Мама наконец позволила мне развернуться к зеркалу, только когда сочла, что я достаточно напугана ожиданием неизбежного. Могу лишь предполагать, что это такой особый приём в макияже: навести побольше страху, чтобы кожа побелела сама по себе, и ей не пришлось расходовать на меня драгоценный продукт.
Поначалу она долго скребла моё лицо жёсткой щетиной разнообразных кисточек, то и дело отходя подальше, неразборчиво ворча и возвращаясь к своему занятию, будто я была кривым и неотёсанным куском мрамора, а она скульптором, у которого никак не выходило сотворить задуманное. Затем занялась волосами и ворчания прибавилось. Я с трудом удержала её от того, чтобы намазать их зельем для отращивания, но она не сжалилась, принеся раскалённые металлические щипцы, чуть красные от высокой температуры. Волосы под ними шипели словно змеи, испускали пар и, казалось, готовы были отвалиться. Никогда в жизни я ещё так неукоснительно не соблюдала команду: «Не дёргайся».
— Надо же! У неё ещё и уши не проколоты!
Мама всплеснула руками, бросила горячий инструмент на стол и развернулась к шкафам, вернув себе деловитый и равнодушный вид. В собственном отражении я ожидала увидеть что угодно: чёрные, как смоль, тени вокруг глаз, стрелки до висков, алые губы и ярко-малиновые щёки или даже совершенно фиолетовое лицо — то есть, ожидала всего сразу, потому что не знала, на что она способна. Оказалось — хуже.
— Я выгляжу, как Вальбурга! Я хотела сказать — здорово. Это… хорошо?
Я провела рукой по волосам, гладкими волнами с вкраплением золотых нитей свисающими до ушей, но они были не мягкими, а твёрдыми и едва поддающимися прикосновениям пальцев — сестра делала так же, когда старалась выпрямить свои кудри.
Следом взгляд опустился на лицо. Если не считать лёгкого, но несвойственного блеска кожи, потемневших бровей, по-кошачьи вытянутых ресниц и розовых губ, я выглядела вполне на себя похоже. Даже расстроилась немного, ведь пожаловаться было не на что, а хотелось смертельно.
Мама в это время открыла один из глубоких и длинных гардеробов, с видом самого подчёркнутого пренебрежения перебирая ткани вычурных нарядов. Некоторые она вытаскивала, глядела на свет, и холодно запихивала обратно. Иногда, доставая платье, она бросала его на кровать, и подходила к другому шкафу, в котором, словно в огромном многоквартирном доме, стояли туфли. Не находя подходящих мама вновь убирала одежду на место и хлопала дверцами. Она выглядела так же серьёзно, как Том, когда он задумывался над сложным сочетанием рун.
— Вот это.
Мама протянула мне платье, и я даже не смогла возразить: оно было не так уж плохо. Чёрное, с пышной юбкой чуть выше лодыжек, широким ремнём и открытыми плечами. К нему прилагались длинные перчатки из черного бархата выше локтей. Платье было маггловским, но я и не претендовала на высокую моду. Туфли тоже были не так уж плохи: на них почти не было каблука (Хотя я неплохо освоила платформу в пару сантиметров на уроках мадам Атталь; это оказалось легче, чем полёты на мётлах, но Ава или Алиса были далеко впереди меня). С видом глубочайшего недовольства я скрылась за ширмой в углу комнаты.
— Неплохо. В этом тебя заметят.
— О, так мы собираемся эпатировать! — хохотнула я.
Впрочем, в моём понимании об эпатаже тут не шло даже речи: я ощущала себя так, словно прямо сейчас могла идти во дворец к Георгу VI и пить особо крепкий чай, отставляя мизинец и болтая с его дочерью Елизаветой об игре в поло и скачках. По меркам магов же, видимо, это было на грани допустимого.
Мама отвернулась к третьему гардеробу, и, закрываясь от меня спиной, ощупала дальнюю стену, скрытую за толстым слоем парчи и шёлка. Небольшая дверца на уровне ещё груди была украшена семейной двухголовой змеёй скреплённой кольцом в центре переплетения длинных шей. Стараясь быть незаметной, что выходило у неё не очень хорошо из-за необходимости сильно наклоняться, она стала дотрагиваться до углов дверцы в замудрёном порядке, повторяя негромко счёт, чтобы не сбиться.
Потом дверца распахнулась, открывая моему взору коллекцию блестящих и переливающихся каменьев. Я подошла ближе, чтобы разглядеть десятки серёжек, браслетов и ожерелий. Ни одно кольца — в этом я могу понять свою тётю.
Однако в самом центре стоял кубок, который точно нельзя было отнести к одному из видов украшений, хотя он занимал центральное место. Совсем простой, без излишеств, но вместе с тем казавшийся дорогим за счёт тонко выгравированного барсука. Я вытащила чашу и стала крутить в руках, стараясь рассмотреть поближе, пока мама вынимала и прикладывала ко мне разные блестяшки.
— Что это за чаша?
— Это? Спроси у своей тётки, если встретишь. Она утверждала, что выиграла её в вист у своей подруги, но мы обе знаем, что это не так. Эта женщина до сих пор иногда пишет гневные письма, требуя её вернуть. Даже пару раз нанимала воров.
— А можно я заберу её себе?
— Если сегодня всё пройдёт удачно, считай это своим приданым. Твой отец всё равно не даст больше.
Ну нет так нет. Я быстро поставила чашу на место, будто боялась, что она прилипнет и мне действительно придётся делать то, что я обещала. Мама наконец подобрала массивное ожерелье из прозрачных камней. Такое, должно быть, стоило целое состояние!
Когда она успела одеться сама я даже не заметила — вывела меня в гостиную и уже через десять минут вышла из другой двери вместе с отцом. Они, наряженные в сочетающиеся сине-чёрные одежды, казались красивой парой, даже учитывая, что на моего отца Ноам глядела не только с высоты своего роста, но и с массивных серых туфель. Отец велел взять его под руку с другой стороны (что я сделала не без доли брезгливости), и, воспользовавшись золотистой карточкой-приглашением, мы трансгрессировали в дом министра Спенсера-муна. Вот бы Слизнорт был рад! Теперь мне будет, что ему рассказать. Так и вижу этот вечер у него в кабинете!
