***
— Что это я вижу? Выглядишь как на похоронах. Случилось что-то? — Алая небрежно толкнула меня в плечо, усаживаясь рядом на трибуне за сеткой арены, откуда я внимательно наблюдала, как один из пьяных гостей заведения бил другого, не менее пьяного, забыв о существовании волшебных палочек. — Я думаю. — Помахав рукой, я развеяла облако сигаретного дыма вокруг меня, и магией избавилась от окурка. — Граф не возвращался? — Нет. Оно и к лучшему, он вечно закрывает все ставни, чтоб мы сидели как крысы в подземелье. Я кивнула ей и откинулась на спинку, с ногами залезая на сидение. Очень расслабляющее зрелище — следить за тем, как кому-то бьют по лицу, особенно если этот кто-то — не ты. Впрочем, ощущения от сегодняшнего утра у меня ничуть не лучше, чем у пьяницы на земле, ведь все мои старания, так или иначе, привели в тупик. Оставалось только ждать, но это одно из самых неблагодарных занятий на свете. Тут двоих магов неожиданно подцепили за шкирки крепкими руками, как шкодливых котов, и растянули в разные стороны, пока они по инерции цеплялись за воздух и били пустоту. Бритоголовые мужчины в кожаных куртках лениво выбросили их прочь с арены, не утруждая себя долгими уговорами. Одного из них я знала — от него я отбивалась прошлым летом, когда он тащил меня к Маркусу, а второй был совершенно незнаком. Магией они подчистили следы, оставшиеся на земле после драки, и деловито сказали что-то сидящей в самом низу, на коленях у наполовину спящего кавалера, девушке. Та вскочила, заторопилась, замахала руками и, словно понимая её неразборчивые жесты, дюжина зевак послушно поплелась к выходу. Девушка закинула руку кавалера на плечо и, с удивительной для её комплекции лёгкостью, поковыляла прочь. Сидеть остались двое — я и Алая. Она, вальяжно закинув ногу на ногу, развалилась рядом, накручивая прядь на палец и обыскивая её на предмет выбившихся волосков, в то время как я не понимала, что происходит вокруг. Из противоположного входа ввалились ещё наёмники Маркуса. Именно ввалились, сопровождая своё появление равномерно громким топотом и ругательствами в адрес друг друга. Их (или нас?) было слишком много в одном месте в такое раннее время и в воздухе стоял ощутимый запах ожидания чего-то неприятного. Я бы сравнила это с очередью на уколы, состоящей полностью из людей со страхом игл и крови. Затем, сопровождаемый первыми двумя магами с обеих сторон, появился Маркус. — Доброе утро, дорогой! — Алая активно замахала ему, привлекая всеобщее внимание. Главарь отвесил ей неглубокий шутливый поклон, и некоторые из мужчин последовали его примеру. Она рассмеялась и, подперев подбородок рукой, обернулась на мой вопрос. — Что они делают? — Ему предложили очень хороший заказ. Они решают, кто его возьмёт. — Они собираются сражаться? Почему Маркус сам не назначит кого-нибудь? Он главный, в конце-то концов или нет? — Подумай, Солнце, если бы мы грызли друг другу глотки за каждый кнат, то все давно были бы мертвы. А теперь погляди, как красиво он всё решил: все живы, все бояться, и каждый может победить, если не дурак. Ну не чудно ли? Уверена, ты оценишь его гений! Я недоверчиво подползла ближе к сетке, чтобы лучше видеть происходящее. Всего перед Маркусом стояло около десяти-пятнадцати человек, ещё двое — за его спиной. Главарь выглядел карикатурно в такой обстановке: невысокий, пухлый, в оранжевом жилете, розовой рубашке и синих штанах, а вокруг пятнадцать мужчин в черном, у каждого, так или иначе, виднеются шрамы, и все, как один, с мрачными лицами. Зато Маркус сиял — крутя в одной руке сигару, в другой палочку, стоял широко расставив ноги и деловито оглядывал остальных. — Сколько? — раздался голос из конца ряда. Безошибочно я определила Оскара по его мерзким скрипучим интонациям. — Четыреста пятьдесят. Оплата, разумеется, частями. Несколько человек попятились, но не ушли, продолжая следить за оставшимися. Очевидно, сочли, что оно того не стоит. — Какой срок? — Неделя. Стоять осталось всего шесть человек, включая Оскара. Он равнодушно рассматривал свои грязные ногти, невидимый для Маркуса из-за стоящего рядом амбала, который был больше их вместе взятых и своей косматостью обошёл даже оборотня. Остальные скучковались поодаль, выжидающе уставившись на Маркуса и почтительно перешёптываясь. В его присутствии никто не решился говорить громче. — Неплохо, в таком случае, кто первый? — главарь весело потряс палочкой. — Лео? Дик? Предлагаю начать с конца! Паренёк с краю, противоположного от Оскара, шагнул вперёд, высоко подняв подбородок. У него были грязные, торчащие колючками волосы и переломанный нос с широким незажившим порезом посередине, смотрящий чуть в сторону. Я хотела обернуться к Алой и узнать, что же они собираются делать, но та была слишком увлечена происходящим и только недовольно зашипела в ответ на мою попытку её потревожить. — Круцио! — неприлично