***
Очнулась я в самом странном замке злодея, который могла себе представить. В голове уже устоялся образ мрачной сырой темницы с ржавыми решётками и, непременно, обгладывающими кости прежних узников толстыми крысами. Снаружи обязательно была бы туча с бьющими оттуда молниями, даже когда вокруг жаркое лето, и откидывающийся мост с безвкусными готическими завитушками. Хотя без завитушек действительно не обошлось. Они щедро украшали мебель в доме, в том числе массивное золотое зеркало над потушенным камином и раму пустующего портрета. Не тюрьма — типичный летний дом, двери между комнатами в котором заменяли полупрозрачные занавески с рюшами, а вместо приличной мебели стояли обитые бархатом пуфики и журнальные столики, ломящиеся от сувениров и безделушек. Я бы солгала, если бы сказала, что интерьер был ужасным — вовсе нет, здесь ощущалась рука человека, имеющего некоторый вкус, однако он явно перестарался. Если долго смотреть на такое количество разнообразных мелких рисунков, то они очень скоро, почти как бездна, начнут глядеть в ответ, а там недалеко и до отъезда в Мунго. Несколько раз дернувшись, я удостоверилась, что сижу на мягком зелёном кресле с индийским орнаментом крепко связанная. Верёвки на запястьях, локтях, коленях и лодыжках едва давали мне пошевелиться, так, чтобы я не напоминала при этом неуклюжего червя. Фальшивой палочки не было — ничто не утыкалось мне в бок, но, судя по давлению бинтов, которыми я приматывала нож к бедру, он не потрудился тщательно меня обыскать и найти остальное оружие. Вот только призвать его я не могла — Треверс наложил заклятье молчания. Этого стоило ожидать. Я оглянулась на массивные часы с маятником в другом углу комнаты и обнаружила, что до полудня остался всего час. Пришла пора переходить к решительным действиям. Хорошенько раскачавшись, я подняла связанные вместе ноги так высоко, как позволяли путы, и спихнула с низенького стола хрустальную вазу со свежесрезанными цветами, которая немедленно (и очень громко!) разбилась. Я не придумала другого способа привлечь к себе внимание хозяина дома, чтобы вынудить его прийти и снять чары. — Ты уже проснулась! Не ожидал, что это произойдёт так быстро, — он вбежал в комнату, одетый только в рубашку, с расстёгнутыми верхними пуговицами, и брюки и фартук, вытирая руки кухонным полотенцем. Я промычала в ответ что-то очень возмущённое и притворилась, что пытаюсь выбраться. Это было совершенно бесполезно, но повеселило Треверса. Он прошёл, поправил занавеску на панорамном окне (на что я глядела в отражение зеркала), чтобы не было так жарко, и уселся на самом краешке дивана напротив, сопровождаемый моим презрительным взглядом. — Налить кофе? Уж извини за негостеприимство, но развязывать я тебя не стану. Девочка рассказала мне достаточно, чтобы я постарался себя обезопасить. Вот ведь как бывает! По тебе и не скажешь, что ты на такое способна. Я сделала удивлённое лицо и замерла, мысленно гадая, когда же ему уже надоест перебирать пальцами край моей мантии и так пристально смотреть в лицо. — О, верно. Я, признаться, был весьма разочарован, что ты не догадалась о моей роли в её смерти. Так не должно было случиться, я немного заигрался. После прошлого раза стоило научиться держать себя в руках, хотя теперь это уже не имеет значения. Ваша банда скоро вычислит меня и пошлёт убийц, и до того, как это случиться, нам с тобой нужно скрыться. Набрав в лёгкие побольше воздуха, я принялась делать вид, что кричу на него, всё больше наполняясь негодованием. Очень скоро ему надоело смотреть на мой беззвучно открывающийся рот, и Уайлен придвинулся поближе. Слишком близко, почти касаясь своим носом кончика моего. — Хочешь мне что-то сказать? Я стала бешено кивать. — Хорошо. Я понимаю, тебе нужно выговориться. Лучше сделать это сейчас, чем когда сюда прибудут остальные. Они несколько… агрессивны, когда дело касается пленников, — хмыкнул он. — Финита. — Знаешь что? Ты… ты… Акцио палочка! Деревяшка вырвалась из-под резинки и в считанные секунды вернулась ко мне в руку. С помощью Секо я разрезала путы, держащие запястья и локти, и направила оружие на Уайлена. — Петрификус Тоталус! Он успел откатиться и заклятье ударилось об пол. Пока Треверс тянулся за своей палочкой, я расправилась со всеми верёвками, кроме тех, что связывали лодыжки и нырнула под журнальный столик. Вспышка, посланная Уайлен, прожгла дыру в спинке кресла, где только что была моя голова. Он отступил, глядя круглыми глазами на дымящуюся ткань, а мне этого времени хватило, чтобы окончательно освободиться и оказаться на ногах. — Посмотрим, что ты скажешь теперь! Я бросилась на него, и разница в опыте сразу стала ощутима: все мои заклятия бились о щит и не причиняли никакого вреда, потому я захотела подобраться поближе, чтобы атаковать силой. Я бежала за Треверсом — он от меня. Мы сделали полдюжины кругов по комнате, словно дети, играющие в салочки, пока одно из его заклинаний не срикошетило в то самое зеркало на стене. Раздался взрыв. Моё лицо обожгло неожиданной вспышкой боли, и по шее потекла струйка крови, которую я принялась утирать рукавом. Треверс, в отличие от меня, успел пригнуться, закрывая голову руками, и шмыгнуть в проход. От злости я ударила ботинком по лежащим на ковре осколкам, измельчая их в стеклянную крошку. Хоть бы он посадил занозу! Наполовину оторвав разделяющую комнаты занавеску, я оказалась в просторной прихожей, где по углам стояли обнажённые античные статуи на золотых постаментах, висели картины и блестел вычищенный паркет пола. Два колоссальных размеров шкафа стояли вдоль стен, наполненные диковинными расписными тарелками, кружками, хрустальными бокалами, фужерами и ещё Мерлин знает чем. Всё вместе выглядело как небольшой домашний музей, по которому можно водить экскурсии для чрезвычайно любопытных гостей. Здесь же находились ещё два прохода и запертая дверь, из окошка в которой виднелся лес. Рассудив логически, что хлопок от неё нельзя было бы не услышать, я наугад выбрала ближайшую из занавесок. Передо мной открылся длинный и узкий коридор, оканчивающийся, судя по всему, кухней. Оттуда доносился свист чайника и запах чего-то такого вкусного, что у меня даже заурчал живот. Только я задумалась о сытном обеде, который можно будет устроить себе сразу после того, как я разберусь с Треверсом, позади послышалось подозрительное шуршание. Я обернулась как раз вовремя, чтобы заметить мелькнувший в проходе силуэт, прежде чем внутрь повалился первый гигантский шкаф. Он не пролез целиком, но основательно завалил проход, и я едва не оказалась погребена под грудой полочек и черепков от посуды. Я могла бы перелезть сверху, но второй шкаф, повинуясь движению палочки Уайлена, сдвинулся со своего места