Длинная тропинка из аккуратно выточенных булыжников вела к симпатичному, но небольшому особняку. Небольшому, конечно же, по сравнению с поместьем отца или Хогвартсом. Он был слишком лаконичным для магической постройки, не отличался средневековой вычурностью и волшебными витражами, но и не был столь же простым, как современные маггловские многоэтажки. Я насчитала три этажа, над которыми, между частями черепичной крыши, возвышался небольшой прозрачный купол — как позже я узнала, это был потолок скромного бального зала.
Входная дверь распахнулась сама, открывая вид на чистую светлую прихожую. Мама приняла у отца его накидку и бросила домовой эльфийке с чрезмерно ровными (возможно, подрезанными) ушами. Хозяева дома стояли чуть дальше, здороваясь с семейной четой, которая пришла раньше нас. Министра я узнала сразу, его лицо постоянно светилось, то тут то там мелькая на передовицах газет. Рядом с ним стояла жена — женщина в старомодном длинном платье фиолетового цвета, с собранными наверх светлыми волосами, которые пушистым облаком стремились к потолку, словно хотели унести её в небеса. Она была ненамного старше мамы, но выглядела совсем как ребёнок, рядом с рослыми сыном и мужем.
Отец подтолкнул меня вперёд, рассыпаясь в формальных приветствиях. «О, я так польщён что вы пришли!» «Что вы, что вы! Мы счастливы здесь присутствовать!» «Какая у вас очаровательная жена!» «Нет, ваше ещё прекраснее!» — я чуть не заснула, пока дело дошло до меня.
— Очень приятно познакомиться. Нагини Элизабет Аркур. — Я привычно потянулась, чтобы пожать руку, но мама больно пнула меня по лодыжке. Иногда я забываю, что в приличном обществе это не принято — руку следует подавать для поцелуя. Хотя какой толк от этого в бархатных перчатках?
Леонард Спенсер-Мун на мой взгляд был слишком молодым для этой должности. Может, именно в этой неопытности было дело, ведь человек обременённый опытом не позволил бы спускать на себя всех собак за неудачи Министерства. Полукровка, головокружительно быстро поднявшийся по карьерной лестнице, был хорошим прикрытием для таких людей, как Аджакс Аркур. Хотя навряд ли слабак продержался так долго — может, что-то в нём да есть? На слабака он никогда не был похож, и мне стоит надеяться, что так и есть на самом деле.
За отцом стоял Спенсер-Мун младший, которого звали Джейс — стройный блондин с коротко остриженными волосами и орлиным, сильно выдающимся вперёд носом. Не старше двадцати пяти, с проницательными, но блёклыми глазами. Приветствуя его я не совершила вновь прежнюю ошибку, зато смогла продемонстрировать очаровательную улыбку, на которую он ответил.
— Надеюсь, нам удастся поговорить этим вечером. Я наслышана о ваших путешествиях.
— Полагаю, во время танцев это будет сделать особенно удобно.
— Вы свободны для первого танца? — я вклинилась в его короткую паузу, перехватывая инициативу.
— Уже занят вами, — растерянно и будто нервно засмеялся он.
Мы ещё раз обменялись улыбками, и родители повели меня дальше, потому что новые гости уже поджимали и недовольно топтались за нашими спинами. Отец был доволен. Я тоже. Пригласить министрского сына на танец было пунктом номер один в моем плане. К слову, после пункта один шли пункты один точка два, один точка пять и восемь. Если переносить мой мысленный план на бумагу, он бы выглядел как пергамент с разлитыми чернилами: идеи сменяли одна другую, пока не пришло самое простое и даже грубоватое решение. Если я хочу получить от отца полную свободу, нужно не оставить ему другого выбора, поскольку предложить взамен мне нечего. Я, скажем так, не располагаю необходимыми ресурсами для выкупа. Значит, оставалось два варианта: шантаж и угрозы. Прижать его к стенке и тыкать в лицо палочкой у меня навряд ли получиться, хотя и очень хочется, поэтому придется идти по другому пути.
— Давай-ка без глупостей. Мы на одной стороне, — шепнул напоследок отец, прежде чем вместе с мамой направиться к столу, откуда ему махал полный мужчина с залысиной и очками в толстенной оправе.
«Мы на стороне того, кто больше платит, — я мысленно процитировала Маркуса. — Боюсь, что от тебя я не получу ни кната. Даже чашу ведь себе зажмёшь!»
Зал казался чрезмерно большим для такого скромного количества гостей. Это было к лучшему: никто не увидит мой сегодняшний позор. Я не разглядела среди присутствующих ни Блэков, ни Прюэттов, ни Ноттов — вместо них семьи министерских работников. Совсем не знатные и не чистокровные роды, но эти люди тоже не были случайными проходимцами. У них было влияние и амбиции, а этого, зачастую, уже достаточно. Из аристократов я приметила только отца Абракаса Малфоя с женой (оба платиновые блондины), Треверса, Гойлов, Брустверов и Булстроудов. К счастью, с их детьми я не была знакома лично и большинство семей узнавала по гербам, которые украшали серьги, трости, браслеты и прочие украшения. Лестрейндж учил гербы сам, но я не зря крутилась рядом — что-то да запомнила, хотя и с большим трудом и его постоянными понуканиями. А ведь пригодилось! Думала уже, что придётся покупать кроссворды, чтобы хоть где-то применить эти знания.
С интересом приходилось следить за прочими медленно прибывающими гостями: платья, кринолины, костюмы и мантии. Мама знала, что делает, выбирая что-то маггловское: одета я была не по местной моде, но была видна издалека. Однако это и не был один из тех консервативных вечеров, которые давали те же Блэки. Аристократические приличия тонко сочетались с простой современной маггловской манерой, как интерьер дома сочетал в себе вычурность с простотой, и домовые эльфы сочетались с магами-официантами. Как и курс политики Министра — не нашим, не вашим — этот баланс был виден во всём. Даже на секунду мне показалось, что яркий представитель старой аристократии Паркинсон беседовал о чём-то с женщиной в брючном костюме.
От созерцания людей меня отвлёк столик с закусками. Повезло, что на платье не было карманов, иначе от стресса я бы напихала туда чего-нибудь шоколадного. Но корзинки с красной рыбой тоже оказались не так уж плохи — пресны, но не отвратительны. По крайней мере, меня не вырвало, хотя никогда прежде пробовать сырую рыбу мне не приходилось. А вот оливки я бы никому не порекомендовала — с чистой совестью швырнула их под ближайший стол и аккуратно поправила свисающую скатерть туфлей.