задорным тоном провозгласил Маркус. Парень упал на колени. Мне казалось, что я смотрю на него уже очень-очень долго. Спина неестественно изогнулась, лицо исказилось, пальцы сжимались и разжимались в конвульсиях. На оголённых предплечьях набухли вены, рисуя чудесный и устрашающий узор. Всем телом он поднимался и снова прижимался к земле, вместе с отрывистым и хриплым дыханием. Я смотрела на него со смесью страха и болезненного любопытства, пока, спустя совершенно безразмерный в моем понимании отрезок времени, он не закричал. Вибрации от голоса пронеслись по арене, и я ощутила их в собственных конечностях. — Пять секунд — лучше, чем в прошлый раз, но пока недостаточно. Следующий. Обходя лежащего на земле, второй из ряда вышел вперёд на дрожащих ногах. Он был старше, но сдался быстрее — не прошло и трёх секунд, как все снова услышали крик. — Сдаёшь позиции, Дик, тебе нужна тренировка. Дальше. Потом были ещё двое — семь и десять секунд. Второго вырвало желчью от напряжения, но никто этого словно не заметил. Один из стоящих позади Маркуса магов быстро убрал все с помощью магии, пока первый испытуемый, уже немного придя в себя, поднял страдальца с пола, и напоил водой. Их одобряюще хлопали по плечам и пожимали руки. В это время очередь дошла до пятого мага. Он упал так же быстро, как и прочие, разметав вокруг себя облако пыли, однако я так долго не слышала крика, что могла подумать, что он уже мёртв. Великанские корни угадывались в его крупном теле и кудрявых спутанных волосах. Я ойкнула, когда поняла, что так сильно сжимаю проволоку решётки, что уже порезала пальцы. — Двадцать секунд. Чудесно Мысленно я злорадно рассмеялась — Оскару его не переплюнуть. Пусть помучается — ему полезно, раз считает себя самым умным. С другой стороны логика мне подсказывала, что его равнодушие, это не принятие неизбежного поражения, а что-то иное. То был единственный раз, когда Маркус на секунду прекратил улыбаться и стал опасно серьёзным, словно искусственно вызывал в себе те чувства, которые были необходимы ему для сотворения Круциатуса. Я задержала дыхание. Оскар не упал. Дрожь волной прошла по его телу, он напрягся, весь сжался, вперив взгляд в землю. Потом, колени начали медленно сгибаться. Я отсчитывала секунды — раз, два, три — безумно долго до того момента, как он стоял на коленях, держа спину прямо и продолжая глядеть вниз. Ни крика, ни судорог, только покрасневшие от напряжения глаза и несколько чётких и размеренных движений, когда он кулаком ударил по земле, веля Маркусу остановиться. — Двадцать пять, — огласил главарь, запыхавшийся от того, сколько сил у него забрали заклятия. — Безоговорочно, я полагаю. Раздались сдержанные аплодисменты, на которые Оскар только громко и с чувством фыркнул, снова поднимаясь на ноги и отряхивая брюки. Я видела, что тело плохо его слушается, но он скрывал это как мог. — Всем по стакану за мой счёт, — провозгласил он, при этом не скрывая пренебрежительного тона. — И по два тем, кто не струхнул. «Позёр» — хмыкнула я, ощущая укол зависти. Когда ты можешь ТАКОЕ, то совершенно точно имеешь право быть самодовольным засранцем. Я обернулась к Алой, чтобы высказать ей своё негодование, но наткнулась на едва вошедшего Графа. Белые волосы светились в окружении свечей и искривлённое неприязнью к Оскару лицо казалось очень фактурным, как у древней статуи. Даже издалека я прочитала по его губам отчётливое «идиот» и мысленно согласилась. Граф поздоровался с Алой и подсел ко мне, сверкая своим невидящим глазом. — Я всё узнал. Он, как мог, затягивал интригу, глядя как я взволнованно перебираю в голове все возможные варианты. Может, кто-то выпил оборотное, притворился Паркинсоном и обманул Уайлена? Или это вышло не нарочно, и он просто хотел незаметно подобраться ко мне на званом ужине? А может перчатка вообще попала в руки похитителю случайно! Хотелось верить всем сразу: и Уайлену, и Паркинсону, но червь сомнения пищал и рвался наружу, как бы я не старалась удержать его. Я уже догадывалась, что скажет Граф, но упорно не хотела в это верить. — Я обошёл все ломбарды, и ни один из владельцев не сознался. Все отрицают, что когда-либо брали такие часы. — Будь добр, дойди уже до части, которая идёт после «но», — нетерпеливо попросила я. — Но один из стажёров, после пары заклятий, признался, что не только взял их, но и толкнул из-под полы. — Кому? — Племяннику лорда Треверса. Не знаю его имени. Сердце так сжалось, что потянуло за собой все остальные органы — словно всё внутри вдруг оборвалось и сморщилось до размера пылинки. Как если бы в меня тоже попало заклятье боли, я чуть не упала, схватив Графа за плечо и повиснув на нем. — Ты уверен? — Уверен. Вся моя рука, которой Уайлен касался, будто загорелась адским огнем. Огонь бежал по венам, а достигая головы, вызывал в ней яркие образы: вот его