Короткая юбка
1 декабря 2019 г. в 12:37
Этого фильма ждали очень и очень многие. Роман в четырех частях, написанный автором, который избегал показывать свое лицо и открывать настоящее имя, произвел в стране просто небывалый ажиотаж. Его читали все, от подростков до людей в возрасте, ожидая выхода каждой новой книги с нетерпением. У магазинов выстраивались очереди длиннее, чем за новыми компьютерными играми или продукцией компании «Эппл». И это ради того, чтобы окунуться в мир до ужаса странный, чужой и непонятный, но красивый, полный красок, экзотики и любовных линий.
Сюжет вращался вокруг чиновника мира людей. Не простого, а одного из приближенных императора, правда, держалось это в строжайшем секрете. И чиновник этот был праведен и чист сердцем более всякого заклинателя прославленного ордена. Скромен и добродетелен, лишен тяги к страстям. А вокруг на протяжении всего сюжета сплошные искушения и интриги.
Читатели до последнего ждали, кому же достанется сердце белого лотоса. Столько теорий наплодил роман, они заполонили сеть, заставляя людей ссориться и кричать друг на друга до хрипоты. Вариантов было бесчисленное множество, от всевозможных красавиц до юношей и даже самого императора. Но в конце, к огромному удивлению читателей, чиновник остался один. И это даже хуже, чем если бы его сделали мужем одной из заклинательниц или тайным любовником правителя. Конец произведения оказался открытым, вызывая только больше возбужденного гомона.
Но сам сюжет Лань Ванцзи казался занимательным. Если не обращать сильного внимания на хитросплетение отношений между героями, текст воспринимался очень легко и захватывал дух погонями, интригами и разнообразными расследованиями, в которые вклинивались новые персонажи. Хорошо проработанная философия и образы романа подкупили его согласиться на роль, и если в тексте она была главной, то в дораме и фильме ее можно было назвать второстепенной. Его это не расстроило: лучше играть того, кого понимаешь, а не того, кого вытянули из текста, выталкивая на первый план.
На съемочной площадке его ждали знакомые лица, в том числе дядя и брат, один из которых помогал со сценарием и костюмами, а второй должен был сыграть одну из ролей второго плана первых десяти серий, так сказать, в награду за финансовые вложения в работу студии. Чтобы окупить вложения. И напомнить о себе. Их семья давно была в этом бизнесе, ничего удивительного, что с ним здоровались и уважительно кивали головой, стоило пройти мимо.
Из четырех книг получилось около шестидесяти серий, над которыми вместе с фильмом они все работали долгое время. Несколько лет он разрывался между этим проектом и парой других, чтобы не увязнуть в образе идеального чиновника, ослепляющего чистотой разума и невинностью тела всех встречаемых на пути персонажей и антагонистов. На каждую книгу приходилось по три арки, и каждая нравилась ему по-своему не только при прочтении, но и тем, как под нее подбирали актеров, перенося образы на экран. Это было захватывающе, и весь потенциал мужчина старался раскрыть по максимуму, вживаясь в роль.
И ясное дело, что среди всех книг и арок в них у него нашлась одна, понравившаяся больше всего. Это было дело об убийствах в публичном доме, которое отправил его расследовать сам император. Эту короткую историю мужчина прочитал за вечер почти не отрываясь от текста, так хорошо и красочно она была написана. И несмотря на обилие голых женских тел и человеческих пороков, финал был очень неожиданным. Именно из-за этого Ванцзи не мог себе представить, кто же будет играть роль в этом отрезке. Какая девушка согласится играть проститутку, ведь откровенных сцен с танцами, пением и убийствами там было множество?