Спенсер-Мун младший нашёл меня сам, окликнув, когда я прогуливалась около одной из лестниц на балкончики, скрываясь от шапочно знакомой пятикурсницы, которая обязательно бы всем растрепала, где и в каком виде меня встретила. В том маленьком закутке я обнаружила шторку, которая закрывала неприметную серую дверь. Реджис говорил, такие нужны на больших балах, когда гости хотят уединиться по разным причинам: от романтических страстей, до серьёзных переговоров. Меня же дверь заинтересовала как возможность скрыться от отца, когда он обо всём узнает. Очень уж удачное расположение для потенциального бункера.
— Мисс Аркур! Нагини! — окликнул меня Джейс. Он снял насыщенно-чёрную атласную мантию оставшись в брюках в тон и выглаженной рубашке с рюшами. — Вы не забыли о нашем уговоре?
— Ни за что бы не забыла, — честно ответила я и тут же подметила, что он только что он очень спешно отделился от большой компании, в центре которой стоял высокий молодой человек, от одного вида которого становилось понятно: именно о нём говорил отец. Внешними чертами парень напоминал мне Тома: худощавый, бледный, с тёмными глазами и такими же волосами (только стрижка была другой; у лица кудрявились две пряди, а остальная часть была убрана в аккуратный хвост). Он тоже концентрировал вокруг себя всеобщее внимание, заставляя других слушать с открытым ртом. Глядя на идеально сидящий светло-голубой костюм с белым орнаментом на плечах, я невольно задумалась: а так ли уж плох отцовский вариант? Впрочем, на примере того же Реддла я была хорошо научена: утром он герой Хогвартса, лучший ученик и всеобщая любовь, а вечером планирует привлечь нас к убийству для поедания чьего-то мяса или шатается по Лестрейнджевскому лесу, отрабатывая убивающее заклятие. А нужны мне ещё эти проблемы?
Мы с Джейсом были первой парой, которая вышла на танцпол. Он вёл уверенно, чётко, как опытный извозчик ведёт хромую лошадь, не обращая внимания на то, что вальс я никогда до того дня не танцевала. Расстояние между нами сохранялось приличное, но находиться в такой непосредственной близости от чьего-то лица было очень некомфортно. Успокаивало меня только то, что вот-вот я его околдую и в первую очередь велю убрать с моей талии руку.
— Так, вы хотели рассказать мне о своих путешествиях, мистер Спенсер-Мун. Куда вы ездили в последний?
— Мы с Камилем заскочили в Индию на пути сюда. Всего на пару дней, я бы не назвал это полноценным путешествием. До этого побывали на Кубе и Шри-Ланке, конечно, исключительно с учебными целями, — подмигнул он. — Вам впрямь так интересно слушать о моих поездках?
— Я бы сама хотела попутешествовать. Вы ещё так молоды, а уже столько повидали.
— А сколько вам лет?
«Не тринадцать. Скажи сколько угодно, но не тринадцать!» — пронеслось у меня в голове.
— Мне шестнадцать, — я похлопала глазами.
— Я так и думал. Вы очень молоды, у вас ещё всё впереди.
В какой-то момент я даже оскорбилась. Неужели я выгляжу так плохо, что мне можно дать на три года больше? Мне исполниться четырнадцать чуть больше, чем через месяц, но сути это совершенно не меняет! Надеюсь, дело в высоком росте.
Пришло время действовать, ведь все пристойные темы для светской беседы я уже исчерпала.
— Мистер Спенсер-Мун, — я позвала его, стараясь поймать зрительный контакт. Глаза были то ли серыми, то ли голубыми: вблизи ничего выдающегося. Красивыми их делала только молодой озорной блеск. — Скажите честно, ведь вам отец устроил пир, чтобы кого-нибудь вам подыскать?
Я тактично умолчала о Камиле, который тоже не должен был остаться без внимания дам. Даже сейчас он кружил где-то неподалёку, подбрасывая лихими движениями тоненькую блондинку.
Тут мне стоило бы понять, что всё пошло не по плану. Я силилась, включала свой дар, напрягалась всем телом, но в результате — ничего. Его взгляд не мутнел, лицо не приобретало умиротворённое выражение, и я тоже не ощущала внутреннего отклика, будто все мои усилия не давали совершенно никаких результатов. Он сломался? Нет, это глупости. Или всё-таки нет?
— Не могу знать, мисс Аркур, — нахмурился Джейс. — А вы почему здесь, если так полагали?
Он даже не заметил! Ни единый мускул не дрогнул. Если бы дело было в том, что он очень сильный маг, способный избавляться от чужого влияния, то он бы ощутил мои попытки. Следовательно, мне пришлось сделать один очень неутешительный вывод. Я бы взвыла, если бы способность говорить не исчезла вместе с воздухом из лёгких, будто меня хорошо приложили заклятием.
Читая о даре я подчёркивала для себя одну вещь: он губит того, на кого воздействует. Эта магия не создаёт ничего на пустом месте, а заставляет разгораться чувства, что молодой (или не очень) человек к тебе уже испытывает: даже если это малейшая симпатия, даже если эта симпатия не к тебе, а к другой девушке, которую ты можешь ему напоминать, и даже если это просто признание того, что ты хоть немного привлекательна. Так всякая любовь моей тёти оканчивалась скоропостижной смертью влюблённого кавалера, как было и у нашей прабабки и ещё у многих дам, которые переживали обращения. Хочешь ты того или нет, но когда живёшь с кем-то под одной крышей нельзя бесконечно держать себя в руках, особенно в семейных ссорах, и рано или поздно это приведёт твою половину к незавидному концу, как бы сильно ты не любила. Получается, что долго прожить можно только с тем, кому ты совершенно не нравишься. Но вот моя бабушка считала иначе. Глава, которой она дополнила книгу ясно говорила: встречаются люди, способные сопротивляться этому без всяких усилий. Способные не ощущать этого. Во всём мире их единицы, и встретить такого человека — удача, которая выпала ей в своё время и у них была большая любовь. Бабушке, к сожалению, повезло не до конца: её жених скончался от оспы, после чего она вышла за моего деда, но разве это отменяет её открытие?
Может ли быть такое, что я встретила Джейса? Что он один из таких людей?
— Не знаю, — я рассеяно пожала плечами, опуская испуганный взгляд в пол. — Зачем проводить вечер в четырёх стенах, если можно потанцевать?
Джейс кивнул, и мы замолчали. Меня больше не пугала эта тишина: план всё равно накрылся медным тазом, размером с этот красивый прозрачный купол. Но гораздо больше меня волновал другой вопрос: ну почему именно он? Я не смогла представить такой мир, в котором что-то к нему чувствую. Всё выходило нелепо и фальшиво, как романтическая сценка, в которой актёрами взяли восьмилеток. Я ведь не обязана говорить ему правду, но ощущение загнанности в ловушку никуда не исчезало. Что мне теперь делать с этой информацией? Действительно выходить замуж? Да ни за что!
