***
Иногда мне казалось, что я могу забыть её имя. Ноам Аркур — моя мать. Мама. Я знаю о ней постыдно мало. Может, дело в том, что меня это никогда не интересовало. Может, в этом была и её вина. Единственное место, где я могла увидеть её — это в зеркале. Если, конечно, глядеть на тело, не обращая внимания на некоторые черты лица и волосы. Своим внешним видом мама всегда напоминала мне легендарных амазонок: гораздо выше среднего (почти шесть с половиной футов), широкие плечи, плоская грудь, сильные ноги, слишком длинные по отношению к телу, из-за чего в любом платье, сшитом не на заказ, она выглядела скованно и как-то неуместно, потому что талия изделия спускалась в район бёдер, чернющие пышные кудри и такие же тёмные глаза. Ей не доставало только загара — и тогда она представляла бы собой сошедшую со страниц мифов легендарную девушку, но её кожа казалась зеленовато-белой, словно она никогда не видела солнечного света. С трудом я могла припомнить её в своём детстве, у сестры воспоминаний было гораздо больше. Наверное, причина была в том, что я её достала. Вальбурга была спокойным и правильным ребёнком, тогда как я родилась на месяц раньше, и кричала первые полгода, как заправская банши. Бедная тёткина домовушка чуть себя не искалечила, потому как не могла даже чарами управиться с этим бесконечным криком. Но я не винила мать, потому что считала такой же жертвой обстоятельств: мужа, в её случае, не выбирают, а принимают как данность. Тяжело же ей было вытерпеть моего отца, ведь я видела тот свободный огонёк, что пылал в её взгляде. Будь я на месте мамы, то не стала бы тянуть и воспользовалась ядом. Для себя или для него — уже по обстоятельствам. — Сёстры не приедут сюда летом, — соврала я. — Они в гостях у друзей. Я тоже уезжаю. — Когда? — Сейчас. — Придётся отложить. У твоего отца планы на этот вечер. — Меня это мало заботит. — Его тоже. Мы пересеклись взглядами. Как же красивы были её глаза! Такие называют бархатными: из-за густоты ресниц в них почти не отражается свет, а потому они кажутся похожими на дорогую переливающуюся ткань. Может, поэтому я не видела в них ответного сочувствия. — С чего вдруг он о нас вспомнил? — изобразить уверенность не вышло и голос сорвался. — Твоя сестра достаточно взрослая — ей уже семнадцать. Пора задуматься о браке. Ей следует быть благодарной, что мы ждали так долго, когда все порядочные девушки с малых лет посещают приёмы. Она хмыкнула, направилась к кровати и тут же отошла, брезгливо скривив лицо, стоило только поглядеть на запачканное грязью одеяло. Потом она отряхнула Эллину кровать, что стояла рядом, и села на самый краешек. Конечно, её-то отдали за моего отца, когда ей только-только стукнуло семнадцать. Вовремя, наверное. Дед и бабка не дожили даже до рождения моей сестры, скончавшись то ли от болезни, то ли от преклонного возраста. «И эти туда же» — подумала я с негодованием. — А раньше заключить помолвку мешала особая порядочность? Или это сегодняшний парад планет? Я слышала он дурно влияет на людей. — Хватит язвить, — она развела руками, как бы обозначая, что не настроена со мной спорить. — Он велел мне позвать её, но раз её нет — пойдёшь ты. Вот — это мы называем импортозамещением. Нет одной, сойдёт другая. Может, подошла бы и первая попавшаяся прохожая. Но обидело меня совершенно не это: я надеялась, что она была не просто посыльным, что мама пришла сюда ещё зачем-то. Поговорить, узнать, как у нас дела, спросить об учёбе — всё, что положено делать, когда дети приезжают из школы. Со злости захотелось пнуть что-нибудь, но я решила поберечь эмоцию для отца. А ведь эта женщина училась на Гриффиндоре! Где её прославленная храбрость? Где отвага? Элле она хотя бы дала галеон при встрече. И никакая я не чёрствая! Прояви она хоть малейший знак — крохотное, незаметное движение или одно слово — я бы наверняка бросилась к ней на шею. Слишком устала я в тот