разочарованное лицо, когда я убежала разговаривать с отцом, вот — улыбка, с идеально ровными белыми зубами, вот — очертания чудесного города, парящие белые голуби, до которых дотрагиваются пальцы Коралины… — Коралина! — резко разогнулась я. — Он видел Коралину! Где она?! Где Гелла?! — Я не знаю! Они должны быть в борделе в это время. — Граф отпрянул от меня, как от чумной. Очевидно, моё выражение лица в тот момент произвело на него такой эффект. Бросив всё, я вылетела наружу и побежала вниз по улице, перескакивая через лужи и выбоины, вскидывая развевающийся за спиной плащ. переулки и дома мелькали один за одним, я преодолела эту дистанцию в тысячу футов быстрее, чем любой олимпийский чемпион, но с нужным зданием невозможно было ошибиться: на облезлой лиловой стене, прямо над железной дверью с вензелями, краской было написано: «Леди Камелия». Над парадным входом, надпись, конечно, была лучше — там позаботились о крупной привлекательной вывеске, но и располагался он, соответственно, со стороны Лютного, образуя ещё один проход сюда. Я влетела в высокий холл и без раздумий набросилась на приветливую девочку, поставленную принимать клиентов. Перегнувшись через стол, я практически схватила её за белый воротничок платья. Глаза у той округлились, она отступила назад, чем только дала мне повод с ногами забраться на сделанную из крепкого дерева стойку. — Где Коралина?! — Я не знаю! Я позову леди… Я… Она только попросила меня постоять за неё! — пролепетала девочка. — Так зови, не стой столбом! За густыми плотными кудрями и темными тенями нельзя было точно сказать, сколько ей лет, однако она бросила на меня совершенно по-детски испуганный взгляд, и заторопилась вверх по винтовой лестнице, придерживая задирающийся подол платья кроваво-красного цвета из-под которого виднелись края чёрных чулок. Я сползла со стойки обратно на коричневый ковер, потом, оглядевшись, заметила небольшую тарелку с леденцами и машинальным движением ссыпала горсть себе в карман. Очень дурная привычка, однако мне было не до приличий. Сколько прошло времени? Минута? Десять? Час? Где она шляется так долго? Я всего лишь хотела убедиться, что Коралина в порядке, что я не оставила её наедине с человеком, который может навредить ей. И, самое главное, передать, чтобы она держалась от него подальше. Моё внимание привлекли несколько толстых журналов, лежащих за стойкой: убористым почерком золотыми чернилами на них значилось «девочки», «мальчики» и «магические существа». Чуть ниже висело несколько десятков крючков с номерами, на некоторых из которых были ключи от комнат, каждый из которых украшала резная надпись в завитушках, на которой значилось название борделя. По заверениям девочек, заведение называлось так уже больше ста лет, с самого его открытия, однако в какой момент пост управляющей заняла эта женщина никто точно сказать не мог. Действительно ли её звали Камелией? Я слышала и другие варианты, однако подтверждения ни одному так и не нашла. — Что тут за шум? Голос за спиной заставил меня вздрогнуть. Камелия подошла бесшумно и встала вплотную, склонив голову к моему плечу. Говорила она тихо, вкрадчиво, этот звук отдавался вибрацией в основании черепа и по нервным окончаниям доходил до кончиков пальцев. Мне он напомнил Парселтанг, но очень звучный и выразительный, окрашенный не плоскими змеиными эмоциями, а человеческими интонациями. С ним явно было что-то не ладно — люди так не говорят. Я вздрогнула и, повинуясь инстинктам, отошла от неё на пару шагов. С первого взгляда леди можно было спутать с её собственной тенью — старомодное чёрное платье с кринолином не оставляло открытым ни одного кусочка кожи, на лице — вуаль, за которой черты лица расплывались в цветастые пятна. Тонкие запястья и длинные паучьи пальцы, затянутые в бархат — единственное, что давало представление о фигуре стоящей передо мной женщины. Я ощущала силу и властность, которые от неё исходили, но, лишь вспомнив о Коралине, позабыла о собственном минутном испуге. — Где она? — настойчиво повторила я. Если девочка из-за стойки не успела всё рассказать, то леди Камелию стоило похвалить за проницательность. — Занята. Приходи через час или два, Солнце, она будет рада тебя видеть, после того, как закончит с работой. — С работой? Смысл её слов доходил до меня какое-то время, затем я набрала воздуха в грудь, но не смогла определиться с тем, что хочу высказать. Металась между посылами «она же ещё ребёнок» и «вы обещали, что пока не заставите её это делать». Потом осознала, что ни то, ни то, не было хорошим аргументом. Можно ли верить обещаниям человека, который торгует чужими телами? Которому всё равно, человек перед ним, или магическое существо? В бессильной злобе я скрипнула зубами. — Почему? — Девственницы редкий товар, а желание клиента — закон. Не сжимай я в тот момент стойку, наверняка бы её