных очертаний. Дневники Герпия злостного хранили даже больше тайн, чем способен был разгадать сам Альбус, но для себя он вырвал самую интересную и опасную. Как оказалось — зря. Откуда, как не из дневников мальчик узнал о змее? Альбус сам не верил в эту сказку, до сегодняшнего дня. Но не могло быть простым совпадением то, что спустя такой короткий срок после пропажи книг, где в мельчайших деталях был описан этот зверь, в замке найдут тело магглорожденной девочки с точно такими же приметами. Теперь выбор у него оставался невелик: пойти, отыскать комнату, и всё равно не иметь на мальчика никаких доказательств, но обязательно подвергнуть опасности школу, или смириться и смотреть на то, как развернётся эта игра. Из двух зол, выбирают меньшее, поэтому он смотрел. Обиднее всего было другое. Друг юности часто говорил ему, что тот не умеет смотреть шире, не умеет признавать свои ошибки, и снова оказался прав. Альбус искренне верил, что мальчик, тот который «примкнёт или победит», это именно чрезвычайно сильный Гарри Хилл. Том Реддл же был мелкой занозой, которая не могла принести больших неприятностей. Ох, если бы он знал! Ведь мальчик совсем не похож на свою родню. Они, все как один, уроды и психи. Реддл слишком умён для этой семейки. Альбус крепче вцепился пальцами в спинку кресла Армандо, намекая тому, что пора завязывать. В кресле напротив сидел глава аврората Генри Поттер, очень импульсивный и резкий человек с непослушными чёрными волосами. За спинкой его кресла — Том Реддл, приставленный к нему для всяческой помощи. Вообще-то никто его не приставлял, но мальчик назначил себя сам, и все приняли это, как должное. — Давайте отложим это, Генри, и подождём, пока целитель вынесет свой вердикт. Вы же не хотите прямо сейчас будить бедных детей для допросов? — успокаивающе увещевал Армандо. — Именно что хочу! — возмущался аврор, перекладывая бумаги из руки в руку. — Мы потерям возможно расследовать это дело, если будем медлить. На меня уже давят сверху, а завтра, когда это попадёт в новости, мы с вами окажемся в весьма затруднительном положении. Альбус видел, что Том занервничал. — Мы даже не уверены, что это не несчастный случай. Стоит подождать, — голос Диппета не изменился, будто его совершенно не волновало ничего из вышесказанного. — Хорошо, — аврор потёр переносицу. — Найдём компромисс. Не станем будить учеников, если вы так настаиваете, и начнём допросы завтра утром. Реддл, пишите. Начнём с её однокурсников. Аврор диктовал фамилии из списка в произвольном порядке, пока мальчик послушно записывал. — Завтра их ко мне на первом же уроке. — Это так обязательно? Они же дети! — спросил Диппет. — На войне нет детей, — слишком грубо ответил аврор. Армандо поморщился и отвернулся. — Реддл, пока можете быть свободны. Завтра жду вас утром с этими учениками. — Доброй ночи, сэр, — мальчик учтиво поклонился и вышел из кабинета. Лицо его уже не выражало ни беспокойства, ни чего-то ещё, и больше походило на восковую маску. — Я тоже пойду, — сказал Альбус. — Проверю, унесли ли уже тело бедной девочки. Хорошего вечера, господа. Тома он обнаружил там же. Двое целителей несли носилки с телом к карете, а мальчик стоял чуть поодаль, замерев, как хищник на охоте. Чего же он хочет? — Том, мальчик мой, ничего не хочешь мне сказать? Он обернулся спокойно, словно знал, что тут не один. — Нет, сэр, — медленно протянул Реддл, не сдвинувшись с места. — Жаль, — ответил Альбус. — Я уже мог подумать, что вы знаете всё. Ваш предок тоже любил тайны. Они обменялись долгим многозначительным взглядом, но ни один не понимал другого до конца. — Вы не думали сменить карьеру, сэр? Мне кажется, что вы зря тратите свой талант сыщика на преподавание, — мальчишка усмехнулся мерзкой, победной усмешкой. — Я более чем уверен, Том, что я на своём месте. Доброй ночи. — И вам доброй ночи, сэр.