день, чтобы продолжать играть в старые и несуществующие обиды. Да и на неё я не обижалась вовсе — мама не сделала мне ровным счётом ничего плохого. Но она была холодна. Отстранена. Равнодушна. Даже профессор Фламбард, углядевшая у меня «плохую ауру» проявляла больше участия. Мы были как незнакомцы в поезде, которым случилось попасть в одно купе и терпеть друг друга мучительно долгую поездку. — Не будем заставлять его ждать, — хмыкнула я. — Если это всё, что ты хотела мне сказать. В молчании я шла за ней до отцовского кабинета, который впервые за долгое-долгое время был открыт нараспашку. Мне захотелось истерически смеяться. Кататься по полу, держась за живот. Может, сказывались нервы. А может, таким глупым мне казался собственный страх. Я вспомнила, как шла на ковёр к Маркусу — и рядом с его мысленным образом появился весьма реалистичный образ моего отца, сидящего глубоко в мягком кресле. Он располнел, поседел, но не изменил своему идеальному костюму под тёмно-синей мантией. В руке тлела та же мерзкая сигара, что и обычно. Лицо было испещрено напряжёнными морщинами, которые, по-видимому, были настолько привычны, что начинали жить своей отдельной жизнью. Странно сказать, но именно отсутствие аляповатого цветастого жилета и безумной ухмылки на лице делали его для меня совершенным клоуном. Вся эта серьёзность казалась наигранной, а показная роскошь — гипертрафированной. Даже тяжёлый стол из красного дерева был не более, чем фальшивкой. — Эта не та, — он выпустил изо рта клубок дыма. — Мне нужна старшая. — Её нет, — бросила я, перебивая открывшую рот маму. — И не будет долго. — Придётся за ней послать. Я встрепенулась. Надо было думать, думать, думать! И не показывать нервной улыбки даже мелким движением мышц. Вэл сюда нельзя — он сожрёт её и не подавиться. Но именно это ему и нужно! Я собрала в кулак так бережно сохранённую злость. Мне не сбежать — если ему действительно что-то нужно, он найдёт способ нас достать, рано или поздно. Нужно было отбить у него это желание раз и навсегда и уехать отсюда с гордо поднятой головой. Если раньше мне было чего бояться — бояться потерять деньги, бояться, что он вновь отправит меня куда-то или вышвырнет из дома, то сейчас — нет. И нужно лишь раз обыграть его на его же поле, но не вмешивать сюда сестёр. — Я думала, что статус дочери, от который ты хочешь избавиться, всё ещё за мной. Жаль, — хмыкнула я, надеясь на Мерлина, что попаду в нужную точку. — И когда я успела его потерять? — Когда стала такой своенравной сукой. Мне нельзя опозориться, а тебе нельзя доверять. — Тогда тебе стоило бы озаботиться моим замужеством. Вдруг я принесу в подоле ещё одно дитя, от которого наш род не сможет откреститься, — я с наигранной вальяжностью рухнула в кресло. Признаться, от этого разговора ощущалось просто садистское удовольствие. — Может, даже от маггла. — Ты не такая дура. — Вся в родню, — я припомнила, как лихо Алая перебрасывала ногу, даже когда не старалась с кем-то дерзко заигрывать и попыталась повторить этот жест. — И я тоже совершенно не хочу провести с вами остаток своих дней. — А чего ты хочешь? — насмешливо заинтересованно отец наклонился ко мне через стол. Сигара тлела в руке и её кусочки начинали опадать на стол. Мама молча стояла в углу за его спиной, скрестив на груди руки, словно знала, что я совершенно точно не придумала, что сказать дальше и укоризненно глядела на меня своими тёмными глазами. Но она, конечно, не могла этого знать. — Я хочу… хочу того же чего и ты, — старательно растягивая слова произнесла я. — Хочу денег. И своё поместье. Ты нашёл моей сестре жениха, и я не сомневаюсь, что он сможет мне это дать. Отдай его мне. Отец вскинул брови. Я и сама мысленно повторила этот жест. Действовать, основываясь только на интуиции, часто приводит к неожиданным поворотам, но чтобы так! Но он поверит мне. Это понимание пришло почти сразу. Он живёт в таком мире, и