— Куда вас отвести?
Я поняла, что музыка уже заканчивается.
— Туда, — отмахнулась я, сама не зная, куда указываю.
Спенсер-мун младший молча увёл меня в угол, где я с облегчением повалилась на стул. Потом поймала в толпе мальчишку чуть старше себя с подносом, на котором стояли напитки, и ухватила бокал прозрачно-розового алкоголя. Он оказался вкуснее, чем самопальная Малсиберовская настойка и отдавал чем-то сладким, поэтому я практически залпом опустошила бокал. Смелость бы мне сейчас не помешала. Мысли ворочались в голове едва-едва.
— Скучаете, миледи?
— Попробуй тут повеселись, — не задумываясь фыркнула я и тут же поправилась, оборачиваясь к неожиданному собеседнику и надеясь, что он ничего не услышал. — Я хотела сказать, что таким приятным вечером не может быть скучно, сэр. Чудесный праздник, просто замечательный.
— О, понимаю. Надеюсь, когда начнутся другие танцы вам не придется более притворяться.
Я немного прищурилась, обводя незнакомца подозрительным взглядом с ног до головы. Он возвышался надо мной, в то время как я сидела на стуле с пустым бокалом в руках. Молодой человек, примерно одного возраста с Джейсом, но ниже ростом и шире в плечах. Лицо казалось несимпатичным из-за слишком низкого лба и далеко посаженных глаз, но улыбка была загляденье: белая, ровная, очень обаятельная. Я обыскала одежду на предмет гербов и на запонках разглядела подобие кошки. Значит, или Булдстроуды, или Треверсы — я не была в том состоянии, чтобы задумываться об этом.
— По крайней мере, я попробую предложить вам свою помощь в этом деле. Могу я пригласить вас на танец, мисс Аркур?
— Если только сами представитесь. Вы же уже знаете как меня зовут, а я вас — нет.
— Я догадался, — признался паренёк, — вы очень похожи на отца. Меня зовут Уайлен Треверс, я племянник лорда. Надеюсь, вражда наших родичей не станет помехой?
Вражда — не вражда, кому какая разница? Уайлен не очень подходил, как замена Джейсу — отец убил бы его без сожаления. Но на безрыбье, как говориться, и сойдёт и Треверс. Тем более, что он показался меня куда более приятным кавалером.
— Хорошо, мистер Треверс, после перерыва я вся ваша.
— Я не очень умею в кадриль, миледи.
— Я тоже, но ещё один бокал, и я вас научу.
Треверс рассмеялся, потом, как принято, приложился к моей руке в бархатной перчатке губами и растворился среди людей. У него хотя бы есть чувство юмора.
Вспомнив о секретной комнатке за шторкой я, как побитая собака, похромала в сторону нужной лестницы. Взять перерыв казалось жизненной необходимостью: от мыслей, мерцающих перед глазами несвязным тягучим потоком пятен и громких звуков разболелась голова. Я проскользнула мимо танцующих, обтерев чёрным платьем стену, из-за чего на нём появилось белое пятно, но вытирать я его не стала. Наверху разглядела отца: он сидел за столом для карт, а мама стояла позади, опустив обе руки на спинку стула. Она поймала мой взгляд, но быстро и равнодушно отвернулась. Захотелось снять туфлю и швырнуть в неё, однако я бы не добросила её при всём желании. Да и палочка осталась в плаще: его велели отнести в нашу спальню с остальными вещами.
«Твою мать» — выругалась я, когда, скользнув в незаметную дверь услышала голоса. Меня не было видно: с сидящими нас разделяла небольшая ширма, предусмотрительно отгораживающая вход от основной части. Вся комнатка была не больше десяти квадратных метров, без окон и только с несколькими свечами на стенах. Судя по всему, имелось два дивана друг напротив друга: на одном должны были сидеть те, кого я застала, а второй оставался пустым.
— Ты ведь скажешь ему, что никого не выбрал? — буква «р» у говорящего сильно западала. Акцент был похож на акцент мадам Атталь, но не исчезал, когда голос приобретал яркую эмоциональную окраску. — Скажи, что ещё не готов. Я уже договорился с хорошим другом, мы проведём весь ближайший месяц на островах. Ты только представь: солнце, пляж, и никого, кроме нас.
— Он уже на меня давит. Сказал, если не определюсь сегодня, он сам примет решение. Надо что-то делать! Может, убежим?
— Дурак ты, mon chérie. Далеко ведь не сбежим.
Сложно было удержать нервный смешок, который так и рвался наружу. Я не справилась с этой задачей, и вывалилась к говорящим, чуть не уронив ширму на них и на себя. Джейс Спенсер-Мун и Камиль французский-принц сидели вплотную на крохотном красном диванчике, круглыми и испуганными глазами глядя на то, как я задыхаюсь в истерике. Лица их выражали полнейший ужас, и это с каждой секундой становилось всё более и более комичным. Ещё пара секунд и брови, как в нарисованном мультфильме, отклеились бы от их лиц и взлетели над головами.
Вот же идиотка! А говорил мне Том: думай, думай, думай, прежде, чем делаешь. Конечно дар не сработал: нет у него ко мне никакой симпатии. У него вообще ни к одной девушке нет симпатии! Я даже не задалась таким вопросом — обычно, пусть даже в очень малой степени, но женщины нравились. Это же я позже проверила на Камиле — на нём мой дар сработал отменно, но вот Джейс оказался проявлением злого рока.
— Премного извиняюсь, продолжайте-продолжайте. Я просто тут посижу, отдохну. Ужасно, знаете ли, ноги затекли.
Я плюхнулась на диван со всего разбегу, который позволяли скромные габариты помещения, продолжая хихикать от такого резкого облегчения. Или это алкоголь взял своё? Нет, совершенно точно дело в том, что нависший надо мной дамоклов меч вдруг обернулся пенопластовой подделкой. Команда «Паниковать» отменяется.
— Мисс Аркур… — выдавил Джейс. У него дар речи появился первым, а я вспомнила, как он торопился увести меня подальше от этой комнаты на танцпол.
— Да ладно, — отмахнулась я. — Зови меня Нагини. Прикурить не найдётся?