ударила. Просто для того, чтобы этот голос, лезущий мне под кожу, замолчал. Как она говорила об этом так спокойно? И девчонка за стойкой глядела так, словно это я тут ненормальная, а не они. Я оглянулась — сверху, с лестницы, на нас пялились, перешёптываясь друг с другом, ещё пол дюжины девушек разных возрастов и один паренёк, который выглядел совершенно обычно, и, не стой он среди них, я бы ни за что не признала в нём работника борделя. Только Гелла стояла чуть поодаль от них, обеспокоенно следя за дверью, чтобы никто из клиентов не увидел эту сцену. Чтобы успокоиться, я сделала глубокий вдох. — Кто это был? Признаться, уже не имело значения, Треверс это или нет — я бы в любом случае бросилась к ней. Может, смогла бы забрать, пока ещё не поздно, и увести отсюда. Отдала все деньги, нашла, быть может, семью, или привела в приют к Тому, а потом Маркус пусть делает со мной что хочет. Пусть пытает Круцио, пусть придумает что-то ещё хуже — игра стоит свеч. — Мы не раскрываем имена своих клиентов. Без клиентской тайны весь бизнес пошел бы ко дну, Солнышко, ты должна это понимать. Она коснулась моей руки, и тут же, как яркая вспышка, на моих глазах обратилась в Уайлена. Померещилось мне это, или было частью её чар — но я сжала изящное запястье со всей накопившейся во мне злобой. — Знаешь на каком я месте вертела ваши тайны?! Женщина не подала виду, но образ Треверса исчез — её вуаль была в сантиметрах от моего лица, а за ней — пустота чар. — Я последний раз спрашиваю, где Коралина? Не приведи всех вас Мерлин узнать, что случиться, если я пойду искать её сама. Камелия наклонила голову набок и, клянусь, я на секунду увидела промелькнувшую снисходительную улыбку. — Тридцать седьмая комната. Господин в изумрудной мантии настаивал именно на ней, он часто сюда заходит. — Отлично, — я выпустила её руку и предупреждающе подняла палочку. — Не стоит пытаться мне мешать. Гелла, за мной. Тридцать седьмая комната располагалась на третьем этаже, в самом конце широкого коридора, устланного поетым молью ковром. На одной из абсолютно одинаковых дверей висел ржавый номерок с необходимым номером, я навалилась плечом, но она не поддалась. Дерево было хлипким, поцарапанным, кусками его покрывал пожелтевший лак и позолота, но, даже несмотря на это, оно стояло непреодолимым разделом между мной и Коралиной. — Алахомора! — прикрикнула я. Конечно, она не открылась, но я не оставила своих попыток, со всей силы её пнув. — Падла! — Успокойся. Гелла старалась ухватить меня за плечи, но я вывернулась и снова попыталась открыть дверь уже с помощью другого заклинания. Оно тоже не сработало, и я полезла в карман уже за холодным оружием, в надежде, что смогу хотя бы ножом сломать засов. — Отойди, пожалуйста. — Видя, что я не собираюсь сдаваться, Гелла осторожно отодвинула меня, скребущую дверь, как кошка, и, вставив палец в колечко цифры три, приподняла её. Там скрывалось маленькое отверстие, куда она опустила длинный черный ноготь и дверь распахнулась, издав несколько щелчков. Мы застыли на пороге комнаты. Палочка выпала из моей руки, и, под действием сквозняка из распахнутого окна, покатилась по полу, прямо в растекающуюся алую лужу, в которой, словно в Чёрном озере, отражалось всё вокруг, включая наши искажённые ужасом лица. Постельное бельё было безнадёжно испорчено — простыня, часть которой была оторвана, валялась рядом, впитывая ещё горячую кровь. В нос врезался сильный запах металла. Гелла сдавленно всхлипнула, прикрывая рот руками и подавляя крик. У неё получилось плохо и из-за соседней двери показалось недовольное лицо мага лет пятидесяти, велящего заткнуться. Это привело хотя бы одну из нас в чувства — Гелла расплакалась, громко причитая, стала дёргать меня за руку, но, осознав всю бесполезность этого, бросилась прочь, чтобы позвать на помощь. Стены с тёмно-синими обоями, украшенными вензелями, были значительно потёрты. Кое-где бумага отставала, и там виднелся ещё один слой — насыщенно зелёный. Здесь же, в углу, был и небольшой диван, и журнальный столик с навечно замороженным магией цветком. Забавно — иллюзия уюта. Кому это здесь нужно? А на полу — мне долго не хватало сил даже мысленно произнести это — остывающее тело. Я смотрела только в её распахнутые, направленные на меня глаза. Подходя ближе, опускаясь на колени прямо в лужу, я продолжала смотреть только в них. А они осмысленно глядели на меня. С укором. С жалостью. Платье, надетое на Коралине, было перешито из того, что я принесла. Та же чудесная ткань, что и на перчатках — оно было ей так к лицу; к бледной синюшной коже, на которой ещё краснели отпечатки ладоней. Я опустила подол платья — оно было задрано почти до живота — и увидела больше. Она лежала на спине, словно брошенная после игры кукла — накрученные локоны, потерявшие свой блеск, распадались по полу, руки связаны куском простыни