ID работы: 8529912

От внешнего - к внутреннему

Джен
NC-17
В процессе
399
автор
Sig.noret бета
Размер:
планируется Макси, написано 622 страницы, 45 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
399 Нравится 71 Отзывы 259 В сборник Скачать

Глава 33

Настройки текста
      Один раз я спрашивала у Реджиса, зачем во время порки нужно привязывать человека? Он ведь не убежит, раз пришёл, не станет нарочно уклоняться от ударов. Хотя возможность уклоняться, зачастую, имеется и у связанного. Так вот ответ: устоять невозможно. Ни прижавшись к стене, никак иначе, кроме того, как повиснуть на удерживающих тебя верёвках. Связывают не из садистских прихотей, а ради твоего же блага. Ещё Реджис велел мне считать удары. Иначе, сказал он, это покажется тебе вечностью. Вот тут я с ним не соглашусь, потому что счёт — ещё более извращённая пытка. Постоянный страх сбиться продлевает мучения, растягивая их, как призрак Бинса свои лекции. Хотя попробовать, всё же, стоило. А вдруг? — Раз, — проскрипела я. И сразу с жалостью подумала: почему не вчера? Тогда к утру на мне бы не осталось и следа. Хоть какая-то радость от этого утра.        Во сколько Реддл пришёл в Тайную комнату я не могла сказать. Открыв глаза, первым делом я увидела его перекошенное отвращением лицо, а уже потом своё, с точно таким же выражением. Он ни разу не видел человека в луже собственной крови (где я, собственно, и отражалась), а меня можно было хоть отжимать. Наверное, следовало всё-таки заранее раздеться, потому что розоватые разводы не выведет уже никакая магия, но перед обращением мне было немного не до того. Знаете ли, погружалась в собственное прошлое с головой. Пренеприятнейший процесс.       Утверждают, что если выговориться — станет легче. Я заявляю, что нет. Но и хуже не стало. Если он, не дай Мерлин, решил бы даже взглянуть на меня сочувственно, то это был бы совершенно иной разговор. Но Том на то и Том, чтобы не делать таких глупостей. А, следовательно, раз хуже мне не стало, всё не так плохо, как я боялась. Где-то в глубине души мне даже казалось, что он может рассмеяться, или станет думать обо мне хуже, но этого не случилось.       С одной стороны, я не чувствую вины за случившееся. Мне даже следует быть благодарной. По подсчётам магглов, каждая третья женщина сталкивается с тем, с чем столкнулись я и Шарлотта. А нас в семье как раз трое. Если не я, то сёстры, получается? Ну уж нет. Ни за что. Меня это сделало сильнее, подарило любовь к магии, а их бы просто разбило. Но даже несмотря на это я всё равно ненавидела каждую секунду тех воспоминаний, словно могла сделать что-то с этой маленькой и жалкой собой. Ох, как бы мне хотелось придушить её за такую беспросветную глупость! — Два… — я считала про себя. Старалась не думать о прошлой ночи, боясь, что от этого мне станет только больнее. Лучше продолжать думать об утре. Оно сегодня было очень длинным.       В Большом зале давали мои любимые шоколадные оладьи. Я, кажется, съела всё, до чего смогла дотянуться. Потом ещё несколько конфет. И кофе со сливками и сахаром. Есть не хотелось, но хотелось поднять себе настроение убойной дозой глюкозы. — Ты лопнешь, — пожаловался Реджис, когда протягивал мне очередную сладость. Он в это утро не ел, только выпивал пятый стакан воды. Долохов уже поздравил его с первым настоящим похмельем. — А ты растворишься, — парировала я. — Или захлебнёшься. Мы продолжали трапезу молча, потому что спорить с набитыми ртами неудобно.       