Я с разочарованием вспомнила, что платье — не плащ, и сигарет в нём не припрятано. К счастью, Камиль вынул из-за пазухи портсигар, щёлкнул пальцами, и протянул мне уже зажжённую сигарету.
— Какая дрянь! И как ты это куришь?
Пахло чистым табаком. Ни тебе древесины, ни цветов — совсем не как у Маркуса. От смеха и от едкого дыма глаза слезились, и я боялась, что тушь растечётся по щекам.
— Н-да, ну и влипли вы, ребята, — хмыкнула наконец я, устав от повисшего молчания. — Давно встречаетесь?
— Три года, — гордо ответил Камиль, постепенно приобретая внешнее спокойствие. — С тех пор, как Джейс приехал учиться.
Спенсер-Мун младший толкнул его в бок локтем, но любовник уже улыбался. Глядя на них я не понимала, как можно раньше было это проглядеть? Жесты, позы, эмоции на лицах — их так и тянуло друг к другу, словно магнитом. Очень красивая пара, не считая того, что если кто-то о них узнает, то оба скорее всего окажутся в «жёлтом доме», как выражался Долохов, и семьи их будут покрыты позором чуть ли не до седьмого колена. В крайнем случае, их убьют.
— Думаю, мы с вами подружимся. Ну, или наладим деловые отношения. Услуга, так сказать, за услугу.
— Ты будешь нас теперь шантажировать? — скривился Джейс.
— Называй это как хочешь. Я назову это сотрудничеством на взаимовыгодных условиях.
Парни переглянулись. Спенсер-Мун всё ещё казался неуверенным, незаметно для самого себя сжимая пальцы Камиля до того, что у обоих побелели костяшки. Недо-принц же выглядел обрадованным тем, что я не выбежала отсюда с криками, а предложила сделку. Именно он и поинтересовался, чего же я всё-таки хочу. Мой план вернулся в строй, и, пусть частично без дара, но он должен был осуществиться в самом лучшем виде.
— Вы оба этим вечером разыграете из себя Ромео в крайней степени помутнения рассудка: ведите себя так, будто вас околдовали. По очереди подойдёте к моему отцу, с разницей, может, минут двадцать, и сделаете мне предложение. Не пугайтесь, до брака не дойдёт! Он не сможет отказать только одному — в таком случае другой вызовет его на смертельную дуэль. А когда он, не без помощи Министра, я надеюсь, откажет обоим, то вы продолжите настаивать на дуэли уже с ним. Когда я подам сигнал — изобразите, что резко передумали. После этого мы будем квиты, и вы укатите лечить разбитые сердца на острова.
Стоит упомянуть, что вопросом замужества я, к своему стыду, интересовалась только в той мере, которая включала в себя насилие. Множество правил должно быть соблюдено для того, чтобы помолвка считалась действительной, но так глубоко в традиции я никогда не ощущала нужды копать, а потому познакомилась ровно с одной главой обширной книги по ритуалистике и вывалила на парней всё, что вспомнила. В том же куске текста говорилось, что убийство кого-то из женихов или отца (в крайнем случае, братьев, если таковые имеются) невесты может повлечь кровную месть, но этот момент лучше опустить.
— А если твой отец не откажет?
— А что он сделает? Умрёт или сын министра, или международный посол, или он сам: лорд Аркур в любом случае лишиться всего. Тем более, я надеюсь, что отец Джейса будет возмущён ещё больше, узнав, что мне тринадцать.
— Сколько?! — закашлялся Джейс, и Камиль похлопал его по спине. — Ты говорила другое!
— Я врала, теперь занимаюсь брачным мошенничеством и шантажом, и вы точно не хотите копать дальше. Так вы согласны на сделку?
— Ты что, убила кого? — попытался пошутить Камиль, но шутка не удалась: Спенсер-Мун вздрогнул, а я сделала вид, что пропустила его слова мимо ушей. — Я согласен. Джей?
— Согласен.
— Отлично. А теперь, на правах шантажистки: здесь есть что-нибудь съестное кроме той рыбной дряни?
***
— Вижу, ваше настроение улучшилось? Предпочту записать это достижение на свой счёт.
— Мистер Треверс! — от неожиданности я чуть не выронила на пол третий шоколадный кекс, который мне вручили новообретённые сообщники. Стыдно было признать, но я совершенно забыла о своём плане «Б». Приятный и весёлый Треверс — вот кого не ожидаешь встретить на таком мероприятии, и он совершенно выбивался из общей картины. Было что-то искреннее и наивное в этом тоне и обезоруживающем обаянии.
После пары секунд раздумий, я решила, что Джейс и Камиль справятся без моего неусыпного присмотра. А лишний раз позлить отца никогда не должен быть упущен.
— Надеюсь, нас с вами не прогонят с танцпола.
Вот, что я бы хотела навсегда запомнить прежде, чем снова идти на танцы: без навыков гимнаста, сапёра, шахматиста и хотя бы средненького математика в кадриль лучше не соваться. В противном случае, выйдет то, что вышло у нас с Уайленом Треверсом.
Поначалу мне даже понравилось: дамы стояли на своих местах, пока кавалеры кружили вокруг них, но затем дело повернулось совершенно другой стороной, и уже я, оглядываясь по сторонам каждую секунду, неловко нарезала круг за кругом вокруг довольного парня, пока тот шутливо отвешивал поклоны. Вдруг пары вокруг схватились за руки и попрыгали вперёд, создавая водоворот из тел, в который затянуло и нас, но когда все резко остановились, Треверс влетел головой в спину воистину медвежьих размеров мага. Мы оба покатились со смеху, прозевали тот момент, когда снова пришла пора прыгать, и я ногой чуть-чуть не порвала платье соседней даме.
Это бы показалось мне нелепым и неудобным, если бы не делалось так легко и непринуждённо. Всё-таки вдвоём быть неумёхами легче. Вдруг пары стали меняться, и когда я под уже привычный счёт обходила Уайлена, то передо мной возник совершенно другой мужчина — седой и с бакенбардами. За ним –второй, низкий и полный. Я от неожиданности подпрыгнула даже выше положенного, когда Треверс снова подхватил меня под руку, оттирая кого-то третьего локтем.
— А разве пары не должны меняться? Я думала в этом суть кадрили! — сквозь музыку и топот прокричала я.
— Они на меня не обидятся, — крикнул он в ответ. Снова пришло время меняться, но Уайлен прочно вцепился в мой локоть.
— Давно не виделись, миледи.