за спиной. Сразу виден был глубокий порез на горле, где нож, без сомнения, разрезал не только кожу, но и мышцы. Из-за этого разреза голова была неестественно откинута назад и повёрнута в сторону, прямо к двери. Ниже, вокруг пупка, оказалось ещё несколько ран — безобразных, с рваными краями, будто у убийцы не хватило сил для того, чтобы выдернуть оружие с первого раза. Порезы на Миртл выглядели иначе — мой нож, видимо, был лучше заточен, когда мы с Томом наносили их. Или дело в том, что Уоррен уже была мертва? Я потянулась, чтобы развязать ей руки. Узлы на простыне были сделаны небрежно и тоже пропитались кровью, однако дело было не в луже, а в содранной коже пальцев и двух сорванных ногтях. Она боролась до последнего. Маркусу следовало попробовать научить её дуэлям. Приподнимая руки я обнаружила под ней ещё кое-что — обрывок изумрудной ткани, который чудом избежал утопления в крови, так как был закрыт её телом. Поднявшись с пола вместе с ним, я подошла к окну, где запах металла был не так резок и принюхалась к аромату одеколона. Больше я не сомневалась — он выследил её до сюда, а потом пытал, чтобы узнать обо мне. Само окно выходило в тупик, упираясь в глухую стену соседнего дома, однако под ним располагался пологий черепичный скат балкона. Один небольшой прыжок — и побег без свидетелей обеспечен. Из коридора, раздались торопливые шаги сразу нескольких человек. Двое тяжёлых, по-видимому мужских, шатающаяся походка Гелы, которая, сбросив туфли, шла босиком, и размеренная поступь леди Камелии. Зайдя внутрь, боевики разом вздохнули, затем один из них оттолкнул меня от окна, словно готов был броситься в погоню. — Не догонишь, даже не пытайся, — мой голос даже для меня самой прозвучал куда звучнее волшебного тона леди Камелии. Это был звук трескающегося льда, готового пустить ко дну не один Титаник и всех пассажиров. — Предоставь это мне.***
Сломанная кукушка показалась из настенных часов на пять минут раньше положенного, нарушая устоявшуюся тишину. Я испытующе глядела на Маркуса, а он на меня. — Я сказал нет. Теперь это дело для серьёзных магов, а не для тощих пигалиц. Его смерть станет прецедентом, и я хочу сделать из этого запоминающееся шоу. Твой труп у него на заднем дворе испортит всю картину! — Я не спрашивала разрешения, я предупредила тебя. Улыбка на его лице не дрогнула. — Солнышко, ты видела сегодня, что делают те, кто хочет что-то получить. Обойди Оскара. Убеди меня, что ты готова. Выпустив в воздух колечко дыма, Маркус склонился надо мной. Я наконец шевельнулась (на что он отреагировал удивлённым «о!»), нервно перекидывая затёкшую ногу, а потом снова замерла. — Если так нужно, я готова… — Не неси чушь! — отмахнулся Маркус, в возмущении вскакивая с места и принимаясь ходить по кабинету из стороны в сторону. — Я же знаю, что ты не справишься! Все такие смелые в первый раз! А потом, ты правда думаешь, что сможешь устроить то, что я хочу?! Знаешь, кишки на деревьях, сердце, прибитое к стене — красивая месть. Голова на заборе, может быть. Перерезанным горлом никого не испугаешь! «Всякие» могут после этого подумать, что со мной можно так поступать. Ты думаешь, тогда от нас что-то останется? Будь уверена, об этом уже говорит половина Англии, а к утру новости доберутся и на континент. Какой-то доморощенный извращенец не уйдёт от меня безнаказанным! — Тебе принести его голову? — Знаешь, лучше член. Так, если мне не изменяет память, поступали с насильниками и педофилами. Вот только у тебя на это не хватит сил ни моральных, ни волшебных. В поместье к этому трусу не так просто пробраться. Маркус задумался. Я краем глаза глядела на стены его кабинета: та же карта, но цвета, окружавшего Лондон, словно стало больше. Он черно-красным пятном расползался все дальше, забирая огромную часть юга, тогда как северная часть и Уэльс практически пустовали, окружённые зелёным и фиолетовым цветами. Ещё здесь висела винтовка — очевидно, неработающее маггловское оружие — пара сабель, голова от чучела медведя и ещё Мерлин знает, какой хлам, покрытый слоем жёлтого налёта от табачного дыма. Кажется, я даже видела банку с человеческими пальцами. И ни одной, чтоб её, головы Уайлена Треверса. — Я пройду. Только дай мне шанс сделать это самой, а потом, если ты так во мне сомневаешься, я открою камин для остальных. Мы вынесем его дом подчистую и заработаем на этом. Главарь сощурился. Он был как большой и толстый кот, приметивший вкусную мышь, которая бежала прямо ему в лапы. Он мог потребовать что угодно, зная, что я не скажу ему «нет», потому что не было ничего, чего я могла желать так сильно, как возможности взглянуть Уайлену в глаза и увидеть, что он пожалел о том, что сделал. Маркус это чувствовал, как хищник чующий страх. — Докажешь? — Докажу. — Чудно! Оскар, иди сюда! Оскар вошёл внутрь и вопросительно кивнул Маркусу, не утруждая