и накрыл обломки первого на первый, окончательно отделив коридор от остального дома. Заметавшись в поисках выхода, я попробовала вручную разобрать завал, вытащив одну из полок, но зацепилась за осколок посуды, и тот заставил кожу на пальцах вздуться и покрыться волдырями, как при сильном ожоге, из-за наложенных чар против воров. Это означало, что магией я тоже не управлюсь. «А ещё ты порежешься, — наставительно сказала внутренняя Вальбурга, — Посмотри, сколько здесь осколков!» Бить саму себя по лбу было бы очень глупо, но захотелось страшно. Как ещё спорить с внутренним голосом? За эту минуту, что я бессмысленно бегаю и рассуждаю, он мог бы трижды вызвать кого-то себе на помощь. Или, того хуже, сбежать. Мне было нужно добраться или до Уайлена, или до камина и сделать это как можно скорее. В первую очередь я решила обыскать кухню. Вдруг именно здесь он хранит таран для дворцовых ворот или, в крайнем случае, перчатки и взрывчатку. Кто знает, какие у него ещё извращения в голове? Но нашлась только сковорода изумительно пахнущей приправами картошки и целый противень запечённого мяса. Уж кормить меня тут собирались отменно! Стоило дождаться обеда, перед тем, как пытаться его убить. На столе тоже всё было готово для плотной трапезы: две тарелки, приборы, салфетки. Всё, конечно, украшено орнаментом из завитков, включая кружевную скатерть и мягкие стулья. Принюхавшись, я ощутила едкий запах гари и краски. В поисках источника я бросилась к плите и обнаружила там чайник, который так долго простоял на плите раскалился до предела, и дно понемногу начало плавиться вместе с покрытием. Я сорвала его за ручку и бросила в раковину. Я же не хочу устроить пожар! А почему я, собственно, не хочу, когда очень даже хочу? Более того, у меня даже есть куча хвороста прямо в коридоре! Уцепившись за эту мысль я радостно потёрла руки и спряталась за кухонной дверью. Когда заклятье сработает, сюда тоже могут долететь горящие щепки, и, если Треверс не позаботился о защите дома от огня, поджечь всё вокруг. Но мне до этого никакого дела — камин на то и камин, чтобы гореть, а что имущество Уайлена останется в полном порядке для продажи я Маркусу не обещала. Встав как можно ближе к укрытию, я занесла палочку: — Бомбарда максима! В коридоре сразу стало светлее. Центр «плотины» был напрочь выжжен. Обломки, как огромные спички, медленно обугливались, чернея и распадаясь в золу, но мне всё ещё было не пройти. — Бомбарда максима! Куски дерева теперь были разбросаны вдоль всего коридора. Один из таких обломков вылетел в гостиную и снёс голову стоящей напротив статуе мускулистого греческого бога, из одежды на котором были только сандалии. Проход же теперь был чист, и я радостно, но осторожно, чтобы не подпалить одежду, выбежала в прихожую, закрывая рот и нос от едкого чёрного дыма. Конечно, Треверс не ждал меня, раскрыв объятия и рассыпаясь в извинениях. Его не было видно ни в одном, ни в другом проёме с занавеской. Мне следовало бы немедленно пойти и открыть камин для Оскара, однако я не торопилась этого делать. Отчасти потому, что это уязвляло мою гордость, а отчасти потому, что хотела потолковать с Уайленом без свидетелей. Я решилась проверить последнюю комнату, где должна была бы находиться спальня. Вход в неё отделяла плотная ткань насыщенно синего цвета с россыпью звёзд на ней. Ноги у меня немного дрожали. Тело всеми силами сопротивлялось идее идти куда-то, где меня может ждать очередная кровавая картина. Снова Треверс, снова спальня. Как оказалось, боялась я не зря. Зайдя внутрь, я охнула и попятилась, но не смогла оторвать взгляда от потолка. Любовь к перебарщиванию просто обязана иметь своё название, потому что там я увидела самый огромный знак даров смерти из всех, которые можно себе вообразить. Даже кровать с разглаженным бирюзовым покрывалом на его фоне была крохотной, а там, при желании, можно было бы уложить лошадь! Я попятилась, желая убраться оттуда поскорее. Оказалось поздно. Я успела лишь выставить вперёд руки, но пальцы с идеальными ухоженными ногтями и парой увесистых перстней уже обхватили мою шею. Уайлен легко перекрыл мне кислород, как опытный душитель, однако, лицо его выражало такую растерянность, что впору было посочувствовать. Первые тридцать секунд я пыталась выцарапать ему всё, до чего могла дотянуться. Мои ногти оставили на его лице и руках несколько неглубоких царапин, но не более того. Попытки брыкаться ногами он пресёк одним резким ударом коленом в живот, от которого я пошатнулась и скорчилась. Теперь весь вес моего тела приходился на его вытянутые руки, сжимающие горло. А ведь я далеко не пушинка! Он стал медленно опускать меня, барахтающуюся, как перевёрнутый жук, на пол, ногой пресекая все попытки его лягнуть. Ощутив жизненную необходимость в кислороде, я, что было сил, вцепилась в его пальцы. Палочка была отброшена слишком далеко, а паника не давала мне возможности сосредоточиться на заклятии, чтобы вернуть её. Всё происходило слишком быстро, и с каждой секундой сдавливающая боль в горле и груди становилась всё невыносимее. Конечности стали слабеть и неметь. Сопротивляться становилось всё сложнее. Голова кружилась словно на самой быстрой карусели, но в один момент всё изменилось — мир вокруг магическим образом замедлился, и я глядела на происходящее будто это происходило не наяву, а во сне и даже не со мной. К горлу словно подступал огонь. Подумать только — я дракон, а надо мной звёздное небо, усеянное звёздами. Интересно, магическим тварям тоже так плохо? Устраивают ли они пожары, если хотят подуть на рану? Вот только сила у меня, отчего-то, была совсем не драконьей. Я с трудом осознавала, что стучащие Треверса по плечам руки принадлежат мне: они наносили ему столько же вреда, сколько мысленные ругательства. Переведя глаза со звёзд на белый потолок, я рассматривала узор, пока он, словно в калейдоскопе, превращался в чёрный вихрь, очертания которого мне показались смутно знакомыми. «Череп? Змея? — зазвучал голос, отдельный от моего гаснущего сознания — Ой, а я видела это у себя на плече. Кто же нарисовал мне его? Том, Редж… Реджис и Антонин? Хи-хи, они бы сказали, что у меня галлюцинации от нехватки ки-кислорода». Я спохватилась: неужели я смирилась? Так просто сдалась и теперь любуюсь весёлыми картинками? Ещё только одну попытку. Мир вокруг стал темнеть от краёв к центру, и я уставилась на первое, что попалось мне на глаза — звёздное небо. То есть занавеску. Я подняла потерявшие всякую чувствительность руки и из последних сил дёрнула её на себя. Хлипкий карниз не выдержал и ткань накрыла нас с Уайленом с головой. Его хватка на секунду ослабла, но я только сильнее вцепилась в полотно, таща его концы в противоположные стороны и