Все, кто обладал информацией, молчали и заговорщически переглядывались, а сам режиссер ходил до безобразия довольный, сверкая горящими от вдохновения глазами на круглом усатом лице. Такое поведение казалось Лань Чжаню невероятно странным. Не иначе как агенты смогли уговорить одну из известных актрис или моделей. Никому ничего не говорили и не показывали, все на площадке ходили встревоженные и напряженные, постоянно отвлекаясь и сбивая рабочий процесс. Даже ему вдруг стало сложно сосредоточиться: он чувствовал, как с каждым кадром и удачным дублем сюжет приближался к заветной сцене.
Когда утром автобус привез его и еще пару актеров к съемочному павильону, он уже чувствовал неладное, выбираясь на улицу из темноты салона. В глаза бросалась забитая парковка и незнакомые люди, что толпой сгрудились в закутке курительной зоны. Это могло значить только одно, и чтобы утвердиться в своих мыслях, мужчина поспешил ко входу в здание, на ходу здороваясь с теми, кто был ему знаком.
— Здравствуйте, меня зовут Вэй Усянь, теперь я буду работать с вами до самого финала. Очень приятно познакомиться. — Вокруг маленькой круглой площадки было не протолкнуться, и чтобы подойти, потребовалось немало времени и усилий.
Матовые черные туфли-лодочки с острым закругленным носом, длинные стройные ноги и… юбка. Пока Ванцзи не поднял взгляд на явно плоскую грудь, выступающие ключицы и кадык, разбивший все надежды, он думал, что это девушка. Угловатая немного, с маленькой грудью, но девушка.
Тогда вид всего этого женского барахла на явно мужском, пусть и с мягкими соблазнительными изгибами теле, вызвал острое чувство отвращения. Ему даже слышать ничего не хотелось о предстоящей сцене, в которой предположительно он должен будет играть с этим Вэй Усянем, каждый день выряживающимся, словно баба, и чувствующим себя при этом вполне комфортно. Эти его туфли на высоких каблуках, юбки, блузки с вырезом или майки на тонких бретельках и косметика на лице напрягали и отталкивали. Слыша его голос с мягкими звонкими переливами и теплый смех, мужчина старался уйти как можно дальше. Хватало того, что они были вынуждены видеться во время самих съемок.
Если это чучело появлялось вдруг в брюках, а не, не дай боги, в платье, Лань Чжань считал день удавшимся. Его взгляд не соскальзывал на тонкие щиколотки и очаровательно выступающие коленки под тканью поблескивающих чулок. На длинные ноги с высоко начинающимся краем юбки у середины бедра сложно было не смотреть. Не только ему, другим тоже, а этот ненормальный только шутил, растягивая накрашенные губы в улыбке или вытягивая их трубочкой.
Как же так вышло, что он без памяти в него влюбился? В это чучело с задорно блестящими глазами, обрамленными густыми длинными ресницами, что отбрасывали тени на гладкие напудренные щеки? В эти длинные шелковистые волосы, вьющиеся крупными кольцами и пахнущие корицей и жженым сахаром?
Вэй Усянь был не так прост, как оказалось. Вот в чем было все дело. И перед этим было просто невозможно устоять. А еще перед его короткой юбкой, под которую убегали две тонкие полосочки на чулках. Когда Ванцзи захотелось впервые задрать ее, чтобы схватиться за упругий зад, он проклял все на свете, почувствовав возбуждение, опалившее нервы.
В начале все выходило так, что, несмотря на изначальный сюжет книги, они не играли вместе. По оригинальной истории, именно главный герой должен был взяться за раскрытие этого дела и по поручению императора войти в красный дом, дабы найти убийцу сотни мужчин среди обольстительных красоток, сверкающих талантами, как брильянт гранями. И, впервые взглянув на того, кто будет играть в этой сцене, мужчина пожалел, что вообще согласился на роль чиновника. Он ожидал, что его напарником будет девушка, ведь отрезок полнился довольно интимными сценами, оставляя множество намеков на их тайную связь. А тут мужчина, хотя для сюжета это было логично.
