~*~
Прошло три года с тех пор, как Дьяволо был свержен и его место занял юный Джорно Джованна. Но об этом факте знали лишь немногие из ближайшего окружения босса. Остальные же… Кто-то говорил, что он всегда вел Пассионе и только три года назад решил показать свое лицо людям. Но в это мало кто верил, учитывая, как юн был Джованна. Кто-то считал, что пост босса он получил по наследству, кто-то — что за него все сделали подчиненные. Результат был один — никто не верил, что Джорно Джованна представлял из себя хоть что-то большее, чем просто красивого мальчика. И эти ребята не были исключением. Они представляли собой террористическую группировку, за которой Джорно уже давно охотился. И вот, когда он сел им на хвост, Миста должен был избавиться от них, но что-то пошло не так. Они решили, что смогут шантажировать босса, если его правая рука будет в их власти. К тому же об отношениях напарников уже давно ходили слухи. Но им не нужны были деньги. Они и не ожидали, что босс так легко согласится на выкуп. Но это лишь подтверждало версию про то, что молодой босс и его правая рука — любовники. Но нет. Они собирались встретиться с тем, кого пошлет босс, забрать деньги и продолжить шантаж на своих условиях. Чтобы ненавистная Пассионе плясала под их дудку. Чтобы втоптать молодого босса в грязь. Но чего они не знали, так это того, что втоптать в грязь самого Джорно Джованну окажется не так просто. А еще того, что нет ничего страшнее, чем разъяренный Джорно Джованна. Никакого выкупа не было. Не было и переговоров. Они посмеялись, когда юный босс самолично заявился прямо в их логово. Им не представилось даже шанса пожалеть о содеянном.~*~
Миста медленно повернул голову на бок. Тело отозвалось адской болью. Он не видел ничего перед собой, а звуки, окружавшие его, были невнятными и далекими. Мужчина сидел, стараясь не двигаться, чтобы не провоцировать избитое тело на очередную вспышку боли. Он попытался вспомнить, что произошло. Все было словно в тумане. У него было задание. Они сели на хвост очередным придуркам, не умеющим себя вести. Миста был уверен, что справиться с ними будет немногим сложнее похода за пиццей, поэтому согласился сам сделать это, ожидая, что это не займет у него больше получаса. Он помнил лицо Джорно. Обеспокоенное милое личико. Оно всегда таким становилось, когда Миста уходил от юноши дальше, чем на пять метров. Он, как обычно, поцеловал того на прощание, и пообещал, что скоро вернется. Миста провел языком по пересохшим губам, но не почувствовал на них вкуса мягких губ Джорно. Зато почувствовал привкус крови. Он постепенно приходил в себя. Звуки были все еще далеки, а глаза упорно отказывались видеть, но он уже мог осознавать себя в пространстве. ДжоДжо, его милый ДжоДжо… Он наверное так волновался теперь… «Лишь бы он не приложился опять к бутылке», — подумалось Мисте. «Тогда я вообще себя не прощу. Никогда.» Сквозь густую дымку прорывались звуки, знакомые мужчине до дрожи, но он не мог понять откуда. Он открыл глаза. Сквозь пелену, застлавшую взор, он видел тех, кто сделал с ним это. Один за другим они падали, и нечто невозможно золотое плавно плыло по комнате. Золотое и… розовое. Мягкие руки коснулись его щеки, прогоняя боль через все тело. Миста уже не был уверен, среагировал ли он на боль вообще. Знакомые звуки донеслись до его слуха. — … il mio carino… * Миста попробовал сфокусировать взгляд хоть на чем-то, но безрезультатно. Он слышал голос — голос его милого ДжоДжо — но не был уверен, что это не очередные галлюцинации. — Sei con me*, — мелодичный голос звучал совсем рядом. — Sono qui… * Пальцы мягко касались лица, и боль разрядами проходила сквозь тело Мисты. Глаза все еще отказывались работать, а губы — шевелиться. Он подался в сторону белокурого силуэта и его губ коснулись те самые губы. — Это все-таки ты, mio tesorino*… — дрожащим голосом прошептал мужчина. — Это я, Гвидо, я здесь, andrà tutto bene…* — Mi dispiace, amore mio*, я провалился… — Mio Dio, Гвидо, zitto, per favore!