тем самым оборачивая вокруг его головы. Треверс приподнял меня вверх за шею и резко опустил на пол, чтобы я потеряла сознание от удара, но никакая сила не заставила бы меня отпустить занавеску. Даже если бы она пылала адским пламенем, я держалась за неё, как за спасительную соломинку. Много времени не потребовалось — Уайлен был вынужден попытаться сорвать с себя удушающую ткань, пока не последовал за мной на тот свет. Сопровождаемый ещё большей горящей болью, воздух вновь наполнил мои лёгкие, расправляя их до прежнего объёма. Голова закружилась с новой силой, и, кажется, на секунду я всё-таки отключилась. Потом грудь сдавил кашель, я перевернулась и скрючилась на полу, хрипя и отплёвываясь от привкуса металла. Если бы всю прошлую ночь я не провела над унитазом, то наверняка бы меня снова стошнило. Извиваясь и часто дыша, я смогла освободиться от сидящего на мне Треверса и отползти к кровати, оперевшись на неё спиной. Он к тому моменту почти избавился от моей импровизированной ловушки, но сил бороться вновь у меня не было — тело с трудом слушалось, а обматывать вокруг Уайлена больше было нечего. Попытайся я на него броситься, тут же бы снова оказалась прижата к полу. Я огляделась в поисках чего-то, чем смогу себя защитить. Палочка лежала недалеко, нужно было только ещё немного проползти. Необходимость думать о ней, а не о внезапно отросших (и созданных моим ещё не пришедшим в себя разумом) драконьих крыльях, потребовала ни с чем не сравнимых усилий. Я потянулась. Изогнулась всем корпусом, подаваясь вперёд. Сейчас или никогда — я должна отомстить ему за Коралину, за других его жертв, за ложь мне и за рану Сесила. Если бы холод внутри хоть немного ослаб, то я непременно бы свалилась на землю и взвыла от боли и усталости, но нельзя было оставлять Треверса безнаказанным. До палочки оставалась пара дюймов, когда Уайлен окончательно сбросил с себя полотно, оно зазвенело по полу куском оторванного карниза, и бросился на меня. Он свалился сверху, придавливая сперва ноги, а затем и остальное тело и стараясь вновь дотянуться до моего горла. Его и без того выпученные глаза на побагровевшем лице расширились ещё больше, стоило мне уткнуть магический предмет ему под рёбра и просипеть загробным голосом: — Сту-у-упе-е-фай! Он свалился на меня всем весом, неподвижный, как статуи в прихожей, и я не особо торопилась его снимать. Со стороны это наверняка выглядело двусмысленно, да и кому расскажи, подумают не то. Уайлен лежал на мне в своей спальне — Долохов меня засмеёт и до конца дней не забудет. Представив это, я засмеялась, но тут же скривилась от неприятных ощущений. Отлежавшись, пока перед глазами не перестали плясать цветные круги и летать драконы, а горло не запершило ещё больше, я заставила себя подняться и подготовить Треверса к допросу. Так странно было поменяться с ним местами: отлевитировать, привязать к тому же стулу, в той же комнате (сперва я поглядывала в сторону кухни, но в коридоре до сих пор тлели деревяшки, и не хотелось тормошить их больше необходимого), тщательно обыскать, пренебрегая собственным отвращением, и сломать пополам волшебную палочку, чтобы уже наверняка ничего не могло нам помешать. Мой фальшивый реквизит он, как оказалось, таскал в своём кармане, так что и его пришлось изъять. Решив прежде всего воспользоваться уборной, в темноте я натолкнулась на собственное отражение и чуть не попала в неловкую ситуацию, когда никакая уборная мне бы уже не понадобилась. Не считая налившихся багровым цветом следов рук на шее и раскрашивающих их царапин, от края губы через весь подбородок шёл глубокий порез с рваными краями, покрытый не только запёкшейся, но и свежей кровью, которая так и не перестала по капельке сочиться из носа. Глаза были почти такие же красные, но блестели каким-то чуждым мне маниакальным блеском. Я широко улыбнулась сама себе, пока вытаскивала нож из-под повязок, и подумала, что не хотела бы встретить кого-то подобного не только ночью в переулке, но и при свете дня. Безвольно повисший на верёвках Уайлен был ровно в том же положении, в каком я его оставила. Медлить более было нельзя, но, всё же не сдержавшись, я сначала дала ему наотмашь по лицу, и только потом сказала: — Финита. Услышав это, Треверс несколько раз дёрнулся, проверяя прочность верёвок, а затем поднял ко мне лицо, освещённое радостной улыбкой. Впрочем, уже не такой белоснежной из-за запятнавшей зубы крови. — Признаться, я впечатлён. Не желай ты моей смерти, уже бы преклонил колено, но боюсь, что откажешь, даже не дослушав. — Хочешь позлить меня? — я встала над ним, сложив за спиной руки. — Чаю не предлагаю, уж прости… — Конечно, ты спалила пол кухни! — …но могу тебя им облить, если ты не станешь отвечать на вопросы. Кипяток ещё никому не шёл на пользу. Он лукаво мне улыбнулся и откинулся назад настолько расслаблено, насколько позволяли верёвки. Закинул бы ногу на ногу, но не имел такой возможности и театрального эффекта не вышло. — Ты хотел похитить меня, чтобы шантажировать отца, верно? Сначала Уайлен удивлённо приподнял брови, словно не сразу понял, как я могу задавать такой странный вопрос. Будто бы я уточнила у него какого цвета небо, или какой сейчас год. Затем залился таким искренним и заразительным смехом, что я вновь не удержалась, и ещё раз дала ему по раскрасневшейся щеке. Сразу вспомнился Граф, избивающий Аарона, но эту мысль пришлось отогнать. — От-ве-чай. Или будем говорить по-плохому. Он только неопределённо хмыкнул. Приняв это за окончательное решение, я осторожно подошла ближе, взяла пальцами его подбородок и заставила взглянуть мне в глаза. Сперва ничего не произошло, а затем яркая белая вспышка вдруг ослепила меня на несколько мгновений. Я отпрыгнула от Треверса, держась за голову, в которую что-то словно вцепилось клешнями и пыталось вытащить мозг наружу. Надо сказать, что это чем-то напоминало выдавливание из меня яда, только расположение немного отличалось. — Артефакту следовало убить лигилимента. В прошлый раз так и вышло. Неужели, просрочился? Так даже лучше. Придётся тебе говорить со мной напрямую. Думаю, тебе понравятся пытки, у тебя есть для этого потенциал. — Где он? — рявкнула я, когда всё вернулось в норму, не считая усилившейся головной боли. — У тебя ничего не было, я всё проверила, так что не смей мне врать. — Там, откуда его не достать, не убив меня. — Сукин сын! — я пнула его в колено со всей присущей злобой. Уголки его губ поползли вниз, и Треверс зашипел от боли. — Зачем ты пытался меня похитить? — Ну, это разве секрет! Могла бы и раньше спросить! Вообще-то, строго говоря, не тебя. Я планировал похитить твою сестру, кажется, Вальбургу, верно? Мне обещали, что с ней не возникнет проблем, так как она, как бы