В таком же весёлом темпе мы менялись ещё несколько раз. Я перестала оглядываться по сторонам, даже в какой-то момент начала попадать в ритм, и обратила внимание на окружающий мир только в тот момент, когда меня втянули в круг ещё три девушки. Треверса, соответственно, забрали в другой.
Глядя через плечо блондинки напротив, с которой Камиль танцевал первый танец, я видела его самого у стены возле моего отца. На лице выражалась именно та степень влюблённости, которой я от них и просила: близкая к безумию, будто вызванная даром. Он так легко натянул эту маску, что я почти поверила! Отыгрывал страстно и натурально, будто был рождён для игры в театре.
И отец поверил. Он казался… гордым? Искал меня глазами среди танцующих, пока предполагаемый жених изъяснялся перед ним практически на коленях. И когда наконец нашёл, я увидела такую теплоту, с какой на меня могла смотреть только старшая сестра. Так смотрит не
отец, а самый настоящий папа. С поездками в зоопарк и кафе-мороженым по утрам, с игрой в квиддич на заднем дворе и первыми уроками магии. Но я знала, что взгляд этот обращён не ко мне: так он смотрит на те возможности, которые, как он думает, я для него открою. Мне было совершенно не жаль от него отвернуться.
Вторым танцем был котильон. Две шеренги, друг напротив друга, мужчины и женщины, сначала вынудили покружиться с каждым из них, пока музыка не зазвучала быстрее. Я растерялась в этом движении, но Треверс выплыл из ниоткуда, оттаскивая меня с пути очередной пары, и мы закружились по залу в быстром подобии вальса. Совсем мимо музыки, наступая друг другу на ноги. А если бы на моём месте была девушка, которая умеет танцевать? Ему бы сильно не повезло!
— Вы раньше бывали на балах? — спросила я.
— А так заметно, что нет?
— Если только совсем чуть-чуть.
Скоро я потерялась в танцах и музыке. Перестала считать сменявшие друг друга мотивы, замечать, как появляются и исчезают пары вокруг. И о Треверсе я забыла — он был лишь необходимым дополнением, весёлым, но более тусклым, чем мои собственные мысли. Наверное, я неправильно относилась к происходящему: закрывая глаза, я представляла себя на дуэльной площадке. Между этими занятиями было что-то общее, не зря ведь дуэли профессионалов часто сравнивали с танцами — только вместо того, чтобы танцевать вместе, партнёры делали это друг другу на зло. Шаг, шаг, шаг, прыжок и поворот — я двигалась послушно своему собственному чувству. В этом плане маггловский джаз, такой популярный и среди некоторых магов, был гораздо лучше: ты просто закрываешь глаза и плывёшь по течению вместе с музыкой. Да, я однозначно люблю танцевать.
Из транса меня вырвала резко оборвавшаяся мелодия. Я беспокойно оглянулась по сторонам, не до конца понимая, где нахожусь и сколько времени прошло. Джейс, Камиль, отец — вспомнились все сразу.
— Нагини, может, выйдем наружу? Погода чудесная, мы сможем проветриться.
— Не могу, прости. Мне пора идти, — я оттолкнула его руку, обхватившую моё предплечье чересчур крепко. — Было приятно провести время.
— Всего пять минут!
— У меня нет ни одной!
Показалось, что он хотел броситься вперёд, мне наперерез, но я поднырнула под сцепленные руки ближайшей пары и уже была вне зоны досягаемости.
Я не отводила взгляда от отца, а он — от Джейса. Тот был весь красный, серые глаза навыкате, а губы поцарапаны зубами. Его глаза бегали с лорда Аркура на Министра, и с каждым разом цвет загорелой кожи всё больше приближался к волосам. Выглядел он не как околдованный, скорее, как больной. Я бросилась ему на помощь: надо было вытаскивать этого папенькиного сынка, пока он всё не испортил.
— Прошу меня простить, мистер Спенсер-Мун, — я поклонилась Министру. — Папочка, что-то случилось?
Отец обернулся на меня с тем самым тебе-лучше-бежать взглядом. Джейс продолжал по инерции что-то невнятно мычать, доводя Министра до обморока, когда «папочка» стал осознавать произошедшее, и волосы на его голове (которых осталось не так, чтоб много) зашевелились. Из ушей вот-вот бы повалил пар, но он взял себя в руки, и только дёргающийся глаз выдавал ту бурю эмоций, что творилась у него внутри. Лорд Аркур не должен терять лицо на публике, но я-то знаю эти приступы всепоглощающей злости, которые невозможно скрыть. Мы похожи больше, чем мне хотелось бы думать, и от этого становится только противней.
Он извинился перед Министром, едва разжимая зубы, но тот ответил ему немного не так, как я того ожидала:
— Пять минут, Аджакс. Не больше. Кабинет — третья дверь налево, а потом мы вместе обсудим с тобой это недоразумение и надеюсь, что уладим его мирно.
Я подмигнула Джейсу, и, незаметно пританцовывая, пошла за отцом. Чудно было любоваться на его сгорбившуюся фигуру в тусклом, после залы, свете коридора. Вспухшая вена на шее доставляла не меньше удовольствия.
В кабинете практически не было света — только зашторенное тюлем окно, да глаза лорда Аркура. В такой обстановке рабочее кожаное кресло в тёмно-красной кожаной обивке, с головой носорога над ним, и медвежья шкура на полу смотрелись не особенно величественными. Я настороженно села на край поставленного напротив стола стула, отец остался стоять.
— Обмануть меня решила, тварь?
— Всё, как клялась, отец. Даже лучше — у тебя есть два достойных жениха.
— Ты велела им устроить смертельную дуэль! Да я сам тебя убью! Если этот мальчишка убьёт французишку меня порешат, а если нет — выдворят из страны. Если ты не отменишь, то, что сказала, я обещаю, что тебе не жить! Дура! Ты вообще понимаешь, что ты натворила?!
— Как страшно, — протянула я. — Боюсь, что условия здесь ставишь не ты.
— Ты, сучка, посмеешь меня шантажировать?!
Глаза бешено блестели, он вынул из кармана палочку. Тут я поняла, что своей у меня нет — она в плаще, с холодным оружием и сигаретами. Я поднялась с кресла и сделала несколько шагов в тень, чтобы иметь место для манёвра. Мышцы были хорошо размяты после танцев, и я не сомневалась, что двигаюсь быстрее, чем он. На столе, отражая едва заметный свет, лежал нож для писем.
— Тебе стоило перестать меня недооценивать. Я переросла тот возраст, когда ты мог меня напугать.