себя приветствием или вежливым поклоном, как делали это другие. Всем своим видом он показывал, как раздражён тем, что его оторвали от собственных дел. — Хочу, чтоб ты поглядел, как Солнышко будет проходить испытание. Одолжи-ка ей нож и платок. — У меня есть нож. Оскар, не спрашивая разрешения, вытащил оружие из моего кармана. Он взвесил подарок Лу на пальце, потом внимательно оглядел ручку, жилистыми пальцами примеряясь к ней, будто искал подвох, и, наконец, провел по лезвию, оставляя на нем каплю крови. Лицо у него смягчилось на короткий момент, в которые Оскар обтирал лезвие о брюки, возвращая ему зеркальный блеск. — Отличный гольбейн, сделан пару веков назад, — заключил он, почти ласковым тоном. — Никакой магии, но заточка просто волшебная, явно не твоими кривыми руками. Я осторожно забрала нож, отметив про себя, что стоит уточнить, что такое гольбейн и как мне следует его точить. Оскар в это время достал из-за пояса грязный коричневый платок, крохотную склянку, и всучил из мне. — Протри лезвие. — И будь поаккуратнее, — добавил Маркус. — В прошлый раз пол драили трое магов, но всё равно пришлось постелить ковёр. А тот дурак ведь так и не довёл зельевара до заказчика! Ужасная была сделка! Ещё утром я бы испугалась. Но утром, закрывая глаза, я не видела на веках отпечатавшееся изображение тридцать седьмой комнаты, не чувствовала кончиками пальцев ещё тёплое тело, не ощущала острой необходимости кричать и плакать, не имея при этом возможности и сил сделать это. Никогда прежде я не могла злиться так долго, но холод, сковывающий разум, всё не отпускал. Потому я с надеждой ждала приказа Маркуса — может, эта жертва хоть немного искупит мою вину и гнев ненадолго отступит. — Зелье применялось много веков назад для тренировочных боёв на мечах, его можно нанести на лезвие только своей рукой. — Оскар подтолкнул меня, чтобы я налила как можно больше, и несколько крупных капель упали на пол. — После этого у тебя будет только три минуты, за которые тебе нужно будет воткнуть нож себе в ладонь и вытащить обратно. Не успеешь — рана не зарастёт. И сразу тебя предупрежу: нет, жизненно важные органы не восстановятся, поэтому, даже в качестве тренировки, не пытайся пырнуть кого-нибудь в живот. Ясно? — Ясно. Так быстро и неожиданно моё время пошло. Нет, не думайте, что три минуты — это много, ведь оказавшись ножом в руках они за секунду превращаются в ничто. Тело будет всеми силами противиться нанесению себе потенциально смертельного вреда: руки дрожать, ноги подкашиваться, а голова кружиться. Это ведь наверняка и вполовину не так болезненно, как Круцио, но сколько не думай об этом, ни за что себя не переубедишь. Глубокое дыхание и закрытые глаза не помогают, как не старайся. «Ты это заслужила, — подумалось мне. — Но Треверс всё равно будет страдать сильнее, так не тяни» Я положила левую руку на стол, за которым мы только что сидели. Глубокий вдох — я вызвала в себе воспоминания об обращении, в частности, о самом первом — и занесла нож для удара, целясь в самый центр развёрнутой ладони. Тут Маркус перехватил мой запястье. — Бей вот сюда, — почти нежным шёпотом сказал он, указывая на участок руки между большим и указательным пальцами. — Заденешь сухожилия, и руке уже не вернуть прежнюю подвижность. Я повиновалась. Повезло, что кровь полилась только на стол, не забрызгав его чистый костюм, хотя не было похоже, чтоб Маркуса это особо волновало: он замер, заворожённо, без ухмылки, глядя на пригвождённую к столу ладонь, как будто я только что сделала ему невообразимо приятный подарок. Но как приятно было закричать! Из глаз полились слёзы, не столько боли, сколько облегчения, и я с рычанием потянула нож обратно. Болевого шока из-за зелья не было. Я чувствовала, как он проходит сквозь волокна мышц, как рвётся кожа на обратной стороне и лезвие упирается в стол, давая отдачу по всему телу. И хлынувшую кровь, каждую каплю, которая выступила на поверхность, стоило мне выдернуть клинок. Но одна мысль меня успокаивала — нет, обращение точно больнее. Я со стоном опустилась на пол, прижимая к груди испачканную руку, и прикрывая заплаканное лицо коленями. Нож, незаметно для себя, отшвырнула прочь, и он в полёте разбил стеклянный графин на столике у двери. — А ты говорил — не сделает. — С меня причитается, — в извиняющемся жесте поднял руки Оскар. — И, видимо, отряд, который пойдёт с ней к Треверсу, тоже с меня. Когда парням быть готовыми? Я с трудом подняла потяжелевшую голову, чтобы посмотреть в его бессовестное лицо. — Завтра к полудню.***