это помягче сказать, слегка наивна. Как видишь, всё пошло по другому сценарию. — И зачем она вам? Я нервно прохаживалась по комнате туда-сюда, стараясь не смотреть на Уайлена, пока он сверлил меня глазами. — Ах, знала бы ты, как много может дать родственная кровь! Полный контроль над разумом, телом и даже больше. Повелителю был необходим человек с определённой степенью влияния, чтобы убедить разумных магов перейти на нашу сторону прежде, чем мы перейдём в последнюю фазу. Никто не подошёл лучше: у старика Паркинсона нет близкой родни, Блэки и Малфои охраняют своих детей лучше, чем Министерство самые глубокие секреты, а Прюэтты и Лестрейнджы отказались от своего влияния в пользу «убеждений». Я перебрал всех чистокровных магов с детьми, и вы показались самой лёгкой добычей. Похоже, я ошибался. Твой отец знает, чем ты занимаешься? Уверен, что нет, раз девчонка назвала тебя другим именем. — Повелитель — это Грин-де-Вальд, да? — Верно. Ты ведь слышала о наших идеях? Если ты пойдёшь к нему со мной, я обещаю, что твои таланты не останутся без внимания. — Пойти с тобой? Чтобы он убил меня и забрал мою кровь?! — Всего несколько капель раз в неделю. Тем более, что рядом со мной тебе не будет ничего угрожать — Повелитель ценит семьи своих сторонников. А потом, когда всё закончиться, он даст мне такую власть, о которой я попрошу. Мы сможем вместе управлять целой страной под его началом! Что скажешь о Румынии? Или, быть может, Албании? Я всегда любил такой климат! Я вытаращила на него глаза, полные замешательства и злости одновременно. Во-первых, такое оригинальное предложение руки и сердца Аве Флинт наверняка и не снилось, хотя я слышала, как на уроке этикета они подробно разбирали все правила из учебника с Ирмой. Во-вторых, я не могла сформулировать свою мысль так, чтоб избежать в ней нецензурных выражений. Сесил бы гордился мною! За несколько дней знакомства так обширно пополнить мой словарный запас не смог бы никто. — Охренеть, — лаконично выдала я. — Да ты и правда припизд…идиот. Кто вообще может верить человеку, как Грин-де-Вальд? Ты видел, что он делает? Сколько магов погибло просто так? Всеобщее благо — сказка для наивных дурачков, которые верят, что убивая всех по его указке можно построить что-то хорошее. — А чем это отличается от твоей работы? Только Маркус не сможет дать того, что ты заслуживаешь. Поверь, я прекрасно понимаю тот экстаз, который ты сейчас испытываешь. Я сам через это проходил. Когда человек полностью находиться в твоей власти, и ты можешь издеваться над ним так, как тебе вздумается: смотреть, как из него медленно, капля за каплей, вытекает жизнь — такие люди, как мы, любят жестокость. Скажи, многих ты уже убила? Я замерла, боясь выдать свой испуг и, вместе с тем, не понимая, что так меня напугало. Может то, что он был прав? Немного, совсем чуть-чуть, в самой глубине души я знала, что это так, но всё остальное разом воспротивилось этой мысли. — Ты не понимаешь, о чём говоришь. Это ты издевался над Коралиной. Это ты! Ты — монстр! Как мне пришла в голову эта мысль? Будь у меня машина времени, я бы обязательно предприняла попытку порыться в своей голове в тот момент, но скорее всего обнаружила бы только свистящий там ветер. Я подняла палочку машинально, затем упёрла её в грудь Уайлену и процедила заклятье сквозь зубы. — Авада Кедавра! Ничего не произошло. Этого следовало ожидать, но меня затопило такое горькое разочарование, что я стала медленно опускаться на пол. Треверс не упустил из виду нарастающую в моём голосе жалость к себе. — А-авда к-кедавара! А-авада к-кедавра… Неужели я такая никчёмная колдунья? Закрыв лицо руками, я старалась не смотреть в лицо Уайлену, но спиной чувствовала полный сочувствия взгляд. Чего я могла хотеть больше его смерти? Том сказал, что нужно просто пожелать и сделал это так легко, словно ему это вообще ничего не стоило. Не может же быть дело во мне! — Как же я иногда завидую Реддлу, — простонала я, забыв, что не одна нахожусь в комнате. — Реддлу… Реддлу? Я не слышал о такой семье, — пробормотал Треверс. — А, я понял. Девчонка говорила, что ты водишься с грязнокровками. Они не стоят твоих переживаний, Нагини. Скоро всё встанет на свои места и чистокровные маги займут достойное место в этом мире, а такие, как они, не должны тебя волновать. Он говорил это успокаивающе, ласково, ожидая, что вот-вот я успокоюсь, обернусь к нему и соглашусь, купившись на обещания. Я действительно перестала дрожать и расправила плечи, выпрямившись, словно проглотила палку, и стерла с лица все эмоции разом. На миг могло показаться, что Уайлену удалось убедить меня, но, к его разочарованию, эти слова стали той последней каплей, переполнившей чашу моего к нему милосердия. Ярость хлынула ледяным потоком, уничтожая последние плотины морали на своём пути. Резко развернувшись, я схватилась за нож и пригвоздила им его ладонь наугад, без страха задеть сухожилия. Едва ли они ему понадобятся. С интересом исследователя я наблюдала, как удивление преобразилось в гримасу боли, а сдавленных вздох — в крик. Я вырвала лезвие одним резким движением и склонилась над его ухом так близко, как могла. — Теперь ты знаешь, что я сделала, чтоб оказаться здесь. Запомни это на последние пять минут своей ничтожной жизни, как и то, что я тебе сейчас скажу. Сделав пару шагов назад, я встала так, чтобы видеть и его глаза, и капающую на пол кровь. — Сказать обо мне можешь что угодно, но ты не посмеешь говорить так. Ни о Томе. Ни о Коралине. Не посмеешь называть мою сестру лёгкой добычей, не посмеешь даже упоминать Реджиса или Антонина. Не посмеешь вспоминать о Маркусе, Лу, Графе, Гелле, Алой… Потому что если я действительно такая, как ты описал, то за каждое своё слово и дело ты поплатишься кровью. Может, нам действительно предстоит вариться в одном адском котле, но, поверь, даже на том свете ты побоишься снова открыть рот. Нож блеснул вновь, пронзая вторую руку. Уайлен опять кричал, извивался и скулил. Терпеть боль, очевидно, он любил не так сильно, как доставлять. Меня эта мысль заставила улыбнуться. В голову пришла очередная глупая идея, однако в этот раз я в себе не сомневалась. Но самое главное, я не сомневалась в том, чего хотела — видеть его страдания, а не смерть. Отложив на время холодное оружие, я вновь занесла палочку. — Круцио! И кому из нас хуже? Он изогнулся в судороге, выворачивая себе конечности с характерным хрустом, а ведь я не продержалась и трёх секунд. Нет, это были приятные мгновения, вершина всего, что я могла бы сделать, но магия вытекала из меня, как если бы её затягивало в чёрную дыру. Я была ещё слишком слаба для того, чтобы продержаться дольше, и потратила на заклинание всё, что имела, позволяя волшебству вытекать