его окружают именно такие люди — подлые, жадные, беспринципные. Поэтому он не мог мне не поверить, зато мог даже начать мной гордиться, ведь я стала так на него похожа. Он успокоился, даже задумался на пару секунд, ещё сильнее наморщив лоб. Но мама продолжала смотреть с неверием. — У тебя те же способности, что и твоей тётки. Ты могла сто раз привязать к себе любого наследника, — рассудил он весьма здраво. — Если ты так спешишь с этой помолвкой, значит, нашёл кого-то лучше потрёпанного местного аристократа. Я использую свой дар, если тебе этого так хочется, и укачу прочь. Только дай мне с ним встретиться, и мы с тобой заключим сделку на выгодных условиях. Повисла пауза. Отец курил, я улыбалась своей «обаятельной» улыбкой (которая никогда у меня не выходила достаточно хорошо и правдоподобно). Мама заговорила. Её голос был гораздо выше, и не таким твёрдым, как ещё пару минут назад: — У других девушек не останется шансов из-за чар. Это идеальный вариант, если ты хочешь гарантий. Раздражённый, Аджакс Аркур мотнул головой. — Ей нельзя верить. — Я дам клятву, — с пылом я вскочила на ноги. — Вот увидишь, всё будет в лучшем виде. Он кивнул. Медленно и не сразу, но дал положительный ответ. Рождающийся в голове план уже складывался в слова клятвы. Нужно было быть очень внимательной, чтобы оставить себе лазейку (или несколько) — незаметную и достаточно широкую, чтобы в случае чего действовать по обстоятельствам. Том изложил мне основы хитростей составления клятв, но и отец был не дураком, чтобы поддаться на лёгкую ловушку. Однако было у меня одно главное преимущество, которым я пользовалась с малых лет: он всегда меня недооценивал. Я драматично раскинула руки и изобразила торжественность. — Я, Нагини Элизабет Аркур, клянусь, когда Аджакс Аркур предоставит мне возможность, в течение целого вечера приложить все усилия, чтобы получить предложение руки и сердца от самого достойного кандидата и при этом не опозорить великое, честно и благородное имя своего рода. — Дополнила всё это низким поклоном. — Упомяни дар. Я хочу быть уверен, что ты не попытаешься всё сорвать. Мордред. Сорвалась первая из идей. — Клянусь, что использую для очарования свои магические способности. — И добавь, пожалуй, что не расторгнешь помолвку по своей воле. Вторая тоже полетела в мусор. — Клянусь, что только ты сможешь отказать жениху. — Принимаю. Как театрально. Похоже на мою сестру, — сморщился отец. За нарочито громкими словами так искусно спрятанный подвох, последний и тщательно оберегаемый, остался незамеченным. Аджакс Аркур поднял руку и несколько раз щёлкнул пальцами, указывая на маму. — Собери её. Сделай похожей… на человека. Так я оказалась в одной из комнат настоящего родового поместья, впервые увидев, как моя мама колдует. Мы стояли в большой красно-бронзовой спальной комнате с круглой кроватью и балдахином с изображением ночного неба. В ней вокруг стен были расставлены несколько колоссального размера шкафов — все ломились от разных тканей. Но центром комнаты оказался туалетный столик — резное чудо столярного мастерства, совершенно чёрный, с тремя отсеками зеркала, на каждом из которых красовались гряды цветных камушков. На зеркала были прикреплены магические карманные портреты, какие было принято дарить вторым половинкам — изображения рыжеволосой женщины удивительной красоты и удивительного сходства с Друэллой. В ней невозможно было не узнать мою тётю. Мама молча усадила меня за столик. Магией она очистила мои волосы, одежду, лицо и даже зубы. Я ощущала себя подопытной мышью, так отточено, словно хирург, она производила все эти операции. Даже не давая мне прийти в себя. Ещё столько нужно решить — но вот, я уже сижу перед ней, а её быстрые руки тычут мне в глаз чем-то острым и чёрным. Но я молчала и позволяла. Как змее, мне нужно было затаиться, чтобы выждать нужный момент, когда я могу нанести им такую рану, после которой сложно будет оправиться. Он хотел жениха — он подавиться ими.***