До ночи я сидела одна в самом центре арены, скрестив ноги и глядя в стену. Никто так и не решился ко мне подойти и прогнать, хотя я явно им мешала: только погасили свечи, оставив помещение в полной темноте. Затем случился неприятный казус, из-за которого всё же пришлось вернуться в комнату Луизы. — Пей. Тебе нужно больше жидкости, — причитала Лу, протягивая мне стакан с водой. — Не откажусь от водки, — мрачно хмыкнула я, делая глоток, после чего в очередном приступе согнулась на унитазом. Волосы мне держать было бесполезно — они испачкались ещё в тот момент, когда меня начало рвать в коридоре, потому Луиза просто сидела рядом, время от времени проводя рукой по моей спине. Если бы меня не полоскало в действительности, то затошнило бы от сочувствия в её взгляде. Я поднесла к глазам руку — только небольшой розовый след на ладони напоминал мне о произошедшем сегодня. Пара дней — и его тоже не останется. — Что это такое? Ты что, скурила целую пачку? Откуда ты вообще её взяла? Луиза требовательным жестом продемонстрировала мне скомканную упаковку, в которую когда-то были завёрнуты сигареты, и которую я небрежно убрала в карман. По-видимому, от тряски она выпала наружу. — Из твоего тайника. Прости. — Вот потому-то тебя и тошнит. — Меня тошнит от самой себя и от него, Лу. Только поэтому. Если бы я могла, содрала бы с руки кожу. Может, следует попросить об этом Маркуса, и он окажет мне такую милость. — Треверс… держал тебя за руку? — Он держал меня за идиотку! — вскрикнула я, комкая полотенце, которым утирала рот, и со всей силы швыряя его в стену. — Оставь меня одну. Лучше успокой Геллу, пока она не решила повеситься с горя. Это прозвучало гораздо более резко, чем я хотела. Луиза поджала губы, но я отвернулась от неё, положив голову на край и показывая, что разговор окончен. Подруга с чувством захлопнула за собой дверь, так, что с покрытого трещинами потолка посыпалась штукатурка (что вообще-то и без того случалось часто), но, без сомнения, пошла к Гелле. Комната вмиг погрузилась в такую тишину, что в ушах отдавался пульс, и я пожалела о том, что сказала. К несчастью, сил встать и пойти за ней во мне так и не нашлось: веки закрылись сами собой. Сперва всё стало странным: тело полегчало, словно вот-вот готово было оторваться от пола и, пролетев сквозь потолок, уплыть куда-то за край атмосферы. Холод кафельного пола тоже пропал, вместе со звуками окружающего мира. В абсолютной темноте перед глазами то и дело вспыхивали огни, становясь всё ярче и ярче с каждой секундой, до тех пор, пока всё не превратилось в белую пелену. Тогда я поняла, что уснула. «Как бы Лу не нашла меня с головой в унитазе» — успела промелькнуть последняя здравая мысль. Передо мной медленно возникало изображение длинного коридора с дверью в конце. На ней номер — тридцать семь. Никаких сомнений, что я увижу за ней, но сопротивляться сну было бесполезно: я не могла ни затормозить, ни развернуться и убежать, ни даже проснуться. Ручка двери сама оказалась передо мной, и не ожидая каких-либо действий, повернулась с другой стороны. Теперь здесь два трупа. Прекрасно. На уровне моего лица висело мёртвое лицо Шарлотты, перекошенное той же пугающей блаженной гримасой, что и тогда, когда я впервые его увидела. За ней — школьный класс, в нём сидела спиной ко мне другая девочка. На огромной чёрной доске перед ней белела надпись, которую невозможно было разобрать, и я попыталась подойти ближе, не коснувшись свисающего в проходе тела. Девочка за партой медленно обернулась (я и так узнала в ней Коралину, но сновидения никогда не отличались милосердием ко мне), и посмотрела в упор. Из разреза на шее волнами, соответствующими ударам сердца, бежала кровь, и я постаралась не обращать внимания на живот, сквозь раны в котором можно было разглядеть стену за ней. Она смотрела… не так. Не так, как когда я видела её днём — вместо пустоты в глазах животный страх, который не касался остального бесстрастного лица. Только тут до меня дошло: она глядела не на меня, а за мою спину. Там уже не было свисающего тела, хотя я начала по нему скучать: вместо Шарлотты за мной стоял Уайлен Треверс, к сожалению, живой. Он подмигнул девочке и запер дверь, убрав связку ключей в карман. Я ожидала, что разозлюсь, но только разочаровалась в себе — страх сковал, заставил вжаться в серую стену, смотреть на них и бессильно дрожать. Треверс был всё ближе к ней, его улыбка всё шире. Я знаю, что она видела. Я была на её месте. А потом звук удара прорезал воздух, и появилась Она. Тоже я, но немного другая. Глаза светятся маниакальным блеском, руки до локтей покрыты кровью до локтей, словно жидкими перчатками, и зубы заострены, как у змеи. Она со скукой поигрывала знакомым ножом в руке, подбрасывая его и снова хватаясь за рукоять. Затем стала примеряться, занося руку для броска, пока Её взгляд не остановился на мне. Искра понимания промелькнула между нами. Заулыбавшись, обнажая клыки, она в последний раз перехватила нож, удерживая его за лезвие, и протянула мне. — Повеселимся? Не колеблясь, я приняла его, но тут же проснулась от нового приступа рвоты.***
