Azor Ahai

      Небо этим днем было удивительным. Серсея никогда такого не видела. От бескрайних высот до дна стен Королевской Гавани оно краснело, как кровь. Облака, впитав его красноту, опускали черную тень на город, заслоняя солнце так, словно наступила глубокая ночь. Раскаты грома прокатывались по артериям перистых, подначивая местных пророков создавать беспорядки на улицах, уверяя каждого голодного бедняка, что кровь на небе принадлежит Ланнистерам, а гром － драконий рев, предвещающий освободительницу и законную королеву. Серсея велела отрезать язык каждому, кто так говорил. Теперь на огромной шее Горы висело ожерелье из покрытых кровью языков, болтающихся при малейшем его движении.       Эурон пропустил сквозь пальцы короткую прядь ее чуть отросших волос. Золото отлило багрой от небесного света перед ней. Другой рукой Грейджой водил ладонью по ее обнаженному телу, изредка припадая губами к белому плечу.       － Ужасно несправедливо то, что сделал с тобой этот город, － сказал он. － Надеюсь, сегодня пойдет дождь из крови и зальет им глаза, － он чуть ущипнул ее под грудью, － носы и уши.       Серсея вспомнила твердый камень под ее босыми ногами, летящую в нее грязь, плевки толпы, и этот бесчувственный твердый голос: "Стыд!" Каждую ночь она просыпалась и слышала колокольный звон в ушах, подбегала к окну, ища источник звука, но город молчал, а колокол бил ее по ушам, терзая ослабший разум.       － Они заслуживают худшего, － сказала она.       Эурон коснулся губами ее уха:       － Небо всегда дает знаки, － шептал его хриплый голос. － Кометы, затмения... Кровь горяча, словно огонь, и небо красно, как кровь. － Чем тише становился голос, тем сильнее билось сердце в груди Серсеи. － Небо просит огня, кровавой мести. За трон, за семью, за тебя... － Эурон заправил самую длинную прядь за ухо. － Ты ведь делала это прежде? Кровь Тиреллов наполнила небеса. Так сделай их еще ярче, ты любишь красный.       Серсея ощутила, как колокол, звенящий в ее голове, треснул. Слабая красная тень падала на лицо Эурона, пряча синеву его губ, подсвечивая безумные хитрые глаза, и Ланнистер наклонилась к нему, чувствуя покалывание в кончиках пальцев от вкуса вечерней тени на его языке. Чем более страстно она целовала его, тем больше разрасталась трещина на колоколе, расходясь в разные стороны и глуша истошный звон, съедающий ее привычное состояние души.