Том очень жалел, что не был в состоянии управлять временем. Будь у него такая возможность, то учебный год не заканчивался бы никогда, тогда как летние каникулы не начинались бы вовсе. Это ужасное время, когда ты не можешь позволить себе колдовать незаметно в полную силу, прячась по углам от магглов и, как оказалось впоследствии, особенных психов, одна лишь демонстрация магии для которых стала спусковым крючком для целого букета болезней, которые Том бы окрестил кратко: запущенным психозом. Таким ранимым людям действительно не стоит узнавать о существовании магии, но, к сожалению, сделанного не воротишь, и мистер Эванс оказался одним из них. Только открыв двери приюта Реддл был приятно удивлён произошедшими в нём переменами. Пропали следы лощённости и излишнего марафета, которые преследовали его всё прошлое лето, на стенах быстро проступили старые трещины, которыми в детстве он мог любоваться часами и плесень в уголках шкафов, заставленных нетронутыми книгами. Однако главным приятным моментом было отсутствие шума и суеты — приносящие прибыль занятия никто не отменял. На диване в приёмной, поджав под себя босые ноги, сидела с газетой помощница миссис Коул — Марта. Она вздрогнула от его непринуждённого приветствия и привычный румянец сошёл с её щёк. Женщина молча проводила его изумлённым взглядом. В своей комнате Том обнаружил чьи-то вещи. В смерти старого соседа Хьюго он был почти уверен — тот погиб при бомбардировке и давно. Так кому же хватило смелости? Он уже был готов взмахнуть палочкой и выкинуть эти вещи за дверь, но вовремя себя остановил — сильную магию зафиксируют легко. Пришлось руками вынести скудные пожитки прочь. Тому был нужен весь стол — где ещё тренироваться в зельеварении? Весь шкаф — некоторые ингредиенты не любят солнца. Желательно, вторая кровать с двумя одеялами, чтобы спать на мягком. А главное — одиночество, к которому он привык в башне старост, и теперь потерял всяческое желание жить с кем-либо в одном помещении. Можно было просыпаться в холодном поту не боясь, что кто-то сочтёт тебя странным, а бессонницей он мучался уже долго. Говоря иначе, ему было плевать, куда переедет новый сосед, но выбора он ему не собирался оставлять. Потерпит месяцок — а потом Том отсюда уедет. Новость о приезде подопечного дошла до мистера Эванса только спустя несколько часов, когда Реддл уже принялся за обед в гордом одиночестве в огромной столовой. Он сам порылся в холодильнике на кухне и приготовил себе несколько бутербродов, сам поджарил их, включив плиту. Этот процесс чем-то походил на разогревание безоара для противоядий, однако пахло поприятнее и сковороду не пришлось скрести ножом, пОтом, кровью и слезами отковыривая прилипшие кусочки. К слову, кухня должна была быть закрыта, но об этом либо позабыли, либо сделали для него исключение. — Том! — мужчина появился на пороге в тот момент, когда Том доедал последний бутерброд. Он бы подавился насмерть, если бы видел ту радость, что появилась на лице маггла. Но оборачиваться Реддл счёл необязательным, а потому упустил это из виду. — Ты уже приехал! Мистер Эванс изменился, и первым что заметил мальчик были браслеты на запястьях с изображениями рун. Как ученик, имеющий Превосходно за рунологию, Том не узнал ни единого изображения, из чего следовало, что все они были фальшивыми. Потом он обратил внимание на запонки и уголки на воротнике рубашки — кресты удивительной формы. В руках он перебирал несколько мятых бумажек и Реддл всё ждал, когда же сможет увидеть их содержимое. К счастью, долго Тому ждать не пришлось. — И что это за каракули? — немного разочарованно спросил Реддл. — Здесь ничего не разобрать. — Как что?! Это заклинания! Мужчина понизил голос и забегал глазами по столовой, словно испугавшись, что их могут подслушать. Том с неподдельным интересом глянул на листок и