Том был спокоен, только закончив разговаривать с Эйвери и вернувшись к нам, а вот Долохов нервничал, изучая разводы на моей рубашке. (Его рубашку я честно вернула назад). — Считайте меня параноиком, но я всё-таки хочу узнать, что мы будем делать со змеёй. Знаете, такая смертоносная, и ползает по замку, — пробормотал Антонин. — Не будет же она вечно спать. — Не будет. Поэтому Аркур съездит домой и привезёт нам цепь, чтобы змея не уползала дальше Тайной комнаты, — спокойным и размеренным тоном сообщил Том, перелистывая газету. — Отлично. Сколько нам нужно на неё денег? У меня есть… — встрял Реджис. — Нет! — нашей тройной синхронности позавидовали бы даже плавцы. Реджису, как человеку никогда не испытывавшему нужды, не понять этого чувства, но нам оно было вполне знакомо. Ты не можешь чувствовать себя более жалким, чем тогда, когда за тебя кто-то платит. Это почти оскорбление. — У нас есть что продать, — холодно отчеканил Том. — В Лютном оценят. Это стоит гораздо дороже цепи. — Что? — я с заинтересованностью наклонилась к нему.       С минуту Том глядел на меня с едва заметной усмешкой в самом уголке рта. Я не понимала, что он имеет в виду, пока он не открыл рот. — Яд… — Нет! Неа, нет. Ни за что. У-у. «Три» — подумала я запоздало. Пока ни один из ударов не рассёк кожу, боль была терпима. Но это пока.       Конечно, на мои «нет» было приведено с десяток весомых аргументов. Яд Василиска, ничуть не менее ценный, мы взять не могли, потому что никто из нас не вызвался будить Ашу. Ещё из вариантов на продажу были: честь, совесть, наглость. Ничего материального, потому что ничего материального у нас и не было. Кроме проблем. Они были весьма и весьма материальны. Я бы даже сказала, чересчур. «Четыре или пять? Я уверена, что четыре. Почти»       Если вас интересует, что чувствует дойная змея, то едва ли я смогу это объяснить. Сначала стоит представить, что вообще такое быть змеёй. Этакий мясной чулок с клыками — ни рук, ни ног, ни тела, толком нет. Только много чешуи и зубы. Ощущения не из приятных, если вы не фанат глядеть на мир с одного с пылью уровня. В противном случае, я бы выбрала кого-то другого в качестве животной формы. Собаку или, может, оленя.       Потом вам в рот суют пальцы, которые очень хочется откусить. Но Антонин ни в чём не виноват, поэтому приходится терпеть эту пытку. А поскольку профессиональных змеедоев не так много, пытка длится долго.       Когда наконец брызгает яд, ощущения становятся куда страннее. Это не боль, а скорее дискомфорт, смешанный с удивлением. Я далеко не ужик, но и у меня не много яда. Едва хватает на небольшую пробирку золотисто-прозрачной жижи. И ради этого я страдала? Хотя, судя по лицам остальных, они страдали не меньше. Реджис бросил в Реддла пробиркой и убежал из нашей комнаты за гобеленом куда-то в сторону уборной. И ведь даже не поймёшь последствия ли это вчерашней попойки, или зрелище было столь поразительным. «Сколько было в прошлый раз? Четыре? Да, да четыре. А это пять» — А как я пойду с этим? — вдруг опомнилась я, наконец приняв человеческий облик. Том всё время стоял рядом, руководя, но сам в процессе дойки не участвовал, и я справедливо имела к нему претензии. — Меня ограбят на первых же шагах. Там у всех людей нюх на такие вещи. — За эти годы у тебя должен был выработаться нюх на таких людей, — ответил он. — Неужели не пройти всего лишь до Горбина и Беркса? — Я попробую продать его ещё в нескольких местах, где дадут больше, но если узнают другие, никакая протекция мне не поможет.       Протекция — сильное слово для простого договора с местным стариком, держащим лавночку с ингредиентами. Пока Элла выращивает ему цветочки, нас не грабят. Почти все. Точнее те, кто тоже что-то у него покупает. Другими словами, нам пока просто везло, потому что брать у нас было нечего. «Семь» — считала я в полной уверенности, что так оно и есть. То ли удары участились, то ли мои мысли замедлились от пульсирующей боли.       Тогда я ещё не успела отойти от змеиной дойки, как увидела завхоза. Не стоило мне попадаться ему на глаза! Через пятнадцать минут, выслушав все напутствия Лестрейнджа, я уже была вместе с Принглом в подземельях.       