Это не было лукавством — наедине с ним мне не было страшно. Только очень хотелось улыбаться, глядя на злость, которую ему некуда выплеснуть.
— Ты думаешь, что я тебе это позволю? Что позволю так с собой играть? Не дождёшься, сучка, это не сойдёт тебе с рук.
Как же ему нравится это слово! Я решила, что в его глазах весьма ему соответствую.
— Да, позволишь. Потому что именно этого я и хочу взамен на отмену чар. Забудь, что я или мои сёстры существуем. Из рода ты нас выгнать не сможешь, так хотя бы вычеркни из памяти. Ни я, ни они, не хотим иметь с тобой ничего общего.
— Вы сдохните без моей помощи, — фыркнул он.
— За нас не переживай. Лучше о себе позаботься.
Повисла тишина. Дверь тихонько скрипнула и между нами пролегла граница жёлтого света, которая тут же скрылась за тенью. Мама вошла в кабинет незаметно, и встала, оперевшись о дверной косяк. Она молчала, но в комнате стало отчётливо пахнуть страхом.
— Мне ни нужно ни наследство, ни покровительство — ты уже, должно быть, заметил, что я всего добьюсь сама. И если ты встанешь на моём пути, я не побоюсь зайти так далеко, как потребуется.
— Аджакс… — вдруг раздался тихий, слегка подрагивающий голос мамы. Она сделала шаг на свет, лицо было таким же холодным, как и раньше. — Давай возьмём время подумать, как справиться без неё…
Отец сорвался со своего места. Его и маму разделяли несколько больших шагов, но я в один прыжок встала между ними с тупым ножом для писем в руке. Он был холодным, и я наконец заметила, что одна из перчаток была безвозвратно потеряна. Наверное, осталась у Треверса. Так мы и застыли — отец, с занесённой для удара рукой, я с ножом у самого его лица, и мама, едва пытающаяся себя защитить. Холодная ярость, которой раньше требовалось время, теперь поднялась сама и больше я ей не противилась, позволяя взять контроль над моим телом.
С негромким хлопком появилась домовушка с купированными ушами, объявила, что нас ждёт министр, и так же быстро исчезла.
— Одно движение в её сторону, и это окажется у тебя в глазу, — тихо предупредила я отца, кивая на маму. — Лучше подумай хорошенько, не околдовала ли я кого-то ещё, прежде чем принимать решение. Помни — мне здесь нечего терять.
Я быстро прошла по коридору, оставляя за собой распахнутую настежь дверь кабинета, и вышла в разом опустевший зал. Из-за больших дверей напротив раздавался шум — кажется, гостей увели в столовую. Посередине, прямо под прозрачным куполом, стояли трое: министр, его сын и Камиль, все багряно-оранжевые в лучах закатного солнца, которое затмевало своим светом несколько массивных канделябров. Под напряжёнными взглядами я уверенно двигалась в их сторону, слыша за собой тяжёлую поступь отца.
Так, наверное, чувствуют себя люди, идущие на казнь за правое дело: шаги палача позади, встревоженные лица, алый цвет разлит повсюду и неизменная уверенность, отвага на грани слабоумия.
Я остановилась слева от Камиля — он единственный тут излучал эту необходимую мне твёрдость, и теперь мне казался вовсе не похожим на Тома. И волосы у него кудрявее, и нос с несимпатичной кривизной, и лицо какое-то вытянутое — как я могла счесть их похожими? Французский недо-принц был обаятелен, но его хотелось не бояться, а потрепать по щеке, как маленького шкодливого ребёнка. Камиль подмигнул мне нарочито наигранно, ответственно исполняя роль безоговорочно влюблённого. Не посмотри он потом такими глазами на белого, как полотно, Джейса, я бы решила, что забыла снять с него чары.
Министр был сжат донельзя, спина от прямоты осанки почти слышимо хрустела и выгибалась в обратную сторону. Губы — в тонкой полоске, едва заметны, как и прищуренные глаза. Моя мечтательная улыбка о многом должна была ему сказать. Например, что я весьма рада всему происходящему.
— Вы поговорили, Аджакс?
— Поговорили, — процедил отец. Даже Джейс отыгрывал Ромео лучше, чем отец спокойствие. — Твой сын не согласен отступить, Леонард? Подумай, он явно не в себе.
— На что это ты намекаешь, Аджакс?
— Всего лишь говорю, что его могли околдовать. Обольём его водой из «Гибели воров» и посмотрим.
— Кому это нужно? Неужели, ты хочешь сказать, что твоя дочь в таком возрасте на это способна? Насколько я помню, на третьем курсе даже не изучаются запрещённые заклятья, или ты что-то скрываешь? Ты откажешь им обоим, Аджакс, и дело с концом. Мой сын и все международные отношения не подвергнутся опасности из-за минутной глупости молодых людей. А они, в свою очередь, — он повысил голос, глядя по очереди то на сына, то на Камиля. — Не будут продолжать настаивать и отступят. Мы обо всё забудем.
Я прикрыла рот рукой в единственной перчатке рот, чтобы смех не вырвался наружу, и, похлопав ресницами, посмотрела на отца. У него не было времени составлять планы, не было времени послать кого-то за снимающей любые чары водой (хотя она бы и не помогла, но ему не стоит об этом знать), и не было шанса взять надо мной верх: для этого ему придётся угрожать Вэл и Элле, а они на ближайший месяц скрыты у Блэков. Будь у нас хотя бы пара часов, то я не сомневаюсь, что отец нашёл бы иной путь, но решаться надо было здесь и сейчас. В этом обстоятельстве не было моей заслуги, потому что так далеко в будущее я не заглядывала, но оно очень меня радовало.
— На правах отца, я отказываю обоим женихам.
— Хорошо, Аджакс. А теперь вы. Вы готовы отречься от своих намерений, или будете биться с лордом Аркуром за это право?
Отец оглянулся на меня, и в этом взгляде я прочитала достаточно. Спрятанная за плечом Камиля, я слегка повернула голову и одними губами прошептала: «Клянись».
Он в последний раз сжал кулаки; стоял так близко, что я ощущала то тяжёлое дыхание, с которым вырвались из практически сомкнутых губ слова:
— Клянусь, что выполню твоё условие.
— Принимаю.
Я изготовилась, втянула воздуха и громко, так, чтобы стены отражали эхо, чихнула. Следовало заранее обговорить с парнями условный знак, но мои навыки стратега были исчерпаны ещё на этапе планирования.
— Извиняюсь, — хихикнула я. — Так вы отказываетесь, да?