из меня до самой последней капли. Это ощущение, словно ты лишился чего-то очень важного, как будто часть тела, которая всегда была у тебя на виду, вдруг исчезла, и стоит попытаться наколдовать Люмус и — оп! — ничего, ты совершенно бесполезен, пуст. И так хочется заполнить этот образовавшийся вакуум, что готов съесть слона. Ох, и понимаю же я того, кто придумал создание крестражей — так и не заметишь, как вцепишься зубами в жертву. Но бессмертной становиться я пока не собиралась. В первую очередь, нужно было закончить дело, ведь Треверс, несмотря на его заслуживающий жалости вид: окровавленные руки, рвоту, залившую рубашку, бессильно опущенную голову — всё ещё был жив. Хватит с него, пришла пора заканчивать это дело! Пальцами я отодвинула край его рубашки, ощупывая тяжело вздымающуюся грудь, чтобы найти удачное место для удара, где лезвие не упёрлось бы в рёбра. Ощутив, наконец, характерную впадину я ногтем прочертила на коже красную линию. Для большего удобства голову Треверса пришлось запрокинуть назад. Он несколько раз вздрогнул, пытаясь сопротивляться, но нож, красноречиво прижатый к горлу, заставил его замереть, словно он надеялся, что из-за подобной покладистости я передумаю. Очередным резким ударом оружие вошло в плоть по самую рукоять. Я отступила, глядя как на губах Уайлена запузырилась кровь и его горло несколько раз судорожно сжалось в неразборчивом хрипе. Это зрелище не вызывало во мне ни отвращения, ни страха, ни радости — после того, как испустил последний вздох, Треверс перестал представлять всяческий интерес. Это был пройденный этап, хорошо выполненная работа. Я вынула нож из мёртвого тела и обтёрла о его брюки. Не хотелось бы ещё больше пачкать свою одежду. Из угла раздалось мерное «Ку-ку». Ровно двенадцать раз. Никогда в своей жизни я не была так пунктуальна. Борясь с нарастающим головокружением, я шагнула к камину. Заученные накануне действия выполняла автоматически: повернуть ручку сбоку, открыть заслонку, кинуть внутрь пороха. Дрожащими руками я не справилась с крышкой банки и швырнула её на пол, уже с него соскребая горсть порошка. Когда изнутри потянулась прозрачная струйка зелёного дыма, я поняла, что проход был открыт. Довольная своей работой, я сползла на пол, старательно избегая набитого стеклянными занозами ковра, и на пару мгновений прикрыла глаза.***
Когда меня грубо потрясли за плечо суставчатыми пальцами, я обнаружила себя отходящей от беспокойного сна, облокотившись на диван. Как будто граблями будили, честное слово! Оглядевшись, я подметила серьёзные перемены в обстановке: полки, которые были заставлены сувенирами вычищены подчистую, всё ценное исчезло вместе с позолоченными светильниками и карнизами штор. Казалось, будь в обоях хоть малейшая ценность, их бы тоже беззастенчиво содрали со стен и выставили на продажу. К моему счастью, и от тела Уайлена тоже ничего не осталось, даже разводов на полу. Уж не собирались ли они и его продать? — Вы уже закончили? Что с телом? — сонно спросила я, потирая ноющие синяки на шее. Голос всё ещё меня подводил, и я не знала, останеться ли эта хрипотца теперь навсегда. — Если хочешь увидеть голову, то выгляни в окно. Она здорово села на забор, а всё остальное пришлось немного украсить… — Стоп-стоп-стоп, — я протестующе замахала руками и, на всякий случай, отвернулась от окна, хотя с того места, где я сидела, ничего не было видно. — Я передумала, это был глупый вопрос. — Как хочешь. Впрочем, как погляжу, ты и без нас недурно управилась. Пожар твоих рук дело? — Самооборона. — Ребята недовольны, столько добра пропало зря. Хотя эти каменные истуканы по частям выносить даже легче. К слову об этом… Оскар покопался в одном из карманов и бросил мне звенящий мешочек. Без всякого стеснения я взвесила его в руке, развязала и заглянула внутрь. — О-ого. Я не знала… Это мне? — Нет, мне. Даже без пересчёта я могла сказать, что денег там много. Очень много. Я нуждалась в них, как никогда — сёстры вернуться, и я не позволю им снова жить в нашем доме. Нужно не только одеть, накормить и подготовить их к учёбе, но и найти нам квартиру. А в этом году ещё и Зимний бал! Всего, что Маркус платил мне до этого будет мало, чтобы покрыть и трети этих расходов, но эти галеоны не показались мне приятной неожиданностью. Скорее наоборот: у меня возникло чувство, что они обесценили всё произошедшее. Не ради денег я пришла сюда, а для того, чтобы отомстить за Коралину. Правильным было бы отдать их её родственникам, если бы она, конечно, не была сиротой. — А, забирай, — хмыкнула я. Как оказалось, не только я иногда пытаюсь прожечь людей взглядом. Оскар скривил лицо так, словно я только что сделала нечто неописуемо непристойное. Процитировала книгу Треверса, например. — Совсем больная. Напомни, на кой хер ты сюда припёрлась? Для души ты на него батрачишь? — А… Ну… Я… — Забирай и заткнись, другие о таком и мечтать не могут. Я молча убрала мешочек в карман, но Оскар понял, что едва ли меня переубедил. Он сжал губы в тонкую полоску и высокомерно отвернулся, собираясь выйти, когда прямо перед ним возник один из магов и принялся торопливо отчитываться об успехах предприятия. С большим трудом мне удалось подняться на ноги. И тело, и магия были истощены, лишены всех сил, но это было мелочью по сравнению с охватившей меня болезненной эйфорией. На душе — легкость, свет и радость, как звенящий ручей, текущий сквозь просыпающийся лес после кошмарной и жестокой зимы. Правильнее всего было бы навестить лекаря — дело явно в сотрясении и шоке, но это кажется глупым, когда чувствуешь себя так хорошо. — Оскар! — окликнула я прежде, чем он ушёл. — Сесил всё ещё лежит в лазарете? Я могу его навестить? — Сесил? Лежит у себя, спроси эту Алую стерву куда идти, но ты ему ничем не поможешь. — Я хотя бы извинюсь, — я пожала плечами, решив не вспоминать снова наш разговор. В ответ маг только приподнял редкую бровь и кашлянул, не удостаивая меня ответом, однако взгляд его смягчился. — И, если тебя не затруднит, не мог ты попросить кого-нибудь трансгрессировать вместе со мной? Я сейчас даже палочку не зажгу, не то, чтобы идти через камин самой. — Цепляйся. В любой другой момент я бы дважды подумала, стоит ли доверять человеку, который спорил, воткну ли я нож себе в руку, и всячески демонстрировал, как я ему не нравлюсь. В любой, но не в этот. Я чинно взяла Оскара под руку с определённой долей гордости в лице, но потом сдалась и прижалась к ней целиком. Лучше немного побыть трусихой, чем оказаться распополамленной перемещением. Раздался хлопок, земля ушла из-под ног и ненадолго мы будто зависли в невесомости. Моему пустому желудку такие приключения уже надоели — из живота раздалось недовольное урчание, и я тут же припомнила