Телесные наказания не были слишком уж частыми и суровыми. Их заметно смягчили за последние годы, но завхоз не упускал случая отыграться на нерадивых учениках. А я принесла ему немало проблем. Ведь кто отвечал за безопасность на переменах? Никто — правильный ответ, но его выставляли виноватым, когда это было удобно. Попечительскому совету не объяснишь же, что Блэк сам нарвался на дуэль, во время которой мы чуть не сожгли пол двора, после чего быстро ретировались. А убирали последствия, понятное дело, не мы. Это только одна из тех причин, по которым на жалость завхоза я рассчитывать не могла.       Первая комната была старой, пыльной и ничем не приметной. Там мне велели раздеться по пояс и сложить вещи на хлипкую скамейку. Следовало бы стесняться голой груди, но я была слишком ошеломлена всем происходящим. Да и грудь у меня, мягко сказать, не больше, чем у любого из парней, которых Прингл порол до этого дня. «Не помню! Десять? Девять? Мордред же тебя дери!» — это был первый удар, рассёкший кожу между лопаток.       Мне вспомнилось лицо завхоза. Он тоже было несколько поражён отсутствием у меня всяческого стыда. Это даже, кажется, приступило его радость, заставив пялится в пол, пока на моих запястьях завязывались верёвки. Так ему и надо. «Ай! Прямо по прежнему месту!» — а могло ли быть не по прежнему? Спина уже кончилась, а удары — нет.       Розги — то ещё зло. Говорят, плеть не лучше, но мне пока не доводилось с ней встречаться. Надеюсь, и не придётся.       Я ощущала грудью холодную каменную стену. Только вчера здесь наказывали какого-то мальчишку из Пуффендуя, и мне казалось, что я могу слышать отзвуки его криков. Хотя ему полагалось всего десять ударов. Одновременно чувствую и превосходство, и зависть. «Уххххх!» — неразборчиво мычала я сквозь зубы, убеждая себя, что ни за что не буду кричать. Не кричу, когда обращаюсь, и сейчас не буду. Даже зная, что на по спине уже стекает капелька тёплой крови. Уже третий день я истекаю ей на постоянной основе. У нормальных девушек это происходит немного по другим причинам, но у волшебниц на то есть зелья. И тянет же меня на пространные рассуждения в такие моменты! «Снова. Сколько ещё?» — подумала я, ощущая вкус крови уже во рту. Потом только поняла, что от напряжения прокусила себе губу.       В этот момент мысли предательски перестали мне подчиняться. Я так старательно отвлекала себя от этого сравнения, но оно всё равно пришло на ум. Что же больнее: порка или обращение? Ответ очевиден. Обращение. Однозначно. Тут не могло быть и места для дискуссии, даже с самой собой. «Тьфу!» — я выплюнула кровь одновременно с очередным ударом.       Я поняла, почему мне, в отличие от того пуффендуйца, не хотелось кричать. Не из-за гордости, а потому, что со мной бывало и хуже. Я чувствовала боль куда более ужасную, и терпела её с пяти лет! Что мне какая-то порка, верно? «Думай! Думай! Думай!» — уговаривала я себя при очередной ударе, от которого после остался горящий след.       Теперь все мои мысли были только об обращении. Я заново переживала каждую секунду прошедшей ночи, словно снова ощущая, как мои кости крошатся, а кожа покрывается чешуёй. Вот где больно. Здесь — нет. Надо думать об этом.       Каждый последующий удар уже не причинял мне той же боль, а наоборот, вытаскивал из неё. Я ныряла вниз, в глубины своих воспоминаний, а потом возвращалась обратно, чтобы понять, что вместо боли чувствую только облегчение. Главное, что я пережила эту ночь, что всё уже позади. Дальше будет лучше. Вэл меня с детства в этом заверяла. «Ты привыкнешь» — говорила она. И это правда. Человек привыкает ко всему — в этом его главная суперспособность.       Скоро я смогла подняться и ровно вставить на ноги. И, хотя физически боль никуда не делась, я потратила все свои силы на то, чтобы убедить себя в обратном. Я всё ещё чувствовала жжение и кровь, но они казались мне незначительными и далёкими, будто принадлежащими совсем не мне. А потом всё кончилось.