* Миста покорно захлопнул рот и откинулся спиной на холодную стену. Он закрыл глаза. Боль отступала. Дымка рассеялась. Прикосновения — мягкие, нежные — больше не причиняли боли. Голос — тихий, мелодичный — звучал прямо над ухом. Губы Мисты расплылись в улыбке. Их вновь коснулся поцелуй. Миста услышал сдавленный хрип. Он открыл глаза и огляделся. Он сидел в каком-то темном подвале, едва освещенным парой старых керосиновых ламп. Рядом с ним сидел Джорно. Его золотистые волосы были растрепаны, а на губах играла нежная улыбка. Его изумрудные глаза… Алые. Алые, словно свежая кровь, глаза с нежностью смотрели на него. Но глубоко на дне этих глаз плескалось нечто чуждое, неправильное… Миста не был уверен, что это, но это что-то определенно наводило на него ужас. И кровь. Много крови. Повсюду. На стенах. На полу. На лиловом костюме Джорно. Даже немного на самом Мисте. Их было пятеро. Мисте казалось, что он хорошо запомнил их, но теперь совершенно не мог различить кто был кто. Один сидел, как и он сам, у стены. Лицо было превращено в кровавое месиво, а сидел он в такой неестественной позе, словно у него был сломан позвоночник. В нескольких местах. Сквозь окровавленную рубашку было видно, как наружу торчали переломанные ребра, проткнувшие грудную клетку. Миста содрогнулся. Неужели это было дело рук его милого ragazzo d'oro*? Миста перевел взгляд за спину Джорно. Посреди подвала росло дерево. По стволу стекала кровь, разливаясь по всему полу. Толстые крепкие ветви прорастали сквозь тела троих мужчин. Тошнота подступила к горлу. Они все были мертвы, а их внутренности уже облюбовали стервятники. Джорно заметил ошалелое выражение лица Мисты, мягко обхватил его лицо руками и повернул к себе, заставив смотреть только в его бездонные алые глаза. — Никто, — в его голосе уживались мягкая нежность и непомерная жестокость. — Никто-никто-никто-никто-никто не смеет трогать моего Гвидо. Мой, мой, только мой. Как посмели они, как посмели! Не прощу, не прощу никого, кто моего Гвидо… Юноша страстно впился губами в шею Мисты. Резко выдавив воздух из легких, брюнет запрокинул голову. Легкое покалывание не шло ни в какое сравнение с той болью, что ему пришлось испытать только что. Несколько легких и нежных поцелуев в то же самое место, и Джорно обернулся. В его кроваво-красных глазах горел хищный огонь. Он откинул голову так, что засос на шее Мисты стал отчетливо виден, и прошипел вновь: — Мой Гвидо… Вновь раздался тот же самый хрип, и Миста наконец увидел его обладателя: мужчина висел под потолком, а вокруг его шеи обвивались тонкие, но крепкие лианы. Он хватался за них, пытаясь разорвать, но силы уже покидали его, и выбраться он был не в состоянии. Единственное, что он мог теперь — задыхаясь, наблюдать, как безжалостный босс Пассионе пытает его, доводя до безумия. И он хотел закрыть глаза, или отвести взгляд, но вновь и вновь взгляд приковывался к молодому боссу и его страстным прикосновением к телу возлюбленного. Он хотел, о, как он хотел закончить эти мучения, приблизить конец… Но даже этого он сделать не мог. И пока разум потихоньку затуманивался, он был вынужден смотреть, как Джованна расстегивает тигровые штаны, обагренные кровью, и припадает губами к члену, да так, чтобы было видно каждое его движение, и сверкает хищными алыми глазами, и злорадно ухмыляется. Потому что право смеяться последним останется за ним. И даже когда взгляд подернула белая дымка, мужчина еще долго слышал мерзкие стоны, отвратительные причмокивания и слова любви, ядом лившиеся сквозь его нутро.~*~
«В жопу такие задания» — думал Миста, мягко зарываясь лицом в золотистую шевелюру юноши, который нес его на своей спине. Он никогда в жизни не видел Джорно таким. И даже при том, что это на 100% доказывало искренность чувств юноши, Миста не хотел больше видеть подобного. Это было ненормально. Он предпочел бы забыть этот день и больше никогда не вспоминать. Ночные переулки были пусты и никто не видел ни покрытого кровью босса Пассионе, ни унизительного положения его напарника. Что вполне устраивало обоих мужчин. Оба молчали. Слова были излишни. Миста понимал, что Джорно не жалел о содеянном, и при надобности повторил бы. Миста и сам считал, что те ублюдки заслужили то, что с ними произошло. Джорно же… Не жалел о содеянном. Единственное, чего он хотел теперь — добраться до дома, повалить возлюбленного на кровать и забыться в бурном танце страсти. Он чувствовал себя бесконечно грязным, и лишь Миста мог очистить его.