такую вкусную картошечку на плите. А к ней можно добавить шоколад? Если это так, то я обязательно должна это попробовать. Не успев перейти к рассуждениям о мясе, я оказалась посреди улицы, и, если бы не Оскар, то обязательно полетела бы на камни. Удивительная стойкость для такого тощего человека! Затем он недовольно потряс рукой, избавляясь от меня, как от жука на рукаве. — Спасибо! Оскар вновь бессмысленно кашлянул, собираясь уйти, но замер и вновь обернулся. Он вновь поджал губы, словно решал, стоит мне что-то говорить, или нет, потом буркнул: — Маркус ошибается в тебе. — Что? — Он думает, что в этот раз всё получиться, но он не прав. Ты не та, кто ему нужен, Элизабет, и, для твоего же блага, пусть он узнает об этом как можно раньше. Больше Оскар ничего не сказал. Я в замешательстве смотрела на его удаляющуюся спину, пока она не скрылась за одним из домов. Хотел он меня предупредить или обидеть? «Ошибается в тебе» звучало весьма неприятно, ведь это именно Маркус поверил мне и дал возможность проявить себя. Но что у него должно получиться и зачем ему я? Это слишком сложные логические цепочки для моего истощённого тела. Без Реддла здесь не разберёшься. Хотя, если подумать, то стакан-другой тоже бы не помешал.***
Комната Сесила вовсе не показалась мне такой же уютной, как комната Лу или Геллы: в гостиной никто не танцевал и не жёг благовония, на подоконнике не росли цветы, а на покрывале не было сердечек. Здесь, в полуподвальном помещении стены давили всей тяжестью гранита и всё казалось каким-то слишком твёрдым, крепким и угловатым. Мой бывший напарник лежал на широкой кровати с застиранными жёлтыми простынями, методично вытаскивая волосы из одной половины бороды, распрямляя их и перекладывая на другую. Он исхудал, и стал таким же острым и посеревшим, как помещение вокруг него. Я запоздало постучала в открытую дверь. — О, — он попытался встать, но вышло только немного приподняться на локтях. — Заходи. Я потопталась на пороге, но не нашла ковра, о который смогла бы вытереть ноги и неловко уселась на край кровати. Уши и щёки у меня налились алым цветом ещё когда я шла мимо других комнат, где жили мужчины, которые не могли позволить себе другое жильё. Их хозяева пялились во все глаза, и мне даже не хотелось знать, было ли дело в жутких синяках и ссадинах (залечивать которые у целителя я отказалась и решила дождаться отъезда к Лестрейнджу, где, как я понадеялась, лучше разбираются в избавлении от шрамов), или в том, что я девушка. Строгого разделения, надо сказать, здесь не было, но традиции есть традиции. Мне это напомнило Хогвартс, только для престарелых и очень озлобленных магов. Однако неудобство положения оказалось ещё хуже, ведь я не представляла, как мне следует подступиться к этому разговору. — Это кто тебя так отхуя… — Да так, работа, ты же знаешь, — отмахнулась я, подталкивая фляжку с «лекарством» к Сесилу поближе. — Сам-то как? — Ну, в псину пока не превратился, для этого ещё рановато. Хотя мне совершенно до пизды, я буду рад сожрать что-нибудь с кровью. Сюда мне отказались таскать нормальную жрачку и кормят каким-то больничным дерьмом! — Слушай, Сесил, прости меня за то, что произошло. Тебе стоило оставить меня тогда, но ты не сделал этого, так что я теперь в долгу. Держи, это тебе, — выдала я на одном дыхании, протягивая ему мешочек с деньгами. — Я понимаю, что это тебе не поможет, но я больше ничего не могу для тебя сделать. Зато ты сможешь купить лекарство и… — Крепко же тебя приложили, что ты окончательно ебанулась. Я удивлённо заморгала, глядя на оскорблённое выражение лица Сесила, который не переставал ворчать. — Дохуя добрая! Ага, а оно нам надо? Пиздец ей, видит Мерлин, — только закончив свой монолог, он обратился ко мне, наставительно подняв у меня перед носом палец. — Если жизнь не дорога, отдай это другим лошкам, а не мне. Я, между прочим, теперь не хуй с горы, а член общины оборотней! Видала? Сесил закатал рукав и покрутил передо мной предплечьем, на котором не было ни единого следа от татуировки. Если исключить морщины и пигментные пятна, рука была девственно чиста. — Так что я теперь ещё поживу, и даже подольше тебя, если продолжишь заниматься такой хуйнёй. — Я… рада за тебя. Рада, что у тебя всё хорошо. — А то, — он довольно улыбнулся и откинулся на кровать. — Но если ты чувствуешь себя такой охуеть виноватой, притащи мне жареных колбасок из забегаловки за углом и считай, что мы в расчёте. Я облегчённо выдохнула. Ведь это так прекрасно — у Сесила всё хорошо, он не злиться, а у меня появился отличный повод избежать этого неудобного молчания и больше не сидеть голодной в этом царстве серости и грязи. Радостная, я вскочила на ноги. — Да! Конечно! Я принесу тебе двойную порцию, только подожди! Вернулась обратно я с целым подносом еды, не только ему, но и себе. При одном виде всего этого жареного и острого разнообразия у меня потекли слюнки. Мы с Сесилом ели так, словно никогда в жизни не видели ничего вкуснее, и времени на разговоры не оставалось. Только раз он спросил у меня о деле, но я постаралась как можно быстрее замять этот разговор. А что тут можно сказать? Я не могла объяснить, что произошло. Всё получилось само собой! Каждая секунда с момента смерти Коралины и до разговора с Оскаром была покрыта для меня ледяной пеленой. И кто ещё из нас с Треверсом вёл себя как псих? Мне думалось, что я превзошла его. У него была идея, цель, а у меня только бездна вырвавшейся наружу тьмы. Мной двигала не идея «общего блага», не жажда наживы, а неодолимое желание причинить ему ту же боль, что я ощущала сама, вернуть ему её вдвойне, но даже сейчас я не испытывала раскаяния за то, что сделала, и из-за этого мне только больше захотелось избавиться от навязчивой, как зудящая муха, мысли, что он мог быть прав. Может, идея отдать деньги была просто жалкой попыткой отмыться от крови на моих руках и доказать самой себе, что совсем не такая, что это было минутным помутнением, которое никогда больше не повториться. Но кому ещё я могла помочь? Вокруг сотни людей, чьи судьбы сломаны, но ни для кого из них я не могла сделать что-то хоть сколько-нибудь значительное. Нельзя просто дать деньги первому попавшемуся бедняку, ведь он в тот же день оставит их в баре или борделе. Нельзя выкупить кого-то из паучьих лап Камелии, потому что я не смогу помочь им начать новую жизнь, и всё вернётся туда, откуда началось. Да я ведь даже себе помочь не могу! Однако, хорошо пораскинув мозгами, я наконец нашла того, чью жизнь я в силах изменить. Обеими руками вцепившись в Графа, я заставила его трансгрессировать со мной, чтобы отыскать околдованную магглу, чьему мужу я угрожала, и раздобыть все необходимые сведения. Уже к вечеру я, накинув на