***

      Реджис ходил вокруг, бормоча ругательства. Он уже протёр раны, обработал их, чем мог, но благодаря зачарованным розгам, следы могли зажить только сами по себе, без магического вмешательства. По своему опыту он знал, что процесс этот не быстрый и весьма неприятный.       Если бы Блэк или Спенсер зашли в их общую спальню, то были бы весьма удивлены тому, что тут происходило. Но Сигнус и остальные слишком уважали Тома, чтобы вырваться, даже в свою собственную спальню, вопреки его «просьбе». Реджис был благодарен, что возиться с ранами ему пришлось не в каменной комнате с потрёпанный диваном, а в комфорте и с горячим чаем.       Девочка сидела на стуле, со скучающим видом изучая интерьер. Лишь изредка она шипела, когда в особенно травмированных местах Реджис накладывал мазь. Лучше бы орала, честное слово. Ему всё время казалось, что она снова обратится в змею. — Долго это будет заживать? — уточнил Долохов, морща лоб. — Месяц точно. Дальше — не скажу. Реджис был весь поглощён отрезанием бинта и ему было не до разговоров. — Обращение всё исправит, — подала голос Нагини. — Это не такие серьёзные травмы.       Она молчала, словно рыба, с того самого момента, как он забрал её у Прингла. Реджис вообще не был готов к тому, что она выйдет своими ногами. Даже наоборот, готовился к худшему. Но по словам раздосадованного завхоза девочка сама надела на себя рубашку так, чтобы пуговицы были сзади. Обычно это приходилось делать завхозу магией, после чего целитель в Больничном крыле обрабатывал особенно серьёзные раны. Но Лестрейндж знал, что его мазь — лучше всяких целительских. И никто с ним не спорил. — Пройдёт и ладно, — пожал плечами Том, который не желал расставаться с пером и своей записной книжкой. — Что скажете?       Он развернул к ним изображение, нарисованное от руки. Череп, змея вокруг, выползающая из глазницы, а потом заползающая в рот, и несколько деталей, схематично напоминающих растения, вьющиеся вдоль этой самой глазницы. Выглядело в самом деле неплохо, если не считать, что вокруг рисунка было множество зачёркнутых и исписанных строчек. — Красиво, — оценил Долохов. — А что написано? — Так, — отмахнулся Реддл. — Набрасывал идеи. Считаете, такой рисунок подойдёт для татуировки? — Вполне, — хмыкнула Нагини, поворачивая к нему голову. — Я бы разместила его на плече. Ну, знаешь вот тут.       Она потянулась, чтобы указать место на руке, несколько выше локтя и с наружной стороны. — Чтобы можно было легко закрыть рукавом, в случае чего, но и на видном месте. — Я за, — кивнул Реджис, сердито заставляя её опустить руку и не двигаться. — Тогда, мы решились?       Том задумчиво потёр подбородок. Он перелистнул страницы ежедневника туда-сюда, словно искал что-то, после чего вынул оттуда небольшой кусок пергамента. — Нужна чаша, — распорядился он. — И нож.       Нож достали из мантии Нагини. Отныне любимый стилет она носила с собой, потому что боялась оставлять его в комнате. Связано это было с Авой Флинт. Аркур утверждала, что человек в своём уме и добром здравии не станет влюбляться в Тома Реддла, а значит всё потенциально опасное лучше и дальше держать при себе. — Здесь сказано, что в смесь можно добавить что угодно, в зависимости от желаемого эффекта. Нам хватит крови и волос, — сказал Том. — Сначала клятва, потом кровь, потом волосы. Всё ясно?       Долохов был первым, кто разрезал ладонь. Слова подсказал ему Реддл: короткие и лаконичные. Легко обойти простой хитростью, или в случае крайней необходимости, но звучали они весьма торжественно: — Клянусь хранить верность этой дружбе и не делать того, что сочту предательством.       Потом был сам Том. Их кровь, смешавшись, забурлила и почернела, став похожей на чернила.       