расплылся в своей самой искренней улыбке — выразительной насмешке. — Послушай, я знаю всю правду! Можешь ничего от меня не скрывать! Братья из Ордена всё мне рассказали! — А вот здесь, я попрошу вас поподробнее. Из какого ордена? — Из ордена «Золотой Зари»* конечно. Я, прошу заметить, младший адепт, — с гордым видом прошептал мистер Эванс. — Я изучил все документы! Ты же ведь тоже знаешь правду, да? Я всё видел — ты маг. Я… я тебе кое-что покажу! Мистер Эванс бросился рыскать по карманам, пока трясущейся рукой не вынул оттуда обработанный кусок дерева и с благоговением протянул Тому. — Это моя волшебная палочка. Через два месяца меня посвятят в маги огня. Мальчик покрутил «палочку» в руках. Совершенная пустышка — это было видно невооружённым взглядом любому волшебнику, но после слов «маг огня» Реддл решил, что веселье только начинается. — Не уточните, что за орден? Золотой чего-чего? — Не притворяйся, что не знаешь! Тебя забирают в школу магов к Алистеру Кроули! — Так вы из этих психов! — вырвалось у Тома, когда он уже был на грани того, чтобы рассмеяться. Алистер Кроули — исключительная фигура в магическом сообществе. Правда, будь он действительно магом — его бы давно закрыли в Азкабане. Однако среди магглов конца прошлого века он произвёл фурор своими псевдомагическими книгами и практиками, за которые даже был удостоен места в учебниках по Истории магии. Со своими друзьями он был участником ордена, который, как чума, распространился по Европе. Маги по всему миру животы надрывали, читая книги этих людей вместо колонок с анекдотами. Маггло-маги поклонялись безумной смеси языческих богов: Гермесу из греческой мифологии, Меркурию из римской, Анубису, Тоту, Исиде — из египесткой, практиковали своеобразные формы ритуалов и гаданий, пытались изучать алхимию и астрологию. Они даже построили несколько храмов! В среде настоящих волшебников было принято подшучивать над ними, называя кроулистами (хотя орден появился до этого мошенника и был основан совершенно другим человеком, он бы так и остался в тени для мира настоящих магов, и не имел бы такого пафосного названия, а продолжал бы именоваться официально — А.А.). Иногда маги являлись к ним, чтобы подшутить — так в ордене зародилась вера в «Тайных владык» — секретных управителей ордена, мистических и неведомых существ, которые управляли ими и делились волшебной силой. Том решил не упускать возможность и воспользоваться так удачно подвернувшимся шансом. — И что, вы уже колдовали? — Ну конечно! — оскорбился мистер Эванс. — Прошу, расскажи, как ты совершил то заклятье в моём кабинете! Я целый год изучал книги! Я прочёл все документы! Какой у тебя ранг в магии? Кто тебя научил? Мистер Эванс вывалил на стол потёкшую позолоченную медаль, которую Реддл, со злости, уничтожил. Они пару минут на неё смотрели в напряжённом молчании, пока в голове мальчика зарождалась идея. «Ещё одно небольшое чудо, — подумал Том. — В Министерстве не узнают» — Закройте дверь и шторы, — велел он. — Я должен вам кое-что показать. Тот бросился к окнам с невиданной прытью. Как легко неподготовленный разум может слететь с катушек! Из бизнесмена и прагматика — в безумного верующего за одно небольшое заклятье. Примерно так же вели себя магглорожденные первокурсники, но их можно было простить — им было по одиннадцать, и этот фанатизм исчезал так же быстро, как и появлялся, но тут совершенно иной случай. Возможно, дело в природной склонности: не любой человек удариться в веру, стоит ему увидеть магию, для этого нужно особенно шаткое состояние духа. Таким не важно, что они видят, будь то мироточащая икона или согнутая без рук железная ложка, потому что они будут готовы в это уверовать. Умные люди лишь пользуются ими — и рождается религия или, в данном случае, культ. К таким, например, можно было отнести некоторых последователей Грин-де-Вальда. — Что ты хотел мне показать? Том картинно отодвинул