Ждать оборотня пришлось у кромки леса. Я надеялась, что он учует меня, но спустя пол часа разочаровалась в этой задумке. Да и кто знает, не спит ли он в восемь утра? Когда вообще спят оборотни? Однако углубляться в лес в одиночку так и не решилась. — Аарон! Аарон, есть разговор! Его родители явно не хотели, чтобы его имя кто-то кричал. Кричать две гласные подряд да так, чтобы тебя услышали — слишком сложно. Несколько попыток спустя, я взяла перерыв, чтобы отдышаться, и прислушаться к лесным шорохам: вдруг он услышал и теперь просто издевается, стоя за деревьями и хихикая надо мной, но разбуженные птицы были явно не на моей стороне, чириканьем заглушая любой шум. — Не думал, что позовёшь меня так рано. Во всех смыслах, — из-за ближайшего куста донёсся голос молодого оборотня. Он шёл ко мне в своей грязной шубе на голое тело, зевая и потягиваясь. — Хотя до меня доходили некоторые слухи о вчерашнем происшествии. Неужели, это наш заказчик расправился с девчонкой? — Он самый. — И ты хочешь, чтоб я его загрыз? — Оставь эту честь мне. — Я нырнула в карман и вынула аккуратно свёрнутый кусок изумрудной ткани. — А вот хорошенько поискать его было бы неплохо. — Я что, похож на собаку? — Заметь, не я это сказала. Аарон нахмурился, принимая из моих рук лоскут мантии, и поднёс его к носу, который, надо сказать, выглядел куда лучше, чем после работы Графа. Со стороны это смотрелось забавно — нос действительно двигался отдельно от всего лица, как у настоящей собаки, что, по-видимому из-за травмы, причиняло ему особую боль. Аарон внимательно, с видом профессионала, втягивал запах, который мне учуять было не по силам. Спиной я ощущала, что за нами наблюдают из леса, но держала подозрения при себе. Конечно, можно было бы обратиться к кому-то другому, кто смог бы помочь мне найти Треверса, но быстрее оборотней с этим не справится ни один маг. Ждать ещё хотя бы день было бы невыносимой пыткой. — Слушай, а если я дам команду «искать», это сработает? — невинно поинтересовалась я. — Заткнись или укушу. Я жестами показала ему, что обещаю молчать. Стоять без плаща, в одной мантии продуваемой всеми ветрами (и та досталась мне от Геллы, которая рыдала, не выходя из своей комнаты) было морозно. В таком наряде даже некуда спрятать руки, так как в скромные, полу декоративные кармашки они не помещались. С трудом я упаковала туда поддельную палочку, необходимую для моей миссии. — Проверим камины в Косой Аллее и оттуда пойдём по его следу, — заключил Аарон. — Он в любом случае должен был воспользоваться одним из них. Так мы и поступили. Запах привёл нас на почту, где хозяин стал размахивать шваброй на оборотня, хотя тот маскировался всеми силами: накинул капюшон, словно его когти никто не заметит. Успокоиться владельца убедила только направленная на него палочка и пара серебряных монет. За эти деньги ему пришлось раскрыть перед нами блокнот со списком вчерашних посетителей и мест, куда они направились. Добираться предстояло за много сотен километров, туда где на карте Маркуса расплывалось зелёное пятно. Я была полна решимости следовать за Уайленом столько, сколько будет необходимо, даже, если за это меня ждёт Азкабан, я войду в суд с гордо поднятой головой и плюну в судью. Вышли мы на торговой улице под проливным дождём, из-за которого не было видно даже соседнего дома, не говоря уже о размывшихся из-за воды запахов. Пока я доставала настоящую палочку и колдовала нам зонт, Аарон прижимался к стене и прерывисто дышал, держась за голову. — Прости, вчера было полнолуние, я ещё прихожу в себя. Дай мне пару минут, и я его найду. — Понимаю, — хмыкнула я. Мы обменялись странными взглядами. Мы добрых двадцать минут петляли вперёд-назад по прямой, останавливались у магазинчиков и разворачивались. Теперь стало понятно, почему он искал меня так долго. К тому же, трансгрессировать мы не могли — я не умела, а у Аарона отец в наказание за провал отнял палочку. Среди стаи они были единственными, кто обучался волшебству, потому что его отец был когда-то профессором (к моему удивлению, преподавал он не в Хогвартсе), но теперь, за «самонадеянность и безрассудство», он отобрал палочку сына на долгий-долгий срок: «пока-я-не-передумаю». И всё это я узнала за то время, пока выливала из обуви воду из лужи, после того как нас обрызгала проезжающая мимо повозка, сверху донизу набитая мётлами. Наконец, Аарон замер, отставив одну ногу и телом подавшись вперёд, как приличная ищейка. Потом опомнился, отряхнулся и виновато посмотрел на меня. — Треверс часто тут бывает, не могу сосредоточиться, — пожаловался он. — Самый сильный запах идёт к тому книжному магазину, но он мог оставить его и вчера. Всё спуталось. — Значит, там его знают и подскажут куда идти. В любом случае — спасибо, дальше я справлюсь сама. — Точно не нужна помощь? Если он такое сделал с той девчонкой… — Не переживай, — улыбнулась я. — Мы с ним повеселимся.