Реджис повторил за ними. Потом — Нагини. Она с трудом встала со стула и долго разминала затёкшие конечности. В конце они вырвали страницу с рисунком и бросили его в кровь. Она вспенилась, и бумага растворилась без остатка. После чего Том долго рисовал на чаше руны и сверял их с листочком. — Теперь нужно нанести рисунок. Долохов, садись, — повелительно сказал Том.       Реддл читал вслух слова заклятья, очень длинного и труднопроизносимого, наставив палочку на нужное место на коже Антонина. Тонкая струйка из чаши поднялась в воздух, как живая, подползая к плечу, и забираясь под кожу. — Ах, твою же мать! — ругался Долохов. Он кривился и дёргался, но выносил всё достаточно стойко, даже когда чёрная полоса разворачивалась и выжигала новый след поверх предыдущего. Пахло палёной кожей, но все сделали вид, что не заметили этого факта.       Когда рисунок был готов, струйка перестала подниматься. Запыхавшийся и потный Том опустил палочку, глядя на вздувшуюся и красную кожу Антонина, словно обожжённую изнутри и всё ещё очень горячую. — Это тяжелее, чём я думал, — хмыкнул Том. — Давай я попробую, — вызвалась вдруг Аркур. Реджис сел на стул следующим.       Когда струйка коснулась его плеча он вскрикнул. В детстве, когда это делал отец, процесс казался не таким болезненным, потому что сам Реджис был в лихорадке. Сейчас же он в полной мере ощущал, будто горячая игла под его кожей движется туда-сюда предельно медленно. — Что это за слово? — вдруг прервалась Нагини, наклоняясь к Тому с листочком. — Αιωνιότητα, — Реддл кинул быстрый взгляд. — Переводится как «вечность». — О, да ты серьёзно? — сквозь зубы простонал Лестрейндж. — Прости! — развела она руками и продолжила читать заклятье.       Оглядев готовый рисунок Реджис с удивлением подметил, что растения, торчащие из черепа, подозрительно напоминали символ его дома — розу. Череп, понятно, обозначал дом Мраксов, но клыки у черепа были немного вытянуты, словно волчьи. (Это обозначало Долохова. Хотя у него не было герба и дома, потому что у них был это не принято, но этот зверь больше всего его напоминал, с чем согласились все) Змея была весьма прямолинейной отсылкой как и к Слизерину, так и к Змейке. Очень уж Реддл любил символизм в любом его проявлении. Дай волю, весь бы обвешался вещами великих магов, вплоть до трусов Мерлина, или, не дай Моргана, чем-то из вещей короля Артура. (Потные войны в грязном средневековье оставили яркий образ в памяти Реджиса, после одной из сказок от астронома).       Немного отдохнув, Том велел Нагини садится на стул. Она с готовностью подставила плечо, и только прикрыла глаза, когда чёрная полоса коснулась кожи. — Больно? — уточнил Долохов. — Ага, — сипло отозвалась девочка и снова принялась гипнотизировать точку перед собой.       Последним сел Том. Ему татуировку делала Аркур, лишь пару минут отдышавшись сама.       Реддл лишь кривил рот и вздрагивал в самых болезненных моментах. На его бледной и очень тонкой коже было вдвойне заметно, как вздувался рисунок. След вокруг тату был не просто красным, а багрово-алым. Реджис был рад, что отмучился первым, хотя его рука наверняка выглядела не лучше. Но сам он был плотнее и загорелее, а потому это могло быть не так ярко. — Почему змея заползает черепу в рот? Она что, хочет его съесть? — бурчала Аркур, капая потом со лба на пол. Рука у неё подрагивала, а рисунок всё не заканчивался. Долохов не слышал её ворчания, рассматривая себя в зеркало, а потому спросил совершенно неожиданно: — Ну и кто мы теперь? Банда? Секта? — Если мы секта — у нас должен быть бог, или, на крайний случай, кто-то другой, — не согласился Реджис. — А если банда, то мы должны одеваться одинаково и быть преступниками. — У нас есть бог, — хмыкнул Том. — Какой? — Магия, — Том расплылся в весёлой усмешке. Нагини вздрогнула, но потом стала неудержимо хохотать, одной рукой держась за живот. Реджис даже испугался, как бы она не напортачила с тату. — Я против зваться сектой, — выдавила она, через смех. — Даже на таких условиях. Давайте, лучше подумаем над названием.       