голову и шею платок, чтобы прохожие меньше отшатывались при виде ужасных следов, я стояла у неё на пороге. — Здравствуйте. Люси, верно? — Верно, а вы кто? Вблизи она казалась ещё моложе, не старше двадцати пяти: губки бантиком, голубые глаза, элегантно уложенная коса на голове и короткий голубой сарафан. Если её детям было около шести, то, должно быть, этот маг околдовал её, когда Люси была подростком. — Я кузина вашего мужа, приехала из Австрии. Пустите в дом? В здравом рассудке никто бы не пустил меня в таком виде и на порог, но у девушки ребяческий восторг вызвало одно лишь упоминание о муже — верный признак любовного зелья. Люси расплылась в отстранённой улыбке, пригласила войти и провела на крохотную кухню, где сразу налила чашку чая и стала возиться в ящиках. Квартира у них была бедной, но опрятной, и располагалась на третьем этаже четырёхэтажного дома. Она, конечно, не шла ни в какое сравнение с вычурным домом Уайлена, но до трущобных общежитий тоже было далековато. — А где ваши дети? У вас очень тихо. — Софи и Адам очень увлечены своей новой книгой по астрономии. У них очень необычные интересы для детей их возраста, но врач утверждал, что это нормально с нашей проблемой. Я могу их позвать, мисс… — Аркур. Нагини Аркур. Да, это было бы неплохо. Улучив момент, пока Люси вышла из комнаты, я вынула из кармана бутылочку с ярко-алым содержимым. Я предполагала, что смогу подлить антидот незаметно, даже несмотря на его цвет, но стоило откупорить крышку, как по квартире вмиг разнёсся приторный запах ванили, скрыть который представлялось абсолютно невозможно. Опустошив склянку в кружку Люси, я бросила к малюсенькой форточке под самым потолком, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха, когда меня окликнул немного надменный детский голосок. — Ты не похожа на папу! — И ты выглядишь кошмарно, как будто кто-то тебя побил! — Адам! Софи! Мы же говорили с вами об этом. Нельзя говорить такое старшим, и к ним нужно обращаться на вы! — Люси всплеснула руками и подтолкнула детей ближе ко мне. Они опустили глаза в пол, стараясь угодить матери, но виноватыми совсем не показались. — Давайте-ка ещё раз, теперь как положено. — Здравствуйте, мэм, — пробубнил мальчик. — Приятно с вами познакомиться, вы сегодня чудесно выглядите. — Но это же неправда! — Нельзя говорить, что думаешь, потому что это может обидеть человека! Ох, простите их, могу я предложить вам печенье? Я кивнула, продолжая с интересом рассматривать двойняшек. Как и положено всем детям, они были маленькие, щекастые и нескладные, с круглыми любопытными глазами, которые бегали по кухне в поисках чего-то интересного, избегая моего взгляда. Выглаженная одежда и аккуратные причёски говорили о том, что они редко гуляют на свежем воздухе. — Ваша мама сказала, что вы интересуетесь астрономией. Я немного изучала её в школе, а можете мне что-то рассказать? Дети переглянулись, словно беззвучно разговаривая друг с другом. Лица их были совершенно нечитаемы, но Адам кивнул в ответ, и его сестра заговорила. — Ты слышала о законе Хаббла? — Эм, боюсь, что если он не о рисовании посредственных карт звёздного неба, то нет. — Это же совсем просто! Скорость света, умноженная на красное свечение, равняется произведению расстояния до галактики на постоянную Хаббла. Так можно найти скорость расширения Вселенной! Я похлопала округлившимися глазами, делая вид, что поняла её. Это как разговаривать с Томом после того, как он прочёл какой-нибудь очередной замудрённый древний текст и рассказывает рецепт зелья, о котором его никто не спрашивал — нужно кивать и время от времени задумчиво хмыкать, потому что никому из нас никогда не пригодиться сыворотка, улучшающая качество урожая пшеницы. — Может, печенья? Люси, разряжая сложившуюся неуютную обстановку, втолкнула между нами тарелку с слоёной выпечкой, посыпанной корицей. Я благодарно ей улыбнулась и потянулась за одним, когда Адам сильно схватил меня за предплечье, стараясь опередить. Я не обратила на это особого внимания, потому что почти ничего не почувствовала, но Люси испуганно всплеснула руками. — Адам! Возьмите с Софи печенье и идите в свою комнату! Простите их, мисс Аркур, они не понимают, что вам больно, просто к нам редко приходят гости и это такой стресс! Я стараюсь говорить с ними об эмоциях, но пока они малы для этого. Несмотря на напускную строгость, она с нежностью поглядела двойняшкам вслед и только покачала головой. Необычные дети, но дело здесь отнюдь не в волшебстве. Маги ведь не все такие, хотя некоторые действительно любят больно хвататься за руки и толкаться. Однако, раз это никак не связано с любовным зельем, которым её поят все эти годы, то меня это касаться не должно. Я галантно предложила Люси начать пить чай, пододвигая к ней нужную чашку. Она поблагодарила меня и рассеянно сделала первый глоток, всё ещё поглощённая мыслями о своих детях. В тот же миг её лицо резко переменилось. — Ну и как чай? Люси не показалась мне слишком испуганной. Я бы на её месте легко бы свалилась в обморок. Стоит только представить: вот ты живёшь, ни о чём не беспокоишься, а потом в один момент приходишь в себя семь лет спустя с двумя детьми и мужем-магом, и помнишь всё, словно кто-то проживал твою жизнь за тебя. Боггарты имели бы гораздо больший успех, если бы могли показать такой страх. — Это была магия, — спокойно сказала она, лишь слегка посерев лицом. — Верно? — Верно. Он поил вас любовным зельем, но теперь вы свободны. Помочь собрать вещи? — Ты тоже из этих, да? Зачем ты расколдовала меня? Люси поднялась, но, не удержавшись на ногах, села обратно и стала устало тереть пальцами переносицу. Усталость читалась во всей её сгорбившейся фигуре. Всем телом женщина подалась назад, чтобы оказаться как можно дальше от меня, а затем спрятала лицо в ладонях. — Теперь я не смогу его терпеть — он отвратителен. Но нам некуда идти! У меня нет образования, я никогда не работала, не откладывала деньги. Бабушка и дед умерли давно, и он продал всё их наследство, а больше у меня никого не было. А если Адам и Софи окажутся магами? Что мне делать тогда? Ещё немного, и она бы была готова попросить меня вернуть всё обратно. Люси словно вообще не волновало, что будет с ней: под воздействием зелья, или без него, она думала о своих детях. Я больно укололась о собственную зависть к ним. Несмотря на молодой возраст и зелье, её любовь к Софи и Адаму была настоящей, неподдельной, и она была готова идти на такие жертвы. Я знала, что поступаю правильно, но от этого только сложнее было проглотить собственную обиду. — Я всё устрою. Соберите детей, и мы отправимся в безопасное место. Хорошо? — Ты соврала, что имеешь к моему мужу какое-то отношение, и я видела тебя раньше, когда на