Дело в том, что убийцей в романе оказалась совсем не обычная проститутка, а юноша, что ей притворялся, убивая чиновников и неверных мужей, издевающихся над своими женами. И конечно, Вэй Усянь, если задуматься, на эту роль подходил лучше, чем кто бы то ни было другой, ведь принять его за женщину, пока он рот не откроет, было довольно просто. Но демоны, это с ним он должен был целоваться под тонким пологом из красного шелка? С ним страстно обниматься и ласкаться в постели, пока тот изображает женщину, ублажающую его? Просто кошмар. Спасало только то, что все сцены должны были быть максимально зацензурены.
Он ходил нервный несколько дней в ожидании того момента, как ему выдадут сценарий новых эпизодов. Брат только улыбался, глядя на него, стоило им встретиться в родительском доме или лично, чтобы просто пройтись по городу, поужинать вместе, обсуждая последние события. И когда мужчина уже почти успокоился, сценарист заставил его брови взметнуться вверх от удивления. Эту арку полностью поменяли. Роль Ванцзи в ней поменяли, сделав совершенно отличной от романа. Как на это реагировать, было неясно. Какое-то странное чувство из смеси облегчения и недовольства окатило его.
Еще и Вэй Усянь заявился на работу сам на себя не похожий. Не то чтобы мужчина следил за сменой образов, которые считал дикими, но увидеть вместо привычных каблуков, мерцающих лайкрой колготок и летящих рубашек спортивный костюм… Это было что-то новое. Хотя, на самом деле, лучше бы он пришел в очередной короткой юбчонке, чем в обтягивающих легинсах, делающих упругую округлую задницу такой заметной и соблазнительной. Это был первый раз, когда Лань Чжань увидел Вэй Ина в, можно сказать, простой одежде, кроссовках, а не туфлях, громко цокающих по бетону, и без косметики на лице. А еще мужчина узнал, что у этого безобразия, оказывается, есть ребенок.
Чем больше Ванцзи слышал, тем сильнее запутывался в собственных чувствах и ощущениях. Первое впечатление и чувство шока и отвращения угасли. Для него, считавшего себя абсолютно гетеросексуальным и правильным, подобное поведение выглядело или как очень несмешная шутка, попытка громко эпатировать публику, или же как болезнь. Дядя, услышав, что происходит на съемочной площадке, был с ним полностью согласен. Только Сичень воздержался от высказывания своего мнения, когда речь зашла во время семейного ужина. Нет, они не обсуждали Вэй Усяня за его спиной, подобное для Ланей было не принято. Лишь саму ситуацию.
Сюжет двигался достаточно стремительно, дубль за дублем мужчина чувствовал, как что-то у него внутри переворачивается при взгляде на сливочную кожу, с которой под светом софитов стекает черный или красный шелк, расшитый золотом. Общих диалогов у них почти не оказалось, и репетировать ему с Вэй Ином было нечего, однако в момент съемок они должны были соприкасаться. От каждого такого касания пробивала дрожь и все его тело наливалось теплом. Из их взаимодействия убрали все интимные сцены, передав их другому персонажу. Удивительно, но тому самому императору, который в дораме занял место главного героя. В романе он даже прикасаться к юноше-убийце был не должен и видел его единственный раз, когда выносил приговор.
Ванцзи при прочтении книги поразился поступку чиновника, который, поймав юношу и раскрыв его личность, в итоге отпустил его. Помог сбежать, спасая от прилюдной казни, которая тому грозила за учиненный им самосуд. Мужчина не видел между этими персонажами любовной линии, как другие читатели, но стоило ему представить, как могла бы выглядеть сцена их прощания у реки, сердце забилось глухо и часто, а ладони вспотели.
Вэй Усянь играл просто поразительно натурально, лицом и голосом передавая на камеру все, что должен был чувствовать его персонаж. Загримированного его и правда было почти не отличить от женщины. Это восхищало. Стоя в стороне, почти в тени, мужчина наблюдал за тем, что происходит, за каждой сценой, даже если в этом не было необходимости, ведь для выхода его бы позвали.