Реджис бросил взгляд на рисунок. Если задуматься, то действительно казалось, что на нём идёт неравный бой: то ли змея с разинутым ртом есть череп, то ли череп есть её. Лучше представлять что змея, иначе картинка приобретала совсем зловещий вид. — Пожиратели Смерти, — тихо предложил он. Все переглянулись. Том медленно кивнул. — Йо-хо-хо! — вскричал Антонин, залихватски запрыгивая на второй стул. — Теперь мы Пожиратели Смерти! Звучит весьма устрашающе. — Да, звучит неплохо, — выдохнула Аркур. Она закончила с татуировкой Тома и теперь спихивала Долохова со стула, потому что ноги у неё дрожали от усталости. Антонин упал на первую попавшуюся кровать, ткнул в Нагини пальцем и засмеялся: — А тебя будем считать Пожирателем оладьев. — Школадных оладьев, прошу заметить. Большая разница, — в том же тоне кинула она. — И я не буду напоминать тебе про отбивные, которых ты можешь съесть целый стол. — Не отрицаю, — согласился Долохов, с напускной серьёзностью.       Том, по чьему лицу нельзя было сказать, доволен он или нет, оторвался от разглядывания татуировки на плече и обратил к ним свой взор, попутно обратно надевая рубашку. Реджису и Антонину в этом плане было проще — они просто вытащили руки из свитеров, и так же потом засунули их обратно. Об Аркур и говорить нечего, потому что та была одета наполовину в одежду, наполовину в бинты. — Хорошее название, — сдержанно сказал он. — Но пока держите его при себе.

***

      Квиддич — важная часть жизни любого юного мага. И тут совсем не важно, по душе ли он тебе, или ты ненавидишь любые командные игры, но остаться в стороне от общего эмоционального подъёма не выйдет. Как волной тебя унесёт на поле и не выпустит оттуда до конца, если ты не умеешь хорошо плавать.       Антонин квиддич любил. Не играть, потому что с этим в Дурмстранге всегда возникали проблемы (и отец не был фанатом командного спорта), а смотреть. Смотреть он мог часами, и лучше всего сидя в самом центре трибуны, где словно концентрировалась окружающая его энергия. Долохов чувствовал её особенно чутко. Только в таких местах, слыша гвалт толпы, или, например, звуки сражения, он был на своём месте. Это словно давало ему сил, которых в другое время в себе он отыскать не мог.       По этой причине, настроение у Антонина в тот день было лучше, чем когда-либо. Облачившись во всё зелёное, он с готовностью подставил своё лицо Розье: тот не выпускал никого из гостиной, не разрисовав зелёными полосками. Помогали ему в этом два совсем не маленьких, в отличие от самого Джо, друга, а потому противников этой идеи не нашлось. Антонин же был только рад.       Большой зал тоже пестрел знамёнами Слизерина и Пуффендуя. Хотя вторых было заметно меньше. Стоит, наверное, уточнить, что расстановка сил в этой игре говорила сама за себя: у барсуков был только один стоящий игрок. Лёгкая девушка-ловец могла похвастаться скоростью и маневренность, но вот вся остальная команда уступала Слизерину. Даже если она поймает снитч, команда змей успеет вырваться далеко вперёд. Поэтому Слизеринцы праздновали свой победу заранее, не обращая внимания на такие мелочи, как то, что праздновать пока было нечего.       Долохов увидел Реджиса, окружённого командой. Лестрейндж зализал свои волосы назад до того, что на них можно было бы поскользнуться. И даже так, они блестели меньше, чем его довольное лицо. Антонин порадовался за друга, а потом перевёл взгляд на другой конец стола. — Скажи хоть слово, Тони, и на следующей нашей тренировке тебе не жить, — предупредила Нагини, когда он сел рядом. — А почему шёпотом? — осведомился Долохов так же тихо.       Аркур выглядела как ёлка. Реджис не обманул со своим обещанием, и достал всё ярко-зелёное: брюки, свитер, водолазка, шапку и шарф. Лицо у неё при этом по цвету приближалось к волосам, которые, к слову, тоже не избежали покраски от Розье, и теперь были наполовину зелёными, а вторая половина торчала огненным ежом.       