нас напало… это. Зачем ты пришла сюда? Почему я должна тебе доверять? Хороший вопрос, очень правильный. У неё действительно не было ни единой причины доверять мне и всем прочим магам, а вот опасений на всю жизнь вперёд. Однако я не могла тратить время на уговоры — её муж может явиться в любой момент, а я бессильна против него без капли магии. Если вмешается Граф, то детям придётся столкнуться с суровой реальностью смерти раньше, чем хотелось бы. — Вам решать: или он, или я. Но знайте, что ваш муж задолжал большую сумму и рано или поздно за ним придут, и если вы опасаетесь за жизни Софи и Адама, то заберёте их отсюда. Я бы поклялась, но сейчас в этом не будет особого толку. Женщина плотно сжала губы и сдвинула светлые брови. Я практически видела, как мысли бесконечным потоком проносятся у неё в голове, потому не стала торопить. Люси вновь машинально потянулась к кружке с антидотом, и я едва успела её остановить, предложив свой нетронутый чай. Она отпила немного, качнула головой и перевела на меня полный решимости взгляд. — Софи! Адам! Сложите всё, что вам дорого в сумки. А ты подожди нас на улице, я сама им всё объясню. Сборы заняли у них не больше пятнадцати минут. Люси появилась на пороге с худеньким чемоданом в одной руке и набитым книгами мешком в другой. Дети вслед за ней волокли два портфеля, деревянный самолёт и горшок с цветком. Стоящий рядом Граф присвистнул: — А это-то вам зачем? — В земле он хранит драгоценности. У меня не было времени копаться в грязи. Чтобы безопасно и незаметно трансгрессировать, мы отошли во дворы, где громкий хлопок и исчезновение людей не привлекли бы столько внимания, как в крохотной квартирке или прямо посреди улицы. Мой друг решил, что забирать нас он будет по одному. Сперва, конечно, перенести надо было Люси. Она сморщилась, когда я сообщила ей, что придётся взять Графа за руку. Он внушал ей не больше доверия, чем я, но отступать уже было поздно. Исчезли они раньше, чем женщина успела запротестовать и потребовать сразу взять детей. — Это было громко, — прокомментировал Адам своим тонким голоском. — Странно, что все маги ещё не глухие, если они так перемещаются каждый раз. — Рано или поздно вас этому тоже научат в Хогвартсе. Это не так плохо, как выглядит со стороны. — Если у вас так отвратительно преподают астрономию, то я туда не поеду. Ты же совершенно ничего не знаешь! А как ты будешь перемещаться? — добавила Софи. Я не нашлась с ответом, но девочка продолжала вопросительно глядеть на меня, ожидая, что я скажу. Граф появился очень вовремя, и, прочитав в моих глазах немую мольбу, забрал её первой. Об этом я тут же пожалела. — А тебя правильно называть ведьмой, колдуньей или волшебницей? С мужчинами все понятно — они маги, а ты кто? — Я предпочитаю ведьму. — Это объясняет твой внешний вид, — глубокомысленно, но беззлобно заметил мальчик, — а Софи, наверное, будет колдуньей. Волшебница — слишком доброе слово, а мама считает, что мы часто грубим людям. Я хотела было сказать, что она права, но подкладывать семилетних детей — это последнее дело. Конечно, не самый страшный грех, но мой лимит на сегодня исчерпан. Чтобы избежать новых разговоров с мальчиком, я поспешно ретировалась и встала поодаль, делая вид, что внимательно слежу за улицей. Граф позже осмеял мой позорный побег, но попробовал бы он сам иметь дело с детьми. Это и без того страшно: неизвестно, каким неловким движением им можно навредить, а с умными всё становится вдвойне сложнее. Говоря проще, когда мой друг забрал Адама вслед за сестрой, я испытала колоссальное облегчение. В Лондоне всё ещё шёл дождь. Вертя в руках изжеванную и отсыревшую бумажку с адресом, я с большим трудом отыскала нужный дом, среди десятка одинаковых двухэтажных построек. Архитектор здесь явно не утруждал себя так, как на Косой Аллее, и по его вине мы плутали дворами, пока двойняшки первыми не отыскали верную табличку. Этот человек снимал квартиру над пивнушкой. Не самое благоприятное место для детей, но там они, судя по слухам, задержаться не должны, а моя материальная помощь значительно ускорит их переезд. Чтобы избежать лишнего внимания, я отпустила Графа домой, а Люси и детей попросила стоять в стороне. Постучала в ветхую дверь. Раздался шум: кто-то выглядывал в замочную скважину, затем брякнула цепь, щёлкнул замок и в проёме появился широкоплечий, но слегка прихрамывающий силуэт. — Лорд Паркинсон? Вижу, вам лучше. — Доброго дня, мисс Аркур. Вы… — он удивлённо вскинул брови, остановившись на моём лице и шее. — Вам нужна помощь? Это сделал Уайлен? Я усмехнулась не так дружелюбно, как хотела, вспоминая произошедшее сегодня, но не позволила себе сказать слишком много, ограничившись короткой формулировкой: — Мистер Треверс теперь вряд ли сможет кому-то навредить, в особенности мне. Но я действительно пришла к вам за помощью. Вы помните ваше обещание? — Помню. И никогда не отказываюсь от своих слов, мисс Аркур. — В таком случае, знакомьтесь: Люси, Софи и Адам. А вот это — деньги, вам на первое время. Сможете кормить их и себя ещё пару месяцев без всяких ограничений. Я прошу вас ввести Люси и детей в курс дел в нашем мире и позаботиться о том, чтобы они хорошо устроились. У них нет связей среди магов, и никто лучше вас не сможет помочь с этим, — я оглянулась, проверяя, не подслушивает ли кто, и сказала уже гораздо тише: — Конечно, я не могу требовать от вас присматривать за ними и дальше, но, будьте уверены, вы всегда сможете обратиться ко мне за хм… профессиональными услугами с дружеской скидкой. Мы ведь друг друга хорошо понимаем? — Вы страшная женщина, мисс Аркур. Могу я хотя бы узнать, во что впутываюсь? — Ничего, что могло бы вам навредить, но я всё равно надеюсь, что наше знакомство останется в секрете. По рукам? В квартиру заходить я не стала. Сторожила снаружи, подпирая спиной картонную стенку, пока лорд проводил Люси экскурсию по просторному чердаку. Эта девушка не пропадет, в этом не было никаких сомнений, но стоило ещё раз перестраховаться. Бояться её мужа было глупо: если она унесла все его сбережения, не забыв даже про цветок, то ему нечем будет выплачивать долг и совсем скоро он станет не опаснее Треверса, но бояться стоило других, которые ничем от него не отличаются и с радостью воспользуются её уязвимостью. Паркинсон слишком старомоден — он будет выполнять обещанное во что бы то ему ни стало. Честь, долг, благородство, бла, бла, бла… Здесь у неё есть все шансы начать новую жизнь. Я задумалась: а что, если сейчас взять, постучать в дверь и умалять Паркинсона найти работу не только для Люси, но и для меня. Попробовать начать всё сначала и забыть все ужасы! Я занесла руку, но не смогла решиться. Не прощаясь, я пошла обратно туда, где должна быть.