Белое от пудры лицо, нарумяненные щеки, окрашенные красным губы, а черным глаза завораживали. Почти каждый говорил, что от вида того, как Вэй Ин заламывает руки, строя невинную жертву перед переодетым в чиновничьи платья императором, у них екает сердце. Сцены сменяли друг друга, и чем ближе был финал арки, тем больше мрачнел Ванцзи, потому что конец казался ему очевидным. Несколько месяцев съемок шли к тому, что эта часть романа перевернется с ног на голову. Дело об убийце-то, конечно, раскроют, и не какой-то там помощник и тайный друг правителя, а он сам собственной персоной. И не казнит он юношу-проститутку, не отпустит, давая тому возможность сбежать вниз по реке.
Получив на руки сценарий заключительного эпизода этой части истории и пару на два следующих, Лань Чжань просто кипел от негодования. Ему хотелось пойти и громко поругаться с теми, кто все это утвердил и придумал. И он даже собрался на это с силами, чтобы попытаться переубедить переписать конец, ведь ему он казался неправильным и недопустимым. Император не должен был остаться с юношей. Так было нельзя. Вэй Усянь не должен был играть подобную сцену с кем бы то ни было. И эта мысль стала последней для того, чтобы мужчина все осознал. Свою ревность, свою заинтересованность и свою влюбленность.
Осознав то чувство, что расцвело в нем, Ванцзи постарался потушить его и затоптать. Скрыть от всех, чтобы никто даже и подумать о подобном не мог. Но вместо того, чтобы просто четко провести линию между ним и Вэй Ином, мужчина ненарочно все испортил. И что хуже, понял это слишком поздно, когда среди актеров, массовки и рабочей группы разошелся слух о том, что он Усяня ненавидит. Того самого Вэй Усяня, которого, казалось, обожал каждый работник, от уборщиков до директора студии, приезжающего раз в неделю. Ему никто ничего не говорил, только смотрели издалека настороженно, и если бы не тонкие стены, мужчина бы так ничего и не узнал.
Он должен был заметить раньше, что этот странный человек, о котором младший из братьев Лань толком ничего не знает, вдруг отдалился. Перестал близко к нему подходить, заставляя замирать от нежного аромата парфюма, пытаться коснуться или спрашивать о чем-то личном. Хватило пары неловких бесед и собственной отчужденности, чтобы люди поняли это превратно. Возможно, не стоило быть таким резким и суровым. В самом деле, с чего ему ненавидеть человека только за то, что тот… странно одевается и ведет себя? Заигрывает с ним, будучи при этом мужчиной?
Возможно, в самом начале Лань Чжань и испытал острое отторжение, но тогда он ни с кем об этом и словом не обмолвился. Принял и перенес все эти чувства в одиночку, открывая для себя то, что господин Вэй, оказывается, за слоем косметики очень милый и заботливый человек. Пусть с глупыми шутками и навязчивый немного, но он хороший. Добрый и честный. Для актеров это редкие качества.
Этот человек завладел его сердцем и разумом. Женское белье на нем перестало вызывать отторжение, как и та самая одежда. Понадобилось время, чтобы принять, что ему она очень идет и сидит на фигуре так, что глаз радуется. Тем более если тот ходит так только по съемочному павильону, то почему нет? Это, наверное, довольно неплохо помогает вживаться в роль человека, который играет женщину.
Ох, если бы он только играл.
Вэй Усянь шокировал его снова. Как же так вышло, что Ванцзи до этого времени ни разу не слышал об этом чертовом создании, почти всю жизнь снимаясь в кино и сериалах? Они ведь, можно сказать, отчасти делили одну нишу, и это оказался не первый проект Вэй Ина. Далеко не первый. Тот успевал столько за один год, сколько не успевал никто из коллег их поколения. Тот же Не Хуайсан, например, ближе всего общающийся с мужчиной.