Нагини кивнула ему в сторону и чуть-чуть наклонилась, чтобы Антонин мог увидеть, что по другую сторону от неё сидит Горгана. — Доброе утро, Антонин, — поздоровалась девочка. Долохов её на дух не переносил, но выдавил из себя подобие улыбки. — Доброе… — потом наклонился к Нагини и шепнул. — Почему она здесь?       Услышала его Горгана, или на то была воля Мерлина, но она сама ответила на этот вопрос: — Друзья моего парня мои друзья, — прогнусавила она. — Нам нужно познакомится поближе.       Аркур посмотрела на него с выражением «так я ей и поверила», а потом повернулась к девочке с улыбкой.       Реддл появился напротив, чёрным пятном среди этого зелёного водоворота, в совершенно обычном виде. Первым делом он обратил внимание на Горгану, дав Долохову пару секунд, чтобы поговорить с Аркур, не вызвав при этом неловкости. — Улыбайся, — велела она и помахала Реджису, а потом заговорила сквозь сжатые зубы. — Нельзя его сегодня расстраивать. — Я не буду её терпеть! Она испортит всё веселье! Ты знаешь, что было на зельеварение? Всего одна невинная шутка, а она донесла на меня Слизнорту! — А кому сейчас легко? — ухмыльнулась Нагини, и осмотревшись вокруг, добавила. — Все когтевранцы на меня косо смотрят. Это из-за цвета, да? — Это потому, что ты болеешь не за свой факультет. Хорошо, что играем с Пуффендуем. Играли бы с Когтевраном, не знаю, что бы было.       Нагини нахмурилась и вернулась к завтраку, продолжая изредка бросать взгляды в сторону стола воронов.       Том в это время всё ещё вёл с Горганой повседневную беседу, ничем не выдавая своего отношения. А глаза притом честные, что даже дрожь берёт.       Когда команда встала из-за стола, факультет стал медленно перетекать на поле. На всём пути стояли Авроры, которые с важным видом притворялись, будто следят за учениками. Но даже суровый вид взрослых не мог удержать возбуждённые разумы детей. Кто-то принимал ставки, кто-то орал кричалки, кто-то уже получил в нос и одиноко брёл обратно в замок. — Реджи! Реджи! — кричала Аркур, пробираясь сквозь толпу в сторону раздевалок команды, и таща за собой Антонина. Горгана шла следом, а Том уже отбыл на трибуны. — Вы здесь! — из-за двери вынырнул Лестрейндж. Уже одетый в изумрудную форму и с метлой в руке, он был весь красный и мокрый от переживаний. — Я так рад! — Расслабься! — Антонин толкнул друга в плечо. — Всё равно выиграем. Ты отлично летаешь! — И форма тебе очень идёт, — подтвердила Нагини. — Кхм-кхм. — Горгана! Ты пришла меня поддержать? Реджис криво улыбнулся, словно не ожидал её тут увидеть. — Мы, наверное, пойдём. Да, Нагини?       Антонин ухватил девочку и оттащил в сторону. Ему было достаточно поглядеть на недовольно скривившееся лицо Горганы, чтобы понять, в чём тут дело. — Она явно недовольна, что Реджис общается с другими девушками, — высказал свою догадку Антонин. — Какими другими? — удивилась Нагини. Шум толпы немного поутих, и они могли хорошо друг друга слышать. — Я с ним всё время, и никого не видела. Потом в её глазах появилось понимание. — А-а-а-а-а-а… Это обо мне да? О, мой Мерлин, Тони, как же меня всё это достало. Ты только глянь!       Она указала на трибуну, где договорились встретиться с Реддлом. Ровно на один ряд ниже, прямо перед ним, уже сидело несколько хихикающих девчонок, в том числе и Ава Флинт, которую всегда выделяла её особенная внешность. — Вот ты в кого-то влюблён? Нет? И я нет. А тебе от этого плохо? Ну вот видишь! И мне нормально, и Тому, и даже, например, Марии. Разве так сложно обойтись без этого? И никакой ревности, никаких интриг. Посмотри на Вальбургу! — а потом задумчиво хмыкнула. — Он же не выберет её? — Да, да, Вальбургу, — усмехнулся Долохов. Если она не замечает такие вещи, то пусть и дальше остаётся в неведении. — Нет, не выберет конечно. Мы его друзья. И вообще — банда. — Или секта. — Или секта, — кивнул Антонин.       