Si veut le roi

      ***       Советник выполнил обещанное, и регулярно посещал утреннюю молитву вместе с королевской четой в течение нескольких недель. Он не был набожным. Точнее, еще в отрочестве решил, что коль уж господь позволяет вершиться всему тому, чему он нередко бывал свидетелем, а порой и невольным участником, и жертвой, то гори все адским пламенем, и лучше катиться к дьяволу, чем служить такому богу. Он ни на секунду не усомнился в правильности этой позиции и поныне, разменяв недавно четвертый десяток. Но советник был достаточно умен, чтобы держать подобные мысли при себе.       Он прилюдно молился, порой постился, и всегда касался святой воды, нередко с галантностью подавая ее вполне увлеченным его манерами дамам. Несмотря на репутацию алхимика, прорицателя и чуть ли не колдуна, и ореол всевозможных слухов и сплетен, окружающий его, советник оставался перед общественным мнением в должной мере непорочен и чист.       За королевской четой на очередном приеме он наблюдал с неослабевающим вниманием, терзаемый недобрыми предчувствиями. Он знал, что стреножил заговорщиков и уже не в первый раз сумел защитить своего короля, но что-то не давало ему покоя. Поэтому он интуитивно старался держаться поближе к их величествам. Увы, на сей раз он опоздал.       Когда наметанный глаз советника выхватил в толпе придворных подозрительное движение, Маглуар уже не успевал ничего сделать — лишь встать на пути нападающего. Виконт — воспитанник и возлюбленный графа — с ненавистью смотрел в застывшее лицо врага. Маглуару не приходилось ранее выдавливать жизнь из людей голыми руками. «Что ж, еще один любопытный опыт», — успел он подумать отстраненно, отпуская бездыханного виконта и заворачиваясь в плащ. «Помнить про заговорщиков, но забыть про месть из любви… как глупо». Подоспевшая стража уже вовсю хлопотала, осматривая шпагу, которую виконт и после смерти сжимал в руке, и опасно блестевшие потеки на ее клинке — клинке, предназначавшемся королю.       — Не троньте, это яд, — глухо предупредил стражников Маглуар. Обернулся к Анри, замершему буквально в двух шагах от своего несостоявшегося убийцы. — Ваше величество, я буду у себя. Прошу… Умоляю о коротком визите — мне надо с вами поговорить. Прямо сейчас.       У него хватило сил выйти из зала, сохраняя уверенность и легкость движений, дойти до своих покоев и притворить дверь. И лишь потом откинуть плащ и посмотреть вниз. Кинжал — тот самый, принадлежавший графу, вошел чуть ниже ребер справа. Советник точно знал — ему осталось жить не более часа. Что ж, если его королю нужны его тайны — он придет. Если нет… Маглуар усмехнулся. Он привык жить молча. Почему бы не умереть, храня все то же молчание.       ***       Ему казалось, он только прилег на жесткую скамью, на которую обычно складывал ноги. Очнулся советник от вскрика короля.       — Маглуар! Ты ранен?!       — Увы, мой господин. — Он криво улыбнулся, неприятно удивленный тем, как быстро потерял сознание. — Я не ранен. Я убит. Ваше величество, — он взмахнул рукой, отметая лишние возгласы и стенания. — Не будем терять время, у меня его совсем немного. Просто слушайте.       Он сыпал именами, раскрывая один заговор за другим. Включая те, где доказательств было предостаточно, и те, о которых лишь подозревал.       — В столе, в потайном ящике — мой дневник. Вы найдете его сами, мой король, но осторожно — там пружина, активирующая ядовитое лезвие. В дневнике и доказательства, и подозрения. Не карайте невинных, но помните про виноватых. Я собирал для вас все, что мог, еще со времен правления вашего отца. Еще там… шкатулка. Яды, лекарства — много чего. Записи. Их вы не поймете. Отдайте королеве. Она — истинная Медичи, она знает, что это, и как это использовать во благо вам и для защиты ваших детей. — Голос советника сбился. — И умоляю, никогда, никогда не участвуйте в поединках!* Хотя вы не послушаете, вы не верите моим предостережениям, а я — я не смогу вас защитить! Боже, боже, меня не будет рядом!       — Маглуар… — прошептал потрясенный король. — Я вызову лекаря!       — Стойте, — остановил советник с неожиданной властностью в голосе. — Стойте, мой король. Посмотрите сами. — Он протянул руку со следами крови, почти черной. — Лезвие пробило печень. Как только кинжал достанут — я умру. С такими ранами не живут, мой господин. Лекарь мне не поможет. — Маглуар тяжело перевел дыхание. — Вы примете мою исповедь, ваше величество?       — Позвать священника? — в голосе короля послышались сдерживаемые рыдания.       — Нет. Не надо, мой господин. Мне нечего сказать церкви. Только вам. Если хотите.       — Да. Боже, да, Маглуар. Я выслушаю все, что ты хочешь мне сказать. — Король был бледен, но оставался тверд. Он видел — его фаворит прав. Его было не спасти. Все, что король мог для него сделать — быть с ним в последние минуты.       — Тогда заприте дверь, — вымученно улыбнулся советник. — И подайте мне флакон со стола. Тот, с черной пробкой.       Король вложил ему в ладонь флакон. Маглуар сжал его, покачал головой.       — У меня дрожат руки, — прошелестел он виновато. — Три капли, ваше величество. На полстакана воды. Это поможет мне сохранять ясность ума до самого конца. Я начинаю бредить и рискую не успеть.       Король отмерил требуемое, осторожно напоил советника, подложил подушку под голову и плечи.       — Переложить тебя на кровать?       — Нет, господин. Я намеренно устроился на твердом. Так я протяну чуть дольше. Сдвинув меня, вы лишь приблизите конец. — Маглуар помолчал, его глаза посветлели, взгляд вновь обрел ясность. — Ну вот. Действует. Так лучше. — Голос советника окреп. — Господин… Я обо многом молчал, но никогда ни в чем не солгал вам. Видит бог — ни в чем… Кроме одного. Я говорил, что не испытывал ни к кому влечения, мой король. Это почти правда. Почти. Ни к кому, кроме вас.       Король встал на колени возле советника, сжал окровавленные пальцы.       — Почему, Маглуар? Почему ты молчал? Почему отказывал мне, держал на расстоянии? Ты же знал, как дорог мне. Даже Диана не думала к тебе ревновать. Нам бы никто не смел помешать. Почему? — в голосе короля звучала обида и горестный упрек.       — Причины две, мой господин. Первая — это грех.       — О, только не говори, что считаешь смертным грехом содомию! — в голосе короля прорезался гнев. — У меня и без тебя были мужчины, и мне никогда не отказывали в отпущении!       Маглуар рассмеялся, закашлялся, отер свободной рукой губы — на тыльной стороне ладони заалела кровь — дурной знак. Король подал ему свой платок.       — Нет, мой господин. Я совсем о другом. — Маглуар говорил тихо, но очень внятно — лекарство действовало. — Наша связь была бы греховной вдвойне, и не столько потому, что я мужчина. Дело в том, мой господин, что я ваш брат. — Увидев потрясение короля, он улыбнулся. — Вы не догадывались, верно? Король… Ваш отец. Это он взял мою мать. Как игрушку, как мимолетное удовлетворение своей страсти, не более. Он и не скрывал этого от меня. Я — дитя насилия и похоти, ваше величество. И ваш единокровный брат. Он оставил меня при дворе, потому что, как сам говорил — его кровь всегда имеет цену. Даже для таких, как я. Я не мог, а потом — и не хотел открывать вам эту тайну. Я видел, как вы на меня смотрите. И хотел… чтобы вы смотрели так всегда. Простите меня за это. Это все, что у меня было: вера в то, что сложись все иначе — и я мог бы быть вам близок.       Король поднес пальцы советника к губам, и зарыдал, как дитя, баюкая тонкую руку Маглуара.       — Ничего, мой король. Так даже лучше, — горько произнес советник. — Эта причина… нравилась мне больше, чем вторая. Я обещал рассказать вам все и сдержу слово. Даже не будь мы братьями, я бы все равно не смог быть вашим.       Король вглядывался в лицо друга и любимого, словно пытаясь навсегда запечатлеть его образ в своем сердце. Ему казалось, если бы сейчас Маглуар сказал, что, например, питался младенцами по утрам — в душе короля и тогда бы ничего не дрогнуло, не изменилось. Но советник сказал совсем другое.       — Франсуа. Ваш брат, дофин. Монтекукколи** был невиновен. Нет, он, конечно, следил за Франсуа, за вами, докладывал все своему господину, Карлосу Габсбургу, но он не убивал принца. И Екатерина, ваша жена, тоже не имела к этому отношения, несмотря на все грязные сплетни. Это я его убил, мой король. Я убил Франсуа.       На губах советника вновь запузырилась кровь. Маглуар вытер рот платком, прикрыл глаза. Сжал похолодевшую руку короля.       — Он был жесток ко мне, но я бы не посмел причинить ему вред. Клянусь, не посмел бы. Я терпел, и терпел, и терпел… А потом он захотел… Он не был таким как вы, мой господин. Он не спрашивал, чего хочу я. И я понял, что это никогда не прекратится. И решил, что имею право этому помешать. — Советник открыл глаза, посмотрел на короля с вызовом и болью. — Я отправился в самый грязный, самый гадкий бордель Парижа. Нашел самых грязных, отвратительных и больных продажных женщин и мужчин. И провел с ними два дня. А потом была среда. Очередная проклятая среда. Я просил дофина остановиться — всегда просил. Но он сделал свой выбор. Ему стало плохо позже, уже в Лионе, во время игры в мяч, вы знаете. Через несколько дней все было кончено. Конечно, никто не догадался — откуда бы. В то время по борделям Парижа гуляла гнусная инфекция, убивающая именно так. Зрела в теле пару недель, а потом вспыхивала и сжигала, быстро и беспощадно.       Советник вновь прикрыл глаза, чувствуя на висках влажные дорожки слез.       — Удивительно, но я сам не заболел. Я был готов к смерти, ждал ее, как избавления… Богом клянусь, господин, я не рассчитывал жить. Впрочем… Такое бывало даже с тифом или чумой. Люди заражали других хворью, которая щадила их самих. Именно поэтому я не мог быть с вами, мой король. Кто знает, какой яд, какая дрянь все еще живет в моей крови, и что бы я мог вам передать. Да и потом… Я рожден от насилия. В моей жизни было двое любовников: принц и целый бордель. Первый брал меня силой, со вторым я сам совершил насилие над собой. Грязь тела и искалеченная душа, вызывающая лишь отвращение. О, это явно не то, что я хотел бы принести в дар к ногам моего короля.       — Посмотри на меня, Маглуар, — тихо позвал Анри. Советник заставил себя открыть глаза. Король взирал на него с печалью, теплом и тоской. Никакого отвращения в его взгляде не было и в помине. — Я люблю твою душу, Маглуар. И тело бы тоже любил и берег. Я понимаю, почему ты не открылся мне раньше — понимаю и принимаю твое решение. Но я в тебе вижу — и всегда видел — только свет.       — Вы простите меня? — прошептал советник, силясь держать глаза открытыми. Их ясную небесную голубизну уже явно подернула дымка смерти, чью печать король безошибочно узнавал и на сером, теряющем последние краски лице.       — Мне нечего прощать тебе, Маглуар. Но если для тебя это важно — да. Я прощаю тебя и отпускаю тебе грехи. Спи с миром.       Король прикоснулся губами к холодному высокому лбу, и советник, вздохнув, устало опустил веки. Теперь он мог был покоен. Он сделал все, что был должен, чтобы исполнить свою миссию на грешной земле, а заодно и стереть все следы о самом своем существовании со страниц истории. Пусть эту историю вершат короли и королевы, а такие как он — бастарды и пророки — лишь меняли русло реки времени, оставаясь у самого ее края.       Тонкие пальцы, обхватившие руку короля, вздрогнули в последний раз и замерли навсегда. Анри осторожно потянул рукоять кинжала, вынимая лезвие…       * через девять лет после описанных событий, при праздновании свадьбы дочери и заключения Като-Камбрезийского мира Анри II устроил рыцарский турнир, где был убит во время поединка с графом Монтгомери; подобный конец предсказывали заранее, в том числе — Нострадамус.       ** графа Себастьяно Монтекукколи, комиссара Карлоса V, короля Испании, обвинили в смерти дофина и публично четвертовали в Лионе.