В своей короткой юбке Вэй Усянь не стеснялся расхаживать не только по городу, но и показываться довольно в странном виде на крупных мероприятиях, участвовать в них и высказывать свою позиции. Явиться в длинном платье с открытыми плечами под руку с известным итальянским дизайнером? Для него это было проще простого. Он расхаживал по ковровой дорожке, сверкая улыбкой, пока Ванцзи сходил с ума, сидя у себя в квартире.
Почему из всех людей на этой планете ему нужно было влюбиться именно в него? Возбуждение, ревность, дикая кипучая страсть сводили с ума, а фантазии, которые мучили, заставляя метаться по постели в попытках удовлетворить себя, не хотели отпускать. Было вопросом времени, что брат догадается, и после того, как тот застал его, взбудораженного и измученного сном, Ванцзи сам назвал имя своего наваждения. Того, кого, будь его воля, он привязал бы к себе и держал в поле зрения.
— Ты не хочешь попробовать сблизиться с ним, пока есть возможность? Думаю, он будет не против этого. — Сичень сидел в гостиной на его диване и, тепло улыбаясь, старался поддержать, скрывая шок за прикрытыми веками.
— Хочу. Не получается. — У него правда ничего не получается. Стоит мужчине оказаться рядом со своим наваждением, вдохнуть запах волос, как он тонет или в серых глазах с острыми черными стрелками на веках, или в складках одежды.
— Но когда вы играете, ничего подобного незаметно. Я даже не сразу заподозрил что-то неладное, а когда услышал слухи, собственным ушам не поверил. — Брат отставил чашку на стол и чуть отсел в сторону, давая ему больше места, чтобы прилечь на диван, укладываясь потяжелевшей от мыслей головой на твердые колени.
— Это другое. — Игра — это правда другое. Там он не Лань Ванцзи, а совсем другой человек, и Вэй Усянь тоже другой. Но и этот другой сводит с ума киноварными губами и блестящим в свете софитов взглядом. На камеру они праведник и маленький бес, доверчиво жмущийся не к нему, а к его венценосному приятелю. — Это нормально?
— Что, господин Вэй нравится тебе? — Лань Чжань поднимает взгляд вверх, и Сичень вздыхает, пытаясь найти ответ на этот вопрос. — Я думаю, что в этом нет ничего страшного, но ваши отношения, если они и будут, должны оставаться в тайне. Если ты хочешь сохранить репутацию и дальше расти, снимаясь в кино, то никто не должен знать, что между вами что-то есть.
Для него эта задача почти непосильная. Глядя на Вэй Усяня, хочется кричать о том, что он принадлежит только ему одному. Что он его. Только его и больше ничей. Даже если это неправда. Неправда потому, что мужчина ничего не подозревает, робко улыбаясь ему издалека, когда они встречаются взглядами, и тут же отворачиваясь в сторону, будто бы ничего и не было.
После одного довольно неприятного разговора, случившегося между ними, он вот такой, держится на расстоянии нескольких метров и ближе подходить не хочет. Может, боится, а может, Ванцзи ему просто неприятен после резких слов и тех слухов, что гуляют по павильону. Только во время работы Вэй Ин оказывается достаточно близко, чтобы его можно было коснуться или заглянуть прямо в глаза, на дне которых плещется нечто неведомое, глубокое. После же он почти сразу отходит, и люди образуют между ними живую стену.
Лань Чжань не знает, пройдет ли это, когда дораму выпустят и фильм вслед за ней. Сколько должно пройти будет времени, чтобы он забыл чужой смех? Сколько нужно, чтобы перестать видеть и брать его в своих снах, выбивая громкие стоны? Другой человек будет не способен утолить его голод своим телом. Ни мужчина, ни женщина. Даже пробовать не имеет смысла. Ему хочется только одного, немного безумного, страстного и дерзкого человека, любовь к которому — сущее сумасшествие.