Игра началась с особенно удачного мяча Слизерина уже на третьей минуте. Трибуны взревели. Антонин подскочил на ноги, свистя в дуделку во всю мощь лёгких. Мальсибер сделал круг почёта, раздавая всем шутливые поклоны, и чуть не получил бладжером по голове. «Ты хочешь сказать, что можно совершенно законно дать кому-то по голове летающим мячом?» — дёргала его Нагини, которую Долохов взялся посвящать в тонкости игры. — «А если дать кому-то битой? Можно?»       После этого случилось нечто удивительное: пуффендуйцы забросили мяч. А потом ещё один. Капитан Кроккет повис на метле, отбивая третий, и чуть не свалился вниз, но тут пришла другая беда: в него попал бладжер. Вратарь полетел на землю как мешок, набитый костями, и едва не разбился.       Заменить травмированного взялся Эйвери. На его место охотника поставили кого-то из запаса, но тот мальчик так трясся, что сразу становилось понятно: он до этого не выходил на поле по-настоящему. Антонин словно сам переживал всё происходящее: боль от падения, смятение команды, страх нового игрока. Он совершенно забыл о Реджисе, которого не было видно в облаках.       Игра продолжалась с переменным успехом: команды шли почти вровень. Эйвери был хорошим вратарём, но без него охотники не справлялись со своей задачей, потому что привыкли к совершенно другому составу. За час никто не закинул не одного мяча, и игра превратился в тягучую резиновую жвачку: квоффл летал от игрока к игроку, не достигая своей цели.       Антонин кусал ногти, глядя на происходящее. Победа была так близко! А потом всё начиналось сначала, и комментатор с тяжёлым вздохом повторял одно и то же. Ловцы летали по полю, но никто пока не видел снитча, хотя золотой мячик промелькнул где-то около трибун какие-то пару минут назад. — Я схожу за лимонадом, — не выдержала Горгана и встала с трибуны. — И мне принеси, — лениво отозвалась Нагини, а потом обратилась к Тому. — Эй, не переворачивай страницу, я ещё не дочитала.       Горгана недовольно фыркнула, но её проигнорировали. Скорчив гримасу глубочайшего раздражения, она развернулась на каблучках и стала проталкиваться к проходу.       Спустя двадцать минут, случилась новая неожиданность: ловцы сорвались со своих мест, как разноцветные вспышки заклятий. Снитч появился у самой земли, и оба игрока начали падать в крутом пике. Чуть не столкнувшись, оба выровнялись, и бросились в погоню. Игра немного ожила. Мячик теперь двигался вертикально вверх, но никто не уступал по своим навыкам пилотирования метлы. Девушка была старше, чем Реджис, но он много тренировался и был хорош в этом деле. Долохов и Аркур синхронно подскочили на ноги, и напряжённо уставились на соперников. «Давай, ещё немного! — шептал Антонин. — Ты справишься!»       Мячик снова сделал крутой поворот. Едва не врезавшись в трибуну, ловцы летели за ним, вытянув руки вперёд. Обоих от победы отделял лишь дюйм. Долохов не чувствовал, что Нагини в этот момент трясла его за рукав со словами «Давай её заколдуем!». Но им не понадобилось её заколдовывать. Спустя секунду ловец пуффендуя уже потеряла свою скорость, а сияющий Мальсибер улыбался толпе. Кто бы мог подумать, но он запустил в неё квоффлом! Получив преимущество, Реджис ухватил золотой мячик, и игра была кончена.       Раздались радостные и возмущённые вопли, загудели гуделки, зааплодировали ученики. Нагини и Антонин бросились обниматься и прыгать от радости. Потом посмотрели на Тома, который лишь сдержанно улыбался. — Полагаю, следует его поздравить, — сказал он, но слова утонули в общем гуле. Реддл поднял вверх палочку, и из неё вырвался сноп зелёных искр. Они закружились, замерцали, и в небе появился рисунок: герб слизерина, блестящий и переливающийся. Впереди — новая игра, а сразу за ней зимние каникулы. Только подумать! Как быстро летит время!
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.