Azor Ahai

      Призрак беспокойно следил за мигающими звездами. Здесь, внизу, мороз сковывал легкие, свет факелов колебался из стороны в сторону от ветра, приносящего белые хлопья. Было тревожно.       Но подними голову — покой укутает тебя в свой бархатный плед. Звезды медленно двинутся к тебе, сверкая так близко, и тело поплывет по черноте, глаза сами собой сомкнутся, и сон примет страх в свои объятия, съедая его целиком, словно и не было ни тревоги, ни боязни. Только это бесконечное тихое небо.       У Джона закружилась голова. Он опустил ее и взглянул на лютоволка у своих ног: тот смотрел на него своими кровавыми глазами. Бран как-то говорил, что после смерти душа Джона должна уйти в волка. Джон улыбнулся: кажется, Призраку это не очень нравилось.       Ветер задул факел Мелисандры. Она бесстрастно взглянула на деревяшку в своей руке. Через пару секунд огонь вновь вспыхнул на ее конце. Это словно стало сигналом для Кинвары — она вышла вперед, воткнув свой факел в землю, завершая круг, очерчивающий голую землю, на которой снег давно растаял от жара огня. "Конечно, ему нужна сцена для зрелища", — с ненавистью подумала Дейенерис.       Владыка Света, давший ей драконов, ее детей, стал для нее ничем более, как жестокой рукой смерти. Что это за милосердный и всемогущий бог, который отнимает жизни у новорожденных и невинных? Почему должна она что-то ему, забирающему все, что она имеет? Дейенерис смотрела на Красных жриц, самоотверженно служащих своему богу, и не могла понять, зачем они это делают. Для чего эти женщины позволяют себе раболепствовать перед кем-то, кто, возможно, даже не существует?       Но он существовал, и Дени знала это, но вся ее желчь выливалась на странную религию света. Сир Берик умирал десятки раз, и вот он стоит, живой. Джона пронзили шесть мечей, и он воскрес. Драконы были мертвы сотни лет, люди умирали в огне, и сейчас Дейенерис была здесь, дважды покупавшая жизнь у Владыки Света. Три огня, три дракона, три смерти. Три Таргариена завоевали Вестерос, и у отца Дейенерис было три ребенка. И в семье Джона их было трое. Дени ненавидела это число.       — Āeksios Ōño, aōhos ōñoso īlōn jehikās! — Воскликнула Кинвара, обращаясь к небу. — Āeksios Ōño, īlōn mīsās! Kesrio syt bantis zōbrie issa se ossȳngnoti lēdys!*       Алое одеяние жрицы развевалось на ветру. Когда она вознесла руки к небу, зеленые глаза ее загорелись огнем:       — Dāria Zaldrīzoti verdlios perzomy siglitaks! Daenerys Jelmāzmo, Dorzalty, Mīrīno Dāria, Andalot se Rhoinaro se Ēlio Valot Dāria, Hen Parmenko Embāzma Khalēsi, Belmo Pryjatys se Muña Zaldrīzoti**, — она повернулась к Дейенерис и жестом подозвала ее к себе. — Молитесь со мной, — шепнула она.       Дейнерис захотелось заплакать, но вместо рыданий из ее рта вылетели слова:       — Āeksios aōhos oñoso īlōn jehikās kesrio syt bantis zōbrie issa se ossȳngnoti lēdys.       — Āeksios aōhos oñoso īlōn jehikās kesrio syt bantis zōbrie issa se ossȳngnoti lēdys, — вторила жрица, и вместе с ней молилась Мелисандра.       Бесцветный голос Дейенерис выделялся на фоне этого дуэта, рьяно кричащего валирийские слова в бездонную темень неба, как будто пытаясь докричаться до Него. В невыразимом экстазе Кинвара дотронулась до Дейенерис.       — Спасительница! — воскликнула она. — Воин Р'глора, несущий свет! Меч твой ждет тебя перед тобой! Возьми его, пламенем и кровью!       Дейенерис подняла мученический взгляд на Джона. Он молча отвернулся и шагнул в сторону Старков. Дойдя до кресла Брана, он опустился перед ним на колени.       — Спасибо, — сказал Джон, — за твои уроки.       — Ты ужасный ученик, брат, — Бран сделал акцент на последнем слове, и Сноу невольно покосился на сестер.       Джон снял с плеча плащ и протянул его Сансе:       — Оставь его. Слишком хорошая работа, чтобы сгорать дотла.       — Ладно, — тускло ответила Санса, прижимая к себе тяжелый мех. На большее у нее просто не было сил. Сейчас Джон был так похож на покойного отца, что страшные воспоминания сковали ее язык.       Когда Джон оказался около Арьи, она, как показалось ему, со злостью глянула на него.       — Это мой выбор, Арья. Ты обязана принять его.       Арья согласно кивнула.       — У меня будет просьба... держи Иглу при себе. Всегда.       Арья опять кивнула и расплакалась. В детстве она так мало плакала, считая, что выше этого, а сейчас рыдала перед своим кумиром, не стесняясь этого. В последний раз Джон взъерошил ее волосы.       Без плаща было холодно. Джон ступил по сугробу к кольцу факелов, внутри которого уже осел тонкий ковер снега. Он остановился перед Дейенерис, и вся его уверенность в своем решении пропала. Он еще не поднял головы от земли, но уже видел перед собой эти глаза, эту боль и эти слезы, и сердце его сжалось.       Руками Джон обхватил ее лицо, притягивая ближе к себе так, чтобы слышала только она:       — Хотел бы я взять твою ношу на себя.       — Хотела бы я быть на твоем месте, — ответила Дейенерис.       — Нет. Ты должна закончить эту войну, сесть на трон и дать Вестеросу то, чего здесь никогда не было. Мир.       Ее мокрое лицо стало совсем близко, холодные маленькие руки дрожали на его шее.       — Я не хочу этого без тебя.       Дейенерис стало жарко, словно пожар разгорался внутри. Не хотелось отдавать его, ни за что и никогда, и собственная эгоистичность не смущала ее сейчас. Ее единственная семья, ее муж, ее кровь...       Губы у Дейенерис были соленые, и Джон не мог понять от чьих слез. Было хорошо — целовать ее, прижимать к себе, чувствовать ее язык в своем рту — и плохо одновременно: все было в последний раз. Джон отстранился и отошел на два шага назад, ближе к огненному кольцу.       "Я знаю", — хотела ответить Дени, но Кинвара запела:       — Hen sȳndrorro, ōños. Hen ñuqīr, perzys. Hen morghot, glaeson. ***       Джон перешагнул факелы и встал в центр круга лицом к Дейенерис. Бешено колотилось сердце.       — Ваша Светлость, — призвала Мелисандра Дейенерис, но та молчала.       Дрогон за ее спиной оскалил пасть. Похоже, он был недоволен тем, что ему придется сжечь кровного себе. В темноте виднелась только гигантская голова, тело было укрыто пеленой ночи. На фоне своего дитя, Дени казалась совсем крошечной, как ребенок, а сейчас, с этой печалью на лице, она была и вовсе потерянной тринадцатилетней девочкой.       — Вы должны сказать это, — Кинвара нервно оглянулась на Дейенерис.       Слово застряло в горле. На секунду она и вовсе забыла как звучит команда. Руки тряслись, фигуры перед ней плыли от влаги в глазах. Сморгнув слезы, она сжала руки в кулак так, что ногти больно врезались в ладонь.       — Дракарис.       Огонь поглотил короля Севера.