недоеденный бутерброд. Встал, походив туда-сюда, завернул рукава, откашлялся — всячески тянул время, что навести побольше страху. Потом поднял руки в воздух и зажёг Люмос на кончиках пальцев. Совсем слабенько, чтобы это нельзя было зарегистрировать, но так, чтобы казалось, что его рука вся охвачена лёгким свечением. Потом перекинул заклятье на другую руку, собрав его в крохотный огонёк, и поднёс этот шар прямо к самому носу замершего мистера Эванса. Когда Том решил, что с него хватит, мужчина уже был ни жив ни мёртв, прижавшись к стулу и тяжело дыша. — Это чудо… Кто ты? Ты уже дошёл до Магистра храма, да? Я тоже так смогу? — Нет. Совершенно неверно. Я — один из них. — Реддл указал пальцем вверх, намекая на «Тайных владык». — Был послан сюда, чтобы следить за членами ордена. Мистер Эванс метался пару секунд: вскочить ему, упасть на колени или продолжить сидеть. Том с наслаждением за этим наблюдал, потом резко поднял руку, остановив его. — Ты ведь понимаешь, что это тайна? Никто не должен об этом узнать. — К-конечно. Что-то ещё, Том? — Обращайся ко мне на Вы, — Реддл скривился. — Мой Господин. Или мой Лорд. Иначе, я надеюсь, ты понимаешь последствия. — Х-хорошо, мой Лорд. Том повелительно махнул рукой, велев ему убираться. Эванс бормоча и причитая собрал свои бумажки и палочку и быстрыми шагами вышел из столовой, чуть не врезавшись в миссис Коул, которая стояла за дверью. Она казалась удивлённой, но не слишком — следовательно не слышала их разговора. Реддл подмигнул ей и уселся обратно за стол. Закончив обед, Том направился к себе в комнату в самом прекрасном расположении духа, насвистывая под нос что-то джазовое. И почему раньше он не рассматривал эту идею? Да, один полуживой маггл, который из-за своего веса в любой момент может слечь с сердечным приступом, — это немного. Но это ведь только начало! Если представить, что для победы над одним магом нужно около пятнадцати магглов, то ему понадобиться примерно вся маггловская Британия, чтобы стать сильнее Грин-де-Вальда. Над этим стоит поразмыслить. У двери своей комнаты Том врезался в стену. Стена зашевелилась, и Реддлу пришлось поднять голову, чтобы удостовериться в том, что безумие не заразно. Стена оказалась парнем примерно одного с ним возраста, которого прежде Том никогда не видел. Не нужно было много времени, чтобы догадаться, что это его новый-бывший сосед. — Я собрал твои вещи, — махнул ему рукой Том, оглядывая мускулистые руки и плечи, в которые он упирался лбом. — Можешь вернуться, после того, как я уеду. — Я никуда не собираюсь, — басом ответил паренёк. — Можешь сам выметаться. — Забавно. Но я не расположен к пустым спорам. Том потянул за ручку двери и почти успел войти, когда огромная рука схватила его за воротник и потянула вверх. Рубашка сдавила шею, и от неожиданности он выдохнул из лёгких весь воздух. Его лицо оказалось на уровне лица парня, так, что они смотрели друг другу в глаза. Разозлиться Реддл не успел. Подхватив рукой подбородок соседа, он не дал ему отвернуться, и, не боясь свести обидчика с ума, начал копаться в его воспоминаниях. Рука, держащая Тома, ослабла, и он упёрся ногами в землю, но лицо парня не отпустил. Он видел всё — от его детства, до побега на фронт и позорного выгона, когда раскрылся его реальный возраст. Найденного было достаточно, чтобы заставить его бояться. — Видимо, подполковник Мур мало тебя выпорол. — Откуда ты знаешь? — бывший сосед схватился за голову, борясь с последствиями лигилименции. — От твоих матери и сестренки. Погибли два года назад во время обвала, верно? Очень, очень печально. Ты неплохо подрос за это время, правда Джеф? — саркастически вздохнул Том, после чего ткнул его в грудь, чтобы привлечь внимание. — Бери вещи и убирайся, понял? Не порти мне настроение. Уснул той ночью Том на двух одеялах и подушках, попросив неожиданно благодушного нового знакомого Джеффри сдвинуть кровати вместе.