— Отказываюсь, — облегчённо, словно его действительно расколдовали, ответил Джейс.
— Отказываюсь.
— Чудно, что всё так хорошо разрешилось! — я подтолкнула Камиля локтём в бок. — Не проводите до камина? Папочка, желаю приятно провести время.
***
Камин из особняка Мунов вынес меня в собственный дом, в кабинет отца, проход в котором так и остался не отключённым. Я подумала о Вальбурге: она сейчас в безопасности в наверняка ещё более огромном доме Блэков наслаждается нормальной жизнью. Без отца, шантажа и маскарада. Но если цена за это — каждый день видеть сигнусову рожу, то я бы ни за что не согласилась! Пошарив по полкам в поисках мелочи, которую можно было бы прихватить напоследок, но ничего не обнаружив, я побежала в нашу комнату.
Плащ был аккуратно свёрнут и лежал вместе с остальной моей одеждой на чемодане. Не став утруждать себя переодеванием, я накинула его поверх платья и сунула босые ноги в ботинки. Колье, оставшееся на шее, спрятала в карман — это будет моей моральной компенсацией.
Было уже очень поздно. Луна сияла на небе, освещая давно знакомые мне верхушки леса, которые виднелись из окна. Я в последний раз оглянулась на нашу комнату, потом подняла враз потяжелевший от всей ненужной одежды чемодан и вернулась к камину, чтобы через него оказаться в Косой Алее.
Тут дома и рестораны светились сотней огоньков. Раздавалась музыка, голоса, звон стаканов, ведь только сегодня дети вернулись из Хогвартса и многие дома вновь наполнились жизнью. Я бежала мимо на всей возможной скорости просто для того, чтобы справиться с охватившими меня эмоциями и проветрить голову. И радость, и печаль, и гордость за себя, и страх отцовской мести — слишком много для одного дня. Но оставляя позади милые семейные картины я испытывала всё большее облегчение: вот сейчас упаду на раскладушку у Лу в маленькой квартирке, буду глядеть на прожилки листа её домашнего растения, раскинув мокрые волосы по подушке и водя по одеялу сморщенными от воды пальцами, и слушать, как она ненавидит владельца цветочной лавки, ведь он продал ей цветок с розовыми цветками вместо сиреневых.
По Лютному я шла как полноправная хозяйка: только завидев силуэт плаща, подозрительные рожи сразу забирались обратно в свои тёмные закоулки, изнутри запирали ставни или просто делали вид, что их здесь нет. Даже чуя (в чём не было сомнений) дух дорогих камней они не стали бы связываться с Маркусом, а значит, и со мной. Я улыбнулась самой себе, и, резко обернувшись, шугнула знакомого мальчишку-вора. Каким облегчением для них должен был быть момент, когда я, предварительно приподняв рукав, растворилась в стене.
Дверь распахнулась на нужном этаже в доме, где жила Лу. От подъёма по крутой лестнице с чемоданом я была еле живая. Первое что я увидела — трёх очаровательных девушек с пластмассовыми кудрями и пышными ресницами, которые, в свою очередь, глядели в ответ. По полу и прочим горизонтальным поверхностям были расставлены свечи, а рядом лежала открытая коробка с патефоном. Джаз из него играл едва слышно, постоянно прерываясь помехами, судя по всему, из-за царапин на пластинке, что не мешало трём девушкам в ночных халатах танцевать, проплывая между свеч, будто они были призраками.
— Какое чудесное платье! Это шёлк? — одна из девиц, с чёрно-синими волосами и щербинкой меж передних зубов взяла меня за руку и вытянула на свет. — Ну точно, шёлк! А качество! Ты к Лу? Вики, позови её скорее, не видишь, что человек с дороги?
Ей нельзя было дать больше шестнадцати, но ростом она была даже ниже, чем я. Две другие девушки казались старше и были повыше, но волосы на головах у них лежали в точно таких же каменно-блестящих укладках. Одна из них, видимо Вики, торопливо пробежала мимо, оставляя за собой сладковатый душистый шлейф.
— Снимай-снимай плащ, дай получше разглядеть наряд, — распорядилась девушка, нетерпеливо постукивая фиолетовыми ноготками по столу.
— Если хочешь — забирай совсем. Он не мой, — я устало отмахнулась. — У меня с собой куча бесполезного тряпья. Может, пустите на пошив.
— Мне не нужно, — нахмурилась девушка. Из-за её вздёрнутого носа и тонких губ задумчивое лицо выглядело по-детски капризным. — А вот для Коры подойдёт. Пока Мадам её не одобрит, ей не получить ни кната. Коралина, подойди сюда!
Я обомлела, когда увидела крохотную светловолосую девчушку в одной длинной футболке по колено. Ей бы сейчас самое время поступать в Хогвартс, но она стояла передо мной, потупив взгляд раскосых глаз и перебирая розовыми пальчиками кудрявые пряди. Задаваться вопросом, сколько ей лет, не было смысла: ответ в любом случае не порадует.
— Ты звала, Гелла?
— Звала. Кора, это Лиззи, про которую нам говорила Лу. Лиззи, это Кора — она тут новенькая.
— Очень приятно, — тоненьким голоском ответила девочка. Мне тоже было приятно, что меня узнают. Впрочем, кроме меня и Лу не было девушек, что могли носить такой плащ.
Третья девушка, про которую я уже успела позабыть, поднесла мне чашку с чаем и подтолкнула ближе к потрёпанному дивану. Её ногти были ярко-зелёными, в цвет необычайно насыщенных глаз. Гелла в это время деловито рассматривала золотые нити в моих волосах, а Кора тихонько присела на край дивана, закрыв лицо копной русых волос. Я уже была потянулась к ней, чтобы взять за плечо и попробовать поговорить, но она дёрнулась и вскочила, быстро убегая прочь.
— Лиззи! — раздался вскрик от входной двери и мою шею сразу же обвили две руки с мозолистыми пальцами. — Я так рада тебя видеть! Что ты так поздно? Я сейчас же приготовлю постель, а завтра ты всё мне расскажешь!
— Хорошо, только не придуши раньше времени, — рассмеялась я. — Сейчас переоденусь и…
— Маркус зовёт! Тебя, — на пороге появилась раскрасневшаяся Вики. Я мысленно рассмеялась — где-то я сегодня видела нечто подобное.
Гелла и Лу обеспокоенно переглянулись.
— … и пойду к Маркусу, — закончила я. — Отложите пока вещи для Коры, я скоро вернусь.
